Потребность побеждать состоит в том, чтобы утверждать себя, а единственный известный вам способ это делать — это самоутверждаться в глазах других, потому что их глаза стали зеркалами, отражениями.

Глядя в глаза других, Александр мог видеть, что он был кем-то весьма важным, Великим; стоя напротив Диогена, он ощущал, что он — никто. Диоген не признал бы внешнего величия. Перед ним Александр должен был чувствовать себя глупо. Говорят, он сказал Диогену, что, если бы Господь даровал ему родиться еще раз, то он предпочел бы стать скорее Диогеном, чем Александром — но в следующий раз!

Ум всегда устремлен в будущее! Вот в этот самый момент он мог стать Диогеном, не было никаких препятствий к этому, никто не мешал ему. Будут миллионы препятствий на пути к тому, чтобы стать Александром Великим, потому что каждый постарается воспрепятствовать этому. Когда вы пытаетесь самоутвердиться, вы непременно задеваете чье-нибудь самолюбие, чье-то эго, и все окружающие будут стремиться доказать, что вы — ничтожество, будут стараться унизить вас. Так чем же, кем же вы себя считаете? Вам придется доказывать это другим, насаждать свое мнение, придется утверждать себя, а это очень трудный путь: через насилие, через разрушение.

Ничто не мешает стать Диогеном. Александр ощутил красоту, гармонию, изящество этого человека. "Даруй мне Господь другое рождение, — воскликнул он, — я хотел бы родиться Диогеном. — И добавил: — Но в следующий раз".

Диоген рассмеялся и сказал: "Что касается меня, то одно точно: никогда не хотел бы я быть Александром Великим!"

В глазах Диогена Александр не мог увидеть признания своих побед. Внезапно он, вероятно, почувствовал, что погибает, слабеет, испытал ощущение, подобное смерти, — он был никто. Он, надо думать, бросился прочь, убежал от Диогена со всех ног. Тот был опасным человеком.

Говорят, что Диоген преследовал Александра всю его жизнь. Куда бы тот ни направлялся, Диоген был с ним подобно тени. Ночью, во снах, Диоген появлялся, смеясь. И эта красивая история утверждает, что они умерли в один и тот же день.

Они умерли в один день, но Диоген, надо думать, подождал немного — так, чтобы он мог последовать за Александром. Во время переправы через реку, отделяющую этот мир от того, Александр повстречал Диогена вновь, и эта вторая встреча была опаснее первой. Александр был впереди, поскольку умер несколькими минутами раньше — Диоген ждал, чтобы последовать за ним. Александр, услышав, что позади него в реке кто-то есть, обернулся и увидел смеющегося Диогена. Он, вероятно, был весьма ошарашен, потому что на этот раз все сложилось совсем иначе. Он был таким же голым, как и Диоген, — ведь вы не можете взять в другой мир вашу одежду. В этот раз он был абсолютно никем, а не императором.

Но Диоген был тем же. От всего, что смерть могла отнять у него, он отрекся еще при жизни, поэтому смерть не смогла забрать у него ничего. Он был точно таким же, как и при прошлой их встрече на берегу реки, совсем таким же, как прежде.

И для того, чтобы выглядеть беспечно, чтобы придать себе смелости и солидности, Александр тоже рассмеялся и заметил: "Прекрасно, просто здорово! Снова встретились величайший император и величайший нищий".

"Ты абсолютно прав, — отозвался Диоген, — только ты немного путаешь, кто император, а кто нищий. Это действительно встреча величайшего императора и величайшего нищего, но император позади, а нищий впереди. И надо заметить, Александр, то же самое было и при нашей первой встрече. Ты был нищим, но ты считал таковым меня. Взгляни теперь на себя! Что ты получил, побеждая весь мир?"

Так что же это такое — потребность побеждать? Что вы хотите доказать? Вы знаете, что в ваших собственных глазах вы — ничтожество, что вы — ничто, и это "состояние-ничто" начинает терзать ваше сердце. Вы страдаете, потому что вы — ничто, и, стало быть, вам необходимо проявить себя перед другими. Вам необходимо возвыситься в их глазах, самоутвердиться, занять положение, необходимо создать впечатление у окружающих, что вы не ничтожество. И, глядя в их глаза, вы будете собирать мнения, общественное мнение, а из общественного мнения вы создадите образ. Этот образ — эго; он не является вашим настоящим "я". Он — отраженное великолепие, не ваше собственное; он собран из глаз окружающих, соткан из их мнений.

Человек вроде Александра Великого всегда будет опасаться окружающих, потому что они могут отнять назад все то, что они ему дали. Политик всегда боится общественности, людей, ибо они могут забрать все, взятое у них. Его "я" — это всего лишь "я", позаимствованное у других. Если вы боитесь других, то вы раб, вы не хозяин.

Диоген не боится никого. Вы не можете ничего у него отнять, потому что он ничего не одалживал у вас. У него есть "я", у вас же — только эго. В этом и заключается разница между "я" и эго: эго — это "я", взятое взаймы.

Эго зависит от других, от общественного мнения; я — это ваша подлинная суть. Она не заимствована, она — ваша. Никто не может забрать ее назад.

Взгляните, как прекрасны строки Чжуан Цзы:

Когда стрелок пускает стрелу для забавы,

Все его мастерство при нем.

Когда вы забавляетесь, вы не пытаетесь самоутверждаться. Вы спокойны, расслаблены, нормальны. Пока вы играете, действуете просто ради забавы, вас не волнует, что о вас подумают другие.

Видели ли вы отца, который в шутку борется с ребенком? Он будет побежден. Он будет лежать на лопатках, а ребенок будет сидеть на нем верхом и хохотать, и закричит: "Я тебя победил!" — и отец будет счастлив. Это обычная забава. В игре вы можете быть побеждены, и при этом быть счастливым. Забава несерьезна, она не имеет отношения к эго. Эго всегда серьезно.

Так помните, что, если вы серьезны, вы всегда будете в суматохе, внутреннем беспорядке. Святой всегда забавляется, как если бы он пускал стрелу шутки ради. Его не интересует мишень, он просто приятно проводит время.

Немецкий философ, Евгений Херригел, отправился в Японию учиться медитации. А в Японии используют все виды упражнений для обучения медитации; стрельба из лука — одно из них. Херригел был прекрасным стрелком: он был абсолютно точен, он никогда не промахивался. Поэтому он отправился к мастеру, чтобы тот обучил его медитации с помощью стрельбы из лука, раз он в этом был уже дока.

Три года обучения миновали, когда Херригел начал понимать, что попусту тратит время. Мастер продолжал настаивать на том, что он не должен стрелять. "Предоставь стреле вылететь самой по себе — говорил он Херригелу. — Тебя не должно быть, когда ты целишься, позволь стреле целиться самой".

Это был бред. В особенности для западного человека, это было абсолютным абсурдом: "Что значит "позволь стреле стрелять самой?" Как может стрела стрелять сама? Если я не буду ничего делать, так и выстрела не будет". И он продолжал стрелять, никогда не промахиваясь мимо мишени.

Но мастер повторял: "Цель — это вовсе не мишень. Цель — ты. Мне неважно, попадешь ты в мишень или нет. Это механическое мастерство. Я обращаю внимание только на то, есть ты или нет. Стреляй ради забавы! Наслаждайся этим, не пытайся доказать, что ты никогда не мажешь мимо мишени. Не старайся утвердить эго. Оно уже и так есть, ты есть, совершенно незачем это доказывать. Освободись, пребывай в покое, будь непринужден и предоставь стреле вылететь самой".

Херригел никак не мог понять, о чем речь. Он все пытался и пытался и спрашивал снова и снова: "Если я всегда набираю сто очков из ста, почему ты не признаешь моего умения?"

Западный ум всегда заинтересован в конечном результате, а восточный ум всегда интересуется самим процессом. Для восточного ума результат бесполезен; вся суть в начале, в стрелке, а не в мишени. Поэтому мастер отвечал: "Нет!"

Тогда, окончательно разочаровавшись, Херригел попросил разрешения уехать. "Тогда мне придется уехать — заявил он. — Три года — это слишком долгий срок, а в результате — ничего. Ты продолжаешь говорить "нет"... что я все еще тот же самый, не изменился".

В день своего отъезда он пошел попрощаться с мастером и увидел, что тот обучает других учеников. Но этим утром Херригелу все это было уже неинтересно; он уезжал, он махнул рукой на все свои планы. Поэтому он просто ждал, когда мастер освободится, чтобы он мог попрощаться и уехать.

Сидя на скамье, он впервые взглянул на мастера. В первый раз за три года он посмотрел на мастера. Тот и вправду ничего не делал; все было так, будто стрела вылетала сама. Мастер не был серьезен, он забавлялся, наслаждался. Не было никого, кто бы интересовался, достигнет ли выстрел цели.

Эго всегда нацелено в мишень. У забавы нет мишени, в которую можно попасть, сама забава заключена в начале, когда стрела еще только покидает лук. Выстрел случаен, и, если он и достигает мишени, это к делу не относится; попали вы или промахнулись — значения не имеет. Но когда стрела покидает лук, стрелок должен развлекаться, наслаждаясь, быть несерьезным. Когда вы серьезны, вы напряжены; когда вы несерьезны, вы расслаблены, а когда вы расслаблены, — вы есть. Когда вы напряжены, есть эго; вы — сокрыты им.

Впервые Херригел посмотрел... потому что теперь это его не касалось. Теперь это было не его делом, он бросил все это. Он уезжал, поэтому и вопроса о серьезности не стояло. Он признал свое поражение, ему нечего было доказывать. Он взглянул, и сейчас впервые его глаза не были прикованы к мишени.

Он посмотрел на мастера: все происходило так, как если бы стрела покидала лук сама по себе. Мастер только лишь придавал, вкладывал в это энергию, он не стрелял. Он не делал ничего, не прикладывал никакого усилия. Херригел взглянул, и впервые он понял.

Словно зачарованный, он подошел к мастеру, взял в руку лук и оттянул тетиву. "Вот ты и постиг, — произнес в этот миг мастер. — Этому-то я три года и учил тебя". Стрела еще не покинула лука, а мастер уже сказал: "Ну вот и все. Цель достигнута". Наконец-то Херригел развлекался, не был серьезен, он не был целенаправлен.

В этом и заключается отличие. Развлечение не целенаправленно; у него нет цели. Развлечение — оно является целью само по себе, имеет свою внутреннюю ценность, не существует ничего вне него. Вы наслаждаетесь, и ничего больше. В нем нет никакого дела, никакой цели, вы просто играете в нем, забавляетесь им, и это все.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: