Глава 24. В знак особого расположения

Какое-то странное движение, все ускоряющееся и сопровождающееся невнятным бормотанием, а иногда громкими вскриками, катилось по узким улочкам Выборга. Торговцы на рыночной площади, оглядываясь, сворачивали свои лотки и палатки, между ними носились местные оборванцы, внося в общую сумятицу нотку задорной хаотической траектории. Огромная стая ворон медленно поднялась над площадью и, натужно ввиваясь крыльями в предгрозовой воздух, выбрала направление к окрестным лесам.

«Что-то уж больно быстро, — подумал я, выходя из неприметного домика на окраине. — Неужто один из стрелецких отрядов неосторожно подобрался так близко, что его обнаружили, и теперь эти милые создания — местные оборванцы — пользуются всеобщей нарастающей неразберихой для того, чтобы срезать пару-другую увесистых кошельков?» (было воскресенье, и торговля шла весьма успешно).

Я ухватил за белые вихры одного из мальчишек и задал вопрос со всей строгостью, на которую был способен:

— Сколько их, они далеко?

Парень пару раз хлопнул глазами и незаметно потянулся к моей сумке, попутно отвлекая внимание другой рукой, которой он активно жестикулировал.

— Ваша светлость, сейчас тут такое будет, такое! — он даже зажмурился от предвкушения. — Через главные ворота только что въехали русские клоуны, skomorochi, у них настоящий медведь, и сейчас здесь будет представление в честь помолвки принцессы Хелены!

Оставив безуспешные попытки вскрыть мою сумку, он вырвался и побежал дальше.

По всем прикидкам, у меня оставалось не более десяти часов — штурм будет сегодня вечером, как стемнеет. Не отпускать ее из поля зрения ни на минуту! Хотя я уже, наверное, знаю — у меня крепло предчувствие смерти. Лучшее, что я мог сделать — превратить это завораживающее действие лишения меня жизни во что-то более полезное для общего дела.

Остаток дня я провел в трактире Магды, пытаясь поставить голову на место посредством ее фирменной вересковой настойки. Ничего другого, чем ждать посыльного от Принцессы, мне не оставалось. В большом обеденном зале практически никого не было — все, кто мог ходить, подтянулись на площадь. Оттуда долетали одобрительные крики и звуки каких-то дуделок, хрипелок, вертушек и бубенцов, коими скоморохи развлекали доверчивых жителей достославного Выборга. Думаю, что и люди долговязого капитана стражи, чье имя я так и не удосужился узнать, практически все были там же. Тупые ублюдки. Боже, король Густав явно уделял так много внимания внешней политике на западе и внутренним интригам, что здесь, на границе с Московским царством, держать вменяемых вояк ему казалось излишним.

Огромный бурый медведь, весело отплясывающий под эту музыкальную вакханалию, окончательно деморализовал всю компанию. И да, конечно же, русские благодетели привезли с собой с десяток бочек медовухи, чем несказанно увлекли все праздное население.

Наконец, посыльный пришел. От парня пахло цирком и горячей медовухой, тупая радостная ухмылка не сходила с его шведской рожи. Я выхватил у него запечатанное королевской печатью, свернутое трубочкой приглашение на церемонию и пинком отправил его восвояси. Если весь двор к вечеру будет находиться в таком приподнятом настроении, мне придется туго.

Натужно и противно зазвенел передатчик. Я включил канал с каким-то облегчением.

— Как я рад видеть вас, господин Верховный руководитель, — издевательски промурлыкал в микрофон. — Что это вы меня так балуете свои вниманием?

— Заткнись и слушай. Некогда мне тут с тобой политесы разводить, обидчивый ты наш. Я смог уговорить его старшего сына Эрика, явившись ему во сне. Один Господь ведает, во что разовьется потом эта беседа. Сдается мне, что в шизофрению. Прямо сейчас он с отрядом в двести душ скачет в Выборг. Скачет быстро, меняя лошадей по пути и не останавливаясь. Мне пришлось красочно показать, как именно его двоюродная сестра Хелена, чье существование несправедливо скрывалось папашей от всех до последнего времени, покинет этот бренный мир. Поскольку он никогда ее ранее не видел, пребывая большую часть времени в военных маневрах и строевой подготовке, то она была явлена ему как образец чистой красоты. Эрик так воспылал утром от внезапно охватившей его страсти, что я реально боюсь за его психическое здоровье, а ему же еще королем быть! Господи!

Последний возглас шефа немного вывел меня из равновесия. Оказывается, это относилось не ко мне, а к увиденному в мониторы слежения.

— Что-то интересное, Экселенц?

— Эрик слез с лошади и собирает цветочки для Принцессы, — шеф давился словами, срываясь на клёкот. — Ладно, он может успеть, в принципе. Думаю, лучшее место для всей вашей компании — внутренность башни. Там всего один вход, и даже вполне укрепленный. Отсидеться внутри — лучший выбор. От тронного зала Замка до башни бегом всего минуты четыре. Все, некогда мне с тобой разговаривать, надо этого придурка сажать на кобылу обратно.

Шеф отключился скоропостижно. Я встал со стула и подошел к окну. На освещенной закатным солнцем улице не было ни души. Все, пора. За чередой событий мне было как-то некогда подумать о том, что шеф лично руководит процессом, вмешивается в операцию и вышел со мной на прямую связь уже дважды за четыре дня, чего ранее с ним никогда не случалось. «Хороший Сценарий, мощный, думаю, что чертовски длинный, и сам Экселенц его курирует. Не к добру это, не к добру…»

Принарядившись подобающе, я миновал Магду, проводившую меня грустным взглядом, и широким шагом двинулся в сторону Замка. За те пятнадцать минут, что я шел по городу, мне попался всего один стражник и местная жрица любви необъятных размеров. Я их не интересовал абсолютно.

Отлично. Ну что ж, раскинем колоду. Думаю, задача предотвратить собственно захват города отпала сама собой после того, как я получил отчет со спутника слежения. Мало-мальски серьезных военных сил там не было. То, что раньше воспринималось, как рыскающие отряды, куда-то испарилось. И вместо них в город, совершенно открыто, под одобряющие возгласы местных жителей, въехал цирк. То, что советский цирк — лучший в мире, миру предстояло узнать чуть позже. Но теперь я понял, что предпосылки к такому всеобщему обожанию были заложены значительно раньше.

План неприятеля теперь вырисовывался совершенно ясно: целью был не захват и разграбление Выборга с последующим веселым пожаром, а всего-навсего Принцесса. Пока, во всяком случае, прямой политической необходимости я не видел. Но ведь будет же Северная война за выход к морю. Шведы планируют отчаянно упираться. Возможно, породнение с сильнейшей монархией Северной Европы сможет как-то облегчить русичам задачу. Правда, оставалась одна загадка: как могли люди (?), планирующие такую операцию, знать, что будет почти через сто лет?

Остальные дочери высочайшего монарха были либо замужем, либо в младенчестве обещаны в соответствии с политическими предпочтениями короля, а задачи он себе ставил амбициозные. Хелену же Густав любил как-то по-особенному, с детства баловал и давал ей полную свободу. Наверное, хотел не повторить судьбу короля Лира. Она не участвовала в жизни двора. В сущности, о ней практически все забыли. И лишь необходимость выстраивать отношения со своими восточными соседями заставила короля Густава, скрепя сердце, назначить смотр женихов.

Правда, была одна странность. Незадолго до принятия эпохального решения король уединился со слугой в охотничьем домике. Само по себе это не вызвало бы подозрений, но! На следующее утро преданнейший слуга Короля, Карл, появился в кафедральном соборе Стокгольма, Sankt Nikolai kyrka, в одном нижнем белье и с дымящейся трубкой в зубах. Ничего членораздельного добиться от Карла было невозможно, он рефреном повторял только одно слово — «упплеава», что совершенно не имело никакого смысла. Отправив бедного слугу в соответствующее заведение, о нем вскоре позабыли. Лишь по прошествии нескольких столетий любой житель Швеции, Финляндии или Аландских островов скажет, что это слово имеет только одно значение —телевизор. Кого именно в нем увидел король Густав Ваза, мы так никогда и не узнаем.

Здесь-то и крылся коварный замысел Густава, нашептанный ему Мессиром в этот самый «упплеава». Предполагалось, что один единственный раунд выиграет красавец Милослав, сын новгородского князя. Свободолюбивый и предприимчивый Новгород был Московии как кость в горле. Формально он был под властью Ивана Грозного, его дед и прадед постарались и загубили средневековую демократию на корню. Но, как говорится, были нюансы. Ко времени царствования Ивана Грозного городом снова овладел дух независимости. Новгород, этот славянский Феникс, возродился, вновь пришёл в себя. Разбогател. В основном за счёт бойкой торговли со скандинавами, шведами и датчанами. Поездки в Швецию новгородских купцов стали привычным делом. Скандинавы и англичане имели в Новгороде свои торговые представительства. Отсюда, через Новгород, ехали в Москву послы Дании и Швеции, гонцы от магистров Пруссии и Ливонского ордена. В итоге такие тесные торговые связи не могли не перерасти в желание политического сближения. Отличный планировался ход: Густав получает протекторат над Новгородом, и, возможно, в дальнейшем — над Псковом, потому как Хелена прекрасна, знает русский и вполне способна держать в узде слабого Милослава. А коварные, но не умеющие торговать московиты останутся на своих равнинах. Их амбиции традиционно разрушит очередной хан Великой Орды.

Однако Грозный был не лыком шит. Под пытками гибли новгородцы один за другим, пока Иван не узнал все о планах Густава — отсюда и стрельцы, рассредоточенные в окрестных лесах. Но что-то пошло не так, и партизанская война с молниеносным блицкригом неустрашимого стрелецкого войска не прошла. И в дело пошел план «Б». Отсюда скоморохи, дудки, трещотки и медведь в кокошнике. В миле за городскими стенами их ждали лошади — оставалось только умыкнуть Хелену, урожденную Эстрельскую, сорвать желание Новгорода вести самостоятельную политику и заодно держать Густава его любимой дочуркой на коротком поводке. Глядишь, и Северной войны бы не было никогда.

Когда я все это рассказывал Коту по пути в Замок, зверь послушно сидел у меня на шее и внимательно слушал, попутно чавкая кусочками колбасы, которую я скармливал ему в особо сложных исторических пассажах. Около Замка он покинул свое место, грациозно спрыгнув на мостовую, посмотрел мне в глаза, мяукнул и с достоинством удалился. Думаю, он будет ждать нас с Хеленой в башне, по крайне мере я ему так сказал. Когда все кончится, надо будет спросить у Экселенца кое-что, уж больно Кот был умен, не по годам…

Меня без звука впустили в Замок, лишь взглянув на свиток приглашения. Скользнув за драпировку, я, в три погибели, по пыльным потайным лестницам и переходам слишком медленно пробирался к покоям Принцессы. Наконец, открыв долгожданную дверь, я ввалился прямо в залу, где стоял дым коромыслом: шуршали многочисленные юбки, сплетались и расплетались длинные пряди волос, в них искусно вплетались неимоверной красоты цветочные композиции — и над этой вакханалией красоты парило облако ядреных ароматов совершенно неимоверной концентрации.

Учинив своим появлением изрядный переполох в рядах женского населения, я наконец смог разогнуться. Увидеть ее прямо сейчас стало для меня блаженством, наградой за долгие скитания в одиночестве. Моя служба Экселенцу не предполагала наличия собственного мнения касательно организации личной жизни. Таковая в принципе отсутствовала — в обмен на чертовски интересную, полную приключений жизнь порученца Экселенца и доступ ко всем тайнам Метрополии, кои население Земли в сильно усеченном виде с разной степенью талантливости трансформировало в те или иные религиозные течения.

Забыв обо всем, я бесстыдно пожирал глазами это светлое радостное облако в подобающем платье с кружевами, кринолинами, завязочками, крайне неудобном для передвижения по потайным лестницам. Лучше бы, чтобы Принцесса была в обычных для нее высоких ботфортах и расшитом серебром итальянском камзоле. Однако более неподходящий наряд для сватовства было трудно себе представить. Впрочем, юную Принцессу все это абсолютно не трогало.

— Вы принесли мне, что обещали?

— Да, ваша светлость.

Я протянул ларец, в котором на бархатном черном основании лежал выбранный ею камень — приличных размеров изумруд, уже вставленный местным выборгским умельцем (сам я, увы, должными навыками не обладал) в оправу золотого кулона, гордости ювелирного дома фон Болена. В кулоне не без труда можно было узнать мою золотую цепь, перелицованную тем же мастером. Малый оказался покладистым, и мне всего-то пришлось отдать ему за работу седло, предусмотрительно снятое с Адели. Вещь так ему понравилась, что вполне покрыла стоимость превращения цепи ювелирной гильдии Стокгольма в изящную оправу для темно-зеленого камня, должного украсить несравненную Хелену сегодня вечером.

— Отлично! — она обернулась к свите и махнула рукой. — Оставьте нас. Живо!

Когда все покинули залу, освещенную огромной люстрой, не менее чем в сто свечей, она быстро преодолела разделяющие нас несколько метров и невинным тоном с серьезным выражением лица тихонько прошептала:

— Давайте целоваться, Вольдемар. Может быть, нам удастся повторить это еще не скоро. А сейчас очень хочется, очень…

— У нас… мало времени…

Я с мясом отдирал себя от нее, за уши оттаскивая свою раскрытую душу от этого океана радостного безумства. Новое ощущение совершеннейшего внутреннего спокойствия, приходившее на расстоянии менее метра от Ее Высочества, терять не хотелось. Ну и черт с ним… пять минут ничего не решат (я наивно полагал, что могу контролировать с ней течение времени).

— Я знаю, где мы укроемся, пока не подоспеет подмога. Ваш брат Эрик движется сюда, и уже совсем скоро соотношение сил будет в нашу пользу.

— Зная Эрика, мы можем там умереть с голоду, если нас все-таки раньше не убьют. Он же глупый романтик, он должен появиться исключительно на белой лошади, сам в пурпурном плаще и сверкающих доспехах. Кто-нибудь еще собирается нас спасать?

— Вам мало меня, Принцесса?

— Вас мне вполне достаточно. У меня серьезное предчувствие, что это наша не последняя встреча, Вольдемар. Но исход сегодняшнего вечера — как в тумане. Я не вижу, что будет с нами. Совсем не хотела бы умереть сегодня…

Где-то внизу грянули гусли. Потом послышался топот множества ног, звон бубенцов скоморохов и короткие команды церемониймейстера. Судя по всему, мы и находились в том зале, где должны были проходить смотрины. Только сейчас я увидел задрапированный черной материей трон, как раз перед потайной дверью, откуда я вылез полчаса назад.

— Принцесса, я прошу вас с этого момента быть очень внимательной. Я не смогу приблизиться к вам слишком близко, но буду все время держаться в поле зрения. Вы должны быть готовы, как только я подам сигнал — уроню кошелек с монетами, сразу же бежать в дверь за троном по потайному ходу, не останавливаясь. Необходимо спуститься на два пролета вниз и выйти через главный вход во двор. Но прежде, чем вы это сделаете, вы дождетесь меня. Упаси вас Боже выйти во двор Замка одной! Сколько пажей в вашей свите?

— Пять мальчишек, не старше пятнадцати. А что, люди доблестного капитана уже в расчет не принимаются?

— Нет, они настолько увлечены поглощением дармовой русской медовухи, что скорее начнут стрелять по своим. Сам же капитан будет защищать только вашего отца, но, слава Богу, на него никто нападать не собирается. Тот отряд, который сопровождал вас сюда, развеян по крепостной стене — в самом Выборге гарнизона как такового нет, никто на него нападать не собирался… до сегодняшнего дня. Московитов же много, они хорошо организованы и имеют строго определенную цель — схватить вас и увезти как можно дальше отсюда в сторону границы. Ничто другое их не интересует. Это стрельцы, отличные бойцы царя Ивана. Отличаются крайней жестокостью. Но если вы будете меня слушаться, все пройдет как надо, я уверен.

Я говорил с видимым напором, то ли убеждая себя самого в подконтрольности операции, то ли пытаясь вселить веру в Хелену. Она кивала мне, не отпуская руку и перебирая пальцами кружева моего парадного камзола. У меня оставалось секунд десять до того, как откроются центральные двери, и вся процессия хлынет в этот пока еще пустой зал. Слышно было, как тихо потрескивают свечи под потолком и капли воска ударяются о выщербленный каменный пол. Я в последний раз поцеловал Принцессу, сделал над собой усилие, оторвав ее от себя, и метнулся в угол, чтобы тотчас же смешаться с входящей толпой. Хелена уже сидела на высоком стуле с резной спинкой подле трона короля и во все тридцать два зуба улыбалась гостям.

Во мне крепла уверенность, что с таким самообладанием, как у нее, все получится, и я присел на свободное место во втором ряду как можно ближе к трону.

Глава 25. На миру и смерть

В зале творилась обычная неразбериха: короля не было, и придворные метались вокруг, стремясь занять место поближе к трону. Компания скоморохов с натуженно радостными лицами устроилась в углу и усердно увеличивала суматоху, выделывая невероятные па под звон бубенчиков. Драйву действу добавлял гусляр, который один издавал звуки такой громкости, что массивная люстра на потолке звенела серебром, и узкие, утопленные в стены зала витражные окна заметно вибрировали. На Хелену никто не обращал внимания.

Наконец было объявлено, что Его Королевское Величество, король Швеции Густав Ваза, почтил присутствующих своим вниманием. Тотчас же в зал торжественно вплыла королевская фигура, впереди которой, как паруса флагманского фрегата «Ингерманландия», развевалась огромная борода. Остановившись в дверях, Густав внимательно обвел глазами всю разношерстную компанию и в молчании проследовал к трону. Прежде чем сесть, он задержался и звонко чмокнул дочурку в лоб с видимым удовольствием. Действие началось.

Первые претенденты на руку и сердце Принцессы прошли быстро: два польских князя и один, неведомо откуда здесь взявшийся английский лорд со странной фамилией Черчилль. Последний был настолько важным, что без зазрения совести прошел прямо к Густаву, облобызал его и пытался сделать то же самое с Хеленой, но его вовремя остановили. Как я и предполагал, капитан стражи Антонио Бонавентура, чье имя я все-таки запомнил, контролировал только Его Королевское Величество. За безопасностью Принцессы же следили только пажи, которые бросились на лорда Черчилля с таким рвением, что после этого я был просто убежден в том, что они все поголовно и безнадежно влюблены в Хелену. Бедные мальчики…

После этих клоунов пошла тяжелая артиллерия. Вначале слуги внесли дары, которые с трудом уместились в нескольких увесистых сундуках. Поставив их перед королем, они молча открыли тяжелые, окованные серебряными полосами крышки, и по лицам придворных я понял — этот жених им понравится.

Вошел Милослав, сын новгородского князя. Аристократическая бледность подчеркивалась ярким, пурпурного цвета платьем и белыми сапогами, к которым не прилипло ни комка грязи. Медленно, словно в трансе, он остановился между сундуками и, встав на одно колено, жестом показал, что приносит в дар Принцессе и её отцу все то лучшее, что собрали для него новгородские купцы. Выглядело это излишне пафосно, но по лицу Густава я понял, что решение принято. Для порядка он повернулся к Хелене, дабы выспросить ее согласия, что, впрочем, было излишней формальностью. Но не успел.

Странная возня около входа заставила его повернуться. С грохотом распахнулись створки, и в зал вступил коренастый мужчина с круглым красным лицом. За ним виднелись двое служителей, которые ввели в зал огромного медведя, ранее развлекавшего горожан на рыночной площади. Тотчас же веселые московские музыканты побросали трещотки-бубенцы и, сгруппировавшись вокруг этой живописной композиции, стали продвигаться к королю и Принцессе.

— Я князь Воевода Ярославский. Пришел свататься к несравненной принцессе Хелене, урожденной Эстрельской.

Голос Воеводы был груб. Презрительная интонация, с которой он цедил притворно вежливые слова, не давала никаких шансов на продолжение веселья. Огромный медведь за его спиной придавал этой кучке средневековых террористов вид устрашающий и потенциально кровавый. Густав остался сидеть на своем месте, даже не поменяв позы. Лишь капитан Бонавентура незаметно придвинулся к королю, чуть передвинув перевязь шпаги.

— Воевода, я отдаю ее за Милослава. Принцесса дала мне свое согласие.

— Ваше Высочество, я склоняю голову перед вашей волей. Но можно мне самому спросить Принцессу?

Наглость подобного предложения была столь очевидна, что в зале наступила кристальная тишина. И тут случилось непредвиденное: медведь, чуя торжественность момента, а скорее, по причине обжорства конфетами от щедрот местных выборгских ребятишек, медленно присел. Далее произошло то, что в приличном обществе стараются обходить стороной. Михаил Потапович хрюкнул и сотворил огромную кучу с сопутствующим букетом таких сильных ароматов, что вызвал у собравшихся действительно благоговейный трепет, граничащий с поклонением.

Момент был безнадежно испорчен. У Воеводы вытянулось и побелело лицо, он начал медленно поворачиваться назад, занося руку с кривой татарской саблей, которую стрельцы предпочитали в ближнем бою. Я понял: мишке пришла хана. Из устрашающей трагедии ситуация мгновенно превратилась в фарс.

Вытянув из сумки гранату со слезоточивым газом, я незаметно, через спину, быстрым движением кинул ее в сторону незваных пришельцев. Потом вторую — для страховки. Серый едкий дым сделал задачу передвижения непростой, но не для того, у кого есть спецсредства. Они у меня были, и я, с загубником во рту и линзами в глазах, прыжками, перепрыгивая через повалившихся и кашляющих дворян, слуг, медведя и стрельцов, бросился к трону. Воевода успел по касательной резануть мне ногу, но я упорно продвигался к Принцессе. Дым вот-вот застелет ей глаза. Я схватил ее, сдернул со стула и мимо ошалевшего Густава, не поменявшего позы, побежал к потайному ходу.

— Весело? — спросил я ее и поцеловал в губы.

— А папа?

— Я видел только что Бонавентуру, он выведет его через боковой вход.

Не давая ей опомниться, я поволок постоянно оглядывающуюся Хелену к черной лестнице. Открыть дверь, быстро! Нет, что-то заело. Пся крев! Защелка была заперта изнутри…

Сзади в дыму все шло своим чередом. Мычание и возгласы удивления — это еще ничего. Хуже, что я вычленил из этой какофонии четкие звуки трещотки — кто-то натягивал на арбалете тетиву. Через пару секунд слева от меня прожужжала стрела, воткнувшись в спинку стула. Заодно, правда, черное древко в конце пути чуть задержалось и продырявило насквозь шею первого кандидата в мужья по имени Милослав.

Ладно, ребята не лыком шиты, дело знают. Теперь возьмутся за нас. Я в пятый раз ударил сапогом по потайной двери и сломал-таки одну доску. Выбить защелку теперь плевое дело.

Скатившись по трем пролетам узкой и жутко темной лестницы, мы не переломали ноги только чудом. Запах духов Принцессы волнами накатывал на меня, и я чуть притормаживал на поворотах, принимая на руки силами центробежных сил тело, стремившееся впечататься на поворотах в камень стен. Наконец мы ввалились в нижние покои, далее со свистом влетели в двери на выход.

Уже темнело, и тучи набежали на солнечный диск, катящийся за часовую башню. Прохлада от залива после смрадного воздуха королевских покоев заставила меня на полсекунды остановиться. «Ты дышишь прерывисто и очень сексуально, будто не от бега. Белое платье в глубокой тени от крепостных стен приобретает синеватый оттенок». Оглянувшись, я увидел Кота, который спокойно вылизывался и не обращал на нас ни малейшего внимания. Ну и отлично, хоть кто-то сейчас спокоен.

Тишину нарушал такой обыденный визгливый звук стрелы и удар кованого наконечника о камень внутреннего дворика Замка. Я поднял голову и увидел, что арбалетчик угрожающе высунулся из бойницы наверху и прикидывал, сколько мне еще осталось прожить. А нам с Хеленой надо преодолеть еще шагов двадцать по брусчатке двора и два пролета ступеней по лестнице в башню. «Чертов Эрик, я тебя теперь люблю как родного, появись быстрей, будь ласка!»

Бежать, конечно, было легко, слишком. Но я не в кружевном платье и туфельках — и Принцесса упала, запутавшись в бесчисленных кринолинах. Я притормозил, пытаясь помочь ей встать. Бац! В мою голень воткнулась стрела. Повозившись вместе, встали. Боль адская. Не верьте рассказам, будто при стрессе этот ад притупляется, враки все.

Наконец мы оказались на ногах и побежали уже ко второму пролету лестницы, к самому входу в башню. Тут-то мне стало совсем нехорошо — арбалетчик целился мне в спину, но попал в вену на бедре, где меня до этого уже сумел достать нож Воеводы. У меня оставалось не больше получаса. Тут и перетягивать не надо, все бессмысленно.

Как быстро все закончилось, я даже не успел повеселиться на балу, не пощупал местных выборгских красавиц, не напился вдоволь вина из погребов Замка. Жутко обидно.

Последний рывок. Мы, тяжело дыша, как стадо французских быков, вбежали в двери башни, и я с каким-то странным удовольствием с грохотом задвинул засов. Теперь, когда две последние стрелы зря ударили в дубовые доски башенного входа, я со стоном повалился на пол. Хелена сквозь дыхание, похожее по звучанию на меха кузнеца, кричала мне в ухо, вызывая меня из беспамятства:

— Ты со мной?! Рано умирать, — добавила она устало, осматриваясь по сторонам со смесью азарта и обреченности.

— С тобой, сейчас только вколю себе обезболивающее… Будь так добра, дай мне пакет из сумки.

— У тебя крови много… Совсем забыла тебе сказать, я…

— Дай мне сумку, достань оттуда такую белую штуковину… Умница. Теперь мы с тобой сделаем так: ты пойдешь впереди по лестнице прямо наверх. Я буду сзади. Ни в коем случае не жди меня, не пытайся мне помочь или остановиться.

Она вдруг села на пол и совершенно по-детски заплакала.

— Мы что, так и умрем здесь? Я же люблю тебя. Я это сразу там еще поняла, когда ты камни принес. У тебя был такой взгляд, такой… — она разревелась, как обиженный ребенок, у которого отобрали куклу.

Мы сидели под дверями башни, в которую колотили уже, наверное, с десяток стрельцов. С пажами Ее Высочества они разделались — мы слышали только их предсмертные крики и глухой звук, когда они падали на гранитные ступени лестницы.

Ничего другого не существовало, рядом с нами коптил факел, далеко наверху в стропилах башни пел ветер и перебирали крыльями местные выборгские вороны. А мы сидели здесь и смотрели друг на друга. Мне оставалось жить не более двадцати минут, кровь медленной струей вытекала из ноги и черной лужицей стояла на холодном каменном полу. Холодало, хотелось спать. Я понял, что должен увидеть этот город с самого верха, и встал на ноги.

— Иди вперед, не останавливайся, только вверх. Не оглядывайся. Встретимся на смотровой площадке. Там вид красивый… очень. И ничего не бойся, я тебя вытащу.

Последние слова я сказал максимально уверенно, чтобы даже сомнений не возникло. Боже, почему я должен все время врать?!

Она молча повернулась и пошла прочь. Я дал ей пройти пол пролёта и тоже двинулся вверх. Внизу все стихло. За двери я был спокоен: не далее, как вчера я внимательно их осмотрел — без выстрела мортирой прямой наводкой здесь нечего было делать. А её еще надо найти. Конечно же, они найдут способ, как проникнуть внутрь, — в этом я даже не сомневался. Но на это понадобится время, может, минут десять, а может, больше. На романтичного Эрика я особо не надеялся, но чем черт не шутит, когда Бог спит. А он не спал, я это знал точно.

Первые три этажа мы прошли достаточно бодро. Балки внутри составляли причудливую конструкцию, кое-где напрочь отсутствовал пол, и я два раза практически ловил мою Принцессу, рискующую пробить головой каменный пол башни.

Держаться мне было все тяжелее, я оставлял замечательный кровавый след, но это меня не заботило. Главное — добраться наверх. Масс-передатчик работал только в состоянии свободного падения. Его крайне малый размер не оставлял надежды уместить внутри еще и источник питания, поэтому лучшим способом уже много лет был признан прыжок длиной не менее четырех секунд. Одно плохо — в это время в Европе такие высокие сооружения можно было пересчитать по пальцам одной руки.

Наконец, последний пролет. Впереди уже гулял ветер в проеме, выходящем на смотровую площадку. Тут-то и я из последних сил похвалил себя за предусмотрительность — зазвенело стекло одного из трех окон башни, и тут же я услышал ругательства на русском — что-то насчет моей матушки, совершенно невразумительное.

Однако, они нашли веревки и абордажные крюки. Нет, все-таки хороших специалистов послал к нам царь Иван, я бы сказал, отличных! Жаль, правда, я еще никого не убил. Спасибо тебе, Создатель, что напоследок дал мне такую возможность. Я развернулся вниз, предварительно крикнув Принцессе:

— Беги быстрее! Я догоню.

Что она мне ответила, я уже не слышал. У меня оставалось минуты три, чтобы очистить пролет от стрельцов, вылезавших из окна. Наконец, мне пригодилась шпага, которой я, как быка на арене, ударил сверху вниз первого. «Лишь бы у них не было пистолетов, — краем мысли подумал я и тотчас забыл об этом, потому как пришлось увернуться сразу от двух здоровенных детин, с короткими, ужасно юркими турецкими клинками. — К черту принципы невмешательства», — с гибельным задором подумал я и, отступив назад и вверх, рванул у них перед носом светошумовую гранату. Линзы у меня в глазах мгновенно сработали на затемнение и дали мне секунду на то, чтобы спокойно перерезать им глотки — очень хотелось, чтобы они не смогли раненные доползти до верхней площадки башни и помешать полету Ее Высочества. Четвертого я просто выпинал ногами из проема окна, и он благополучно шлепнулся с неприятным чавкающим звуком на брусчатку двора.

Все, теперь моя душенька довольна — план по трупам недругов я на сегодня выполнил. Наверх! Остались самые сложные два пролета, ступенек пятьдесят, не меньше. Кровь уже не вытекала, я просто не чувствовал ног. Главное теперь не смотреть вниз и не думать. На рефлексах спинного мозга я взбирался, ступенька за ступенькой.

Леденящий бриз с Выборгского залива врывался в проем на самом верху. Там горел факел, я шел на его свет, как на маяк, сузив восприятие до уровня точки. Плохо вы меня знаете, ребята, если думаете, что не дойду…

Хелена ждала меня наверху, вжавшись в пологие стены купола. Счет шел уже на секунды, хотя какое там — я по всем прикидкам должен быть мертв уже минут пять. Приятно осознавать, что можешь выбить из твари с косой еще немного, вопреки ее стараниям. В любом случае времени у меня не было совсем, и я сразу приступил к делу.

— Дай мне, пожалуйста, камень, — сказал я совершенно спокойным голосом.

Она послушно протянула мне маленький мешочек для драгоценностей, кроме передатчика там ничего не было. Мне вдруг так стало ее жалко, ведь она совсем девочка. Несмотря на браваду, она ничего, совсем ничего не знала про эту жизнь.

Внизу метались факелы, ржали лошади, и я краем уха услышал знакомый «мяуррррррррр» Кота с явными победными нотками. Зверь короткими прыжками с холки на холку наступающих псевдоциркачей создавал хаотическое броуновское движение, каждый раз вцепляясь когтями на всю длину в шею и приводя москвичей в полный ужаса экстаз. Я был за него спокоен.

Мне нужно было активировать устройство, надавив эльфийской заколкой моего плаща на одну из граней. Изумруд стал тихонько вибрировать и нагреваться. Все, теперь можно осуществлять перенос — передатчик сам сгенерировал сигнал на Базу, сейчас они откроют портал. Главное — чтобы Экселенц успел ее поймать. Мощность переноса была критической, поэтому, скорее всего, точность наведения плясала сейчас на главном мониторе Базы в кабинете Верховного, как лазерная указка в руках полупьяного подростка.

— Хелена, Леночка, — я перешел на русский инстинктивно, но ведь он был ей понятен. — Я очень сильно тебя люблю, я даже не знал, что я могу вот так, на задании… Я говорю это потому, что прямо сейчас, здесь, я умру. Но прежде, прежде я хочу тебе… сказать… — губы слушались меня все хуже. — Ты будешь жить. Очень важно, чтобы ты жила. Ничего не бойся, сейчас у тебя будет несколько странных минут. Что бы ты ни увидела, не пугайся. Я обязательно — слышишь, обязательно! — приду за тобой, я тебе это обещаю!

Наверное, я говорил это очень тихо, хотя считал, что ору во всю глотку. Она прижалась ухом к моему лицу, чтобы это расслышать, и я одной рукой обнял ее, чтобы не упасть.

Нам нужно было уже прыгать. Резко оттолкнувшись от площадки, я одной рукой изо всех сил дернул ее в сторону и вниз. Принцесса страшно, нечеловечески закричала. Как раненная птица, ее крик пронесся над городом, уносясь в сторону надвигающегося шторма со страшной грозой, которую будут помнить в Выборге еще долго, пересказывая на все лады историю об улетевшей в такую непогоду на небеса принцессе Хелене.

«Господи, Экселенц, я прошу тебя, я тебя просто умоляю — не промахнись!»

Глава 26. Секреты, секреты…

Бар, как обычно, был пуст. То есть совершенно, но этим его необычность не ограничивалась. Помимо массивной стойки, грязных полов и вентилятора сверху, интерьер украшали двое. Сложив крылья на соседний стул и прислонившись боком к черной, как смоль, покрытой несколькими слоями краски барной стойке, Анри смаковал третий бокал темного. Лаврик же ходил вокруг, меряя шагами пустое пространство и волоча кончики белоснежных крыльев по струганным доскам.

— Ты с нами?

— Пиво вкусное… Где они его берут, интересно?

— Не слышу! — слова прозвучали жестко, пожалуй, правда, только для тех, кто не знал Лаврика близко.

— Ладно, давай о пиве поговорим. Ты ведь его не очень-то, больше по вискарю? Хочешь знать, когда твоя ангельская печень отвалится? Я тебе скажу, — запал его нарастал, как снежный ком, как ураган, он нарастал и возвышался к потолку, где тихо перемешивали ночной темный воздух лопасти вентилятора.

— Не хочу, — Анри начал смачно жевать гренки, которые выудил незаметным движением когтистой лапы из-под стойки. — Не пойму, как эта информация мне поможет, я все равно же пить не перестану, — он засмеялся одними кончиками рта.

— Вытащим тебя, дурака. Перекоррекция — великая вещь в умелых руках. Просто ты, наверное, не понял. Знание не предполагает последующего бездействия.

Зная старого пьяницу столько лет, сколько я, последующие действия можно было предположить, но только не молодому запальчивому порученцу Верховного. В пустом зале из темных углов полилась явно народная музыка то ли армянского, то ли аналогичного восточного звучания. Тягучая, заунывная мелодия, похоже, Анри только радовала — он стал отбивать ногой такт, и его дела с пивом пошли значительно лучше.

Лаврик выходил из себя. Молча, перестав перемещаться и взгромоздившись на соседний высокий барный стул, он уставился на Анри взглядом, полным то ли презрения, то ли восхищения — было не понять.

— Давай подытожим, — стал серьезным ангел. — Вы с Братцем утверждаете, что не без твоей помощи — не ты ли лез в старые архивы без спроса? — стали обладателями некого тайного знания, которое по странному для любого, кто хотя бы помер не в этом веке, обстоятельству позволяет точно определить координаты событий, записанных в большинстве Сценариев?

— Ага, — с набитым ртом ухмыльнулся Лаврик, — можем.

— И поэтому в ближайшем будущем наступит новая эра? Вроде всеобщего благоденствия, размягчения мозгов в головах человеческих от ощущения предсказуемости мира, и «Свобода — осознанная необходимость» перестанет быть лозунгом победившего пролетариата, а лишь в реальности объединит несоединимость, Верх и Низ сольются в экстазе…

Лаврик что-то хотел вставить, но заткнулся на начале фразы.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: