Данный перевод выполнен специально для сайта www.jrward.ru. 21 глава

Глубже кутаясь в тяжелое пуховое одеяло, Сола думала обо всех своих деяниях, начиная лет с девяти-десяти. Она уже начала обчищать карманы, натренированная своим отцом, с его же помощью перешла к более сложным кражам. Затем, после того, как отца посадили в тюрьму, и они с бабушкой переехал в Штаты, она устроилась кассиром в ресторан и попыталась обеспечить их обеих. Когда стало совсем тяжко, она должным образом применила свои умения и выжила.

Бабушка никогда не задавала вопросов, но она к этому привыкла… ее мама была такой же, а вот участие Солы во всем этом стало исключением. К сожалению, женщина не прожила достаточно долго, чтобы повлиять на нее, и после ее смерти отец с дочерью, которых она оставила позади, стали не разлей вода.

Неудивительно.

Рано или поздно ее должны были поймать. Черт, даже отец, который превосходил ее в умениях, умер в тюрьме.

Представляя себе отца, каким она видела его в последний раз, Сола вспомнила его на суде, в тюремной робе и в наручниках. Он почти не смотрел на нее, и не потому, что стыдился или боялся поддаться эмоциям.

Она была бесполезна для него в этот момент.

Потирая глаза, Сола думала о том, как глупо, что это до сих пор причиняет боль. Однако, постоянно пытаясь заставить его гордиться собой, заслужить его одобрение и найти какой-либо подход к нему, Сола поняла, что для отца она была очередным инструментом в его грязных делах.

Она покинула зал суда, не дожидаясь вынесения приговора, и направилась прямиком в его квартиру. Проникнув внутрь, она нашла тайник с наличкой, которую он держал в укромном месте, вырубленном в стене за душем в ванной комнате,… и с помощью зелени спасла себя и бабушку от его «наследия».

Бумаги для въезда в Штаты были фальшивыми, новости, полученные тремя неделями позже через родственников – настоящими: ее отец схлопотал пожизненное.

А потом его убили за решеткой.

Ее бабушка была не только вдовой, но также осталась без детей, и Соле пришлось обеспечивать их обеих единственным известным ей способом, единственным действенным способом.

И вот она здесь, сидит на террасе дома наркобарона, перед такой моральной дилеммой, с которой никогда не ожидала столкнуться ….

Наблюдая, как какой-то рыбак глушит двигатель и закидывает удочку.

Несмотря на то, что парень выключил мотор, он не остановился. Течение реки несло его лодку вперед, скромное речное судно казалось незначительным по сравнению со зданиями вдалеке.

– Ты будешь завтракать?

Сола развернулась:

– Доброе утро.

Бабушка уложила волосы вокруг лица тугими завитками, ее фартук был завязан на талии, а на губах блестела помада. Ее простое хлопковое платье было сшито вручную… ею самой, разумеется… и кое-как сочеталось с грубыми коричневыми туфлями.

– Да, спасибо.

Она собралась было подняться, но бабушка указала вниз обеими огрубевшими руками.

– Посиди на солнце. Тебе нужно загореть, а то ты слишком бледная. Живешь как вампир.

В обычный день она бы поспорила с этим, но не этим утром. Она была слишком благодарна за то, что осталась жива, и могла лишь подчиниться.

Возвращаясь к наблюдению, Сола обнаружила, что рыбак удалялся вправо, исчезая из виду.

Она бы выбралась оттуда даже без молитв. Она выживала, всегда выживала. Она делала то, что должна была на странном автопилоте, запирая внутри эмоции и физическую боль.

Поэтому, если она заглянет в свое будущее, на течения в ее жизни, уносившие ее из поля зрения, образно выражаясь… стать законопослушной – самое лучшее, что она могла сейчас сделать.

Независимо от любого «соглашения», которое она заключила с Господом.

Ей дорога в тюрьму или на кладбище… она только что коснулась ледяного холода смертельного сценария. Не то место, где она хотела бы оказаться.

Моргая от лучей занимающегося рассвета, Сола решила отказаться от созерцания красот и закрыла глаза, позволяя голове откинуться назад. Тепло, согревающее ее лицо, напомнило об Эссейле.

Быть с ним – словно дотронуться до солнца и не сгореть дотла. И ее тело хотело большего – черт, просто мимолетной мысли о нем было достаточно, чтобы вернуть ее к тем мгновениям, проведенным в его кровати, к громким вздохам в тихой ночи.

Ее грудь налилась, и она почувствовала влагу между бедер…

– Сола, ты идешь? – спросила бабушка позади нее.

Поднявшись на ноги, она перегнулась через стеклянный балкон, пытаясь отыскать своего рыбака. Не смогла. Он уплыл.

Брр, а снаружи холодно…

– Сола? – последовало мягкое подталкивание.

Странно. Бабушкин голос, обычно, как и женские руки, был грубым. Впрочем, она говорила так же, как и готовила: открыто, без колебаний и уловок.

Но сейчас тон ее голоса был почти что ласковым, такого Сола никогда не слышала.

– Сола, сейчас же иди завтракать.

Сола в последний раз попыталась разглядеть своего рыбака. Повернувшись, она посмотрела в лицо своей бабушки.

– Я люблю тебя, вовэ.

Бабушка могла только кивнуть, ей мешала влага, заполнившая старческие глаза.

– Идем, а то совсем замерзнешь.

– На солнце тепло.

– Недостаточно. – Бабушка отступила назад и позвала жестом. – Ты должна поесть.

Сола зашла в дом и тут же замерла.

Даже не глядя, она знала, что Эссейл спустился по лестнице и сейчас пристально смотрел на нее.

Черт, она сомневалась, что способна оставить его.

***

После двухдневной изоляции в своей комнате, Трэз вышел наружу, чтобы окунуться в ощущения, и в его лицо словно направили стробоскоп, а к ушам прижали динамики. Вырулив на Северное шоссе, ведущее в центр Колдвелла, он понял, что надевает очки и выключает радио…

Вдруг какой-то тупой кусок дерьма, взявшийся из ниоткуда, развернулся посреди дороги и-на-хрен-подрезал его.

– Смотри куда прешь! – крикнул Трэз через лобовое стекло, ударяя по сигналу.

Какое-то мгновение он надеялся, что парень за рулем «Додж Чаджера»[117] решит устроить дорожную разборку. Ему хотелось во что-нибудь врезаться. Блин, наверно, это пришлось бы кстати перед встречей с с’Эксом. Тем не менее, мистер Чаджер с избытком тестостерона и членом с карандаш просто взял и свалил на следующем съезде, резко вылетев перед минивэном и пикапом.

– Мудак.

Если повезет, ублюдок не пристегнутым слетит в кювет.

Минут через десять, Трэз покинул зону ограничения в шестьдесят миль в час, въезжая в лабиринт однополосных улочек Колдвелла. Столкнувшись с вереницей светофоров и знаков остановки, его мозг так свело судорогой, что он забыл дорогу к небоскребу…

Когда сзади просигналили, он сжал зубы и надавил на газ. В итоге, пришлось ехать, руководствуясь видом двадцатиэтажного здания Коммодора, постепенно приближаясь к высотке. Найдя спуск, ведущий на подземную парковку, он съехал вниз. Достал пропуск из-под солнцезащитного козырька, провел картой через считывающее устройство и направился к одному из двух зарезервированных мест.

Подъем на лифте длился лет пятьдесят, и вот, наконец, он ступил на узкую ковровую дорожку. Их квартира была чуть дальше, и Трэз воспользовался не служебным, а центральным входом, открыв дверь собственным медным ключом.

Зайдя в кухню, он увидел две кружки на столешнице, открытую пачку картофельных чипсов «Кейп Код» и полупустой кофейник.

Трэз остановился перед открытым «GQ». Он давно пролистал его.

– Милый пиджачок, – пробормотал он, закрывая журнал.

Лампы можно было не включать. День был ярким и солнечным, и окна пропускали достаточно света …

Высокая темная фигура на террасе напоминала Трэзу предвестника апокалипсиса больше всего, что он повидал в жизни. Сделав шаг, Трэз открыл дверь и вышел наружу, прикрывая ее за собой. Голос с’Экса, раздавшийся из-под капюшона, был слегка насмешливым.

– Твой брат пригласил меня войти.

– Я не мой брат.

– Да уж. Мы заметили. – Наемник королевы скрестил руки у себя на груди, так, что его массивные предплечья выпирали из-под складок ткани. – За какие заслуги я одарил тебя своим присутствием?

Снаружи было безумно холодно, и это соответствовало ситуации.

– Не трогай моих родителей.

– Тогда тебе нужно вернуться. Все просто. – Убийца подался вперед. – Только не говори, что ты вызвал меня, надеясь договориться. Да ладно? Ты же не настолько тупой.

Трэз обнажил клыки, но затем убрал их назад.

– Что ты хочешь? У каждого своя цена.

Убийца приблизился и медленно снял капюшон. Складки черного одеяния скрывали красивое как грех лицо… и глаза – теплые, как гранит в зимнюю стужу.

– С чего бы мне рисковать собственной жизнью ради твоих родителей? Если я ослушаюсь приказа, то будут последствия … и никто из вас не стоит возможного наказания.

– Ты можешь поговорить с королевой. Она прислушивается к тебе.

– Допустим, что это правда, – хотя я этого не говорил – с какой стати мне это делать?

– Потому, что есть нечто, чего ты жаждешь.

– Раз с неких пор ты стал таким всезнающим, то что это, по-твоему? – спросил наемник скучающим тоном.

– Ты застрял там, как и большинство из них. Я знаю, каково это … и могу заверить тебя, что жизнь за пределами стен намного лучше.

– А, так вот почему ты похож на кусок дерьма?

– Подумай об этом. Я могу дать тебе все на этой стороне. Абсолютно все.

Убийца сузил глаза.

– Пощадив их, ты не спасешь себя.

– Их смерть не заставит меня вернуться назад. А ты на это надеялся, не так ли? Так что иди к королеве и скажи, что ты поговорил со мной напрямую … и что мне плевать на их жизни. Затем предложи ей лишить их всего, что они получили – квартир, в которых они живут, одежды и драгоценностей, купленных на получаемую ими премию, еды в шкафах. Всего. Это уймет ее зуд. Она ничего не потеряет, а только выиграет …

– Бред. У ее дочери не будет суженого. Подобное «возмещение убытков» не решит проблему отсутствия мужа у принцессы.

– Это буду не я. Я заявляю тебе прямо сейчас. Вы, ребята, можете на хрен разделаться с моими родителями, можете угрожать мне физической расправой, можете разнести мой дом…

– Что если я просто заберу тебя прямо сейчас?

Трэз выхватил пистолет, спрятанный за поясницей, за поясом штанов. Он направил его не на c’Экса. А приставил дуло под собственный подбородок.

– Попробуй, и я спущу курок. Тогда у тебя будет мертвое тело. И королевская дочь меня захочет лишь в одном случае – если она больная на голову сучка.

с’Экс застыл.

– Ты совсем двинулся мозгами.

– Все, чего ты захочешь на этой стороне, с’Экс. Ты разберешься с этим для меня, а я позабочусь о тебе.

Когда королевский наемник задумался о сделке, Трэз, спокойно вздохнув, подумал о тех двоих, кто действительно для него что-то значили. Селена… о, Господи, он хотел ее, но не был достаточно хорош для Избранной. Черт, даже если эта штука с переговорами сработает, он все равно останется шлюхой, и ничто не изменит его прошлого.

Еще был ай’Эм.

Мысль о потере брата была… он даже не мог себе этого представить. Но если он не уладит эту проблему, парню будет лучше без него.

– Я удивлен, что ты так сильно хочешь спасти своих родителей, – небрежно бросил с’Экс.

– Ты прикалываешься? Для них хуже смерти потерять свое положение в обществе. Их поступок разрушил мою жизнь и жизнь моего брата. И это – моя месть. Кроме того, как я и сказал, мне все равно, что ты сделаешь с ними, я туда не вернусь.

Убийца, умолкнув, начал прогуливаться вдоль террасы, одеяние развевалось вокруг него, как обещание насилия, его дыхание походило на огненное дыхание дракона.

После долгого молчания, он сцепил руки за спиной и повернулся.

Прошло еще какое-то время, прежде чем он наконец-то заговорил, и когда с’Экс начал, то не смотрел на Трэза, а уставился на окна квартиры.

– Мне нравится это место.

Трэз еще держал пистолет под подбородком, чувствуя как всколыхнулась… надежда? Хорошо, не то, чтобы радостные ощущения, конечно. Но, может, в конце концов, решение есть.

с’Экс поднял бровь.

– Три спальни, две с половиной ванной комнаты, милая кухня. Достаточно света. Но самое лучшее – это кровати. Большие кровати.

– Хочешь, и это место – оно твое.

Взгляд с’Экса скользнул обратно к нему, а в голове Трэза вертелась фраза «сделка с дьяволом».

– Но чего-то не хватает.

– Чего?

– Женщин. Я хочу, что бы ты доставлял сюда женщин. Я скажу когда. И я хочу одновременно трех или четырех.

– Ты получишь их. Назови количество и время, и я доставлю их тебе.

– Такой самоуверенный.

– А как , по-твоему, я зарабатываю себе на жизнь?

Глаза с’Экса вспыхнули.

– Я думал, что ты держишь ночной клуб.

– Я торгую не только выпивкой, – пробормотал Трэз.

– Хм, вот это профессия. – Убийца нахмурился. – Ну, а теперь уясни: она может послать меня за ай’Эмом.

– Тогда мне придется тебя убить.

с’Экс закинул голову назад и рассмеялся.

– Очень самонадеянно.

– А теперь четко уясни ты: тронешь ай’Эма, и я найду тебя. Твой последний вздох будет моим, и твое сердце будет еще теплым, когда я вытащу его из твоей груди и съем сырым.

– Знаешь, удивительно, почему мы раньше не ладили.

Трэз протянул свободную руку.

– Значит договорились?

– Не забывай про королеву. У меня может не получиться повлиять на нее. И проясню: если она не согласиться на это, то твое время выйдет.

– Тогда убей их. – Он выдержал черный взгляд с’Экса даже не дрогнув. – Я именно это имею в виду.

Убийца наклонил голову, взвешивая все «за» и «против».

– Да, очевидно так и есть. Жди меня здесь завтра вечером, и приведи кого-нибудь на пробу… а я посмотрю, что смогу сделать на Территории.

Перед тем как исчезнуть, с’Экс коротко пожал протянутую руку. А затем он ушел, как уходит ночной кошмар после пробуждения.

К сожалению… Трэз знал, что мужчина вернется.

Вопрос в том, с какими новостями. И запросами.

Глава 38

Через час после захода солнца Абалон покинул свой дом, дематериализовавшись с боковой лужайки. Ночь выдалась очень холодной, и, приняв форму в поместье одного из самых состоятельных семейств Глимеры, он сделал долгий вдох, так, что его синусовые пазухи онемели.

Остальные уже собирались: мужчины и женщины появлялись в темноте, прежде чем выйти на свет, поправляли свои меха, наряды и драгоценности.

С тяжелым сердцем он продолжил свой путь.

Доджен придерживал величественные резные двери особняка, слуги в ливреях стояли неподвижно, разве что моргали.

Хозяйка дома стояла в фойе под люстрой, её ярко-красное дизайнерское платье из шелка струилось до самого пола. Рубины демонстративно вспыхивали на ее шее, запястьях и в ушах.

Абалон внезапно для себя подумал, что у настоящей королевы расы этот красный драгоценный камень был намного лучше, больше и прозрачнее. Давно, в Старом Свете, он видел картину величественной женщины, выполненную маслом. И вся претенциозность меркла перед Мрачным Рубином и его аналогами, перед великолепием, пронесенным сквозь краску и время.

Нигде не было видно супруга хозяйки. С другой стороны, ему было тяжело стоять так долго.

Немного ему осталось.

Гости выстроились в процессию, и уже вскоре Абалон целовал напудренные щеки женщины.

– Я так рада, что вы пришли, – сказала она важно и махнула рукой куда-то позади себя – Приглашаю в обеденный зал.

Когда украшавшие ее рубины вспыхнули на свету, он представил свою дочь хозяйкой такого же величественного дома, с такими же блестящими глазами.

Возможно, наказание за отказ согласиться с публичным оскорблением короля стоит этого. Абалона и его шеллан соединяла любовь те годы, что она прожила, и он начал понимать, как им повезло. Большинство его ровесников, погибших в нападениях лессеров, состояли в отношениях без любви и секса, их жизнь вращалась вокруг череды приемов, а не приятных семейных трапез.

Он не желал подобного для своей дочери.

Тем не менее, раз он нашел любовь, значит, и у нее был шанс, даже в Глимере?

Ведь так?

Войдя в обеденный зал, он про себя отметил, что все было так же, как в прошлый раз, когда их всех собрал Король: длинный узкий стол был убран, двадцать или около того стульев расставлены рядами. Но в этот раз выжившие аристократы занимали места рядом со своими женами.

Обычно, шеллан не допускались на собрания Совета, но этот вечер к привычным не относился. Впрочем, как и предыдущий.

И действительно, собравшимся полагалось быть более удрученными, подумал Абалон, выбирая себе обитый шелком стул в самом дальнем ряду: пренебрегая исторической значимостью, опасностью и беспрецедентностью всего этого, они переговаривались между собой, мужчины – с хвастовством, а женщины – жестикулируя так, чтобы выгодно подчеркнуть свои украшения.

Абалон один сидел в заднем ряду, и вместо того, чтобы приветствовать знакомых, он расстегнул верхнюю пуговицу своего пиджака и скрестил ноги в коленях. Когда кто-то закурил, он вынул свою сигару и сделал то же самое, только чтобы чем-то себя занять. Тут же возле его локтя оказался доджен с пепельницей на медной подставке, Абалон кивнул с благодарностью и сосредоточился на стряхивании пепла.

Знать считала его мелкой сошкой, ведь он давным-давно решил, что лучше держаться периферии. Его род воочию созерцал жестокость придворных и общества, и Абалон выучил этот урок, благодаря доставшимся в наследство дневникам. Надо признаться, что он обладает финансами, которые и не снились присутствующим в этом зале.

В восьмидесятые он вложился в самые лучшие инвестиции. Потом было крупное фармацевтическое дело в девяностых. А дальше? Сталелитейные корпорации и железнодорожные компании на рубеже веков.

Абалон всегда чуял, куда люди собирались направить свой энтузиазм и потребности.

Если бы в Глимере узнали об этом, то его дочь приобрела бы огромную ценность.

Еще одна причина, почему он не распространяется о собственном капитале.

Невероятно, как далеко продвинулась его кровная линия за столетия. И, только подумать, всем этим они обязаны отцу нынешнего Короля.

Десятью минутами позднее комната заполнилась… и это больше, чем атмосфера вечеринки, говорило, что Глимера хотя бы немного понимала значимость происходящего. Опоздания, принятые в светском обществе, сегодня не допускались; двери закроются прямо…

Абалон посмотрел на часы.

…сейчас.

И точно, тяжелые деревянные двери захлопнулись с глухим эхо.

Все до единого сели, притихнув, и у Абалона появилась возможность посчитать присутствующих и выявить тех, кого не было. Ривенджа, Главы Совета, ну конечно – он был союзником Рофа, и никто не мог ослабить эту связь. Марисса тоже отсутствовала, несмотря на то, что ее брат, Хэйверс, был здесь – с другой стороны, она была женой того Брата, о котором толком ничего не знали, но подозревали, что он был от одной кровной линии с Рофом.

Естественно, его род тоже не будет представлен…

Справа от камина открылась панельная дверь, и шесть мужчин вошли в комнату. Собравшиеся тотчас выпрямились на своих местах. Двоих из них Абалон узнал сразу же – того, что шел первым, аристократической внешности … и другого, с безобразной заячьей губой, шедшего позади – они наведывались к нему с Иканом и Таймом. А те четверо, что посередине, были тенью друг друга: мускулистые воины с острым взглядом, которые были начеку, спокойные, готовые ко всему, но не размахивающие оружием.

Но больше всего пугал их самоконтроль.

Только тот, кому неведом страх, мог проявлять спокойствие в подобной ситуации.

Хозяйка дома привела своего хеллрена в комнату, седой мужчина скрючился как набалдашник трости, на которую он опирался свободной рукой, его морщинистое лицо напоминало гофрированную бумагу.

Женщина усадила его как маленького ребенка, поправляя пиджак и приглаживая ярко красный галстук.

Потом она обратилась к присутствующим, обхватив себя за талию, на манер оперной певицы, громко исполняющей арию в заполненном зале. Она сияла от оказанного ей внимания, и это было абсолютно неподобающе, по мнению Абалона.

На самом деле все это выглядело как страшный сон, подумал он, в очередной раз стряхивая пепел.

Пока она шевелила ртом, рассыпаясь в благодарностях и признательности, Абалон размышлял о том, как она собирается жить после того, как ее «возлюбленный» отправится в Забвение. Несомненно, все зависело от завещания, был ли это второй брак, и есть ли в роду дети, шедшие впереди нее в гонке за активами.

Следующим говорил Икан.

– …перепутье… вынужденные действия… задача Тайма – во благо расы выявить слабое место… жена-полукровка… наследник вампир лишь на четверть …

Всю эту риторику он уже слышал, оратор лишь делал вид, что впервые говорит эти высокопарные речи. Но все были подготовлены, ожидания спланированы заранее, последствия уже оговорены.

Абалон перевел взгляд в дальний угол комнаты. Тайм, адвокат, почти слился с вешалкой, прижимаясь по всей длине своим высоким, тощим телом. Он нервничал, его глаза были сосредоточенными, но часто моргали.

– …Вотум недоверия должен быть выражен открыто для такого сверхквалифицированного большинства голосов. Далее ваши подписи в документе, подготовленном Таймом, будут подкреплены печатью. – Икан поднял пергамент с символами на Древнем языке, аккуратно выведенными синими чернилами… затем указал на выложенные в ряд разноцветные ленты, серебряную чашу с красными свечами и стопку белых льняных салфеток. – Здесь представлены все ваши цвета.

Абалон взглянул на массивную золотую печатку на своей руке. Единственное, что его отец носил не снимая. Герб был выгравирован так глубоко, что очертания, завитки и символы оставались видны даже по прошествии веков.

Поистине, когда кольцо было отлито, золото, без сомнений, блестело, но сейчас оно стало матовым, изношенным мужчинами его семьи, заслужившим такую честь. По достоинству.

Это неправильно, подумал он снова. Сплочение против Рофа ошибочно, создано с одной целью – потешить амбиции аристократов, недостойных трона. Они не заботятся о чистоте крови наследника. Это всего лишь дефиниция, предназначенная для оправдания их цели.

– Так начнем же голосование? – Икан обвел взглядом присутствующих. – Сейчас.

Это неправильно.

Рука Абалона задрожала так сильно, что он выронил сигару… и не смог наклониться и поднять ее.

Откажись от голосования, сказал он себе. Защищай то, что…

– Единогласное собрание, скажите «Да».

Абалон промолчал. Хотя и не осмелился быть единственным «против», когда уже спрашивали несогласных.

Он также не раскрыл рта.

Абалон опустил голову, когда ударили молотком по дереву.

– Решение принято. Вотум недоверия утвержден. Так давайте объединимся и донесем послание о принятых изменениях всей расе.

Абалон нагнулся и поднял свою сигару. То, что она пропалила небольшую дыру в лакированном полу, оказалось кстати.

Этой ночью он оставил грязное пятно на наследии своих предков.

Вместо того, чтобы подойти к рукописи, он оставался на своем месте, пока представители каждого рода и все женщины вставали и подходили к Икану, выполняя свои роли, ставя печати и прикрепляя ленточки. Все это напоминало игру актеров на сцене, каждый из них наслаждался своей минутой славы.

Осознают ли они, что делают, раздумывал Абалон. Передавая управление в чьи руки… Икана? Подсадной утки тех головорезов? Это катастрофа…

– Абалон?

Вздрогнув от звуков своего имени, он поднял глаза. Все в комнате уставились на него.

Икан улыбнулся со своего места.

– Ты последний, Абалон.

Сейчас ему представилась возможность оправдать имя своего деда. Это была возможность высказать свое мнение, заявить, что это было преступление, это…

– Абалон, – сказал Ихан с улыбкой на лице и непреклонным требованием в голосе. – Твоя очередь. Очередь твоего рода.

Он положил сигару в пепельницу, его рука опять начала дрожать, а ладонь вспотела. Прокашлявшись, он встал, думая об отваге своих предков, о том, как они принимали правильные решения вопреки всякому риску.

Образ его дочери прорвался сквозь бурный поток эмоций.

И он почувствовал на себе взгляды присутствующих, обращенные на него словно тысяча лазерных прицелов.

С намерением убить.

***

Услышав стук в дверь их супружеской спальни, Роф выругался себе под нос и проигнорировал его.

– Роф, ты должен впустить их, кто бы там ни был.

Он набрал еще одну ложку питательного, приготовленного в его присутствии супа из овощей, самолично выкопанных им из земли. Нежный на вкус, ароматный бульон с кусочками мяса только что забитой коровы, выращенной в его собственных стойлах.

Корову он забил собственноручно.

Стук повторился.

– Роф, – проворчала Ана, поднявшись повыше на подушках. – Ты нужен остальным.

Он потерял счет времени, не знал, было сейчас светло или темно, и сколько часов или ночей прошло с того времени, как Ана вернулась к нему. Ему было все равно. Так же, как было все равно на выходки и проблемы придворных…

Опять стук.

– Роф, дай мне ложку и открой уже дверь, – приказала его женщина.

О, ее слова вызвали улыбку. Она действительно вернулась.

– Твое желание – закон, – сказал он, положив широкую тарелку на ее колени и передавая ей ложку.

Он бы предпочел покормить Ану. Но видя, как она справляется сама, ничего не проливая и, тем самым, отправляя пищу в свой желудок? Он немного успокоился.

И все же, к сожалению, гнетущая атмосфера нависала над ними: ни он, ни она не говорили о ребенке… о том, лишило ли произошедшее с Аной их заветной мечты.

Было слишком больно говорить об этом… особенно в свете открытия, сделанного Торчером…

– Роф. Дверь.

– Иду, любовь моя.

Он широкими шагами пересек ковры, готовый оторвать голову любому, кто осмелился вмешаться в процесс исцеления.

Но открыв тяжелые панельные двери, Роф застыл.

В коридоре собралось Братство Черного Кинжала, их огромные тела, возвышаясь, занимали все свободное пространство.

Инстинктивно думая о защите своей шеллан, Роф пожалел, что в руке не было кинжала, когда он вышел и закрыл за собой дверь.

Без сомнений, именно порыв защитить свою территорию заставил его принять боевую стойку, несмотря на то, что он никогда не обучался искусству боя. Но он был готов умереть, спасая ее…

Не сказав ни слова, они выхватили свои черные клинки, и свет, падающий от факела, вспыхнул на их смертоносной поверхности.

С громко бьющимся сердцем, Роф приготовился к нападению.

Но его не последовало: все как один, воины опустились на колени, склонили головы, и вонзили в пол свои кинжалы, разбивая камень в крошку.

Торчер первым поднял свои невероятно голубые глаза.

– Мы присягаем тебе и только тебе.

Потом все посмотрели на него, с безоговорочным уважением на лицах, эти потрясающие мужчины были готовы воевать за него, рядом с ним… и только так.

Роф положил руку на сердце, не в силах вымолвить ни слова. Он даже не представлял, насколько был одиноким, только он и его шеллан против всего мира… и этого было достаточно. До этого момента.

Они были полной противоположностью Глимере. Действия придворных всегда были показными, не больше, чем игра на публику… по принципу «сделал и забыл».

Но эти мужчины…

Согласно традиции, король ни перед кем не кланялся.

Но сейчас он поклонился. Низко и с почтением.

Вспоминая слова, которые он слышал от отца, Роф произнес:

– Ваша клятва принята с благодарностью вашим Королем.

Затем он добавил уже от себя:

– Я отвечаю вам тем же. Я обещаю каждому из вас, что моя верность вам будет такой же, какую вверили мне вы, и которую я принял.

Он встретился взглядом с каждым из Братьев.

Его отец использовал этих специально обученных мужчин только ради их физической силы, приоритетным для него был альянс с Глимерой.

А сыну инстинкт подсказывал, что будущее будет более безопасным, если сменить приоритеты: с этими мужчинами у него, его любимой и их ребенка, который может у них появиться, больше шансов на выживание.

– Кое-кто жаждет встречи с тобой, – сказал Торчер со своего положения на полу. – Мы бы почли за честь выставить охрану перед твоей дверью, пока ты уделишь внимание этому жизненно важному вопросу в своем кабинете.

– Я не оставлю Ану.

– Как пожелаете, мой господин, пройдите, пожалуйста, в соседнюю комнату. Есть некто, с кем вам нужно поговорить.

Роф прищурился. Брат не дрогнул. Никто не дрогнул.

– Двое из вас пойдут со мной, – услышал он свои слова. – Остальные останутся здесь и будут охранять ее.

Издав боевой клич, Братство поднялось, по их жестким застывшим лицам нельзя было понять, как обстоят дела. Но так как они выстроились перед дверью его супруги, Роф знал в душе, что они отдадут свои жизни за него и его шеллан.

Да, подумал он. Его личная охрана.

Как только он сделал шаг, Торчер встал впереди него, а Агони – сзади, и пока они втроем шли вперед, Роф почувствовал, как чувство защищенности накрывает его словно кольчуга.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: