Петр Кропоткин и его первая книга

Петр Алексеевич Кропоткин

Речи бунтовщика

«Речи бунтовщика»: URSS; Москва; 2010

ISBN 978-5-397-01257-7

Аннотация

Вниманию читателя предлагается одна из первых основных работ выдающегося отечественного философа, историка и общественного деятеля, теоретика анархизма П. А. Кропоткина. Написанная в 1885 году за границей, она была впервые опубликована на русском языке в 1906 году. Автор не только вскрывает язвы буржуазного общества и обосновывает неизбежность грядущей революции, но и исследует пути, ведущие к подлинному равенству людей, намечает свой идеал будущего общества.

Книга адресована философам, историкам, политологам, а также всем, кто интересуется наследием русской общественной мысли и кому небезразлично будущее нашего Отечества.

П.А. Кропоткин

Речи Бунтовщика

Петр Кропоткин и его первая книга

Петра Алексеевича Кропоткина по праву можно считать одним из наиболее выдающихся классиков анархистской мысли. Он не сражался на баррикадах во время революций, как Михаил Бакунин, не был руководителем повстанческих анархистских армий, как Нестор Махно и Буэнавентура Дуррути. Петр Алексеевич был выдающимся теоретиком, одним из создателей концепции анархо-коммунизма. Его идеи с конца XIX в. и по сей день оказывают влияние на массовые социальные движения, борющиеся за социальную справедливость и свободу личности. Учеником Кропоткина считал себя Нестор Махно, руководитель Революционной повстанческой армии Украины (противостоявшей в 1917—1921 гг. белым, красным, украинским националистам), пытавшийся осуществить анархистский социальный эксперимент на Украине. Идеи Кропоткина далеко не безуспешно пытались воплотить на практике и испанские анархисты в 1936—1939 гг., противостоявшие в годы гражданской войны в блоке с различными левыми силами диктатуре Ф. Франко. Разработанная Кропоткиным концепция анархо-коммунизма до наших дней является основополагающей для анархистского движения во всем мире. Впрочем, влияние идей Петра Алексеевича не ограничивается анархистским движением. Ученый-энциклопедист, он оказал серьезное влияние на развитие естественных и общественных наук. Как географ он известен участием в многочисленных экспедициях в Сибири, Маньчжурии, на Дальнем Востоке в 1860—1870-е гг. В области геологии Петр Алексеевич является одним из создателей ледниковой теории. В области биологии и социологии он известен в качестве автора концепции ”биосоциологического закона”, гласящего, что внутривидовая взаимопомощь (”инстинкт общительности”) является одним из наиболее важных факторов эволюции животного мира. Идеи Кропоткина во многом пересекаются с принципами современных экологических движений. Петр Алексеевич был одним из первых социальных мыслителей, доказывавших, что корни социального поведения, альтруистической этики человека, гармоничной жизни следует искать в природе, разрыв же с ней неизбежно ведет к деградации и гибели человечества. Столь же интересны и экономические идеи Кропоткина, обосновывавшего необходимость преодоление стихии рыночной экономики, но при этом, вслед за М. А. Бакуниным, предупреждавшего об опасности установление господства бюрократии. Системе государственного социализма, популярной в конце XIX начале XX вв., Петр Алексеевич Кропоткин противопоставлял идею самоуправление трудящихся на производстве и демократического планирования, основанного на заказах потребителей. Развиты в его трудах и идеи преодоления индустриального централизованного производства, перехода к экономике сетей. В качестве альтернативы этой системе он предлагает переход к экономике сетей, малым и гибким технологиям, интеграции интеллектуального и физического труда, соединение производства с потреблением, индустрии с сельским хозяйством. В конце XX — начале XXI вв. эти идеи, во многом, востребованы современными ”левыми” и нашли своих продолжателей в лице теоретиков экосоциализма А. Горца и М. Букчина.

Оскар Уайльд считал жизнь Кропоткина ”совершенной жизнью”, а Бернард Шоу назвал его ”одним из святых столетия”. И действительно, его жизнь раскрывает в нем личность, исключительную по своим нравственным качествам. Кропоткин родился в 1842 г. в семье генерал-майора. Представитель знатного княжеского рода, ведущего происхождение из династии Рюриковичей, получивший прекрасное образование, добившийся в молодые годы больших успехов в географических исследованиях, он отказался от блестящей военной и научной карьеры и посвятил себя революционному движению. В выборе своего жизненного пути он, как и многие революционеры-народники, руководствовался этическими принципами. Ведущую роль здесь сыграло осознание долга перед крестьянством, за счет труда которого столетиями жило российское дворянство и представители других привилегированных слоев общества. И это не был выбор юнца, увлекшегося громкими радикальными идеями и интеллектуальными изысками. Служивший офицером в Сибири и там лично расследовавший дела о злоупотреблении властью, работавший над проектами реформ, Кропоткин на практике пришел к выводу о необходимости коренного изменение существующей политической и экономической системы. С 1872 г. в Швейцарии он примыкает к анархистскому движению и вступает в I Интернационал. Затем — становится одним из руководителей народнической анархистской организации ”чайковцев”, ведет пропаганду среди рабочих.

Кропоткин неоднократно подвергался преследованиям со стороны правительства. В 1874-1876 гг. он был в заключении в Петропавловской крепости, в 1883—1886 гг. находился во французских тюрьмах. С лета 1876 г., совершив побег из тюремного госпиталя в Санкт-Петербурге, Кропоткин скрылся за границу. В эмиграции он участвовал в деятельности анархистского и социалистического движение Швейцарии, Франции, Англии, оказывал серьезную помощь российским анархистам. Здесь были написаны главные книги его жизни, среди которых: ”Хлеб и воля”, ”Современная наука и анархия”, ”Взаимопомощь как ведущий фактор эволюции”, ”Великая французская революция”, мемуары ”Записки революционера”, исследование ”В русских и французских тюрьмах” и др.

Лишь Февральская революция 1917 г. дала возможность Кропоткину вернуться на родину. Считая ошибочным поддерживать революцию в условиях Первой мировой войны, временно отойдя от политики, он все же остался анархистом. Так, заявив, что считает ”ремесло чистильщика сапог более честным и полезным ”, он отверг предложение председателя Временного правительства А. Ф. Керенского, который был готов назначить Петра Алексеевича на любой министерский пост. Кропоткин поддержал Октябрьскую революцию 1917 г., категорически протестуя против вооруженного вмешательства стран Запада в ход Гражданской войны в России. При этом он осуждал и диктатуру большевистской партии, подавление свободы слова, политику ”красного террора”. Кропоткин неоднократно хлопотал перед В. И. Лениным об освобождении арестованных анархистов, общественных деятелей, представителей интеллигенции. Весной 1918 г. с семьей он переехал в город Дмитров. Здесь, несмотря на слабое здоровье и голод, продолжал работать над главным трудом своей жизни, ”Этикой”. В феврале 1918 г. Петр Алексеевич Кропоткин скончался и был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

”Речи бунтовщика” — это большой теоретический труд Кропоткина, в котором он впервые сформулировал в целостном виде свою концепцию анархического коммунизма. В нее вошли статьи, написанные Петром Алексеевичем в 1879—1882 гг. для анархистской газеты ”Бунтовщик” (”Le Révolté”), которая и дала название книге. ”Речи бунтовщика” впервые вышли в 1885 г., в годы пребывание Петра Алексеевича во французской тюрьме.

На страницах этой книги читатель найдет немало интересных мыслей, актуальных и в наши дни. Чего стоит хотя бы данная в главе ”Представительная демократия” критика парламентаризма, некомпетентности депутатов, предвыборных махинаций, манипуляций сознанием избирателя со стороны политиков. Безусловно, заслуживают внимания мысли Кропоткина о необходимости развития в различных странах, регионах производства, ориентированного на потребности местного населения, а не только на конъюнктуру рынка. Очень актуальная для современной России и других стран мира проблема преодоление ориентации на добычу и продажу ресурсов уже в то время была осознана Кропоткиным. Кстати, в ряде своих работ он предрекал и грядущий экономический подъем стран Юго-Восточной Азии, и даже интенсивное экономическое развитие Китая, постепенно превращающегося в производителя потребительских товаров для всего мира. ”Что же будет , — писал он в 1905 г., — когда и китайцы начнут подражать японцам и также начнут наводнять всемирный рынок своими ситцами, шелками, железом и машинами ”[1].И отвечал на этот вопрос: ”Судя по тому, что мне пришлось видеть в этой стране, я убежден, что раз китайцы начнут работать на европейских машинах — а они уже начали, — то они будут производить с большим успехом и в большем масштабе, чем японцы. ...Китай никогда не будет серьезным потребителем Европы, так как может производить сам гораздо дешевле. Когда китайцы возымеют потребность в товарах европейского образца, они начнут вырабатывать их сами. Беда будет Европе, если она все еще будет рассчитывать на иностранных потребителей в то время, когда в Китай проникнет паровая машина ”[2]

Весьма актуальны и предлагаемые на страницах книги идеи организации общественного самоуправление коммун, объединений жителей городов. Их задача — освободить граждан от всевластия бюрократии, весьма часто злоупотребляющей своим общественным положением. В наше время мы наблюдаем подобные тенденции в современных социальных движениях. Их участники в 1960—2000-х гг. весьма часто выстраивали структуру своей организации на основе полновластных общих собраний граждан и подконтрольных им советов делегатов. Наиболее яркими примерами здесь можно считать массовые антикапиталистические движение в иракском Курдистане (1991), Албании (1997), алжирском регионе Кабилия (2001—2002), Аргентине (2001—2002), рабочие и студенческие движение во Франции против реформы образование (весна 1995 г.) и контракта ”первого найма” (январь—апрель 2006 г.).

”Свобода — не именинный подарок. Ее нужно взять, даром она никому не дается ”, — такова центральная мысль учение Кропоткина. И достаточно своевременной можно считать эту мысль для сегодняшних дней. Современный человек в условиях нарастание социально-экономических, экологических, геополитических проблем сталкивается с необходимостью не только защиты своих прав и интересов, но и поиска социальной альтернативы. Книга П. А. Кропоткина дает полноценный материал для таких поисков.

Кандидат исторических наук Д. И. Рублёв

Современное положение.

Несомненно, мы идем большими шагами к революции. Разразившись в одной стране, она, как в 1848 году, перейдет в соседние и, охватив весь мир, переродит современное общество и даст ему новые источники жизни.

Для подтверждения этой мысли незачем ссылаться на свидетельства знаменитого немецкого историка Гервинуса[3]или известного итальянского философа Феррари[4], которые после основательного изучение современной истории убедились в неизбежности великой революции в конце этого века. Стоит только присмотреться к картине, развернувшейся перед нами за последние двадцать лет, приглядеться к тому, что происходит сейчас вокруг нас.

Мы видим, что два господствующих явления ярко выступают на сером фоне окружающего: пробуждение народа наряду с полным нравственным, умственным и экономическим крахом правящих классов и предсмертные судороги, немощные усилия имущих классов, стремящихся помешать этому пробуждению…

Да, пробуждение народа!

В удушливой, угнетающей атмосфере заводов и фабрик, в грязных харчевнях, под крышей чердаков, в подземных сырых галереях рудников зарождается сейчас новый мир. В этой темной массе, которую буржуазия одинаково презирает и боится, но из недр которой черпают свое вдохновение великие реформаторы, — сегодня ставятся один за другим основные вопросы социальной экономии и политической организации; они горячо обсуждаются и получают новые решения, подсказанные чувством справедливости. Беспощадно врезываются эти новые люди в язвы современного общества. Зарождаются уже новые мысли, новые стремления, набрасываются новые концепции.

Высказываются самые различные мнения, самые разнообразные взгляды, но среди всеобщего хаоса все резче и резче выделяются две основных мысли: уничтожение частной собственности, коммунизм с одной стороны, и уничтожение государства, свободная коммуна, интернациональный союз трудящегося народа с другой. Два пути, ведущие к одной цели: равенству. Но это не лицемерная формула равенства, начертанная буржуазией на её знаменах, записанная в её кодексах и имеющая одну цель — порабощение производителя.

Это настоящее равенство: земля, капитал и труд для всех.

Напрасно правящие классы стараются подавить эти стремления пробуждающегося народа, напрасно сажают по тюрьмам, уничтожают все, написанное против них. Новые идеи все глубже и глубже проникают в сознание и овладевают сердцами, как мечты о свободной и богатой земле на Востоке овладевали некогда сердцами рабов, идущих в ряды крестоносцев. Мысль может дремать, но недолго, и если ей не дают выхода, препятствуют её свободному творчеству, она зарывается, правда, на время, но с тем, чтоб снова пробиться на поверхность еще живее и с большей стремительностью. Взгляните на пробуждение социализма во Франции, на это второе пробуждение в течение пятнадцати лет.

Волна, было павшая, подымается с новою силою. И как только первая попытка практического применения новых идей будет сделана, они предстанут во всей своей простоте, во всей привлекательности. Одна удавшаяся попытка — и сознание своей силы вдохновит народ на героический подвиг.

Момент настал. Все способствовало его приближению: нищета, голод и, главным образом, безработица, вырывающая мыслящего человека из тесного круга его мастерской и бросающая на улицу, где он сразу познает пороки и бессилие правящих классов.

А в это время что делают они, эти правящие классы?

Тогда как естественные науки развиваются с неимоверной быстротой и бесконечными открытиями напоминают прошлое столетие перед великой революцией; тогда как ежедневно человеку открываются новые горизонты в его борьбе с враждебными силами природы, — буржуазная социальная наука нема: она пережевывает свои старые теории.

Но, может быть, эти правящие классы прогрессируют в практической жизни?

О, нет! Они неистово перетряхивают лохмотья своих старых знамен, защищают эгоистичный индивидуализм, конкуренцию человека с человеком, нации с нацией, всемогущество централизующего государства.

Они переходят от протекционизма к свободе торговли и от свободы торговли к протекционизму, от реакции к либерализму и от либерализма к реакции, от атеизма к ханжеству и от ханжества к атеизму. Всегда запуганные, со взглядом, обращенным в прошедшее, они совершенно лишены способности создать что-либо более или менее прочное.

Вся их деятельность есть полное противоречие всем их обещаниям. Они обещали нам, эти правящие классы, обеспечить свободу труда — и отдали нас в кабалу фабрике и хозяину. Они взялись за организацию промышленности, сулили нам благосостояние — и дали бесконечные кризисы и нищету. Обещали просветить нас — и лишили возможности получать образование; обещали политическую свободу — и волокли от реакции к реакции; обещали мир — и привели к войне, к войнам без конца!

Вот все, что они сделали для нас.

Народ устал; он изнемогает, он спрашивает себя, до чего довело его управление вечно издевающейся над ним буржуазии.

Ответом ему служит современное экономическое положение Европы.

Кризис стал бедствием хроническим. Кризис хлопчатобумажный, кризис металлургический, все кризисы разражаются сразу, чередуются непрерывно.

Миллионами исчисляется сейчас количество рабочих, оставшихся без работы; десятки тысяч ходят из города в город, прося подаяние или требуя с угрозами работы или хлеба. Как в 1787 году крестьяне бродили по дорогам Франции, не находя в этой плодородной стране клочка земли для обработки, так теперь рабочие остаются с пустыми руками, не находя материалов и орудий, необходимых для производства и захваченных горстью бездельников. Богатые промысла внезапно гибнут; большие города, как Шеффильд, становятся безлюдными. Нищета в Англии, где „экономисты” так старательно применяли свои принципы, нищета в Эльзасе; голод в Италии, голод в Испании; безработица повсюду, а с безработицей нужда, вернее нищета: посинелые дети, женщины, состарившиеся к концу зимы на пять лет, болезни, косящие целые ряды рабочих. Вот до чего довел нас их режим.

И они нам говорят о перепроизводстве! Перепроизводство? Когда рудокоп, собирающий груды каменного угля, не имеет топлива в самую суровую зиму? Когда ткач, вырабатывающий километры материи, принужден отказывать в рубашке своим оборванным детям? Когда каменщик, воздвигающий дворцы, живет в конуре, а мастерице, изготовляющей роскошные наряды дам, нечем покрыться в стужу?

Это ли они называют организацией промышленности? Это, вернее, тайный союз капиталистов для порабощения рабочих.

Капитал, этот продукт труда человеческого, не должен быть употреблен, говорят они, на земледелие и промышленность, как на предприятия слишком рискованные.

Но где он находит себе более выгодное помещение? Куда направляется он по выходе из несгораемых шкафов? Куда? Он идет на омеблировку гаремов султанов, на ведение войн, на поддержку русских против турок и в то же время турок против русских. Употребляется он на учреждение акционерных обществ, основанных не для производства чего бы то ни было, а имеющих целью через какие-нибудь два-три года кончить грандиозным крахом, конечно, после того, как тузы-основатели удалились, унося с собою миллионы — плата за инициативу.

Пойдет он также на постройку никому ненужных железных дорог в Сен-Готарде, в Японии или даже в Сахаре — лишь бы Ротшильды, инженер и подрядчик нажили на этом предприятии по несколько миллионов.

Но, главным образом, капитал идет на ажиотаж: на игру на бирже. Капиталист будет спекулировать на искусственном повышении цен на хлеб и на хлопок; он будет спекулировать на политике, на повышении государственных бумаг, вследствие ложно пущенного слуха о различных реформах или дипломатических переговорах; и, большею частью, агенты самого государства будут наживаться на этих спекуляциях. Ажиотаж, убивающий промышленность, вот настоящее положение, вот что они называют разумным ведением дел. Вот для чего мы должны, как они говорят, содержать их!

Экономический хаос достиг своего апогея.

Но скоро ему настанет конец!

Народ устал от бесконечных кризисов, вызываемых алчностью и хищностью правящих классов. Он хочет жить, работая, а не влачить бесконечные годы бедствия и нищеты, принимая унизительные подачки и имея впереди каких-нибудь два-три года, более или менее обеспеченного, изнурительного труда, всегда нищенски оплачиваемого.

Рабочий убедился в несостоятельности правящих классов; он знает, что эти дряхлые старики не способны понять его стремлений к новой жизни, не способны в то же время сами организовать промышленность, производство и обмен. Народ в скором будущем произнесет приговор над буржуазией и лишит ее прав. Он сам возьмется за свои дела, как только наступит благоприятный момент. Момент этот не заставит себя долго ждать. Его приближению способствуют как бедствия, подрывающие промышленность, так и полное разложение государств, разложение, происходящее на наших глазах с головокружительной быстротой.

Разложение государств.

Если экономическое положение Европы может быть формулировано словами: промышленный и коммерческий хаос и несостоятельность капиталистического производства, — то политическое состояние должно быть охарактеризовано так: быстрое разложение и близкий крах всех государств.

Действительно, все они, от жандармского самодержавия России до буржуазной олигархии Швейцарии, большими шагами идут к разложению и, следовательно, к революции.

Дряхлые старики с морщинами на челе, с дрожащей поступью, изъеденные конституционными болезнями, неспособные приобщиться к новым потокам жизни, они бесцельно растрачивают жалкий остаток своих сил на взаимную вражду, на защиту отживших предрассудков, и этим ускоряют свою гибель.

Неизлечимая болезнь — болезнь старости и разложение — гложет их.

Достигнув в XVIII веке кульминационного пункта своего развития, старые государства Европы вступили теперь в фазу упадка. Государство — организация, в которой всеми членами и всеми делами управляют несколько человек, отжило свой век. Человечество вырабатывает уже новые формы общественной жизни. Народ стремится к разрушению власти, препятствующей его свободному развитию. Он хочет автономии провинций, коммун, рабочих союзов, основанных на взаимном добровольном соглашении, а не на предписанных властью законах.

Вот та историческая фаза, в которую мы уже вступили.

Если бы правящие классы могли только понять современное положение общества, они, конечно, поспешили бы стать впереди всех новых стремлений. Но, прожившие всю жизнь по старым традициям, не зная иного культа, кроме культа золотого мешка, они всеми силами противятся наплыву новых идей и этим самым неизбежно ведут нас к бурному потрясению. Народ предъявит свои требование под гром пушек, под треск картечи, при зареве пожаров.

Когда после падения средневековых учреждений, народились в Европе новые государства, они должны были заведовать лишь небольшим кругом общественных дел. Теперь же государство вмешивается положительно во все проявление нашей жизни. От колыбели до могилы мы все время в его тисках. Будь то центральное государство, автономные провинции или кантоны, общинное государство, оно преследует нас повсюду, налагает на нас свои цепи, предписывает нам свои законы.

Оно создает целые груды этих законов и предписаний, разобраться в которых не может самый искусный адвокат. Оно каждый день прилаживает что-нибудь новое к старой машине и создает сооружение настолько сложное, дикое и нелепое, что им начинают возмущаться сами его заправители. Оно содержит целую армию чиновников, пауков-взяточников, смотрящих на мир сквозь грязные стекла своих канцелярий, теряющих здравый смысл среди бесконечной путаницы канцелярских бумаг.

Это — шайка, имеющая одну религию — религию медного гроша, одну заботу — скорее примкнуть к той партии, будь она черная, лиловая или белая, которая гарантирует максимум оклада при минимуме работы.

Результаты — нам слишком хорошо известны.

Есть ли хоть одна отрасль государственной деятельности, которою бы не возмущались все, имеющие к ней прикосновение, хоть одна отрасль, в которой государство, после многих веков существование и работы, не показало бы полной своей несостоятельности?

Громадных, все растущих сумм, взимаемых с народа государством, не хватает на удовлетворение его нужд. Оно всегда живет на счет будущих поколений.

Государственные долги Европы достигли сейчас неимоверной цифры больше ста миллиардов, — ста тысяч миллионов франков. Если бы доходы всех государств были употреблены на погашение этого долга, на это не хватило бы и пятнадцати лет. Между тем, государства с каждым днем увеличивают свои расходы; каждая партия, стоящая у власти, создает новые должности для своих клиентов — это неизбежно.

Так обстоит дело во время мира. Когда же наступает война, государственные долги и дефициты возрастают неимоверно. И этому нет конца; нет выхода из этого лабиринта. Государства на всех парах идут к разорению, к банкротству, и не далек тот день, когда обнищавший народ откажется платить ежегодно банкирам четыре миллиарда процентов, объявит полный крах государств и пошлет этих самых банкиров пахать землю, если им хочется жить.

С существованием государства неразрывно связана необходимость войны. Государство должно быть сильным, сильнее соседей, иначе оно будет игрушкой в их руках. Оно должно способствовать разорению других государств, чтобы подчинить их своим законам, ввести свои торговые договоры и разбогатеть на их счет. Борьба за преобладание, основа буржуазной экономической организации, является в то же время основой и политической организации. Вот почему война стала естественным состоянием Европы. Войны прусско-датская, прусско-австрийская, франко-прусская, война на Востоке, в Афганистане — непрерывно следуют одна за другой. Предвидятся еще новые войны: Россия, Англия, Пруссия, Дания готовы сейчас направить друг на друга свои войска. Причин для войны есть еще лет на тридцать.

А война влечет за собою безработицу, кризисы, увеличение налогов, наращение долгов. Кроме того, война — нравственный удар для государства. После каждой войны народ убеждается в несостоятельности государства даже в его прямом назначении: оно едва защищает свою территорию; даже победителем оно терпит большой урон. Вспомните только брожение, вызванное войной 1871 года как во Франции, так и в Германии; вспомните недовольство, возникшее в России по поводу войны на Востоке.

Войны и вооружение ведут государства к гибели; они ускоряют их нравственный и экономический крах. Еще одна, две больших войны, и конец этим развинченным машинам.

Наряду с внешней войной — война внутренняя.

Признанное народом на условии — быть защитником слабых против сильных, государство стало теперь оплотом богатых против эксплуатируемых, хозяев против рабочих.

К чему она, эта огромная машина, именуемая государством? Препятствует ли она эксплуатации рабочего капиталистом, крестьянина помещиком? Обеспечивает ли нам свободу труда? Защищает ли нас от ростовщиков? Дает ли хлеба женщине, когда она водою старается утолить голод ребенка, плачущего у её истощенной груди?

Нет, тысячу раз нет! Государство покровительствует эксплуатации, спекуляции, частной собственности — этому продукту грабежа. Пролетарию же нечего ждать от государства; оно всеми силами стремится помешать его эмансипации.

Все — для паразита-хозяина; все — против работника-пролетария: буржуазное воспитание, развращающее ребенка, внушая ему предрассудки против равенства; церковь, затуманивающая рассудок женщины; законы, препятствующие обмену мыслей о равенстве и солидарности; деньги для развращения и подкупа апостолов пролетариата; наконец, тюрьма и каторга в избытке для тех, кого нельзя подкупить. Вот что такое „государство”...

Может ли это идти так дальше?

Конечно, нет. Целый класс общества, самый многочисленный и единственный производящий, не может вечно поддерживать организацию, направленную всецело против него. Везде, — как под деспотическим игом России, так и под лицемерным правлением гамбетистов, — недовольный народ восстает. История наших дней — это история борьбы привилегированных правителей с угнетенным народом, требующим уравнение прав. Эта борьба составляет главную заботу правителей и всецело руководит их действиями. Не определенные принципы, не заботы о благе народа кладут они в основу новых законов и распоряжений, а исключительно стремление сохранить свои привилегии.

Эта борьба, одна, могла бы разрушить самую прочную политическую организацию. Когда же она происходит в государствах, идущих к упадку в силу исторической необходимости, когда эти государства ускоряют сами свою гибель, разрушая друг друга, когда они становятся ненавистными даже тем, кому они покровительствуют, — в исходе борьбы не может быть сомнения. Народ найдет силы, чтобы освободиться от своих притеснителей. Гибель государств близка и неизбежна. Самый спокойный философ не может не видеть зарева грандиозной революции.

Необходимость революции.

Есть эпохи в жизни человечества, когда чувствуется необходимость грандиозного потрясения, катаклизма, который пробудил бы общество от его вековой спячки. В эти эпохи каждый живой, мыслящий человек начинает сознавать, что так жить дальше нельзя, что должны наступить события, которые прервут нить истории, выкинут человечество из колеи, в которой оно погрязло, и поведут его по новым путям, к чему-то неизвестному, в поисках за идеалом. Чувствуется необходимость грандиозной, неудержимой революции, которая разрушит экономический режим, основанный на эксплуатации, спекуляции и обмане, и политическую организацию, построенную на господстве небольшой кучки, достигшей власти хитростью и интригами.

Эта революция обновит общество в его умственной и нравственной жизни и вдохнет в его мелочную, повседневную, развратную жизнь новую струю самоотверженных порывов и благородных стремлений.

В такие эпохи, когда самодовольная посредственность убивает мысль и преследует всякого, не преклоняющегося перед авторитетами, когда убогая нравственность и скудная добродетель людей золотой середины становится законом, когда везде царит низость и пошлость — революция становится необходимостью.

Лучшие люди всех слоев общества призывают бурю, чтобы она своим огненным дыханием очистила мир от чумы, заразившей его, уничтожила ржавчину, поедающую нас, увлекла в своем бурном порыве жалкие остатки прошлого, лишающие нас воздуха и света, и принесла всему человечеству новый поток молодости, честности и благородства.

В такие эпохи забывают о насущном хлебе, и люди, уставшие от неподвижности и тупости окружающего, задыхающиеся в смрадном болоте жизни, всеми силами стремятся к свету, к прогрессу, к обновленной, полной мысли и силы, жизни. История в своем прошлом дает нам яркий пример подобной эпохи: падение Римской империи. Человечество переживает сейчас такую же фазу глубокого перерождения.

Если революция неизбежна при современном экономическом и политическом строе, то она является прямо-таки необходимостью для полной переоценки всех наших нравственных устоев.

Ни одна форма общежития невозможна без нравственных связей и известных обязательств, налагаемых членами общества друг на друга и переходящих постепенно в привычку. Во всех организациях встречаем мы эти нравственные связи, эти социальные привычки. Особенно развиты они у первобытных народов, этих живых памятников того, чем было человечество на заре его жизни.

Но неравномерное распределение богатств, неравные условия, эксплуатация человека человеком, господство нескольких избранных над массами, подточили и разрушили с течением времени эти основы первобытной жизни народов. Промышленность, основанная на эксплуатации, торговля, держащаяся обманом, господство привилегированных, именующих себя „правительством”, не могут существовать рядом с принципами всеобщего равенства и единения, признаваемыми еще племенами, отброшенными на задворки так называемых цивилизованных государств. Какая может быть речь о солидарности между капиталистом и эксплуатируемым им рабочим? между командующим армией и солдатом? правителем и подвластным ему подданным?

Первобытная мораль, основанная на отождествлении каждого индивидуума со всеми ему подобными, уступила место лицемерной морали религии, которая старается софизмами оправдать эксплуатацию и рабство и для виду порицает лишь самые дикие и жестокие проявление господствующей власти. Религия освободила человека от его нравственных обязанностей по отношению к ближним и взамен этого внушила ему поклонение невидимой абстракции — Высшему Существу, расположение которого можно купить, хорошо заплатив его так называемым служителям.

Однако, отношения, установившиеся в наше время между отдельными личностями, группами, нациями, континентами, налагают на человечество новые нравственные обязательства. По мере того, как исчезают религиозные верования, человек начинает сознавать необходимость некоторых обязанностей по отношению к тем, с кем ему приходится входить в сношения. Он понял, что его личное счастье всецело зависит от счастья всего человечества. Отрицательные принципы религиозной морали: „Не воруй, не убий”, уступают место более жизненным положительным принципам человеческой морали. Повеление Бога, которого можно всегда ослушаться, умилостивив его предварительно приношениями, заменяются теперь требованиями равенства и солидарности, гласящими: „Если ты хочешь быть счастливым, делай всем и каждому только то, что ты хотел бы, чтоб тебе делали”. И этот простой положительный принцип, не имеющий ничего общего с предписаниями религии, открывает сразу человечеству обширное поприще для самоусовершенствования.

Необходимость изменить наши взаимные отношения, соответственно этому принципу, заставляет себя чувствовать с каждым днем все сильнее. Но ничто не может быть и не будет достигнуто в этом направлении, пока эксплуатация, господство, лицемерие и софизмы останутся основами нашей социальной организации.

Тысячи примеров могут быть приведены в подтверждение этого. Но мы здесь ограничимся лишь одним, — самым ужасным, — примером наших детей. Что делаем мы из них в современном обществе?

Уважение к детству, любовь к ребенку — лучшие качества, выработанные человечеством на всем его тяжелом пути от первобытного состояния к современному. Сколько раз приходилось видеть самого закоренелого преступника обезоруженным улыбкой ребенка! В наше время это уважение исчезает; ребенок стал у нас рабочим скотом или же, в лучшем случае, игрушкой для удовлетворения страстей.

Мы видели недавно, как буржуазия истребляет наших детей, заставляя их работать на заводах и фабриках[5]. Там их убивают физически. Развращенное же до мозга костей общество убивает их и нравственно.

Оно свело образование к бессмысленному заучиванию, которое, конечно, не может дать пищи возвышенным стремлениям и жажде идеала, проявляющимся в известном возрасте у большей части наших детей. Оно, напротив, всеми силами старается забить всякую талантливую, независимую и гордую натуру. Дети, более или менее сознательные, начинают ненавидеть школу, озлобляются и на всю жизнь замыкаются в себя или с отчаянием бросаются искать какого бы то ни было выхода своим страстям и стремлениям. Они жадно накидываются на романы, стараясь найти в них поэзию, которой не дала им жизнь; они зарываются в эту грязную, рыночную литературу, сфабрикованную для буржуазии по пятаку за строчку и, начитавшись, подобно молодому Леметру, вонзают нож в горло какому-нибудь ребенку, чтобы стать знаменитым преступником. Другие со страстью предаются гнусным порокам, и только те дети, у которых нет ни порывов, ни страстей, ни стремлений к независимости и самостоятельности, благополучно достигают конца. Они снабдят общество достаточным контингентом хороших буржуа, с их скудной нравственностью и убогой добродетелью. Это люди, которые, конечно, не станут таскать платков из карманов проходящих, но тем не менее будут со спокойной совестью, „честно” обворовывать своих клиентов. Они не предадутся сильной, безрассудной страсти, но будут исподтишка бегать к своим любовницам, чтоб развлечься и отдохнуть от однообразия семейного очага. Они всецело втянутся в засасывающее болото пошлости и будут вопить, как только кто-нибудь захочет дотронуться до плесени, покрывающей их.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: