Сделай Сам Свою Работу на 5

Там, где путешествовал Кропоткин





Мы пересекли широкую извилистую реку Витим — правый приток Лены. Здесь начиналась горная страна — Патомское нагорье, названная так ее первым исследователем, Петром Алексеевичем Кропоткиным.

С самолета хорошо было видно, как высокоствольный лес, взбираясь по склонам, начинал редеть, мельчать и вытеснялся стелющимся кедровым стлаником. Наконец и он пропадал. И вершины увалов, поднимающиеся на высоту более тысячи метров, белели голыми каменистыми россыпями. На южных склонах гор лес возвышался в виде языков, на север ных — граница его пролегала значительно ниже.

Петр Алексеевич Кропоткин, впервые побывавший в этом крае в 1866 году, писал:

«Глухая молчаливая тайга, альпийская горная страна с ее северным колоритом, с ее бешено ревущими неистовыми реками, блестящими гольцами, глухими темными падями (долинами) и ослепительными наледями проносились перед глазами. Безлесные скалистые вершины, покрытые желтыми пятнами ягелей и ослепительно белыми снеговыми полями, перемежающиеся с глубокими падями, сплошь заросшими хвойными лесами. Лесная чаща местами совершенно непроходима. Бурелом и валежник на каждом шагу преграждают путь. В такой тайге не водятся даже звери и птицы. И только на самом дне пади журчит таежная речка, нарушая своим журчанием таежную тишину... На вершинах гольцов, имея перед глазами панораму диких серых скал, путник чувствует, как его поглощает неодушевленная природа — мир безмолвных, диких и однообразных скал. Не только голос случайно залетевшей сюда птицы, но даже и слабый звук выстрела звучит чем-то чужим среди этого безмолвного царства каменных масс.



...Напрасно пытались немногие смелые кедры внести иную жизнь в это мертвое царство; напрасно изгибались их медленно нарастающие крепкие стебли, ползком забираясь на каменные кручи: они вымирали вместе с одинокими и заболевшими лиственницами... В этом мире каменных скал приживались только самые неприхотливые растения, которые ютятся среди каменных осколков и лишь изредка пользуются щедротами скупого и неласкового солнца».

Патомское нагорье поражает однообразием древесных пород. Здесь по долинам рек и склонам гор всюду царит лиственница и лишь изредка встречаются ель и сосна да кедровый стланик забирается к вершинам, образуя на границе с гольцами труднопроходимые заросли.



Южнее по Витимскому нагорью древесная растительность разнообразнее и к лиственнице примешиваются кедр, сосна, ель, пихта, тополь, береза и многие кустарники. «То же самое, — пишет Кропоткин, — мы видим и в отношении животных. В то время как на севере тайга почти безжизненна, здесь в лесной чаще мелькают темные фигуры оленей, косуль, лосей, волков и медведей».

Вскоре мы пересекли Лену и полетели над ее левым берегом. Налево от нас расстилалось великое Среднесибирское плоскогорье. Оно необыкновенно ровное и плоское. Только с самолета можно было оценить все величие этого плато, которое на протяжении почти двух тысяч километров тянется подобно равнине. На запад и север долина Лены расширялась, в ее пойме появилась масса стариц и озерков, а до горизонта виднелись сплошные лесные массивы. Это преимущественно лиственничные леса.

Вот как описывает этот край один из его исследователей:

«Тонкие ветвистые прожилки рек густой сетью покрывают весь край, а на плоскогорьях сияют бесчисленные озера. Около каждой такой водной капли или даже самой тонкой нити ее виднеются, точно оправа, узенькие светло-зеленые бордюры луговой и болотной растительности из иссера-зеленоватых полос ракитника и ив. Все это делает летний покров страны довольно пестрым. Густая зелень леса (при более подробном обзоре) тоже не представляет сплошного фона, а скорее мозаику, состоящую из множества кусков самых разнообразных оттенков. Различия не столько зависят от примеси к лиственнице других древесных пород — ели, сосны, березы, — сколько от самого достринства леса, сильно разнящегося даже на смежных участках, даже на различных склонах одной и той же горы. Пожалуй, нигде плодородие почвы и присутствие и отсутствие защиты от ветров не влияет на развитие растений в такой мере, как здесь. Суровость зимы, кратковременность лета, резкие колебания весенних и летних температур, сырые, холодные ветры, дующие с Ледовитого моря, сильно ослабляют живучесть и приспособляемость более высоких видов... Нигде лес не составляет сплошного, на многие десятки верст, однородного одеяния края. Всюду через 5—10 — 20 верст встречаются то обширные, покрытые мхом болотины, то речные или озерные луговые долины, то нагорные тундры, то просто скалистые полосы или гребни хребтов, точно ребра земли, просвечивающие сквозь редеющую зелень леса».



Восточносибирская тайга во многом отличается от лесов Западной Сибири. «До Енисея сибирская флора — наша родная, русская, а за Енисеем она медленно сменяется сибирской», — писал наш выдающийся ботаник и географ академик Владимир Леонтьевич Комаров.

Прежде всего бросается в глаза преобладание светлохвойных лиственничных лесов и значительно меньшее количество сфагновых болот.

Летели мы в осеннее время. Хвоя лиственниц уже пожелтела, и лиственничные леса резко контрастировали с сосновыми и с громадными площадями гарей. «Главным потребителем сибирского леса является огонь», — писал академик Комаров. А пожары бывали здесь действительно грандиозные. Так, начиная с весны и до глубокой осени 1915 года огонь бушевал на огромной площади, равной одной трети Западной Европы. Лес горел не сплошь, а отдельными очагами, затаившимися между реками, болотами или горными вершинами. Дым застилал колоссальные пространства, парализуя не только движение по дорогам, но даже плавание судов по рекам. Сквозь молочно-голубую дымку мутно вырисовывались очертания гор, озер, островов.

Во время этого страшного бедствия погибли миллионы гектаров лиственничных и других лесов.

Ближе к Якутску поверхность делается равнинной. Здесь река разбивается на множество рукавов, стариц, появляются большие пойменные луга, лесов становится меньше. Неподалеку от Якутска, в так называемой Лено-Вилюйской котловине, среди лиственничной тайги совершенно неожиданно к северу от 60-й параллели встречаются участки со степной и лесостепной растительностью.

«Все здесь полно противоречий, — пишет об этом крае профессор Аболин, — все здесь парадоксально. Леденящая шестидесятиградусная стужа зимой и томящая тридцатипятиградусная жара летом. Шестьдесят второй градус северной широты с сопровождающей его угрюмой таежной обстановкой и тут же бок о бок ковыльные и типчаково-разнообразные степи, свойственные гораздо более южным широтам... Почти непрерывная ночь в январе с ее мертвящим покоем и поспевающие под ярким солнцем арбузы в августе».

В Якутске

Приближаясь к Якутску, мы рассчитывали увидеть его в окружении лесов. Но на самом деле лишь в нескольких десятках километров от города начиналась тайга.

Однако во всем чувствовалось, что это северный «лесной город».

В центре Якутска стоит своеобразное деревянное здание. Это Якутская крепостная башня. Сооруженная русскими в XVII веке из лиственничных стволов, она простояла три столетия и прекрасно сохранилась.

Улицы вымощены деревянными торцами. Рамы в домах не двойные, как у нас, а тройные — уж очень суровы здесь морозы. Печи такой величины, что на одну топку, кажется, не хватит кубометра дров.

На что ни взглянешь в Якутии, всюду ощущаешь влияние удивительного, свойственного этим местам явления — вечной мерзлоты. Происхождением своим она обязана многим причинам, но важнейшие из них — продолжительная низкая температура и малая мощность снежного покрова. Слой промерзшего грунта достигает иногда трехсот метров глубины! Возраст вечной мерзлоты — десятки и даже сотни тысяч лет. Летом почва оттаивает лишь на один — два метра. В этом «деятельном слое» и размещаются корни растений.

В мерзлом грунте, как в гигантском холодильнике, долгие годы сохраняются кости древних животных, а иногда и целиком их трупы.

Вечная мерзлота сказывается на всем облике этого края. Оттаивание происходит неравномерно. Здания оседают или коробятся. Трещина в каменной стене или в печи здесь почти обычное явление. Торцовая мостовая на улицах то вспучивается, то опускается. Реки в начале лета очень многоводны, с быстрым течением. Но воды их скатываются по речному руслу, не просачиваясь в почву, и к осени реки мелеют. В суровых условиях вечной мерзлоты из всех древесных пород хорошо развивается только лиственница. Корни ее стелются по поверхности и высасывают воду и минеральные соли из ежегодно оттаивающего «деятельного слоя». Такой корень — не очень надежный «якорь», и поэтому в лиственничном лесу в районах вечной мерзлоты деревья часто наклонены в разные стороны. Ветер раскачал их, а у корней не хватило силы бороться с его порывами. Такой лес называют «пьяным».

Снова мы в воздухе.

Наш путь лежит на восток — к Верхоянскому хребту. Ближе к долинам Амги и Алдана начиналась «страна умирающих озер». Так мы ее назвали. Озера и озерки часто сливались в цепочку, и тогда особенно хорошо прослеживался их «скорбный путь». Сперва появляется у берега бордюрчик растительности, потом постепенно затягивается водное зеркало, и вот уже озеро умерло, превратилось в болото...

Под нами — Верхоянский хребет. Громадная горная страна, в которой совершенно невозможно было выделить отдельные хребты или цепи гор. Пятнами лежал снег. По южным и юго-восточным склонам — редкие леса из лиственницы и кедрового стланика.

Через несколько часов мы увидели долину реки Колымы — широкую, заболоченную и заселенную. Вскоре самолет опустился в Сеймчане.

От правильно распланированного поселка с одноэтажными домиками приблизительно в километре расположился совхоз. Здесь среди тайги, где господствует вечная мерзлота, разделан большой участок земли, засаженный картофелем, капустой, луком и другими овощами.

Наша экспедиция вскоре покинула пределы Якутии. Но спустя несколько лет я вновь приехал сюда с группой научных работников. На этот раз нам предстояло изучить леса в бассейне реки Алдан.

Бассейн Алдана

Алдан — громадная река. Ее протяженность превышает две тысячи километров. Большая часть этого пути проходит по горным районам. Местами берега Алдана спускаются крутыми обрывами до четырехсот метров.

Словно сказочные замки, блещут среди зелени прибрежных лесов обрамляющие реку известковые скалы.

Аэрофотоснимки, которыми был снабжен наш отряд, помогали ориентироваться в окружавшем нас океане лесов, лабиринте горных цепей, сети многочисленных рек и ручьев.

Навьючив лошадей, мы по еле заметной тропе углубились в тайгу. Вначале мы не встретили ничего необычного. Лежавшие на нашем пути березняки и смешанный лес мало отличался от подмосковных. Но на второй день наших странствований картина изменилась. Все чаще и чаще стали попадаться нам типичные для восточносибирской тайги пади и мари.

Пади — это долины небольших рек и ручьев, поросших ивняком и ельником. Долины эти необычны. Вечная мерзлота не позволяет реке углубить свое русло, и вода растекается тысячью мелких ручейков. Грунт здесь очень топкий, и наши лошади вязли по брюхо.

Густой ивняк, множество кочек, тучи комаров и мошкары не облегчают путешествия по этим местам. Выбирались мы отсюда вымазанные в грязи, со скользящими с седел вьюками.

Неприятны и мари. Возникновение их тоже связано с вечной мерзлотой. На открытых пространствах, чаще всего на больших гарях, под горячими лучами летнего солнца земля оттаивает иногда на довольно большую глубину, превращаясь в полужидкий плывун. Нелегко тем, кому приходится переправляться через эти своеобразные болота. Люди и лошади падают, вязнут, передвигаются с трудом.

Все это мы испытали на себе, пока наконец не достигли берегов Алдана. Эта река вьется среди густых, дремучих лесов. Местами ее крутые берега отвесными скалами уходят в воду. Далеко, до самого горизонта, расстилается море лесов. Словно застывшие волны, выделяются на нем залесенные увалы, прорезанные узкими падями. Воздух на редкость прозрачен, и линия горизонта просматривается на десятки километров.

Здесь резко различались две группы лиственничных лесов — сухие и заболоченные.

Сухие листвянники расселялись главным образом по склонам увалов. Толстые, в шестьдесят — семьдесят пять сантиметров, стволы лиственниц поднимали свои вершины на двадцать пять — тридцать метров ввысь.

Иногда к ним примешивались кедр, пихта и сосна. Под покровом этих могучих деревьев хорошо развивался редкий подлесок из кустарников ольхи, рябины, жимолости и шиповника. На почве — сплошной ковер зеленых мхов. Множество грибов пестрело разноцветными шляпками. В кустарниках звенели птичьи голоса.


Бассейн Алдана

Другая группа лиственничных лесов — заболоченных — тяготеет больше к ровным пространствам низин. Невысокие, в восемь — десять метров, лиственницы с редкой примесью «угнетенной» ели образуют здесь очень редкий лес. Моховой покров, усеянный голубикой, сплошь застилает почву. Изредка то там, то здесь «вынырнут» кусты ивы, чахлой березки или можжевельника.

Местами влажность усиливается, и поверхность почвы покрывается сфагновым мхом.

В Западной Сибири на такой почве селится сосняк, а в Якутии — листвянник. Лиственница лучше сосны переносит сфагновый ковер, но все же стволы деревьев здесь искривленные, покрытые лишайником.

Лиственница в Якутии — «хозяйка»; остальные древесные породы в суровых и своеобразных климатических условиях этого обширного края кажутся пасынками природы.

Кроме листвянников, чаще других я встречал здесь сосновые боры. Они обычно занимают песчаные террасы. Местные природные условия сказываются на облике этих лесов. Ведь для сосны типичны стержневые корни, уходящие глубоко в почву. Здесь же на их пути лежит вечная мерзлота, и сосне приходится «перестраиваться» и прокладывать свои корни близко к поверхности. Поэтому сосны здесь низкорослые — не выше пятнадцати — двадцати метров. Травяной покров в таких лесах состоит из «сухолюбов» — толокнянки, кошачьей лапки, овсяницы. Редкий кустарник рододендрона, ольхи, шиповника несколько скрашивает однообразие облика этих лесов.

На берегу Алдана мы разбили лагерь из трех палаток.

Пользуясь аэроснимками, мы детально изучали леса: определяли их типы, состав, возраст, устанавливали запасы древесины. Для этой цели не просто обследуется лес, но в нем выделяются пробные площади, то есть небольшие участки, которые служат базой для всестороннего изучения леса. Полученные таким образом материалы дают возможность делать обобщенные выводы о лесных массивах в целом.

Трудно работать в тайге, и вечером приятно возвращаться в лагерь. Вот и огоньки костров. Вьется дымок. Мои товарищи уже вернулись и хлопочут у огня, занятые приготовлением ужина. Наш проводник, охотник Иван Поспелов, якут, заботливо снабжает нас то утками, то глухарями, а то и нежным мясом лося. Скоро начнется охотничий сезон, и Иван Поспелов расстанется с нами. Он уйдет в тайгу за пушным зверем.

Три века назад соболь служил главной и почти единственной приманкой для охотников. Охота в царской России была одной из крупных отраслей народного хозяйства. Если по всей стране ежегодно добывали золота на 60 миллионов рублей, то пушнина одной только Сибири приносила государству 55 миллионов рублей дохода.


Кошачья лапка

В наши дни большое место в советском охотничьем промысле занимает белка. Добывается много и другого зверя — горностая, хорька, куницы и лисы.

Из алданских лесов наш отряд возвращался более простым и удобным путем. Закончив свои дела, мы погрузились на пароход, который довез нас до Якутска. Отсюда на самолете мы вылетели в Москву.

Леса Якутии перестали быть неведомым зеленым морем.

Теперь уже ясен их облик. Мы знаем, сколько древесины могут они дать стране и каково ее качество. Мы научились успешно бороться с главным бичом этих бескрайных лесов — пожарами, уничтожавшими ежегодно сотни тысяч гектаров леса.

Там, где несколько десятков лет назад не ступала нога человека, сейчас ведется правильное хозяйство, планово эксплуатируются лесные богатства, надежно охраняются таежные сокровища.

Просеки, дороги, противопожарные полосы прорезали леса Якутии, а в самом центре тайги выросли поселки, дома лесничих, стоят кордоны лесной охраны.

Покоренная якутская тайга верно служит народному хозяйству нашей родины.

По лесам Камчатки

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.