Сделай Сам Свою Работу на 5

ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ 4 глава





Когда эта дама была при смерти, король, знавший графа не более года, тем не менее столь сильно доверял ему, что просил его даже о противоядии для умирающей герцогини. Граф, однако, отказал, сказав: "Слишком поздно"".

 

3 D'Adhcmar, там же, vol. I, р. 294.

4 Апартаменты Версальского дворца, принадлежавшие свите. — прим.

перев.

 

Далее она продолжает:

"В то время со мной произошел один, весьма странный случай. В Париже я была одна, ибо господин д'Адемар, отправился в Лангедок навестить проживавших там своих родственников. Дело было в 8 часов воскресного утра. По этим дням я обычно отправляюсь в церковь на полуденную мессу, так что времени на туалет и одевание всегда оставалось мало. Я живо вскочила с кровати и едва успела облачиться в утренний халат, как в опочивальню вошла мадемуазель Ростан, моя фрейлина, которой я абсолютно доверяю, доложить, что некий джентльмен желает поговорить со мной.

Нанести визит даме в 8 часов утра было против всяких приличий.

— Может, это мой адвокат? — спросила я. Это мог быть только он, хотя на него это непохоже. — Это архитектор, шорник или один из моих откупщиков?



На каждый из вопросов я получила отрицательный ответ.

— Кто же это, наконец, моя дорогая?

Я обращаюсь с моей служанкой весьма любезно. Мы родились в один день, в одном и том же доме, доме моего отца, с той лишь разницей, что я появилась на свет в роскошных апартаментах, а она — в комнате нашего игвейцара. Престарелый отец ее, достойный лонгедокскии мужчина, находился у нас на содержании в числе прочей челяди.

— Я думаю, — ответила служанка, — при всем уважении к вашей светлости, что сам дьявол явился к Вам под мантией этого человека.

Я перебрала в памяти всех своих знакомых, вполне заслуживающих подобного внимания со стороны Сатаны, и их набралось столь много, что я терялась в догадках, кто именно.

— Вы по-прежнему далеки от истины, мадам, — продолжила мадемуазель Ростан, — но я не буду Вас больше мучить и скажу, что это граф Сен-Жермен!

— Граф Сен-Жермен?! — воскликнула я. — Человек-чудо?!

— Собственной персоной.

Я была крайне удивлена, узнав о том, что он снова в Париже и, более того, в моем доме. Прошло вот уже восемь лет с тех пор, как он покинул Францию, и никто не знал, что с ним сталось. Сгорая от нетерпения, я велела впустить его.



— Он представился своим именем?

— На этот раз он назвался господином Сен-Ноёлем. Но

я узнала бы его из тысячи.

Она вышла, и мгновение спустя появился граф. Он выглядел свежо и бодро, даже немного помолодевшим. Он приветствовал меня таким же комплиментом, но его искренность, в отличии от моего, можно было бы поставить под сомнение.

— Вы потеряли друга и покровителя в лице покойного короля5, — сказала я.

 

5 Имеется в виду Людовик XV, который скончался в 1774 году. — прим. перев.

 

— Я вдвойне сожалею и скорблю об этой потере — и за себя, и за Францию.

— Нация, однако, не разделяет Вашей скорби. Похоже, она смотрит с восторгом на новую власть.

— Она заблуждается. Эта власть будет роковой для нее.

— Что Вы сказали? — переспросила я, оглянувшись по сторонам.

— Правду... Готовится гигантский заговор, пока еще стихийный, смутный и без явного лидера, который, однако, скоро не замедлит появиться. Цель его, ни много ни мало, — свергнуть существующий строй и направить страну по иному пути. В воздухе уже витает угроза жизни монарших особ, духовенства, знати и представителей власти. Остается совсем немного времени, чтобы пресечь этот заговор. Позднее это сделать будет уже невозможно.

— Откуда Вам все это стало известно? Не приснился ли Вам этот страшный заговор?

— Мадам, тому, кто имеет уши и способность получать откровения, ведомо все. Я повторяю — королю Франции следует поторопиться.

— В таком случае Вам следует добиваться аудиенции графа Морепа, доверенного лица короля, и поделиться с ним своими опасениями, ибо только ему под силу что-либо предпринять.



— Я знаю, что он может сделать многое, за исключением одного — спасти Францию. А скорее всего, своей спешкой он погубит все дело. Этот человек погубит и Вас, мадам.

— Вы уже и так наговорили мне достаточно, чтобы провести остаток своих дней в Бастилии.

— Я не говорю подобного никому, кроме друзей, в которых уверен.

— Все-таки поговорите с Морепа. У него благие намерения, хотя подчас ему не хватает прозорливости.

— Он не поверит в очевидное. А кроме того, он ненавидит меня. Разве Вы не слышали того глупого четверостишия, которое послужило причиной его ссылки? Оно звучит так:

"Милая маркиза6, Вы, безусловно, красивы.

Все восторгаются чарующей Вашей прелестью.

Однако, красота Ваша подобна цветку,

Обреченному, увы, на увядание."

— У этих стихов рифма страдает, граф.

— О! Маркиза не обратила на это никакого внимания. Ей достаточно было знать, что господин Морепа является их автором. Ему же почему-то взбрело в голову, что именно я похитил эти стишки и отослал высокомерной Султанше. Его изгнание последовало сразу же за публикацией этих злосчастных вирш, и с того самого дня он включил меня в список своих злейших врагов, которым, по его мнению, нужно непременно отомстить. Он никогда не простит мне того, чего я не совершал. Вот почему, графиня, я предлагаю Вам эту миссию. Расскажите обо мне королеве, об услугах, оказанных мною правительству и об успехах возложенных на меня миссий при различных дворах Европы. Если Ее Величество согласится выслушать меня, я открою ей все, что мне известно. И тогда она сможет оценить, достоин ли я внимания со стороны

Его Величества короля Франции. Весьма желательно, к тому же, чтобы в это предприятие никоим образом не вмешивался господин Морепа — это мое "sine qua non"7.

 

6 Речь, очевидно, идет о маркизе де Помпадур. — прим. перев.

7 Непременное условие — лат. — прим. перев.

 

Я внимательно слушала графа Сен-Жермена и достаточно ясно осознавала грозящую мне опасность, пожелай я вмешаться в это весьма щекотливое дело. С другой стороны, я знала, что граф прекрасно разбирается во всех тонкостях европейской политики, и боялась упустить счастливую возможность оказаться полезной государству и монархии. Граф Сен-Жермен, угадав, видимо, мое замешательство, сказал мне:

— Подумайте над моим предложением. Я в Париже инкогнито, и прошу Вас оставить мой визит в тайне. Если Вы почувствуете в себе готовность поддержать мой план, то приходите завтра в якобинскую церковь на Ру-Сен-Оноре. Я буду ждать там ровно в 11 часов.

— Я бы предпочла встретиться в моем доме.

— С радостью. Итак, до завтра, мадам.

И он удалился. Я же весь день размышляла над появлением и грозными словами графа Сен-Жермена. Подумать только! Мы, оказывается, стоим на грани социальных потрясений. Коронация последнего монарха, восшествие на престол которого приветствовалось всеобщим ликованием и обещало процветание, на самом деле, приведет к страшнейшей буре. После долгих раздумий я решила представить Сен-Жермена королеве в том случае, если она соизволит, конечно, его принять.

На следующий день он был пунктуален и с удовольствием выслушал о моем согласии. Я спросила его, не собирается ли он обосноваться в Париже? Он ответил отрицательно и добавил, что в его планы не входит длительная остановка во Франции.

— Столетие пройдет, — сказал он, — прежде, чем я вновь появлюсь в этих краях.

Я рассмеялась, и он тоже не удержался от улыбки.

В этот же день я отправилась в Версаль. Пройдя через малые апартаменты, я разыскала госпожу Мизери и упросила ее сообщить королеве о том, что я добиваюсь аудиенции по делу, не терпящему отлагательства. Первая статс-дама вскоре вернулась, приглашая войти. Я последовала за ней. Королева сидела за очаровательным фарфоровым столиком, подаренным ей королем. Она что-то увлеченно писала, затем, повернувшись ко мне, спросила со свойственной только ей грациозной улыбкой:

— Что Вам угодно?

— Сущий пустяк, мадам. Мне не терпится спасти монархию.

Ее Величество посмотрела на меня недоуменно.

— Объяснитесь.

Тогда я рассказала все, что знала о графе де Сен-Жермене, о его близости к прежнему королю, маркизе де Помпадур, герцогу Шуазельскому, о тех реальных услугах, которые он оказал государству, благодаря своим дипломатическим способностям. Я также добавила, что после смерти маркизы он исчез со двора и никто не знает настоящего места его пребывания. Когда же мне наконец удалось разбудить любопытство королевы, я закончила пересказом того, что открыл мне граф днем раньше и подтвердил сегодня утром.

Королева, подумав, сказала:

— Странно, вчера я получила письмо от моего таинственного корреспондента. Он предупредил меня о важном сообщении, подробности которого мне предстояло узнать в ближайшее время, и просил меня о том, чтобы я отнеслась к этим известиям с величайшей серьезностью, в противном случае мое небрежение может привести к каким-то непредсказуемым гибельным последствиям. Совпадение этих двух событий удивительно, если, конечно же, они не устроены одним и тем же лицом. Что Вы думаете по этому поводу?

— Я затрудняюсь сказать что-либо определенное. Однако, насколько я могу судить, Ваше Величество получает эти таинственные послания вот уже несколько лет, а граф Сен-Жермен вновь появился здесь только вчера.

— Возможно, он действует так, чтобы укрыться от постороннего взора.

— Это не исключено. Однако, что-то говорит мне, что следует доверять его словам.

— В конце концов, нет ничего страшного в мимолетной беседе с ним. Хорошо, завтра же приведите его под видом своего слуги в Версаль. Ждите моего сигнала в Ваших апартаментах. Я выслушаю его, но только в Вашем присутствии. Таково, в свою очередь, мое "sine qua non".

Я склонилась в глубоком реверансе, и королева обычным своим жестом дала знать, что аудиенция окончена. Признаюсь, мое доверие к графу в заметной степени поубавилось по причине странного совпадения его прибытия в Париж с предупреждением, полученным накануне Марией-Антуанеттой. Мне показалось, что я разглядела в этом хитро составленный план, и спросила себя, стоит ли мне сказать ему об этом напрямик. Но, поразмыслив, решила смолчать, ибо была уверена в том, что у него наверняка готов подходящий ответ.

Сен-Жермен ждал меня на улице. Он подсел ко мне в экипаж, и мы вернулись домой. Я пригласила его отобедать, но он, по своему обыкновению, ничего не ел. После трапезы граф засобирался обратно в Версаль. По его словам, он остановился в гостинице и предложил встретиться на следующий день. Я с удовольствием согласилась, ибо решила ничем не пренебрегать ради успеха задуманного дела.

* * *

Мы ожидали приглашения в моих покоях, в малых аппартаментах, которые в Версале называют "апартаменты свиты". Наконец, одинчиз пажей пожаловал с просьбой Ее Величества принести второй том книги, которую я обещала привезти королеве. Это был условный знак. Я вручила пажу том какого-то нового романа, не знаю даже какого именно, и осторожно двинулась в путь в сопровождении своего "лакея".

Мы вошли на половину королевы. Госпожа Мизери провела нас в личные покои Ее Величества, где королева ожидала нас. Она вышла к нам навстречу, преисполненная вежливым достоинством.

— Господин граф, — обратилась она к нему, — насколько мне известно, Версаль хорошо знаком Вам.

— Мадам, более двадцати лет я поддерживал доверительные отношения с предыдущим королем. Он удостаивал чести слушать меня со вниманием, использовал мои скромные возможности в некоторых ситуациях, и я думаю, он не сожалел о том, что был связан со мной.

— Вы выразили желание через мадам д'Адемар связаться со мной. Я питаю к ней глубокую привязанность и не сомневаюсь в том, что то, о чем Вы хотите рассказать мне, достойно нашего внимания.

— Полагаясь на свою мудрость, — сказал граф торжественным голосом, — королева поймет важность слов, которые я собираюсь сказать. Энциклопедистская партия жаждет власти и собирается полностью свергнуть духовенство, а чтобы обеспечить это, они хотят низложить монархию. Эта партия в поисках лидера среди членов королевской семьи остановила свой выбор на герцоге Шартрском. Этот принц станет марионеткой в руках людей, которые без всякого сожаления пожертвуют им в тот момент, когда он перестанет быть для них полезным. Ему будет предложена корона Франции, однако, он взойдет не на трон, а на виселицу. Но до этого дня возмездия совершатся бесчисленные жестокости и преступления! Законы перестанут быть защитой для людей добропорядочных, но станут служить террору тьмы. Ее служители захватят власть руками, запятнанными в крови. Они уничтожат Католическую Церковь, дворянство и магистрат.

— В таком случае не останется ничего, кроме королевства, — нетерпеливо перебила королева.

— Не останется и королевства!.. А лишь голодная и жадная республика с топором палача вместо скипетра.

При этих словах я уже не могла себя сдерживать и позволила себе, в присутствии королевы, прервать графа:

— Монсеньор, — вскричала я, — отдаете ли Вы себе отчет в том о чем и кому Вы говорите все это?

— Воистину,— прибавила Мария-Антуанетта, заметно волнуясь,— мне не приходилось выслушивать подобных речей.

— Я взял на себя смелость рассказать об этом в силу опасности обстоятельств, — хладнокровно заметил граф Сен-Жермен, — и пришел сюда вовсе не с намерением высказывать свое почтение королеве, от которого она, должно быть, уже устала, но с той лишь целью, чтобы указать на опасности, угрожающие монархии, если, конечно же, не будут вовремя приняты существенные меры для предотвращения катастрофы.

— Вы самоуверенны, монсеньор, — сказала Мария-Антуанетта раздраженно.

— Я глубоко сожалею о том, что расстроил Ваше Величество, однако, я способен говорить только правду.

— Монсеньор, — с напускной игривостью заметила королева, — не откажитесь признать, что и правда иной раз становится невыносимой.

— Я полагаю мадам, что это особый случай. Однако, Ваше Величество позволит мне напомнить о Кассандре, предсказавшей некогда падение Трои, и о том, как ей не поверили, и каковы были последствия. Так вот, я — Кассандра, а Франция — царство Приама. Пройдет еще несколько лет обманчивой тишины. Но затем во всем королевстве проснутся силы, жаждущие мести, власти, денег, которые будут свергать все на своем пути. Их с радостью поддержат мятежные толпы, а некоторые высоко поставленные государственные лица свяжут с ними свои честолюбивые намерения. Дух безумия овладеет горожанами, разразится гражданская война со всеми вытекающими из нее ужасными последствиями. Францию ожидает бойня, разврат, грабеж и повальное изгнание граждан. Возможно, потом кое-кто будет сожалеть о том, что не выслушал меня. Возможно, меня призовут вновь. Однако, время будет уже бесповоротно упущено... и в спокойном некогда мире будет властвовать всесокрушительный в своем безумии шторм.

— Признаюсь, монсеньор, Ваша речь поражает меня все больше и больше. И если бы я не знала о доверии, которое испытывал к Вам предыдущий король, и о том, что Вы искренне оказывали ему кое-какие услуги, то я... Так Вы действительно хотите переговорить с королем?

— Да, мадам.

— И непременно без участия господина Морепа?

— Он — мой враг. А кроме того я ставлю его в ряд тех, кто позднее погубит королевство, но не по умыслу, а по немощи.

— Вы слишком строго судите человека, который заслужил доверие света.

— Он — больше, чем премьер-министр, мадам, и благодаря своему положению несомненно окружен льстецами.

— Если Вы настаиваете на исключении этого человека из числа присутствующих при Вашей беседе в королем, то я боюсь, что Вам вообще не удастся добиться аудиенции, ибо Его Величество и шагу не ступит без своего главного советника.

— Я всегда готов услужить королю, искренне желающему использовать мои способности. Однако, я не являюсь подданным Его Величества, и поэтому всякое повиновение с моей стороны — акт сугубо добровольный.

— Монсеньор, — сказала королева, не способная вести долгих серьезных разговоров, — где Вы родились?

— В Иерусалиме, мадам.

— И... когда?

— Королева наверняка простит мне мою слабость. Я не люблю говорить о своем возрасте, потому что это несет мне одни несчастья.

— Что же касается меня, то Королевский Альманах не дает мне возможность иметь такую слабость. До свидания, монсеньор. Теперь все будет зависеть от воли короля.

На этом аудиенция закончилась. Мы вышли, и по дороге домой Сен-Жермен сказал мне:

— Я вероятнее всего покину Вас, мадам, на долгое время. Через четыре дня я уеду из Франции.

— Что вынуждает Вас к столь спешному отъезду?

— Королева передаст супругу все, что я ей рассказал. Людовик XVI, в свою очередь, повторит все слово в слово господину Морепа. Этот министр выпишет ордер на мой арест, а начальник полиции приведет его в исполнение. Я прекрасно знаю, как быстро это делается, и не имею ни малейшего желания оказаться в Бастилии.

— Разве может это Вас напугать? Вы улизнете из нее через замочную скважину.

— Я предпочитаю не прибегать без необходимости к чудесным методам. Прощайте, мадам.

— А если король все же пожелает принять Вас?

— В таком случае я вернусь.

— Но как Вы об этом узнаете?

— У меня для этого достаточно средств. Не волнуйтесь об этом.

— Однако, Вы считаете, что моей репутации ничто не угрожает?

— Успокойтесь, ей ничто не грозит. Прощайте.

Он переоделся и удалился. Я же осталась в глубоком волнении. Королева велела мне не покидать замка и дожидаться ее дальнейших распоряжений... Два часа спустя пришла госпожа Мизери от Ее Величества с просьбой явиться. Что можно было ожидать хорошего от предстоящей аудиенции? Сам король был у Марии-Антуанетты. Она показалась мне смущенной. Людовик XVI, напротив, в игривой манере подошел ко мне, взял мою руку и грациозно поцеловал (при желании он был невероятно мил).

— Госпожа д'Адемар, — сказал он мне, — что же Вы со своим магом наделали?

— Вы имеете в виду графа Сен-Жермена? Он отправился в Париж.

— Ваш граф весьма серьезно встревожил королеву. Скажите, а наедине с Вами он говорил в том же тоне?

— Нет-нет. Пожалуй, без подробностей.

— Я Вас не обвиняю в происшедшем. Но впредь поберегите покой королевы, чтобы не давать повода усомниться в Вашей верности. Я виню чужеземца за то, что он имел дерзость предсказать наши поражения, о которых нечего думать по крайней мере до конца этого столетия. Более того, он несправедлив в своих претензиях к графу Морепа, который способен пренебречь личной враждой в интересах монархии. Я переговорю с ним об этом деле, и если он посоветует мне встретиться с Сен-Жерменом, то я, конечно же, не откажусь. Ему приписывают ум и талант. Мой дед любил его общество. Прежде чем удостоить его аудиенции мне бы хотелось уверить Вас в том, что каковы бы ни были последствия недавнего появления этого таинственного человека, Вы вне подозрений.

Мои глаза наполнились слезами при этом проявлении великодушия Их Величеств. И король, и королева говорили со мной весьма проникновенно. Возвращалась я, немного успокоившись, однако с чувством досады на тот оборот, который неожиданно для меня приняло это дело. Тем не менее, внутренне я поздравила себя с тем, что Сен-Жермен оказался прав в своих предвидениях.

Через два часа я была в своей комнате, погруженная в размышления о происшедшем, когда в дверь постучали. Я услышала необычный шум в соседних комнатах. Тотчас же дверь распахнулась, и доложили о прибытии графа Морепа. Я встала встретить его с таким волнением, которое не охватывало меня даже при встрече с королем. Он вошел вальяжно, с улыбкой на лице:

— Прошу Вас извинить, мадам, — сказал он, — за бесцеремонность моего визита. Но мне необходимо задать Вам несколько вопросов, и этикет заставил меня проделать этот путь с целью поговорить с Вами.

Царедворцы того времени демонстрировали удивительную учтивость в обращении к дамам, которую, увы, в наши дни уже не найти, особенно после того, как ужасный шторм потряс все основы милой старины.

Я с подобающим достоинством ответила господину Морепа, и тот от любезностей перешел к делу:

— Итак, — начал он, — Наш старый друг граф Сен-Жермен снова в Париже?.. Он опять, значит, принялся за свои старые фокусы, в реальности которых он хочет всех нас уверить.

Я попыталась, было, возразить, но он остановил меня нетерпеливым жестом руки.

— Поверьте мне, мадам, — сказал он, — я знаю этого жулика лучше, чем Вы. Меня удивляет только одно. Видите ли, прошедшие годы не пощадили меня, а королева утверждает, что граф Сен-Жермен предстал перед ней сорокалетним. Ну да Бог с ним. Нам очень важно знать, откуда у него эти сведения, столь обстоятельные и столь ужасные... Не оставил ли он Вам своего адреса? — осмелюсь спросить.

— Нет, монсеньор граф.

— Это нам не помешало бы... Но наши полицейские ищейки идут по следу... Далее... Король благодарит Вас за проявленное Вами усердие в этом деле. Впрочем, ничего страшного с Сен-Жерменом не произойдет, просто мы посадим его в Бастилию, где его будут хорошо кормить и согревать до тех пор, пока он не удосужится рассказать нам, откуда ему известно столько интересных подробностей.

В этот момент наше внимание привлек звук открывающихся дверей... Это вошел граф Сен-Жермен! Невольный возглас вырвался у меня, а Морепа вскочил от неожиданности, и я должна сказать, что самообладания у него в это мгновение поубавилось. Чудотворец, приблизившись к нему, сказал:

— Граф Морепа, король изволил исспросить у Вас совета, а Вы думаете лишь о сохранении своего собственного авторитета. В Вашей борьбе против моей встречи с королем Вы теряете монархию, так как осталось совсем немного времени, чтобы спасти ее. По истечении же этого срока я не появлюсь в этих краях, пока не сменят друг друга три следующих поколения. Я рассказал королеве все, что мне позволено было сказать. Мои откровения королю могли бы быть более подробными. Но, к сожалению, Вы встали между мной и Его Величеством. Мне не в чем будет себя улрекнуть, когда ужасная анархия опустошит Францию. Что же касается ожидаемых бедствий, то Вам не суждено их увидеть, но подготовка к ним будет достойным для Вас памятником... Не ждите благодарности от потомков, пустой и беспомощный министр! Вы встанете в ряд тех, кто послужит причиной гибели империи.

Проговорив все это на одном дыхании, граф Сен-Жермен повернулся, вышел, затворив за собой дверь, и исчез.

* * *

Все попытки найти графа успехом не увенчались."

 

Глава четвертая

ТРАГИЧЕСКИЕ ПРОРОЧЕСТВА

Самыми примечательными сведениями, зафиксированными в дневнике госпожи д'Адемар, являются те, которые показывают, сколь много сил и стараний приложил Сен-Жермен, чтобы предупредить королевскую семью о нависшей над ней опасностью. Он пристально наблюдал за несчастной молодой королевой со времени ее появления во Франции. Он был и тем "таинственным советником", о котором недавно нами упоминалось.

Всё тот же Сен-Жермен пытался убедить короля и королеву в том, что граф Морепа и другие, подобные ему советники, способны не спасти Францию, а лишь приблизить ее печальный конец. Друг монархии, он был одним из первых обвинен аббатом Барюелем в разжигании революции. Однако, "время все расставляет по своим местам", оно же позволило обвинителю благополучно кануть в забытье, а обвиненному выступить в истинном обличье — друга и пророка. Вернемся к словам госпожи д'Адемар:

"Будущее выглядело мрачным. Мы приближались к ужасной катастрофе, которая угрожала всей Франции. Бездна разверзлась у наших ног. А мы, одурманенные, с фатальной слепотой, ничего не слыша и не желая видеть, жили от праздника к празднику, от удовольствия к удовольствию. Тотальное безумие толкало нас к пропасти. Увы! Невозможно остановить бурю, если не замечаешь ее приближения.

Между тем, время от времени, некоторые, наиболее прозорливые из нас, пытались вырвать общество из плена роковой беспечности. Я уже рассказывала о том, как граф Сен-Жермен пытался открыть глаза Их Величествам, давая понять о надвигающейся опасности, но господин Морепа, который считал, что не нуждается в чьей-либо помощи в деле спасения монархии, изгнал из страны пророка, и тот исчез навсегда."1

 

1 D'Adhemar, там же, IV, 1.

 

События, о которых мы только что рассказали, произошли в 1788 году. Гром разразился же в 1793-м. Госпожа д'Адемар не всегда, однако, указывает в описываемых ею событиях точные даты. Давление на короля и трон усиливалось год от года, угроза становилась все очевиднее, поскольку были отвергнуты предупреждения, о которых рассказал наш автор. Праздность и распущенность двора значительно ослабили политические позиции сторонников монархии, что давало их противникам в руки дополнительные козыри. Несчастной королевой, безусловно, предпринимались определенные усилия, чтобы понять угрожающее положение дел в государстве, но тщетно. Госпожа д'Адемар предлагает нашему вниманию следующие подробности на этот счет:

"Для того, чтобы сложилось правильное представление об этих печальных дебатах (в Национальной Ассамблее), следует упомянуть о письме, которое было написано парламентским советником "Chambres de Requétes"2 господином Салье одному из его друзей, члену Тулузского парламента... Сообщавшиеся сведения, получили широкое распространение, письмо читалось с жадностью, поэтому множество копий ходило по Парижу. И прежде, чем сам оригинал достиг Тулузы, в салоне герцогини Полиньяк его содержание уже было предметом всеобщего разговора.

Королева обратилась ко мне с вопросом, не читала ли я это послание, и попросила доставить ей копию. Эта просьба в величайшей степени огорчила меня. Я хотела угодить Ее Величеству, но в то же время боялась попасть в немилость к Первому Министру. Тем не менее мои симпатии к королеве одержали верх в этой борьбе.

Мария-Антуанетта прочитала письмо в моем присутствии и сказала, вздохнув: "Ах, госпожа д'Адемар! Как тягостны для меня все эти нападки на короля! Мы ходим по краю пропасти. Я начинаю верить в то, что граф Сен-Жермен был прав. Нам стоило бы повнимательнее прислушаться к нему. Однако, господин Морепа довольно-таки искусно навязал нам свою волю. Что же ждет нас впереди?"3

 

2 "Палата Слушаний" — франц.

3 D'Adhemar, там же, IV, р. 63.

 

...Королева прислала за мной, и я поспешила исполнить ее волю. В руке она держала письмо.

— Госпожа д'Адемар, — сказала она, — вот еще одно послание от моего незнакомца. Вам что-нибудь известно о графе Сен-Жермене?

— Нет, — ответила я, — я с ним не встречалась и никаких сведений о нем не имею.

— На этот раз, — прибавила королева, — оракул вещает языком, который ему больше к лицу — послание составлено в стихах. Форма их, может быть, и плоха, однако содержание далеко не радостно. Вы можете прочесть это послание в соседней комнате, ибо я обещала уже аудиенцию аббату Баливь-еру. Я хочу, чтобы мои друзья ладили между собой!.

— Особенно, — осмелилась вставить я, — когда враги торжествуют, видя их междоусобицы.

— Незнакомец говорит то же самое. Но кто же прав?

— Королева может удовлетворить противоборствующие партии, назначив их представителей на первые же два освободившихся епископальных поста.

— Вы ошибаетесь. Король не желает предоставлять епископского сана ни аббату д'Эрсе, ни аббату Баливьеру. Покровители этих достойных людей, а заодно с ними и наш аббат верят в возможность противодействия с моей стороны. Вы можете, если провести сравнение с героями Ариосто (королеве вспомнилась речь баронессы де Сталь), сыграть роль миротворца доброго короля Собрира. Постарайтесь встретиться с графиней Дианой и убедить ее прислушаться к голосу разума.

— Я попытаюсь поговорить с ней на языке разума, — сказала я, заставив себя улыбнуться, чтобы развеять меланхолию, овладевшую королевой.

— Диана — испорченное дитя, — заметила Ее Величество, — однако, она любит своих друзей.

— Да, мадам. И даже выказывает непримиримость к их врагам. Я сделаю все, чтобы оправдать доверие королевы.

Вошли доложить, что по повелению королевы прибыл аббат Баливьер. Я прошла в небольшой кабинет и, попросив у госпожи Кампан перо, чернила и бумагу, сделала копию следующего отрывка, на первый взгляд весьма сумбурного, однако впоследствии оказавшегося даже слишком ясным и понятным:

Все ближе время то, когда ты, Франция,

В пучину бед войдя, раскаешься, поняв свою беспечность,

И стон отчаянья разбудит адский пламень.

Тот день грядет, Царица! Нет сомнений.

Рога коварной гидры

Пронзят алтарь, трон и Фемиду.

Безумье, победив рассудок, будет править миром.

Все ниц падут перед злодеем. Да!

Увидим мы паденье скипетра, Фемиды, духовенства,

Гербов и башен,

Даже замков, спастись пытавшихся поднятьем белых флагов.

Не знал спокойный мир, что будет он метаться в лихорадке

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.