Четыре подхода к социальной реальности

Социальная реальность всегда предполагает отношение единого, многого и единичного. Она, будучи антитетичной, не может быть осмыслена только с одной точки зрения. Нет одного, единственно верного подхода. В учебнике постулируется комплементарный подход к социальной реальности. Четыре дискурса социальной реальности, дополняя друг друга, выступают вместе как стереоскопический ее образ.

Реалистическая модель постулирует дихотомию двух миров, горнего и дольнего. С этой точки зрения, то реальное общество, которое мы видим в нашем мире и которое можно изучать позитивно-социологическими методами, есть не что иное, как теофания, т.е. обнаружение высшего, трансцендентного, горнего, божественного начала в дольнем мире. Общество, находясь в мире дольнем, тем не менее принадлежит горнему, оно символ высшего, «отзвук торжествующих созвучий».

Общество призвано в этот мир для того, чтобы открыть человеку путь к трансцендентному. Задача властителя не в том, чтобы накормить народ или развить промышленное производство. Задача властителя в том, чтобы приобщить свой народ к трансцендентному, к Абсолюту. Следует построить храмы и научить народ молиться.

Натуралистическая модель. С натуралистической точки зрения в ее новоевропейской интерпретации, человечество — это рядовой биологический вид среди других биологических видов. В основе общества лежит природность, т.е. те моменты, которые подчиняются естественным законам, принадлежат к миру необходимости, а не к миру свободы.

В центр своего анализа натуралистическая модель социума ставит отношение общества с окружающей средой. Все экологические, все эт-

нические концепции в своей основе имеют именно натуралистическую модель (Л.Н. Гумилев, СМ. Широкогоров и др.).

На натуралистической модели базируется геополитика: национальная судьба определяется борьбой за жизненное пространство, борьбой за ресурсы. Богатство народов задается не производством, не культурой, а владением ресурсами. Натуралистическое понимание социума часто ведет к радикальным расистским, нацистским или националистическим взглядам. Здесь культивируется национальный, этнический, расовый эгоизм. Правитель в рамках натуралистической модели должен обеспечить жизненное пространство своему народу, он должен его накормить и обеспечить прирост населения.

Деятельностная модель в противоположность натуралистической постулирует, что источник общественных изменений — в самом общест-. ее. Люди сами строят общество, в котором живут. В процессе своей общественной жизни люди сами создают основы для ее изменения. Для де-ятельностного дискурса органична трансцендентальная установка жесткого противопоставления субъекта и объекта.

Социальная действительность — это искусственно конструируемая реальность. Деятельностные модели сразу выдают себя техническими метафорами. Социальная технология строится по типу технологии в материальном производстве. Люди строят социум как мегамашину, которая, раз возникнув, начинает определять их дальнейшую материальную и духовную активность. С помощью рациональных научных методов, базирующихся на калькуляции, общество может быть адекватно постигнуто и потому сделано управляемым.

В рамках деятельностного дискурса лежат марксистские представления о социальной реальности. Будучи раз созданной, социальная действительность, общественное бытие само определяет общественное сознание. В советском школьном марксизме (в связи с идеологической конъюнктурой) в 70—80-е гг. подчеркивался именно этот второй момент: общественное бытие определяет общественное сознание. Хотя марксизм в рамках деятельностной модели может предстать и как теория революционного действия.

Феноменологическая модель. Все предыдущие модели можно было бы отнести к классической теории. Для того чтобы объяснить социум, они предполагают необходимую субстанцию. Идея субстанции несет, вообще говоря, мощное эвристическое начало. Эта идея была одним из средств, смягчающих напряжение усложнения, которое общество переживает весьма болезненно. Феноменологическая модель отказывается от допущения какой-либо субстанции в общественной жизни. Она принципиально не

ищет никаких «глубоких и общих основ общественных отношений». Здесь мы имеем дело с постклассической социальной философией, хотя очевидна связь феноменологического и деятельностного дискурсов.

Внутренняя структура социальной реальности имеет смысловой характер. Социальный мир — это не просто мир конституированный, но конституированный особым способом, а именно — конституированный смыслами.

Что такое, скажем, Советский Союз? В ноябре-декабре 1991 г. мы думали, что он существует как социально-географическое понятие, но, оказывается, как система смыслов он уже фактически не существовал. Для социального феноменолога не только Россия, но и все страны в известном смысле живут, имея за плечами непредсказуемую историю. Ведь все зависит от интерпретаций истории, которые могут стремительно изменяться.

Давно известно, что паника во время войны — это экономический, политический и военный фактор. Тем более в условиях господства СМК именно их интерпретации становятся существенным социообразующим моментом. Скажем, по средствам массовой коммуникации проходит сообщение, что в таком-то штате США тогда-то и тогда-то будет землетрясение с вероятностью 0,5. Показано, что ущерб хозяйственной деятельности только от одного такого сообщения будет не меньше, чем от самого землетрясения, о котором не предупредили заранее.

Понимание конкретизируется как признание. Социальный мир как бы прекращает свое существование, если ему отказано в человеческом признании. Вне человеческого признания социальная реальность не обладает свойством существования. Общество реально потому и постольку, поскольку члены общества признают его реальным, относятся к нему как к реальности, определяют его как реальность.

Модели социального комплементарны, т.е. восполняют одна другую. Каждая модель в свернутом (или в более или менее скрытом) виде содержит остальные. Во взаимной критике (диалоге) дискурсов мы продвигаемся к постижению социального бытия.

Сингулярная реальность

В социальной философии особое, незаменимое место занимает сингулярность, отдельность, единичность. В учебнике я говорил о сингулярности только как о персональности. Но персональность лишь частный случай сингулярности вообще, как это показано в «Капитализме и шизофрении» у Делеза и Гваттари.

Источник сингулярности в эпикуровском клинбмене, т.е. произвольном, спонтанном отклонении атомов. В частности, персональность, об-

ладающая свободой воли, возможна потому, что случайность наличествует онтологически. Сингулярная реальность не может быть редуцирована к универсальной реальности как и универсальная реальность не может быть редуцирована к сумме, совокупности или даже системе сингулярных реальностей. В этом плане идея революционности, играющая столь важную роль в марксизме, это, по существу, идея сингулярности.

Любая сингулярность, в том числе и индивид, свободна и не определена однозначно ни Землей, ни Небом, ни биологическими или экономическими условиями. Сингулярность всегда может сказать «Нет!» не только материи, но и Богу. Главная интрига не только Нового, но и Ветхого Завета, особенно пророческих книг, в том, что Бог предъявляет требования, а жестоковыйный, хотя и избранный, заключивший договор с Богом народ почему-то уклоняется от божественных предписаний. Странная вещь! Ведь запись на теле об избранности народа произведена. Это обрезание. Но перед нами обрезанный народ с «необрезанным сердцем». Вот так и любая сингулярность: обрезанная объективными условиями она таит клинаменальную необрезанность в своем «сердце».

За свободу, которая и есть, собственно, измерение подлинного сингулярного бытия, приходится платить бесприютностью, без-домностью. Сингулярность — это отсутствие основания, которому и суждено стать основанием (перефразируем М. Хайдеггера). Без-опорность в моральном плане открывает возможность двух страшных пропастей, к которым сингулярность причастна по определению. Это пропасть лжи и пропасть предательства.

По поводу сингулярного бытия, обладающего атрибутом свободнос-ти, невозможно построить никакой объясняющей теории. Сингулярность не схватывается номотетически, но только идиографически. В отличие от положительной социальной науки, социальная философия не может ничего «объяснить». Она может лишь прояснить и культивировать ненатуралистическое измерение сингулярного бытия. Это бытие не загадка, которую можно раз и навсегда разрешить, но тайна. Она в принципе не поддается однозначному разрешению.

Сингулярное бытие — это не часть мира. Нет ничего в мире, с чем было бы сравнимо и из чего было бы выводимо сингулярное бытие. В этом смысле сингулярное бытие есть ничто, «дырка в бытии». Оно поэтому не может быть объектом, не может быть предметом теории. Его нельзя объяснить как этим, так и другим, предположим, высшим миром. Оно в иной плоскости, оно абсолютно уникально. Оно каждый раз создает собственный мир заново. Сингулярная реальность — это всегда избегание каузального порядка мира.

Сингулярность, в частности персональность, немыслимы без представлений о них. Человеческие персоны — существа не рефлекторные, а рефлексивные, способные к рефлексии. Они потому и не могут быть объяснены простыми рефлексами, что способны к рефлексии.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: