Сделай Сам Свою Работу на 5

Спасибо, что скачали книгу в бесплатной электронной библиотеке TheLib.Ru 2 глава





От казармы Репнин поехал в двуколке. На съезде с Невского лошадь, заслышав пушечный выстрел из крепости, вдруг понесла и едва не раздавила девушку, поднимавшую с мостовой прелестную, свежую розу. Репнин спас положение, бросившись на помощь кучеру — вдвоем они осадили лошадь, уже нависавшую над растерянной девушкой. Репнин выскочил из коляски и подбежал к незнакомке.

— Вы не пострадали? — участливо спросил он. — Кучер, каналья, гонит как сумасшедший!

— Благодарю вас, — ответила девушка, и звук ее голоса, серебристый и нежный, заставил Репнина искать ее лица взглядом. Девушка оказалась так же хороша, как и ее голос — прелестное создание с небесным взором, в котором таилась грусть и доверчивость юного существа. Репнин утонул в ее глазах и растерялся. Прекрасная незнакомка заторопилась под его восторженным взором. — Все хорошо, и не ругайте кучера, это лошадь понесла.

— Хорошо, я не буду ругать… — пробормотал Репнин.

Ее взгляд был так убедителен в своем укоре, что Михаил смутился своей излишней суровости.

— Барин, — робко раздалось от коляски, — извиняйте, однако, но ехать пора.

— Да, да, — кивнул Репнин кучеру и оглянулся. Прекрасная незнакомка исчезла, словно приснилась, но искать ее не было времени, и Михаил в расстроенных чувствах вскочил в коляску и крикнул кучеру:



— Погоняй!

В Зимний дворец Репнин приехал с опозданием, но едва он бросился объяснять Жуковскому причину, как тот остановил его:

— Во-первых, друг мой, я рад вас видеть. Во-вторых, я назначил вам встречу заранее, чтобы оговорить перед аудиенцией у государя ряд вопросов, которые, несомненно, важны для вас на новом и столь важном для империи и вашей карьеры поприще.

Жуковский ждал его в приемной зале и, указав на банкетку, жестом предложил Михаилу присесть рядом с собой. Репнин с виноватым видом занял место подле наставника Александра.

— Василий Андреевич, я не успел поблагодарить вас за участие в моей судьбе. Если бы не вы…

— Полно, полно, друг мой! — прервал его реверансы Жуковский. — Служба вам предстоит весьма не простая, очевидно, вы еще будете ругать меня за это назначение.

— Надеюсь, у меня не будет повода.

— Государь желает видеть вас, Михаил, но прежде позвольте мне предостеречь вас. — У государя императора свое понимание ваших обязанностей.



Ваша должность сравни искусству канатоходца. Один неверный шаг… Будьте во всем осмотрительны. Не принимайте поспешных решений, и, если вам понадобится мой совет, я всегда к вашим услугам.

— Я очень ценю вашу заботу, Василий Андреевич, и не подведу. Обещаю.

— Вот и славно, — Жуковский доброжелательно улыбнулся — ему была приятна решительность Михаила. — Не будем медлить, император не любит ждать.

Жуковский поднялся и вовремя — к ним подошел адъютант императора. Его появление оказалось точным — часы на камине как раз проиграли половину часа.

— Его Императорское Величество ожидают вас, — сказал он и распахнул дверь кабинета.

Жуковский прошел в распахнутую дверь первым. Михаил ощутил в горле слабое жжение и на секунду задержал дыхание. Потом шагнул следом за Жуковским.

Николай стоял у окна, рассматривая вид на Дворцовую площадь. Он сознательно выдержал паузу, спиной ощущая, как недоумевает по поводу этого молчания эмоциональный Жуковский и краснеет молодой поручик. Наконец, Николай счел, что с обоих довольно, и повернулся к вошедшим в кабинет посетителям.

— Поручик Репнин, — властно позвал император, — подойдите ко мне. У вас сегодня первый день адъютантства у моего сына… Я надеюсь, вы осведомлены о своих прямых обязанностях?

— Так точно, Ваше Величество!

— Это прекрасно, — кивнул Николай. — Но должен уведомить вас, что помимо прямых обязанностей, у вас будут и поручения сугубо конфиденциального свойства, исходящие лично от меня.



— Это огромная честь для меня, Ваше Величество, — Репнин незаметно глянул в сторону Жуковского — об этом пытался предупредить его Василий Андреевич? Жуковский одними глазами дал ему понять — будьте внимательней, слушайте, не отвлекайтесь!

— Эти поручения будут касаться Александра, но должны оставаться втайне от него. Вы понимаете, о чем я говорю? — Николай испытующе взглянул прямо в лицо Репнину.

— Нет… — растерялся Репнин и поспешно добавил:

— Ваше Величество…

— Честность и прямота, — поспешил ему на помощь Жуковский, — явно относятся к достоинствам этого молодого человека, Ваше Величество.

— А, по-моему, он лукавит, — с сомнением в голосе сказал Николай. — Что же… Тогда скажу прямо — сегодня ваш долг убедиться в том, что Александр больше не встречается с фрейлиной императрицы Ольгой Калиновской. Хотите отказаться от моего предложения? Но, впрочем, теперь я лукавлю. Вы не можете от него отказаться.

— Ваше величество, мы должны дать молодому человеку время на обдумывание всей диспозиции, — Жуковский снова попытался поддержать своего протеже.

— Василий Андреевич… — в голосе государя зазвенел металл. — Я прошу вас, введите поручика в курс дела. От Жуковского в моей семье секретов нет.

И последнее. Я уверен, вы догадываетесь, что ни я, ни Василий Андреевич не могут желать зла Александру. Вы свободны.

Николай снова сосредоточился на картине за окном. Репнин и Жуковский, понимая, что аудиенция закончена, поклонились императору и тихо, один за другим, вышли из кабинета.

— Что же это, Василий Андреевич, — воскликнул Репнин, едва они вышли в коридорную галерею, — я должен доносить на Александра?!

— Я воспитывал Сашу с восьми лет, — мягким тоном охладил пыл его негодования Жуковский. — Он может стать великим императором, поверьте. И, что еще важнее, Россия ждет именно такого правителя, как он. И для нее потеря будет невосполнимой, если страсти, свойственные неординарным натурам, помешают Александру выполнить свою миссию.

— Но Александр не только наследник престола, он еще и просто человек! И имеет право на чувства!

— Вы прямо цитируете наследника, — грустно улыбнулся Жуковский. — Но, к счастью, в ваших словах я слышу и сомнение. Вы чувствуете — слова «престол» и «страсть» в одном предложении неуместны.

— Вы благородный человек, Василий Андреевич. Я должен довериться вам, хотя, конечно, просто не представляю себе всех последствий этого предложения.

— Послушайте, друг мой! — Жуковский остановился и глубоко вздохнул. — Вполне допускаю, что могут возникнуть ситуации, когда я буду не в силах содействовать вам или заступиться за вас. Невыполнение приказов государь считает предательством. И вы должны серьезно обдумать свое поведение при дворе. И трижды подумать, прежде чем что-либо совершить. Поступайте по совести, но помните о долге.

И тогда вам не придется считать себя доносчиком, и другие не назовут вас предателем.

Репнин выслушал Жуковского молча. Иллюзии рассыпались у него на глазах — вместо святого служения Отечеству, он оказался на передовой дворцовых интриг, и от осознания этого в сердце Михаила поселилась странная тоска — глухая и мутная. Попрощавшись с Жуковским, Репнин проследовал к интенданту Александра и получил от него надлежащие инструкции.

Выполнив все поручения, он явился к наследнику — представиться по форме и доложить о начале исполнения своих обязанностей.

Александр встретил его в своем кабинете, бросившись навстречу, как к старому другу. Но Репнин не выказал такой же радости и сказал сухо и официально:

— Я получил отчет от интенданта Вашего Высочества и проверил фуражирование вашего полка.

— Оставьте этот тон, Репнин, — недовольно прервал его наследник, — не уподобляйтесь солдафонам моего батюшки.

— Также я ознакомился с жалобами и представлениями, направленными на имя Вашего Высочества…

— Репнин, не досаждайте мне всей этой армейской галиматьей, — тон Александра из свойского стал требовательным, — помогите закончить письмо. Что-нибудь оригинальное и с чувством.

— Письмо адресовано женщине?

— Конечно! Любимой, расстроенной нашим расставанием и недомолвками, — воскликнул Александр, обрадованный, что его, наконец-то, поняли. — Ну же, Репнин, как можно успокоить любимую женщину?

— Боюсь, Ваше Высочество, что в амурном слоге я не искушен и вряд ли сумею вам помочь, — солгал Репнин, известный в полку своим поэтическим даром.

— Вы что же, никогда не любили? — Александр с удивлением взглянул на своего адъютанта.

— Пока не удостоился этого счастья…

— А знаете, я вам даже завидую, — Александр посмотрел на Репнина с нескрываемым любопытством. — Но это еще не все… Сегодня вечером мне понадобится ваша помощь. Дело секретное, поедем в вашей карете. И мне нужно будет кое-что из одежды, например, маска.

— Маска?

— Вот именно.

— Могу я узнать, для чего такая секретность?

— А вот это — лишний вопрос, мой дорогой друг, — Александр испытующе взглянул в лицо Репнину. — Вы же мой друг? Так не позволяйте мне усомниться в вашем назначении…

 

* * *

 

После того, как Репнин ушел, Александр, не торопясь, дописал письмо, предназначавшееся Ольге, и только тогда счел, что достаточно заставлял отца ждать.

— Явился по вашему приказанию! — по-уставному объявил Александр, войдя к императору вслед за докладом адъютанта, сообщившим о его появлении.

— Молодец! Из тебя выйдет солдат!

— Сомневаюсь. Даже дрессированные звери не всегда охотно выполняют приказы.

— Ты полагаешь себя дрессированным зверем? — Николай взглянул на сына неодобрительно и исподлобья.

— Разве не похож? Вы отменно выдрессировали меня. Кланяюсь, когда надо. Одеваюсь, как надо. Учусь, чему скажут.

— Стало быть, ты считаешь, что Господь ошибся, послав тебе судьбу наследника престола в самой большой державе мира?

— Я считаю, что жизнь, лишенная свободы, не имеет смысла.

— Ты излишне горяч, сын мой.

И полон страстей. Но я тебя понимаю, сам был таким в твои годы.

— И что же — вас жизнь не разочаровала?

— Нет. Не разочаровала. Но когда я стал императором, мне пришлось быстро повзрослеть.

— Отец, — Александр на минуту растрогался. — Я все понимаю…

— Слушай, Саша, — мягко перебил его Николай. — Возможно, ты прав, и я действительно очень строг с тобой.

Хочешь веселиться — веселись. Только помни, кто ты и в чем твой долг.

— Я прекрасно помню это… — слабость Александра была недолгой. — Трудно забыть. Вы напоминаете мне о моем долге каждый божий день!

— Об этом не грех напомнить.

И вот еще, об этой…

— Ее зовут Ольга Калиновская, и я люблю ее. И желаю жениться на любимой женщине. Как это сделал мой дядя, Константин, который выбрал верность другому долгу — долгу своего сердца!..

— Он был слаб, — сухо сказал Николай, — и никто его выбору не препятствовал. Ты же не можешь позволить себе такую роскошь. Выбор сделан за тебя. Богом и народом.

И довольно об этом. Вот, лучше взгляни…

— И что это? — Александр без малейшего интереса склонился к листам бумаги, разложенным на столе перед отцом.

— Наброски новой военной формы.

Рассмотри повнимательней. Вероятно, ты захочешь ее усовершенствовать. Добавишь что-нибудь новое, — Николай старался говорить как можно более любезным тоном.

— Да неужели вы действительно думаете, что, рисуя военную форму, я захочу стать императором? — в сердцах воскликнул Александр.

Отец не понимал его, не слушал и не хотел этого.

— Саша, — Николай предпринял последнюю попытку воззвать к разуму сына, — я желаю приобщить тебя к нашему общему делу.

— Направляя каждый мой шаг? Покорнейше благодарю! — Александр прищелкнул каблуками и стремительно выбежал из кабинета отца.

— Саша!..

Но вместо сына в кабинет вошел Жуковский. Он только что столкнулся с наследником и выразительно, словно испрашивая объяснений, посмотрел на Николая.

Вместо ответа император без слов указал Жуковскому на шахматный столик.

Жуковский так же молча принял это приглашение. Он знал: шахматы помогали Николаю успокоиться и сосредоточиться. А играл император отменно. Его холодный, математический ум словно предназначался для этой игры, требующей усердия и умения гасить свои эмоции.

Быстро разыграв простейший дебют, Николай на несколько секунд задержал дыхание и сделал ход ладьей. Чтобы ответить ему — а Николай всегда играл белыми — Жуковский должен был подумать. Сбросивший первый слой раздражения на продумывание шахматной комбинации, Николай откинулся в кресле и забарабанил пальцами по подлокотнику.

— Василий Андреевич, — наконец, нарушил он молчание, — твое влияние на Александра всем известно. И ты пользуешься его доверием…

— Благодарю, государь, — кивнул Жуковский, закрыв, как ему показалось, проход для фигуры императора.

— С ним стало так трудно, он так несдержан, и характер его невыносим, — пожаловался Николай, делая следующий, на первый взгляд, малозначимый ход пешкой.

— Те науки, что я ему преподаю, требуют более усердия и знаний, чем пылкости, — Жуковский на мгновение помедлил в разговоре, высматривая позицию для своего ответного хода. — Однако от степени духовного развития главы государства зависит судьба народа.

— А если душа наследника полна безумных идей и вредных пристрастий?

— Пристрастия и страсти недолговечны, — Жуковский никак не мог понять, почему Николай подставляет главные фигуры под бой.

— Стало быть, ты полагаешь, его увлечение Калиновской будет недолгим?

— Недолгим, — кивнул Жуковский и снова сделал ход из первого ряда, невольно открывая правый фланг. — Если вы, государь, не будете упорствовать и запрещать ему видеться с ней.

— А если я позволю? — спросил Николай и потянулся к ферзю, невесть как появившемся в расположении фигур Жуковского.

— Тогда его интерес к ней быстро угаснет, — Жуковский окинул непонимающим взглядом позицию на доске. — Кстати, в шахматной игре, как и в воспитании отпрысков, есть свои секреты.

Чем больше ходов просчитаешь, тем дольше держишь партию в своих руках.

— Вот и я говорю о том же, — улыбнулся император. — Василий Андреевич, тебе шах. И мат!

 

Глава 2

Призрачный бал

 

Вернувшись после развода в крепости домой, Владимир Корф застал в гостиной их городского особняка картину привычную, но ненавистную ему с детства. Старый барон, его отец, сидел на диване в центре залы и с умилением слушал музицирование Анны.

Анна была проклятьем и кошмарным сном Владимира. Отец всюду выдавал эту хорошенькую девицу с миниатюрной фигуркой и кукольным личиком за свою воспитанницу, а с Владимира взял слово всегда хранить молчание о тайне происхождения юной прелестницы. Барон Корф никогда не рассказывал сыну о причинах, побудивших его баловать и воспитывать крепостную, как собственную дочь, и Владимир предполагал в этом самое худшее. Рано оставшись без матери, он с ненавистью смотрел, как столь необходимая ему отцовская любовь уходила на заботу о девочке без роду и племени.

Барон Корф приглашал к Анне тех же учителей, что и к сыну. И поэтому она знала несколько языков, была хорошо воспитана и держалась благородно. Со временем у девушки обнаружился певческий дар, и барон Корф — известный театрал и любитель искусств — прочил ей славу лучшего голоса императорской сцены. Старый Корф частенько устраивал зрелища в своем загородном поместье — его театр считался лучшим в уезде, пользовался отличной репутацией и мог поспорить с другими театрами, знаменитыми в деле увеселения столичной публики. И, конечно же, Анна стала в нем премьер-актрисой.

Владимир и сам находил игру Анны восхитительной. Она завораживала и трогала естественностью движений и безыскусностью интонаций. Порою в роли она проявляла столь притягательную страстность, что каждый невольно ощущал тот самый внутренний трепет, который знаком любому, кто испытал глубокое и настоящее чувство. А ее пение можно было сравнить разве только с колдовством сирен, заманивавших на свой губительный остров простодушных моряков, очарованных властью женских голосов. И от сознания силы артистических чар Анны Владимиру становилось еще больнее, и язва, разъедавшая его душу, давала страшные метастазы.

Владимир ненавидел Анну так пылко, как если бы любил. И лишь учеба в Пажеском корпусе и дальнейшая воинская служба удержали его от отчаянного желания расставить все точки над i. Вступив в пору зрелости, Владимир еще яснее ощутил, как отдалило от него отца это необъяснимое и противоестественное увлечение барона юной крепостной. Начиная понемногу бунтовать, Владимир сознательно и часто ставил Анну в неловкое положение, публично унижая ее перед дворовыми, угрожал ей поркой на конюшне, но вмешательство отца отнимало у Владимира малейшую надежду на радость расправы с малолетней интриганкой, совершенно непостижимым образом завладевшей сердцем старого барона Корфа.

В армии эта боль слегка поутихла, но, время от времени наезжая домой, Владимир снова и снова оказывался свидетелем нелепого межсословного адюльтера. И никакие попытки отца убедить его в том, что эта связь существует лишь в воображении Владимира, не помогали. Будучи не в силах лишить Анну того положения, которое барон Корф определил для нее в их доме, Владимир вымещал свою злость на других крепостных. А это для его отца, известного либерала и гуманиста, было совершенно неприемлемым.

И однажды барон убедительно попросил сына, как можно реже навещать его в Двугорском. Тогда-то Владимир и отправился на Кавказ.

При возвращении сына в столицу Ивану Ивановичу показалось, что сын повзрослел и научился терпимости. Но иллюзии, равно как и надежды на то, что когда-нибудь Владимир и Анна станут друзьями, развеялись в прах уже в первые часы пребывания молодого Корфа в наследственном особняке в самом центре Санкт-Петербурга. Владимир, как и прежде, выказывал Анне свое небрежение, и тон его обращения к ней стал еще более раздражительным и бесцеремонным. Лишь после нескольких категорических предупреждений, высказанных старым бароном, Владимир повел себя сдержаннее и больше времени проводил с друзьями в казарме или на светских праздниках, нежели дома.

Не встречаясь с Анной, Владимир забывался, и обида на отца становилась глуше и уходила глубже, но стоило ему увидеть или паче чаяния — услышать Анну, ненависть и ярость с новой силой овладевали им. Вот и сейчас, вернувшись домой не в лучшем настроении после боя, почти проигранного Репнину, и счастливого назначения последнего в адъютанты цесаревича Александра, Владимир и в родных стенах не мог найти успокоение и понимание. Отец даже не ждал его — он весь превратился в слух и умиление. И как же могло быть иначе — Анна пела! О Господи, как она пела!

Этот голос надрывал душу и заставлял слезиться глаза…

Владимир не решился войти в залу и прижался к стене за полуоткрытой дверью, откуда хорошо все слышал. Он не хотел слушать, но и не слушать Анну было невозможно.

Наконец, Анна сыграла финальный аккорд романса, и, когда замерли последние звуки ее голоса, раздались теплые и уважительные аплодисменты — старый барон благодарил свою воспитанницу за пение.

— Вы желаете, чтобы я еще что-нибудь спела для вас? — спросила Анна.

— Аннушка, я готов тебя слушать бесконечно, — улыбнулся барон. — Но сегодня лучше побереги голос до вечера.

— Для чего?

— А вот послушай-ка, — барон взял с серебряного подноса для почты, лежавшем на столике рядом с диваном, распечатанное письмо. — Так… «Здравствуй, дорогой друг!». Так.., здоровье… засвидетельствовать почтение… Вот!

«…а именно хочу сообщить тебе, что сегодня я смогу устроить прослушивание для твоей протеже Анны на маскараде у Потоцкого, и смею заверить, если она так талантлива, как ты уверяешь, то ей суждено петь на императорской сцене!»

Ты понимаешь? Сегодня тебя будет слушать директор императорских театров — Оболенский. Сергей Степанович — мой давний и хороший друг.

— Директор императорских театров?

— Да, в присутствии особ, приближенных ко двору!

— Но это так неожиданно… — Анна растерялась и вздохнула. — Что, если Сергею Степановичу каким-либо образом станет известна правда обо мне?

Может случиться, что кто-нибудь меня узнает — и скажет ему, что я…

— Никто не узнает, что ты крепостная, — поспешил уверить ее барон.

— А как же Владимир? — встрепенулась Анна. — Он тоже приглашен?

— Он ничего не скажет. Я обещаю тебе, — строго сказал барон.

— Иван Иванович! Вы слишком добры ко мне. Я не стою ваших хлопот!

— Я всего лишь хочу, чтобы ты была счастлива. И ты будешь счастлива. Даю тебе слово барона Корфа. Слово, в котором еще никто не мог усомниться!

И не благодари меня, все мои старания для тебя — лишь малая часть того, что я должен отдать твоим заслугам и таланту.

— Но… — хотела возразить Анна.

— Более не говори ничего! И ожидай меня здесь — я тотчас же вернусь. Я хотел бы кое-что показать тебе. Это очень важно, моя дорогая, — барон поднялся, жестом остановил Анну, попытавшуюся встать, как обычно делают слуги в присутствии хозяина, и вышел из залы.

Он прошел близко от Владимира и не заметил его. Владимир на мгновение задержал дыхание и с трудом подавил волнение, с новой силой всколыхнувшее его душу. Отец, что же это такое, отец?! Дождавшись, когда барон пройдет, Владимир резко распахнул дверь в залу и вошел. Анна, игравшая в одиночестве какую-то музыкальную пиеску и что-то напевавшая вполголоса, резко оборвала свое музицирование.

— Что же вы прекратили петь?

Насколько я понял, это обычное занятие для наших крепостных в часы досуга, — ожесточенно бросил ей Владимир.

— Иван Иванович разрешил мне… — Анна поднялась уйти.

— Стоять! — зарычал Владимир. — Разве я сказал, что ты свободна? У меня для вас есть поручение, сударыня.

И я надеюсь, не должен напоминать, что вы обязаны выполнять мои поручения. Все мои поручения!

— Конечно, что прикажете, — Анна поклонилась ему.

Владимир заметил, как аккуратно и со вкусом сделана ее прическа — волосок к волоску и такие прелестные завитки на висках!.. И от этого его раздражение усилились сверх всякой меры.

— Мои сапоги отвратительно вычищены, — грубо сказал он. — Идите и надрайте их! Так, чтобы я мог видеть в них свое собственное отражение.

— Это все?

— Нет, — не унимался Владимир. — После сбегайте в лавку Мойшеса за бутылкой шампанского.

— Я могу идти, мой господин? — Анна не поднимала глаз, и все ее существо выражало лишь одно — безропотность и покорность.

— Извольте, — издевательски проронил Владимир сквозь зубы, глядя, как Анна медленно складывает ноты на крышке рояля и выходит из залы'.

Владимир самодовольно улыбнулся и подошел к столику, на котором лежало оставленное отцом письмо от Оболенского. Он едва удержался от желания разорвать этот листок — свидетельство неминуемого позора его семьи. В этот момент вернулся барон, и в руках отца Владимир увидел прямоугольный футляр — в таких обычно хранят украшения. Глаза Владимира недобро блеснули.

Барон с недоумением огляделся по сторонам.

— Владимир! Ты дома? А где Анна?

Она же только что была здесь.

— Я отправил ее по делам, — Владимир цинично засмеялся.

— Что еще за дела? — вздрогнул барон.

— Я приказал ей купить мне шампанского. Хочу банкетировать несколько приятных событий, которыми был отмечен прошедший день.

— Послушай, неужели нельзя было послать за вином кого-нибудь из слуг, — в голосе отца Владимиру почудилась нервность, но он пропустил эти признаки мимо ушей. Он упивался своей победой над Анной.

— А она и есть служанка!

— Не в этом доме. Скажи, чтобы за ней послали, пусть вернется. Она должна готовиться к сегодняшнему вечеру.

— Скажите, отец, зачем вам это нужно? — Владимир посмотрел на отца прямо, в упор.

— У Анны — редкий талант, — барон не отвел взгляда и не смягчил тона. — Такой дар нужно развивать.

— Так пусть поет себе в крепостном театре, чтобы услаждать слух хозяев!

На балу ей совершенно не место, и вам не следовало привозить ее в Петербург, отец! — голос Владимира зазвенел от негодования.

— Как ты смеешь судить мои поступки! — прикрикнул на него барон и добавил не терпящим возражения тоном:

— Мне очень жаль, Владимир, что ты все понимаешь превратно. А посему прошу тебя сейчас же оставить меня!..

И проследи, чтобы Анна немедленно вернулась. Я буду ждать ее здесь, сейчас!

Владимир опустил глаза, отрешенно кивнул и вышел из залы. Дав распоряжение одному из слуг найти Анну, он бросился к себе и запер комнату на ключ. Оставшись один, Владимир рухнул на постель, как был — в одежде, и зарычал с неистовой, но невероятным усилием воли подавленной злобой. Будь ты проклята, актерка, девка! Не-на-вижу!..

Когда Анна снова вошла в гостиную, барон стоял у окна, выглядывая кого-то во дворе. Заслышав легкие шаги, Иван Иванович обернулся с улыбкой ласковой и немного виноватой. Барон чувствовал неловкость за самоуправство Владимира, но развивать эту тему не стал. В глазах Анны он уловил мольбу о снисхождении, и ее благородство, как всегда, поразило и укротило его. Барон вздохнул и знаком подозвал Анну к себе.

— Аннушка, вот взгляни, одна вещица, — барон подал Анне черный футляр, который держал в руках. — Она непременно принесет тебе удачу сегодня вечером.

— Какое красивое!

Анна растерялась — на бархате переливалось алмазами дивной красоты колье с особым орнаментом переплетения в рисунке золотой оправы.

— Я хочу, чтобы ты надела его на сегодняшнее выступление, — ласково сказал Корф-старший, вынимая колье из футляра и надевая его Анне на шею.

— Оно же стоит целое состояние!

Мне, право, неловко, — прошептала Анна.

Она хотела еще что-то возразить, но взгляд ее случайно упал за окно. Там, во дворе особняка Корфа, выходил из коляски стройный молодой офицер — тот самый, что встретился ей утром, когда она поднимала с мостовой упавшую у проходящей дамы розу. Он очень понравился Анне — смелый, решительный и вместе с тем, такой обходительный и романтичный…

Барон уловил ее взгляд и улыбнулся.

— А ты не знакома с Михаилом Репниным? Он большой друг Владимира.

— Я не знакома ни с кем из друзей Владимира, — потупившись, сказала Анна.

— Миша из очень уважаемой семьи.

Вы бы подружились…

— Расскажите мне лучше про ожерелье, — мягко прервала барона Анна — ей было неловко, что барон заметил ее интерес к незнакомому молодому человеку.

Она никогда ничего подобного себе не позволяла и смутилась от своего откровенного интереса к Репнину. Барон понимающе кивнул.

— Когда-то это украшение носила одна прекрасная женщина. Она была бы рада видеть его на тебе.

А Репнин, ничего не подозревавший обо всех этих событиях в доме друга, быстро прошел в комнату Владимира.

Молодой Корф уже оттаял от недавней сцены с отцом и Анной. Он был готов к поездке на бал, когда Репнин постучал в дверь его комнаты. Увидев друга, Владимир довольно кивнул ему и, взяв в руки перчатки и маску, направился к выходу, но Михаил жестом остановил его.

— Мне придется отказаться от наших планов на вечер, — Михаил виновато развел руками. — Дела! Жаль, что не смогу увидеть твою новую даму сердца.

— Служба взяла в оборот? — с деланной игривостью спросил разочарованный Владимир, бросая перчатки и маску на столик у двери. — Что ж, рассказывай, как прошел первый день у наследника.

— Слушай, — Репнин заговорщицки понизил голос, — я раскрываю государственную тайну — сразу попал меж двух огней. Император требует, чтобы я следил за наследником, которому запрещено встречаться с его возлюбленной. А цесаревич, похоже, любит ее по-настоящему.

— И ты не можешь решить, что правильнее сделать? — надменно рассмеялся Владимир — ему даже понравилось, что путь Репнина в его должности не усеян цветами.

— Совершенно не понимаю, — растерянно признался тот. — Ведь я нахожусь на службе у Александра.

— Прежде всего, — резко сказал Владимир, — ты служишь царю! Я слышал, что нынешняя любовница наследника — полячка. И, по-моему, величайшая глупость — влюбляться в женщину другого положения!

— Жизнь не идет по правилам! — горячо возразил ему Михаил. — А любовь всегда слепа. Неужели, Володя, ты никогда не влюблялся?

— Я влюбляюсь! — отмахнулся от него Корф. — Каждый день в новую женщину. Хотя.., та, кого я мечтаю увидеть сегодня, — это нечто особенное…

— Понимаю тебя, — мечтательно сказал Репнин. — Послушай, я сегодня встретил такую барышню!

— Забавно! — Владимир по-новому взглянул на приятеля — это надо же, Репнин влюбился! — Ну-ка, ну-ка, рассказывай, кто такая? Тебе понадобится оценка и совет твоего товарища?

— Нет-нет! — прервал его Репнин. — Она…

— Уууу… — иронически протянул Корф, комментируя затянувшуюся паузу в определении достоинств первого настоящего увлечения Михаила.

— Это слишком серьезно, Владимир! — рассердился Репнин.

— Вижу-вижу, — Владимир бесцеремонно похлопал друга по плечу. — В кои-то веки поручик Репнин — известный в нашем кругу литератор, поэт! — не может подобрать слов….

— Послушай… — остановил его Репнин, — Я тебе наговорил тут про государя и ..что со мной происходит…

— Мой друг! — Владимир махнул рукой. — Меня дворцовые интриги не интересуют, а ты…ты, похоже, вместо государственных дел будешь ночевать у спальни наследника. Попал ты в переделку, братец!

Из дома друзья вышли вместе, но Владимир отправился на бал, а Михаил — в Зимний, чтобы к указанному сроку явиться перед наследником. Когда их коляски разъехались на проспекте, Владимир с демонстративной радостью кивнул на прощанье Михаилу, хотя внутренне был раздражен и обижен. Вот он — еще один удар! Друг с ходу попал в водоворот бурных дворцовых событий да еще и влюбился. И, вероятно, не столь безнадежно, как сам Владимир.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.