Глава 10. Мешкизм, трахизм, хренизм

Даже в самые плохие времена у нас в районе жи­ли приличные люди. — Полицейский Питер Каллен шестьдесят лет проработал в Двадцатом ад­министративном округе, с объективностью профес­сионала и вовлеченностью местного жителя наблю­дая за демографическими и социальными перемена­ми кварталов, окружающих Центральный парк. — Испачканную форму я ношу в одну и ту же химчи­стку, у меня есть любимый китайский ресторанчик, а если хочется итальянской кухни, я знаю одно хоро­шее заведение...

У него на глазах с 1964 года домовладельцы бро­сали недвижимость, приходили в упадок целые кварталы, но на месте ветхих зданий не раз выраста­ли новые. Облик Нью-Йорка меняется к лучшему, но далеко не везде.

— Кое-где все остается по-прежнему, — отметил Каллен. — Уэст-Сайд населен достойными людьми. Риверсайд-драйв всегда был очень приличным мес­том. То же самое можно сказать про Уэст-Энд аве­ню. Централ-Парк-Уэст. Между этими улицами расположены неблагополучные кварталы, их обитатели часто нападают на более успешных соседей. Так что у нас много работы.

Питер вышел в вечернюю смену, с четырех часов вечера до полуночи. Вместо постоянного напарника с ним был Стив Спиро. В обычный день поступало от десяти до пятнадцати вызовов. Разбойные напа­дения, автомобильные аварии, квартирные кражи. Иногда в полицию звонили с просьбой доставить престарелого родственника в больницу.

Каллену в верхнем Уэст-Сайде нравилось разно­образие: все время новые лица, люди из разных стран, интересные разговоры. Полицейские часто ругают свою работу. Питер никогда не смотрел на часы, мечтая, чтобы смена побыстрее кончилась. Время и так летело незаметно.

Но и расслабляться он себе никогда не позволял.

— Уличный опыт прибавляет мозгов, — сказал он о работе в полиции. — Некоторые люди ничему не учатся. На службе надо прикрывать спину, ничего не упускать из виду, писать отчеты. Политика — то­же часть нашей работы. Если компрометируешь по­лицейское управление Нью-Йорка, тебе обязатель­но накрутят хвост.

Его патрульная машина катилась по западной Семьдесят второй стрит в сторону Централ-Парк-Уэст. Каллен и Спиро даже не смотрели в сторону Дакоты. Они и так прекрасно знали, как выглядит этот дом, его историю, кто там живет.

Может, Леннон и был настроен против властей, но с полицией Нью-Йорка он дружил. Об этом зна­ли все сотрудники Двадцатого административного округа. Годом ранее Джон с Йоко послали в Благо­творительную ассоциацию патрульных (БАП) чек на тысячу долларов. Деньги предназначались не для юридической поддержки тех, кто стрелял в невоору­женных подозреваемых, а для спасения офицеров от бандитских пуль. На эту сумму приобрели десять бронежилетов. Чета также написала записку: «При­лагаемый чек выражает нашу заботу о жизнях наших сотрудников полиции Нью-Йорка».

Как представитель БАП Каллен видел записку своими глазами. Для него ключевым словом было «наших». Леннон ни за что не стал бы заискивать перед властями. Но он уважал работу тех людей, кто защищает его покой.

■ ■ ■

В июне 1968 года Джон с Йоко собирались про­вести в США очередную «постельную забастовку». Но ему отказали в визе под предлогом того, что в Англии он был осужден за хранение марихуаны. Не испугавшись, чета полетела в Монреаль, где провела акцию в 1724-м номере отеля «Королева Елизавета». Именно там они представили первый официальный сингл группы «Plastic Ono Band». Этот проект рази­тельно отличался от «Two Virgins». Джон и Йоко иг­рали с подлинными музыкантами, среди которых надо отметить Эрика Клэптона на лид-гитаре, а на басу — Клауса Вормана, художника-абстракционис­та, друга «Битлз» еще со времен Гамбурга. Песня «Give Peace a Chance» превратилась в настоящий гимн — ее пела собравшаяся у мемориала Джорджа Вашингтона полумиллионная толпа протестующих против войны во Вьетнаме.

«Все говорят о мешкизме[7], — пел Джон, высмеи­вая массовые увлечения, смещающие акцент с их ос­новной задачи, дела мира. — Трахизм, хренизм, пси­хизм, злобизм, чего-то-там-изм, один сплошной изм, / Мы просим только об одном: давайте жить дружно».[8]

Крайне трогательная песня, на собратьев по «Битлз» она произвела гнетущее впечатление. Как бы они ни старались, Джон снова всех затмевал.

Дело в том, что Джон устал от «Битлз»: в его со­знании группа была неразрывно связана с тем пе­риодом трудовой гонки, когда приходилось выда­вать по два альбома в год и по синглу в квартал. Ра­ботая с Йоко, он отдыхал душой и телом.

Леннон заявил, что «When I'm Sixty-Four» вышла банальной, крайне слащавой песенкой, какую он и слушать бы не стал, не то, что писать самому. Это был укол в адрес Маккартни, чей жизнерадостный взгляд на мир Джон считал поверхностным. Естест­венно, проведя с Полом столько времени, Джон не мог не увидеть его глубину. Просто Маккартни под­мял под себя власть в группе, тем самым оттолкнув от себя товарищей. Ринго с Джорджем, возмущен­ные тем, что Пол тратит время исключительно на собственные старые песни, бросали все и уходили со студии, даже во время съемок документального фильма «Let It Be». Чтобы не связываться с Маккарт­ни, Харрисон позвал записывать «While My Guitar Gently Weeps» Эрика Клэптона.

С точки зрения Пола, у него не было выбора, кроме как взять на себя руководство группой. Кто-то же должен командовать этим детским садом. Джордж принимал каждое предложение Маккартни в штыки. Джон вел себя с ним как с тетей Мими — при любой возможности провоцировал его, бросал ему вызов. Находящаяся в студии Йоко становилась яблоком раздора. В отличие от прочих жен и подру­жек она не хотела тупо смотреть, как парни работа­ют, она активно вмешивалась в процесс. С суровым лицом восседая на усилке Джона, она заговорщицки нашептывала мужу, что его коллеги пишут непра­вильную музыку.

В какой-то момент Джордж не выдержал и выска­зал Леннону все, что думает по поводу атмосферы в студии:

— Что за дела? Вы постоянно вместе. Меня это слегка бесит.

Всем было трудно. Джон по-прежнему любил старых друзей, но выступления Пола и Джорджа против японской художницы приводили его в ярость.

— Я за Йоко, — настаивал он.

Съемки «Let It Be» обострили конфликт. Джон подозревал, что Маккартни подговорил режиссера и оператора все лавры отдать ему. Маккартни, в свою очередь, полагал, что Джон стремится исполнять только свои песни. Те, кто наблюдал за «Битлз» вблизи, не могли не заметить, что великая четверка перестала существовать как группа. Каждый из них шел своей дорогой, а других воспринимал как по­мощников, сессионных музыкантов.

■ ■ ■

Долгие годы после убийства Леннона Марк Чепмен будет думать, как бы все повернулось, если бы Джон погиб до встречи с ним? Выбрал бы он себе новую жертву?

— Не могу ответить на этот вопрос, — сказал он Ларри Кингу. — Леннон играл в моей жизни ог­ромную роль. Я был бы просто уничтожен. Что бы я тогда предпринял, сам не знаю.

Очевидно одно: психоз не ослабил у Чепмена влечения к женщинам. В Гонолулу его ждала Глория, верная, надежная жена, но его одолевали животные инстинкты. Вечером перед убийством он в одиноче­стве сидел в номере «Шератона» и размышлял над тем, что это последние его сутки на свободе. При­помнив сцену из книги, где Холден Колфилд в Нью-Йорке заказывает проститутку к себе в отель, Чепмен позвонил в службу эскорта. Забавно, но факт: приехавшая женщина была одета в зеленое платье, точь-в-точь как ее литературная коллега, навестив­шая Холдена. Она готова была выполнить любое по­желание Чепмена, но тот слишком перенервничал и никак не мог определиться. Он всячески лапал ее, но до секса дело так и не дошло.

Тем не менее, Чепмен знал, что согрешил. Они с женой были христианами, а он совершил супружес­кую измену. Он просто не смог удержать себя в ру­ках. И всегда так было. По возвращении из лагеря вьетнамских беженцев их отношения с подружкой, Джессикой Блэнкеншип, развивались в нужном на­правлении. Марк перевелся к ней в школу, пресвитерианский Колледж Завета в Лукаут-Маунтин, Теннеси. Они вместе учились. Вместе молились. Все шло великолепно. Но кое о чем он Джессике так и не ска­зал. В Форт-Чафе он в близлежащем отеле спутался с другой девчонкой. Он вроде как сопротивлялся, но она его соблазнила. Эти воспоминания не давали Марку покоя. Джессика блюла себя до замужества, он тоже мог бы подождать. Она ничего не знала о его измене, а ему не хватало смелости признаться. Но он странно себя вел. Его пожирало чувство вины. Он за­бросил учебу и, в конце концов, вылетел из колледжа.

Потом Марк утверждал, что хотел остаться в кол­ледже... «Я мечтал о карьере, мне нужно было обра­зование, но я просто не мог учиться. И помощи у Бога я не просил. Перестал общаться с людьми. За­мкнулся и все держал в себе».

Джессика заметила, что Марк часто плачет. В этом не было ничего плохого: она уважала в людях спо­собность выражать свои чувства. Но Чепмена дово­дили до слез сущие мелочи, и подавленное состоя­ние длилось целыми днями. Потом выяснилось, что время, которое можно было бы потратить на учебу, он проводит в тире. Чего он хочет добиться? Ей ну­жен был мужчина, с которым можно создать семью. А Марк превратился в непредсказуемого типа, способного причинить вред себе или окружающим. Она видела в нем немало достоинств, но доведен­ный до отчаяния, он ее пугал. Готова ли она провес­ти с этим человеком остаток своих дней?

Джессика решила, что нет, и порвала с Марком.

В этом Чепмен и Джон Леннон были очень похо­жи. Всю жизнь Марк своими руками создавал такие ситуации, в которых испытывал печаль, разочарова­ние, злость, чувствовал себя неудачником, никчем­ным. Он вернулся в лагерь беженцев, но совсем не тем человеком, которого там знали и любили. У не­го на душе лежал огромный камень. Он стал нетер­пелив, раздражителен. После жаркого спора с тре­нером по плаванью он ушел оттуда.

Чепмен устроился работать охранником. Может, получилось бы начать с чистого листа. Он произво­дил впечатление умного и ответственного подчи­ненного. Начальство оценило Чепмена и отправило на недельные курсы обращения с оружием. Резуль­тат превзошел все ожидания: Марк и без того непло­хо стрелял. Чтобы получить сертификат, нужно бы­ло шестьдесят баллов. Марк набрал восемьдесят. Снова перед ним открылись новые горизонты. Ему предложили повышение. Чепмен отказался.

Просто не выдержал.

■ ■ ■

Пол Маккартни греб под себя все, что можно. Изданием «Magicial Mystery Tour» занималась новая фирма «Битлз» — «Эппл». По рекомендации владельца галереи Роберта Фрейзера Пол начал коллек­ционировать картины бельгийского сюрреалиста Рене Магритта. Особенно его обаял автопортрет ху­дожника, держащего перед лицом зеленое яблоко. Этот образ стал символом «Эппл». Чтобы сохра­нить контроль над империей «Битлз», Маккартни сам возглавил компанию. «Эппл Мьюзик» управляла авторскими правами на все произведения группы. Так же были созданы киноподразделение, два роз­ничных магазина, «Эппл Менеджмент» и «Эппл Электронике», директором которых стал грек Янни Алексис Мадрас, он же Волшебный Алекс.

Миссию «Эппл» Пол с Джоном видели одинаково.

— К счастью, денег нам и без того хватает, — за­явил Пол на пресс-конференции, посвященной от­крытию компании. — Так что впервые хозяева не стремятся к прибыли. Мы давно купили все, о чем мечтали. Теперь мы помогаем другим сделать тоже самое.

Джон был без ума от концепции, что маргиналь­ные артисты могут придти в «Эппл» и немедленно получить финансирование.

— Теперь человек, задумавший снять фильм о чем угодно, может больше не унижаться в кабинете ин­вестора, — сказал он.

Леннон свято верил, что Волшебный Алекс спо­собен совершить революцию в мире электроники. Его до глубины души поразила «Ничто-коробка» Алекса, кубик из пластмассы с мерцающими лам­почками. Джон часами разглядывал ее под кислотой.

При знакомстве Алекс порадовал Джона завид­ной неофициальностью своего «резюме».

— Я умею делать сады камней, — похвастался он с сильным акцентом. — А сейчас занимаюсь элек­троникой. Может, в следующем году решу снимать фильмы или писать стихи. Соответствующего обра­зования у меня нет, но это мне не помешает.

Леннон тут же взял Алекса на зарплату, и пообе­щал ему десять процентов с прибыли от его буду­щих разработок. Вундеркинда особенно занимала краска. Он утверждал, что вскоре создаст краску, способную делать вещи невидимыми, и другую, чтобы машина меняла цвет по щелчку кнопки. Вско­ре вокруг домов «Битлз» будут силовые поля, а на стенах — «обои-динамики». «Эппл» финансирова­ли попытки Алекса сделать искусственное солнце, которое будет сиять на ночном небе. Но когда при­шло время демонстрировать результат, Алекс заявил, что пока не нашел подходящий источник энергии.

Алекс все время ошивался в студии. Наблюдая за работой техников, он жаловался, что они «отстали от жизни». Джордж Мартин хотел было прогнать надоеду, но ему не позволили очарованные «битлы».

Алекса преследовали те проблемы, от которых страдает любой творческий человек, подавшийся в бизнес. Поскольку весь мир слушал «Битлз», «Эппл Мьюзик» показывала завидные результаты. Другие подразделения лишь проедали прибыль. Никто не мог толком сказать, чем занято большинство сотруд­ников — они торчали в офисе, переливали из пустого в порожнее и вешали на «Битлз» счета на пьянки-гулянки.

Надо было что-то делать. Пол заявил, что у него есть решение. Недавно он женился на американке Линде Истмен, и полагал, что ее отец Ли Истмен, известный юрист в шоу-бизнесе, способен грамот­но управлять «Битлз». Во время встречи Джон на­звал Истмена Эпштейном, тем самым обозначив свою враждебность. С его точки зрения человек, переделавший фамилию на английский манер, чтобы скрыть еврейские корни, и в других областях не за­служивал доверия. Джордж с Ринго увидели в пред­ложении Пола очередную попытку захватить власть.

Джон предпочитал Аллена Кляйна, бывшего ме­неджера Бобби Дарина, Сэма Кука и «Роллинг Стоунз». До появления на сцене Кляйна звукозаписыва­ющие компании и менеджеры рука об руку «доили» артистов. А Кляйн устроил войну с лейблами, тре­буя отчислений с укрытых прибылей. Кляйн заявил: он уверен в своих силах настолько, что готов рабо­тать в «Эппл» исключительно за процент от подкон­трольной деятельности. Если компания останется в убытках, он не получит ни копейки.

У Леннона давно выработался иммунитет к лести фанатов, но Кляйн, цитируя стихи Джона, сумел по­добрать ключик к его сердцу. К тому же, в глазах Леннона простой, как пять центов, Кляйн, смотрел­ся куда привлекательнее лощеного Истмена. Он был уличным пареньком из Ньюарка, Нью-Джерси. Мать его умерла, когда Аллен был младенцем, а отец работал в лавке мясника. Джон убедил Джорд­жа с Ринго в пользу Кляйна, обосновав свой выбор тем, что «он единственный, кого одобрила Йоко». Маккартни отказался подписывать контракт. Кто та­кая эта Йоко, что решает за «Битлз»? С его точки зрения, бандитский имидж Кляйна был отнюдь не наигранным.

В свое время Брайан Эпштейн обсуждал с По­лом Кляйна, отзываясь о коллеге в негативных то­нах. В середине 1960-х у Кляйна были проблемы с Комиссией по ценным бумагам и биржевым опера­циям из-за раздувания стоимости акций звукозапи­сывающей компании, которой он управлял. А Мик Джаггер поведал Маккартни, что очаровав группу своим грубым шармом, Кляйн умыкнул у них пра­ва на ряд песен. К сожалению, на тот момент дове­рие к Полу было окончательно подорвано, и его никто не стал слушать. В 1969 году, заключив кон­тракт с EMI, Кляйн выбил для «Битлз» самый боль­шой гонорар в истории, чем полностью оправдал свое назначение.

Для сотрудников «Эппл» Кляйн ввел регулярную отчетность и контроль за временем прихода и ухода, а заодно срезал все излишние расходы. Алистеру Тейлору, верному лейтенанту Брайана Эпштейна, пришлось подать в отставку. Закрылся «Эппл Элек­троникс», вылетел на улицу Волшебный Алекс, об­легчивший карманы «Битлз» на 300 тысяч фунтов. Джон не стал защищать друга, согласившись, что Алекс тот еще поганец. В Индии он активно трепал языком о сексуальной невоздержанности Махариши. А через двадцать четыре часа после развода Джона с Синтией уже сидел рядом с брошенной же­ной, спаивал ее и убеждал, что с ним куда лучше, чем с Ленноном.

Хоть Алекс умело веселил компанию, он исчер­пал кредит доверия. «Битлз» было не привыкать избавляться от прихлебателей и мошенников. В мо­мент кризиса им не нужен был пассажир, раскачива­ющий лодку.

■ ■ ■

Пока сверстники входили во взрослую жизнь, Марк Дэвид Чепмен мечтал заполучить ядерную бомбу и взорвать небольшой городок. Потом ему в голову пришла новая мысль. Можно заставить стра­дать многие миллионы, если убить их кумира, выра­жающего их мнения, их ролевую модель.

— К 8 декабря 1980 года Марк Дэвид Чепмен на­ходился на грани помешательства, — объяснит он потом Ларри Кингу. — Он полностью погрузился в вымышленный мир «Над пропастью во ржи» Сэ­линджера. Он сам не знал, чего хочет: прыгнуть в такси, вернуться на Гавайи, или убить... кумира.

В 1977 году Чепмен зашел в публичную библио­теку, где попросил карту Гавайев. Потом опять туда вернулся с той же целью. Мечтая о райских остро­вах, он не думал ни о криминальной обстановке в Гонолулу, ни о безработице. У него в мыслях качали листьями пальмы, шуршали волны, царила безмя­тежность. Там было не как здесь. Там все его трево­ги и волнения окажутся позади. Марк спешно опус­тошил счет, где лежало всего 1200 долларов. Он твердо решил уехать в пятидесятый штат Америки.

Деньги кончились даже позже, чем он рассчиты­вал. Примерно неделю он прожил в роскошном оте­ле, отдыхая на пляже и зависая в баре. Когда кошелек опустел, Марк переехал в местное отделение YMCA. Депрессия пошла на спад. И он позвонил Джессике, бывшей подружке.

— Скажи, что любишь меня, — умолял он.

Джессике совсем не понравился его тон. Она ис­пугалась, что неосторожное слово может вызвать на­стоящую бурю. Зачем он звонит? У него есть семья. А если он покончит жизнь самоубийством? Меньше всего ей хотелось чувствовать себя ответственной за его смерть.

— Слушай, Марк, — зашла она издали. — Может, просто вернешься домой?

На последние деньги Марк купил билет в Атлан­ту. Все будет хорошо. Он вернется к Джессике, же­нится на ней, создаст ту семью, о которой она всегда мечтала. Но при первой же встрече он увидел, что страхи Джессики никуда не делись. Но здесь за него отвечали родители. Он вернулся в отчий дом, но аг­рессивный, обличающий сын не встретил теплого приема.

Он снова купил билет на Гавайи.

Не видя впереди никакого будущего, на послед­ние деньги он хорошо пообедал в стейк-хаусе. По­том на прокатной машине поехал на пляж. Если он никому не нужен, то не будет отягощать им жизнь своим существованием. Натянув шланг на выхлоп­ную трубу, второй конец Чепмен сунул в окно. За­рычал мотор. Марк с закрытыми глазами откинулся на водительском сидении, ожидая, пока смерть не избавит его от мук.

Ничего не вышло.

Он снова ошибся.

Чепмена тошнило от выхлопных газов, когда в окно постучал рыбак-японец. Пластиковый шланг расплавился на выхлопной трубе.

Он такой неудачник, что даже не смог покончить жизнь самоубийством.

А может, все идет как должно. Японец — никакой не рыбак, он ангел божий. Бог хочет, чтобы Чепмен жил.

Как суицидник он лег в психиатрическое отделе­ние больницы Кэсл-Мемориал. Врачам интелли­гентный, адекватный Чепмен пришелся по нраву. Другие пациенты тоже отнеслись к нему хорошо. Может, все не так плохо. Гавайи — приятное место.

Марк решил остаться здесь.

■ ■ ■

Джона нервировало членство в Превосходней­шем ордене Британской империи, пожалованное королевой Елизаветой II. Во время «битломании», когда великую четверку изображали дойстойными гражданами, он не мог отвергнуть предложенную честь. Но теперь, став завзятым пацифистом, он чувствовал себя лицемером из-за связи с империей, ответственной за порабощение людей от Фолкленд­ских островов до Северной Ирландии.

— Правящие круги — те еще бандиты, — сказал он ATV — Вот кто знает, как тиранить людей. У них есть ядовитые газы, оружие, всякое снаряжение... Должен быть другой путь.

25 ноября 1969 года он взял прилагающуюся ме­даль с телевизора тети Мими и вернул ее с шутливой запиской, где шла речь и о международной полити­ке Великобритании, и последнем сингле «Plastic Ono Band».

«Ваше Величество,

Я возвращаю вам Превосходнейший орден Бри­танской империи в знак протеста против участия нашей страны в конфликте Нигерии-Биафры, про­тив нашей поддержки Америки во Вьетнаме, и про­тив того, что «Cold Turkey» опускается в чартах.

С любовью,

Джон Леннон.»

Озадаченные наблюдатели пришли в полное не­доумение, когда Джон с Йоко обрезали волосы, главный символ и «битломании», и порожденной ею революции, и объявили 1970 год «Началом эпо­хи мира». Через три месяца чета отправилась в боль­ницу якобы для того, чтобы оба сменили пол. Не­ужели Джон Леннон решится на такой шаг? Оказа­лось, что несмотря на страстную любовь к Йоко, Джон все же ценит свое мужское достоинство.

Он изобразил все это как первоапрельскую шутку.

Долгие годы пресса публиковала каждый дурац­кий слух о Ленноне. Вышла неплохая возможность их наказать.

■ ■ ■

Выписавшись, Чепмен устроился работать на за­правку и переехал жить к пресвитерианскому свя­щеннику. Он регулярно навещал друзей, оставших­ся в больнице, и играл им на гитаре. За недолгое пребывание на райских островах Марк успел попол­нить репертуар гавайскими песнями. Оказалось, что пожилые пациенты тянутся к нему. Некоторые впоследствии утверждали, что годами ни с кем не говорили, пока не встретили Чепмена. Врачи видели в нем ролевую модель, человека, победившего де­прессию и теперь помогающего другим. Сначала Марк стал в психиатрическом отделении волонте­ром, потом штатным сотрудником.

Врачи и медсестры совсем забыли, что до недав­него времени он был одержим мыслями о суициде и массовых убийствах. Они относились к нему как к равному, болтали с ним после работы. В церкви и больнице он вновь обрел признание.

Пока Джон Леннон смотрел, как растет его сы­нишка, и подбирал песни для «Double Fantasy», Марк Чепмен восстанавливал самоуважение.

■ ■ ■

Впервые с 1966 года Джон вернулся к концертной деятельности, правда, не в составе «Битлз». Джон с Йоко спокойно выходили на сцену, пели песни, ус­траивали перформансы, но о турне с «Битлз» не могло быть и речи. Маккартни переживал, он счи­тал, что группа не может развиваться без живых вы­ступлений. В 1969 году он предложил такой вари­ант: о концертах не объявлять заранее, по желанию менять внешность. (Он использует свою идею на за­ре карьеры «Вингз». Его группа будет неожиданно появляться в маленьких залах). Пол объяснял, что раздираемая спорами группа обретет второе дыха­ние, плюс они подогреют любопытство публики. Ринго поддержал эту мысль. Джордж готов был со­гласиться. По мнению Леннона, с тем же успехом Пол мог потребовать вернуться к моптопам и тридцатиминутным сетам.

— Я ухожу из группы, — сообщил он товарищам по группе. Джон описал разрыв в тех же словах, что и развод с Синтией.

— Я больше не верю в мифы, — поведал он Дженну Веннеру. — А «Битлз» — просто очередной миф. Я в него не верю. Наваждение рассеялось.

Если Джон так хочет, сказал Пол, то и бог с ним. Так же, как Леннон считал, что «Битлз» уперлись в музыкальный тупик, Маккартни верил, что группа делает вещи, вообще не похожие на них. А все из-за того, что Джон впарил всем этого пройдоху Аллена Кляйна. Делать аранжировку последнего сингла, «The Long and Winding Road», Кляйн вместо прове­ренного и надежного Джорджа Мартина позвал экс­центричного американского продюсера Фила Спектора. Коротышка Спектор носился по зданию на Эбби-роуд с пачкой телохранителей, как диктатор какой-нибудь тьмутаракани, чудил, горстями жрал транквилизаторы. Из всех «битлов» на запись позва­ли одного Ринго. Музыканты оркестра так разозли­лись, что встали и ушли. Но, по словам Маккартни, Спектор вернул их, чтобы окончательно испохабить песню, добавив три трубы, три тромбона, четыре виолончели и хор из четырнадцати женщин. Каза­лось, что группа таким дорогостоящим способом ре­шила продемонстрировать Полу свое недовольство.

— Моим мнением никто не поинтересовался, — сказал он газете «Ивнинг Стандард». — Я просто не верю.

Джон был не единственным, кто задумался о соль­ной карьере (Ринго уже тогда работал над пластин­кой под названием «Sentimental Journey»). Пол тоже запишет собственный альбом, пригласив в группу свою жену, и тоже уйдет из «Битлз».

Но были причины, по которым этот факт реши­ли не делать достоянием публики. Вскоре должен был выйти альбом «Битлз» «Let It Be», и Кляйн не хотел, чтобы раскол группы мешал продажам. Джон согласился какое-то время держать свой уход в тай­не. Но в апреле 1970 года, за месяц до выхода «Let It Be», журналисты получили в свое распоряжение первый альбом Пола, «McCartney». К нему прила­гался список вопросов и ответов о проекте.

В нем Пол сказал, что запись — «начало сольной карьеры», и объявил, что берет «отпуск в "Битлз" из-за «личных, деловых и музыкальных разногласий». Он открывает новую компанию под названием «Маккартни Продакшенз», и Аллен Кляйн более «никоим образом» не представляет его интересы. Он любит и уважает Леннона, но в последнее время музыка Джона и связанные с нею выходки «переста­ли доставлять мне удовольствие». На вопрос, имеет ли смысл ожидать их воссоединения с Джоном Ленноном, Пол ответил «Нет».

Джон пришел в ярость. Он стоял у истоков «Битлз», ему и хоронить группу. Право объявить о распаде принадлежит ему и только ему. В глазах Джона сфабрикованные «вопросы и ответы» Пола были дешевым трюком, чтобы вызвать шумиху во­круг его альбома за счет «Let It Be». Маккартни пари­ровал, что Джон, как обычно, делает из мухи слона. «Битлз» больше не существует, так чего врать людям?

31 декабря 1970 года Пол, по мнению сторонних наблюдателей, пошел на крайние меры. Он подал иск против Джона, Джорджа и Ринго, в котором тре­бовал ликвидировать величайшую группу в мире.

По словам Маккартни такое решение было необ­ходимо с точки зрения закона, но ему лично далось «убийственно тяжело».

■ ■ ■

Спустя восемь лет после распада «Битлз» Марк Дэвид Чепмен сидел в кинотеатре в Гонолулу и смо­трел фильм 1956 года по роману Жюля Верна «Во­круг света за 80 дней». Тут у него екнуло сердце. Ведь он почти не видел мира! Как главный герой, Филеас Фогг, Марк отправится в кругосветное путешествие. За пару дней он спланировал маршрут: недавно открывшая границы для западных туристов Китайская Народная Республика, потом Япония, Южная Ко­рея, живописная Швейцария, древняя цивилизация Ирана. В Святой Земле Марк побывает в Гефсиманском саду, повторит Крестный путь Иисуса, коснет­ся Камня помазания, на котором тело Спасителя го­товили к погребению, поклонится могиле, откуда тот воскрес, чтобы дать человечеству жизнь вечную.

Чепмен взял в больнице кредит в кассе взаимопо­мощи и отпуск на шесть недель. Старые друзья по YMCA нашли для него бесплатное или дешевое жи­лье. Постоянно возникали трудности, планы все время менялись, и Марк регулярно общался по теле­фону с любезной сотрудницей туристического агентства, Глорией Эйб. Пока он колесил по земно­му шару, мысли его часто возвращались к доброй американке японских кровей. Заглянув в Джорджию проведать родителей, воодушевленный Марк приле­тел в Гонолулу. Он пригласил Глорию к себе в цер­ковь, и буддистка приняла христианство. В январе 1979 года они гуляли по пляжу, и тут Чепмен вне­запно остановился. Он сел и старательно вывел на песке: «Ты выйдешь за меня замуж?»

Глория опустилась рядом и написала: «Да».

Жизнь обернулась светлой стороной. Марк и Глория обнялись, она запрыгнула ему на спину, а он побежал вдоль воды. Это была самая романтическая сцена, какую только мог вообразить себе Чепмен.

Он и японка, его будущая невеста.

Картина из песни Джона и Йоко.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: