Сделай Сам Свою Работу на 5

СОНИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОГО ПОРЯДКА





Прежде чем рассматривать практические предложения по построению коммунитарного социализма в индуст­риальном обществе, нам надо бы остановиться и обсу­дить некоторые основные возражения, связанные с воз­можностями его реализации. Один тип возражений про­истекает из характера промышленного труда; другой — из природы человека и психологической мотивации его труда.

Наиболее серьезные возражения против коммуни­тарного социализма, выдвигаемые многими вниматель­ными и доброжелательными наблюдателями, связаны как раз с всевозможными изменениями в самой рабо­те. Согласно их аргументации, современный промыш­ленный труд по своему характеру есть труд механичес­кий, неинтересный и отчужденный. Он основан на выс­шей степени разделения труда и в принципе никогда не может целиком завладеть интересами и вниманием человека. Все идеи относительно того, как сделать труд интересным и осмысленным, — всего лишь романти­ческие грезы, а настойчивое стремление к их последо­вательному осуществлению логически привело бы к по­требности отказаться от нашей системы промышлен­ного производства и вернуться к доиндустриальному, ремесленному. Наоборот, цель должна состоять в том, чтобы сделать труд еще более бессмысленным и меха­низированным. На протяжении последних 100 лет мы были свидетелями значительного сокращения рабоче­го дня, и в будущем четырех- или даже двухчасовой ра­бочий день — вряд ли так уж невероятен. В настоящее время происходят колоссальные изменения в методах труда. Процесс труда разделен на множество мелких компонентов, так что задача каждого отдельного рабо­чего становится автоматической и не требует его жи­вого внимания; он может позволить себе предаться меч­там и фантазиям. Кроме того, мы пользуемся все более автоматизированными машинами, имеющими соб­ственные «мозги», и работаем в чистых, хорошо осве­щенных фабричных помещениях; «рабочему» приходит­ся лишь наблюдать за какими-то приборами и время от времени нажимать какие-то рычаги. И действительно, утверждают сторонники такой точки зрения, мы рас­считываем на полную автоматизацию труда: человек будет работать лишь несколько часов; работа не будет неприятной и не потребует много внимания; она пре­вратится в почти бессознательный привычный процесс, наподобие чистки зубов, а центр тяжести жизни чело­века переместится на часы его досуга.





Такая аргументация звучит убедительно; кто может возражать против того, что полностью автоматизиро­ванная фабрика и исчезновение грязной и неприятной работы и есть цель, к которой приближается промыш­ленная эволюция? Однако есть несколько соображе­нии, не позволяющих нам сделать автоматизацию тру­да нашей главной надеждой и видеть в ней путь, веду­щий к оздоровлению общества.

Во-первых, по меньшей мере сомнителен тезис о том, что механизация труда приведет именно к указан­ным выше результатам. Целый ряд факторов свиде­тельствует об обратном. Так, например, очень серьезное недавнее обследование рабочих автомобильной про­мышленности показывает, что их нелюбовь к работе связана с такими присущими массовому производству признаками, как повторяемость, монотонная размерен­ность и т. п. В то время как подавляющее большинство любит свою работу по экономическим причинам (147 против 7), еще более подавляющее большинство (96 против 1) не любит ее по причинам, связанным с ее непосредственным содержанием354. То же отношение к труду сказывается и на поведении работающих. «Рабо­чие, труд которых характеризуется ярко выраженными чертами массового производства, гораздо чаще отсут­ствуют на своих рабочих местах и чаще уходят с рабо­ты, чем те, труд которых имеет меньше таких черт»355. Можно также усомниться в том, является ли возмож­ность грез и мечтаний, возникающая в результате ме­ханизации труда, таким уж позитивным и здоровым фактором, как полагают специалисты в области индус­триальной психологии. Мечтательность — это по сути дела симптом отсутствия связи с реальностью. Это вов­се не отдых или восстановление сил, а фактически бег­ство, уход от действительности со всеми негативными последствиями такого ухода. То, что в таких ярких крас­ках рисуют специалисты в области индустриальной психологии, по сути дела не что иное, как неспособ­ность сконцентрироваться, столь свойственная совре­менному человеку вообще. Вы можете одновременно делать три дела, поскольку не концентрируете свое внимание ни на одном из них. Большая ошибка думать, будто человек отдыхает, когда делает что-либо, не кон­центрируя на этом внимания. Наоборот, любая деятель­ность, требующая концентрации внимания, будь то ра­бота, игра или отдых (отдых — это тоже вид деятель­ности), бодрит и стимулирует человека, а любая дея­тельность, не требующая этого, утомляет. Истинность этого утверждения подтверждается результатами про­стого самонаблюдения.



Однако, помимо всего прочего, сменится еще мно­го поколений, прежде чем будет достигнут такой уро­вень автоматизации и сокращения рабочего времени; в особенности если иметь в виду не только Европу и Америку, но и Азию и Африку, где промышленная ре­волюция еще только началась. Должен ли человек на протяжении последующих 500 лет по-прежнему тра­тить большую часть своей энергии на бессмысленный труд в ожидании того времени, когда труд не будет тре­бовать затрат энергии? Что станет с ним за это время? Не станет ли он еще более отчужденным как в часы своего досуга, так и в рабочее время? Не означает ли надежда на труд, не требующий усилий, мечту, в осно­ве которой лежит леность и желание лишь нажимать на кнопку; разве это здоровая мечта? Разве труд не есть столь важная часть человеческого существования, что его нельзя и не нужно сводить к чему-то незначитель­ному? Разве способ труда сам по себе не есть суще­ственный элемент, формирующий характер человека? Разве не ведет полная автоматизация труда к полной автоматизации жизни?

Поскольку все эти вопросы вызывают столько со­мнений относительно идеализации полностью автома­тизированного труда, мы должны рассмотреть точки зрения, отрицающие возможность сделать труд осмыс­ленным и привлекательным и, следовательно, возмож­ность гуманизации труда. Приводится следующая ар­гументация: работа на современном предприятии по своей природе не вызывает интереса и удовлетворен­ности; более того, существует необходимость выпол­нения работ, явно неприятных и вызывающих отвра­щение. Активное участие рабочего в управлении несов­местимо с требованиями современной промышленно­сти и привело бы к хаосу. Чтобы надлежащим образом функционировать в этой системе, человек должен по­виноваться и приспосабливаться к рутинной организа­ции. По природе человек ленив и не склонен к ответ­ственности; поэтому его надо поставить в такие усло­вия, чтобы он мог действовать спокойно, не проявляя особой инициативы и спонтанности.

Для того чтобы должным образом разобраться в этих аргументах, нам придется пуститься в размышле­ния относительно проблемы лености и различных по­буждений к труду. Как ни удивительно, но и психоло­ги, и неспециалисты все еще придерживаются мнения о природной лености человека, тогда как этот взгляд опровергается столь большим количеством очевидных фактов. Лень — это далеко не нормальное качество, это симптом психопатологии. Поистине одна из худ­ших форм душевных страданий, человека — это ску­ка, незнание, что делать с собой и со своей жизнью. Даже если человек не получал бы ни денежного, ни какого-либо другого вознаграждения, он все равно стре­мился бы употребить свою энергию каким-то осмыслен­ным образом, поскольку не смог бы вынести скуку, по­рождаемую бездельем.

Давайте посмотрим на детей: они никогда не бездель­ничают, при малейшем поощрении или даже без тако­вого они всегда заняты; играют, задают вопросы, сочи­няют истории, и все это без какого-либо, стимула; они просто получают удовольствие от самой деятельности. Из области психопатологии известно, что человек, не испытывающий интереса к тому, чтобы что-то делать, серьезно болен; подобное состояние человека считает­ся ненормальным. Многочисленные работы, посвящен­ные исследованию положения безработных, свидетель­ствуют о том, что эти люди страдают от навязанного им «отдыха» в той же степени, если не в большей, чем от материальных лишений. Существует также много дан­ных, показывающих, что многих людей старше 65 лет необходимость прекратить работу делает глубоко несча­стными, а иногда и физически больными.

Тем не менее есть веские доводы в пользу широко распространенной точки зрения о природной лености человека. Главный из них гласит, что отчужденный труд вызывает скуку и неудовлетворенность, что он порож­дает у человека напряженность, враждебное отноше­ние и отвращение к труду и всему, что с ним связано. В результате идеалом многих людей становится стрем­ление к лености и «ничегонеделанию». Люди ощуща­ют, таким образом, свою лень как «естественное» со­стояние души, а не симптом патологических условий жизни или результат бессмысленного и отчужденного труда. При рассмотрении современных точек зрения на мотивацию труда становится очевидно, что они осно­ваны на понятии отчужденного труда, и поэтому их выводы неприменимы к неотчужденному труду, привле­кательному для человека.

Самая общепринятая и распространенная теория гласит, что главным стимулом к труду являются деньги. Такая точка зрения может иметь двоякий смысл. Пер­вое, что страх голодной смерти — это главный стимул к труду. Такая аргументация, безусловно, справедлива. Во многих случаях рабочие никогда бы не согласились на предлагаемую им зарплату или другие условия труда, если бы не оказались перед выбором: согласиться на эти условия или умереть с голоду. Неприятная черная рабо­та в нашем обществе выполняется не добровольно, а вынужденно, поскольку люди должны зарабатывать на жизнь.

Гораздо чаще деньги считаются главным стимулом к труду в том смысле, что желание заработать больше заставляет человека прилагать больше усилий в про­цессе труда. Согласно этой аргументации, если бы че­ловека не манила надежда на получение большего де­нежного вознаграждения, он не работал бы вообще или, по крайней мере, работал бы без интереса.

Это убеждение все еще разделяют многие промыш­ленники и профсоюзные лидеры. Так, например, 50 ад­министраторов промышленных предприятий ответили на вопрос о том, что имеет значение для повышения производительности труда, следующим образом356.

Ответом на этот вопрос могут быть только деньги 44%

Деньги - это главное, однако определенное значение имеют менее осязаемые факторы 28%

Деньги - важный фактор, но до определенной границы, затем этот фактор не действует 28%

100%

И действительно, работодатели во всем мире выс­тупают за систему прогрессивной оплаты труда, счи­тая ее единственным средством, способным привести к повышению производительности труда индивидуаль­ного рабочего, увеличению доходов как рабочих, так и работодателей и, таким образом, косвенно к уменьше­нию прогулов и облегчению контроля за процессом тру­да. Доклады и обзоры различных промышленных и пра­вительственных комитетов в общем подтверждают эф­фективность системы прогрессивной оплаты труда для повышения его производительности357. Рабочие, по- видимому, также полагают, что с помощью денежной прогрессивной системы стимулирования можно до­биться наибольшей производительности труда. Подан­ным обзора, выполненного Комитетом по исследованию общественного мнения за 1949 г., в котором участво­вал 1021 рабочий обрабатывающей промышленности, 65% опрошенных сказали, что увеличению производи­тельности способствует прогрессивная система опла­ты, и только 22% полагали, что этому способствует по­часовая оплата. Однако на вопрос о том, какой способ оплаты они предпочитают, 65% ответили, что почасо­вую, и лишь 29% — прогрессивную систему. (Среди рабочих, получающих почасовую оплату, соотношение между теми, кто высказался в пользу почасовой опла­ты и против нее, составило 74:20, а среди рабочих, ра­ботающих по системе прогрессивной оплаты, 59% выс­казались в пользу почасовой оплаты и 36% — в пользу прогрессивной.)

Последние данные, по мнению Вайтельса, показы­вают, что, «несмотря на то, что денежная премиальная система в сильной степени способствует увеличению производительности труда, она сама по себе не решает проблемы сотрудничества между рабочими. При неко­торых обстоятельствах она даже способствует обостре­нию этой проблемы»358. Это мнение разделяют специа­листы в области индустриальной психологии и даже сами промышленники.

Разговор о денежном поощрении был бы, однако, незаконченным, если бы мы не учли, что желание по­лучать больше денег постоянно подогревается той са­мой промышленностью, которая рассматривает день­ги в качестве главного стимула к труду. Под воздействи­ем рекламы, системы платежей в рассрочку и многих других средств алчность индивида к приобретению все новых и новых вещей стимулируется до такой степе­ни, что у него едва хватает денег для удовлетворения этих «потребностей». Так, в результате искусственно­го стимулирования со стороны промышленности про­грессивная система оплаты играет еще большую роль, чем это было бы без него. Более того, само собой разу­меется, что постоянная роль денежной премиальной системы сохраняется до тех пор, пока она выступает единственным стимулом к труду, поскольку рабочий процесс сам по себе скучен и не приносит удовлетво­рения. Существует множество примеров того, что люди предпочитают работу с меньшим денежным вознаграж­дением, если эта работа сама по себе интереснее.

Наряду с денежным вознаграждением главными стимулами к труду признаются его престиж, статус и даваемая им власть. Нет необходимости доказывать, что стремление к престижу и власти представляет со­бой сегодня сильнейший стимул к труду для среднего и высшего класса; значение денег сводится главных образом к тому, что они увеличивают престиж, уверен­ность и комфорт. Часто, однако, игнорируют ту роль, которую играет потребность в престиже среди рабочих, служащих и низших слоев промышленной и торговой бюрократии. Для таких людей именная бляха провод­ника спального вагона или банковского кассира — это важные психологические факторы для их чувства соб­ственной значимости; такую же роль для высших сло­ев бюрократии играет личный телефон или размер ка­бинета. Фактор престижа играет роль также и для про­мышленных рабочих359.

Деньги, престиж и власть — это в настоящее время главные стимулы к труду для большей части нашего на­селения — той, которая работает по найму. Но есть и другие мотивировки: чувство удовлетворения, получае­мое от обеспечения независимого экономического су­ществования, или выполнение квалифицированного труда; оба эти фактора делают труд гораздо осмыслен­нее и привлекательнее, нежели только денежный сти­мул или стимул власти. Однако если экономическая не­зависимость и мастерство были важны, потому что при­носили удовлетворение независимому коммерсанту, ре­месленнику или высококвалифицированному рабочему в XIX — начале XX в. то сейчас значение этих стимулов быстро снижается.

Что касается увеличения численности людей, рабо­тающих по найму, в противовес людям, имеющим соб­ственный доход, то следует отметить, что в начале XIX в. приблизительно4 / 5 общего числа занятых приходилось на предпринимателей, имеющих собственное дело; в 1870 г. на эту категорию приходилась всего 1 /з всех за­нятых, а к 1940 г. на этот старый средний класс прихо­дилась только х/ъ всего занятого населения.

Такой переход от независимых работников, имею­щих самостоятельный доход, к людям, работающим по найму, сам по себе способствует тому, что по указан­ным выше причинам падает удовлетворенность трудом. Человек, работающий по найму, отчужден в большей степени, чем работник, имеющий самостоятельный до­ход. Независимо от получаемого им жалованья, он ско­рее придаток организации, нежели человеческое суще­ство, делающее что-либо для самого себя.

Есть, однако, фактор, который мог бы уменьшить отчуждение труда, — это мастерство, необходимое для его осуществления. Однако и здесь наблюдается тен­денция к уменьшению требований, предъявляемых к мастерству и, следовательно, к усилению отчуждения.

Работа конторского служащего требует определен­ных навыков, однако все большее значение здесь при­обретает фактор «приятной личности», готовой себя продать. В промышленности все меньшее значение имеет всесторонняя квалификация рабочего старого типа; ему предпочитают новых, полуквалифицирован­ных работников.

На заводах Форда в конце 1948 г. число рабочих, проходивших обучение менее двух недель, составляло 70-80% общего числа занятых на заводе. Лишь 300 че­ловек заканчивали ежегодно профессиональное учили­ще, готовящее рабочих для заводов Форда; причем по­ловина из них шла на другие заводы. На заводе по из­готовлению аккумуляторов в Чикаго среди 100 меха­ников, считающихся высококвалифицированными, только 15 обладают всесторонними техническими зна­ниями; 45 могут работать только на одной определен­ной машине. На одном из заводов «Вестерн электрик» в Чикаго средний срок обучения рабочих составляет от трех до четырех недель; срок обучения квалифици­рованных рабочих, выполняющих наиболее трудные операции, — до шести месяцев. Из общего количества 6400 занятых в 1948 г. было около 1 тыс. «белых ворот­ничков», 500 промышленных рабочих и только 400 ра­бочих, которых можно было отнести к квалифициро­ванным. Иными словами, менее 10% всего персонала приходилось на работников с технической квалифика­цией. На большой кондитерской фабрике в Чикаго 90% рабочих прошли обучение «на рабочем месте», не пре­вышающее 48 час.360

Даже такая отрасль промышленности, как произ­водство часов в Швейцарии, основанная на высококва­лифицированном труде, претерпела в этом отношении радикальные изменения. И хотя еще существует ряд часовых заводов, производящих свою продукцию на ос­нове традиционного мастерства, на крупных предпри­ятиях в кантоне Золотурн число действительно квали­фицированных рабочих составляет лишь небольшой процент361.

Итак, население работает преимущественно по най­му на работах, требующих невысокой квалификации, не имея почти никаких возможностей для развития своего индивидуального таланта или достижения вы­дающихся результатов. В то время как управляющие или другие профессиональные группы заинтересованы по крайней мере в каких-то индивидуальных достиже­ниях, подавляющее большинство рабочих продают ра­ботодателю свои физические способности или крайне небольшую часть умственных для того, чтобы работо­датель получил прибыль, в которой рабочие своей доли не имеют. Они не заинтересованы в результатах свое­го труда и работают только с целью обеспечить себе средства к существованию и утолить свою потребитель­скую жадность.

Неудовлетворенность, апатия, скука, отсутствие радости и счастья, чувство бесполезности и ощущение бессмысленности жизни — вот неизбежные результа­ты такого положения. Люди могут не сознавать этот социально заданный патологический синдром, его мож­но скрыть с помощью неистового бегства в спаситель­ную деятельность или с помощью жажды денег, власти и престижа. Однако значение последних стимулов ве­лико только потому, что отчужденная личность не мо­жет не искать компенсации своей внутренней бессо­держательности, а вовсе не потому, что эти желания являются «естественными» или наиболее важными сти­мулами к труду.

Существуют ли эмпирические доказательства того, что большинство людей сегодня не удовлетворены сво­ей работой?

Пытаясь ответить на этот вопрос, мы должны про­вести различие между тем, что люди осознанно дума­ют об этой удовлетворенности, и тем, что они ощуща­ют бессознательно. Из практики психоанализа изве­стно, что чувство неудовлетворенности и несчастья может быть вытеснено в глубь бессознательного, че­ловек может сознавать себя удовлетворенным, и лишь такие симптомы, как сны, психосоматическая болезнь или бессонница, могут выражать его внутреннюю не­удовлетворенность. Тенденция к вытеснению неудов­летворенности и несчастья в значительной степени поддерживается широко распространенным чувством, что быть неудовлетворенным означает быть «неудач­ником», странным, подозрительным и т. д. (так, напри­мер, людей, осознанно думающих, что они счастливы в браке, и искренне выражающих эту убежденность в своих ответах во время различных опросов, гораздо больше, чем тех, кто действительно счастлив в браке).

Тем не менее, даже данные об осознанной удовлет­воренности работой весьма убедительны. Так, по дан­ным исследования, посвященного проблеме удовлетво­ренности работой и охватывающего всю страну, удов­летворение и радость от работы получают 85% профес­сиональных специалистов и должностных лиц, 64% «белых воротничков» и 41% заводских рабочих. Дру­гое исследование дает нам аналогичную картину: 86% специалистов, 74% управляющих, 42% торговых слу­жащих, 56% квалифицированных и 48% неквалифи­цированных рабочих удовлетворены своим трудом362.

Эти данные свидетельствуют о значительном раз­рыве между специалистами и должностными лицами, с одной стороны, и рабочими и клерками — с другой. Среди первых недовольно лишь меньшинство, среди последних — больше половины. Если мы возьмем все население в целом, то эти данные означают, что более половины всего занятого населения осознанно не удов­летворено своей работой и не получает от нее удоволь­ствия. Если же мы учтем неосознанную неудовлетво­ренность, то этот процент будет значительно больше. Если же мы возьмем 85% «удовлетворенных» специа­листов и должностных лиц, то нам придется выяснить, сколько их страдает от высокого кровяного давления, язвы, бессонницы, нервозности, утомляемости и дру­гих психологически обусловленных болезней. И хотя нет точных данных, это подтверждающих, не может быть сомнений в том, что с учетом этих симптомов ре­альное количество людей, получающих удовлетворение от своей работы, будет гораздо меньше, чем показыва­ют приведенные цифры.

Что касается заводских рабочих и конторских слу­жащих, то даже процент осознанно неудовлетворенных людей довольно' высок. Нет сомнения в том, что нео­сознанно неудовлетворенных рабочих и служащих еще больше. Об этом свидетельствуют различные исследо­вания, показывающие, что главной причиной прогулов являются неврозы и психогенные болезни363. (По оцен­кам, невротические симптомы наблюдаются у 50% за­водских рабочих.) Утомляемость и большая текучесть кадров — вот другие признаки неудовлетворенности и обиды.

Важнейшим симптомом с экономической точки зре­ния и лучше всего изученным является широко распро­страненное стремление заводских рабочих работать не в полную силу или «работать, не перетруждаясь», как это часто называют. Согласно данным опроса, прове­денного корпорацией по изучению общественного мне­ния в 1945 г., 49% всех опрошенных работников физи­ческого труда ответили, что, «когда человек работает на заводе, он должен выкладываться в полную силу», 41% — что рабочие не должны работать изо всех сил, а прилагать лишь «средние усилия»364.

Итак, мы видим, что налицо как осознанная, так и — еще в большей степени — неосознанная неудов­летворенность тем трудом, который наше индустриаль­ное общество предлагает большинству своих членов. Мы пытаемся нейтрализовать эту неудовлетворен­ность, используя смесь денежных и престижных моти­вировок, и, несомненно, эти мотивировки порождают ощутимое желание работать, особенно среди средних и высших слоев деловых людей. Однако одно дело, что эти мотивы заставляют людей работать, и совершенно иное дело — помогает ли способ их труда психическо­му здоровью и счастью этих людей. Обсуждение про­блемы стимулов к труду обычно ограничивается толь­ко одной стороной вопроса, а именно — увеличивает или нет данный стимул экономическую производитель­ность, и игнорирует его вторую сторону, касающуюся человеческой производительности. Обычно игнориру­ют тот факт, что существует множество стимулов, ко­торые могут заставить человека что-то делать, но кото­рые в то же время наносят ущерб его личности. Чело­век может усердно работать, движимый страхом или из внутреннего чувства вины; психопатология дает нам много примеров невротических мотивов, ведущих как к чрезмерно активной деятельности, так и к бездеятель­ности.

Большинство из нас полагает, что свойственный на­шему обществу отчужденный труд — это единствен­ный вид деятельности и поэтому отвращение к нему ес­тественно; следовательно, единственные стимулы к труду — это деньги, престиж и власть. Если бы мы хоть немного дали простор нашему воображению, мы бы вспомнили множество фактов из нашей собственной жизни, из наблюдений над детьми и других жизненных ситуаций, которые убеждают нас в том, что мы стре­мимся затратить свою энергию на что-то осмысленное, чувствуем себя довольными, когда нам удается это сде­лать, и готовы признать разумную власть, если то, что мы делаем, имеет смысл.


Но даже если это и так, то зачем нам эта истина, возразят многие. Промышленный механизированный труд по своей природе не может быть осмысленным; он не может доставлять ни удовольствие, ни удовлетво­рение — здесь ничего не поделаешь, пока мы не согла­симся отказаться от технических достижений. Чтобы ответить на эти возражения и перейти к рассмотрению вопроса о том, как сделать современный труд осмыс­ленным, я хочу указать на два различных аспекта тру­да, которые чрезвычайно важны для понимания вопро­са, — это различие между техническим и социальным аспектами труда.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.