|
|
Вопрос № 21 произведение первых после военных летНа страницах прозаических произведений мы находим своеобразную летопись войны, достоверно передававшую все этапы великой битвы советского народа с гитлеровским фашизмом. Русская литература стала литературой одной темы — темы войны, темы Родины. Писатели дышали единым дыханием с борющимся народом и чувствовали себя “окопными поэтами”, а вся литература в целом, про выражению А. Толстого, была “голосом героической души народа”. Советская литература военного времени была многопроблемной и многожанровой. Стихотворения, очерки, рассказы, пьесы, поэмы, романы создавались нашими писателями в годы войны. Опираясь на героические традиции русской и советской литературы, проза времен Великой Отечественной войны достигла больших творческих вершин. Для прозы военных лет характерны усиление ро мантических и лирических элементов, широкое использование художниками декламационных и песенных интонаций, ораторских оборотов, обращение к таким поэтическим средствам, как аллегория, символ, метафора. Традиции литературы Великой Отечественной войны — это фундамент творческих поисков современной советской прозы. Без этих традиций, в основе которых лежит ясное понимание решающей роли народных масс в войне, их героизма и беззаветной преданности Родине, невозможны были бы успехи, которыедостигнуты советской “военной” прозой сегодня. Свое дальнейшее развитие проза о Великой Отечественной войне получила в первые послевоенные годы. Продолжал работу над романом “Они сражались за Родину” Шолохов. Появились в первое послевоенное десятилетие и ряд произведений, над которыми плодотворно работали такие писатели, как Симонов, Коновалов, Стаднюк, Чаковский, Авижюс, Шамякин, Бондарев, Астафьев, Быков, Васильев. Значительных успехов военная проза достигла на современном этапе своего развития. Большой вклад в развитие советской военной прозы внесли писатели так называемой “второй войны”, писатели-фронтовики, вступившие в большую литературу в конце 50-х — начале 60-х годов. Это такие прозаики, как Бондарев, Быков, Ананьев, Бакланов, Гончаров, Богомолов, Курочкин, Астафьев. В творчестве писателей-фронтовиков, в их произведениях 50—60-х годов, по сравнению с книгами предшествующего десятилетия усиливался трагический акцент в изображении войны. Война в изображении прозаиков-фронтовиков — это не только и даже не сколько эффектные герои ческие подвиги, выдающиеся поступки, сколько утомительный каждодневный труд, труд тяжелый, кровавый, но жизненно необходимый. И именно в этом каждодневном труде и видели советского человека писатели “второй войны”. Тема Великой Отечественной войны — вообще центральная в творчестве Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской и Государственной премий Константина Михайловича Симонова (выезжал в качестве корреспондента в места боев). Свидетель и участник грандиозных событий, он почти все свои произведения посвятил событиям военного времени. Сам Симонов отмечал, что почти все, что им создано, “связано с Великой Отечественной войной” и что он “до сих пор был и продолжает оставаться военным писателем”. Симонов создал стихотворения, вписавшие его имя в историю поэзии Великой Отечественной войны. Его перу принадлежат пьесы о войне, о себе он говорит так: “Я сам себя ощущаю прозаиком. Все главное в моей работе много лет уже связано с прозой...” Проза Симонова многогранна и разнообразна по жанрам. Очерки и публицистика, рассказы и повести, роман “Товарищи по оружию”, трилогия “Живые и мертвые” — все говорит о ключевых моментах Великой Отечественной войны, в которых проявились мужество нашего народа, жизнестойкость государства. Общая тенденция нашей военной прозы к более широкому и более объективному изображению Великой Отечественной войны сказалась и на творчестве писателей “второй волны”, многие из которых пришли к мысли о том, что сегодня писать о войне с позиции взводного или ротного командира уже не достаточно, что надо охватывать более широкую панораму событий. Дистанция времени, помогая писателям-фронтовикам увидеть картину войны гораздо яснее и в большем объеме, когда появились первые их произведения, была одной из причин, обусловивших эволюцию их творческого подхода к военной теме. Прозаики, с одной стороны, использовали свой военный опыт, а с другой — опыт художественный, позволивший им успешно реализовать свои творческие замыслы. Подводя итог сказанному, можно отметить, что развитие прозы о Великой Отечественной войне со всей очевидностью показывает, что в кругу основных ее проблем главной, стоящей на протяжении более чем сорока лет в центре творческого поиска наших писателей, являлась и является проблема героизма. Особенно заметно это в творчестве писателей-фронтовиков, крупным планом показавших в своих произведениях героизм наших людей, стойкость солдат.
Вопрос 23 лирика пастернака Ирпень — это память о людях и лете, Поэт дает себе полную волю, которую можно достичь только в своеобразном поэтическом бреду. Однако бред этот принадлежит гению. Словно некто играет на наших глазах сверкающими, возможно драгоценными, камушками в игру, правила которой не ясны нам, но процесс завораживает и гипнотизирует нас. Он чешуи не знает на сиренах, Многоточие, завершающее этот пассаж из “Темы с вариациями”, создает некое разреженное пространство, в котором повисает наш облегченный и восторженный вздох. Стихи Пастернака сотканы из ничего, словно кружева из грошовых ниток, словно музыка из семи нот. Поэт абсолютно свободен в работе с материей слова. Предмет его страсти — жизнь. Но слово — орудие, посредством которого поэт воздействует на нее. Поэзию Пастернака можно назвать экспрессивной, метафорической, непонятной. Можно придумать еще десяток определений. Все равно за ними ничего не будет стоять. Поэт ускользает, как угорь из рук, он все время находится за пределами своих определений. Его талант неуловим и неопределим. Такова мудрость поэзии, и такова ее наивность: “Какое, милые, у нас/ Тысячелетье на дворе?” Кто это спрашивает? Откуда этот человек? Зачем он здесь? Его соловьиная речь движет и меняет мир. Даль начинает говорить, кусты — спрашивать, тоска — блуждать. Он создает шедевры, они остаются в памяти, проникают в гены, становятся частью жизни. У меня так случилось со стихотворением “Август”. Можно назвать это любовью с первого взгляда — чудесным образом сразу после первого прочтения оно вошло в мое сознание, чтобы остаться там навсегда. Я ни с кем не спорил, какое стихотворение у Пастернака лучшее. Для меня, несомненно, это: ...Вы шли толпою, врозь и парами, Пастернак сложен и прост, элитарен и доступен, таковы приметы истинной литературы. Вопрос №24 Трагическая судьба человека в тоталитарном государстве ( А. Н. Солженицын "Один день Ивана Денисовича", "Архипелаг ГУЛАГ", "Матренин двор", В. Т. Шаламов "Колымские рассказы", Ф. Абрамов "Поездка в прошлое".) Прошли ад сталинских лагерей, выжили и вернулись, чтобы донести до нас правду об ужасе тех лет, Александр Исаевич Солженицын и Варлам Тихонович Шаламов. Вот что писал Шаламов в письме Солженицыну по поводу повести "Один день Ивана Денисовича", первой из произведений на запретную лагерную тему: "Я благодарю Вас от имени миллионов мертвых, десятков тысяч сохранивших жизнь. Я твердо убежден, что без честного решения этого главного вопроса (сталинского времени) литература не сможет двигаться вперед..." Варлам Тихонович Шаламов (1907-1982г.г.) двадцать лет (лучших лет - с двадцати двух до сорока двух лет) провел в лагерях и ссылке. Первый раз его арестовали в 1929 году. Шаламов был тогда студентом МГУ. Он обвинялся в распространении ленинского письма ХП съезду партии, так называемого "политического завещания Ленина". Почти три года ему пришлось отработать в лагерях Западного Урала, на Вишере. В 1937 году - новый арест. На этот раз он оказался на Колыме. В 1953 году ему разрешили вернуться в Центральную Россию, но без права жить в больших городах. На два дня, тайно, Шаламов приехал в Москву, чтобы после шестнадцатилетней разлуки повидаться с женой и дочерью. В рассказе "Надгробное слово7' есть такой эпизод. В рождественский вечер у печки заключенные высказывали свои заветные желания: -Хорошо бы, братцы, вернуться нам домой. Ведь бывает же чудо, - сказал коногон Глебов, бывший профессор философии известный в нашем бараке, тем что месяц назад забыл имя своей жены... -Домой? -Да. - Я скажу правду, - ответил я - Лучше бы в тюрьму. Я не шучу. Я не хотел бы сейчас возвращаться в свою семью. Там никогда не поймут, не смогут понять. То, что им кажется важным, я знаю, что это пустяк... Я принесу им новый страх, еще один страх к тысячи страхов, переполняющих их жизнь. То, что я видел, человеку не дано видеть и даже не дано знать. Тюрьма - это другое дело. Тюрьма это свобода. Это единственное место, которое я знаю, где люди, не боясь, говорили все, что они думали. Где они отдыхали душой. Отдыхали телом, потому что не работали. До реабилитации в 1956 году Шаламов работал агентом по снабжению на торфоразработках. Вернувшись в Москву, очень скоро тяжело заболел и до конца своей жизни жил на скромную пенсию (72 рубля) и писал "Колымские рассказы", которые, надеялся писатель, вызовут читательский интерес и послужат делу нравственного очищения общества. Им было написано более трехсот рассказов, объединенных в шесть сборников. Однако при жизни писателя ни один из рассказов не был напечатан. Печатались только его стихи, поэт заучивал их наизусть. И только, в 1946 году, когда Шаламову посчастливилось попасть на фельдшерские курсы, он смог записать их. Тяжело читать прозу Шаламова, в ней много пространства, которое одинаково способно и увлечь взгляд, и остановить его. Это родовое свойство его письма. "Лагерный опыт не может быть кому-либо полезен, ибо в основе его нежизнь." Однако без шаламовских свидетельств уже не может обойтись ни один историк войны, которую более семидесяти лет тоталитарное государство вело против своего народа; такая война не могла не вестись уголовным методом. Шаламов установил и доказал не просто близость, но родственность преступной среды и сановно-репрессивного бюрократического аппарата: его бесстрашные исследования заслужили лютую ненависть и тех, и других, не способных уразуметь, что такое неподкупный судья. "Колымские рассказы" - памятник миллионам мертвых и десяткам тысяч уцелевших в аду сталинских тюрем и лагерей. Осужденных по 58 статье "врагов народа" помещали в один барак с самыми отпетыми уголовниками, которые считались "друзьями народа", "социально близкими", Подлежащими перевоспитанию. Уголовники буквально терроризировали "врагов народа", заставляли их работать вместо себя, отбирали теплые вещи, продукты, безнаказанно убивали, проигрывали в карты. Лагерное начальство эти издевательства не пресекало, а, наоборот, часто назначало уголовников на должность бригадиров. В рассказе "На представку" описывается обычный случай в бараке коногонов, состоящих из блатных, так как "лошадей, как правило, контрреволюционерам не доверяли". Играли в карты Севочка, вор и картежный шулер, и Наумов, железнодорожный вор с Кубани. Проиграв все свои вещи, Наумов стал играть "на представку", то есть на вещи заключенного. Ему приглянулся шерстяной свитер Гаркунова, бывшего инженера-текстильщика, который вместе с автором-рассказчиком после рабочего дня за миску баланды и кусок хлеба пилили дрова для барака уголовников. "Свитер это была последняя передача от жены передотправкой в дальнюю дорогу, и я знал, как он его берег, стирая его в бане, суша на себе, ни на минуту не выпуская из своих рук, - фуфайку украли бы сейчас же товарищи. -Ну-ка, снимай, сказал Наумов... -Не сниму, - сказал Гаркунов хрипло. - Только с кожей... На него кинулись, сбили с ног. -Он кусается, - крикнул кто-то... и сейчас же Сашка, тот самый Сашка, который час назад наливал нам супчику за пилку дров, чуть присел и выдернул что-то из-за голенища валенка. Потом он протянул руку к Гаркунову, и Гаркунов всхлипнул и стал валиться на бок". Потом окровавленный свитер был снят с убитого, бережно, чтобы не запачкать пальцев, был уложен в чемодан. Рассказ кончается буднично. Ужасает количество смертей, описанных в рассказе "Надгробное слово". "Все умерли...". Так начинается рассказ. Бригадир Дюков, попавший в лагерь за какое-то бытовое преступление, набрал бригаду из крестьян, которые вначале работали отлично. Когда же ослабевшие от голода заключенные уже с трудом выполняли норму, Дюков стал просить высокое начальство улучшить питание - в ответ на это вся бригада, вместе с самим бригадиром была расстреляна на знаменитой "Серпантинной". Умирали от голода. Погибали от произвола начальства. Убивали непосильным трудом. Требовалось насыпать на тележку грунта, вынутого из забоя, примерно восемьсот пудов. Декабристам же сто лет назад давался урок - три пуда руды на человека(!). А вот бытовые условия: "В бараке, набитом людьми, так тесно, что можно было спать стоя... Пространство под нарами было набито людьми до отказа, надо было ждать, чтобы присесть, опуститься на корточки, потом привалиться куда-нибудь к нарам, к столбу, к чужому телу - и заснуть..." "Золотой забой" из здоровых людей делал инвалидов в три недели...Голод, отсутствие сна, многочасовая тяжелая работа, побои... Шаламов ведет скорбный список погибших, погубленных: это и профессор философии Глебов, и бывший директор уральского треста Тимофеев, и Орлов, бывший референт Кирова, и экономист Шейнин и многие другие, названные поименно. Нечеловеческие условия лагерной жизни не только убивают людей физически, но и калечат нравственно. "Ни один человек не становится ни лучше, ни сильнее после лагеря", - приходит к этому выводу Варлам Тихонович. Умирает заключенный. "Кончается, - сказал Денисов, сосед его. - У него портянки хорошие" - и ловко сдернул с его ног сапоги и с еще живого снял портянки. Кто-то тут же снял с умирающего шапку. Рассказы Шаламова читать тяжело, под час невыносимо. Этот запредельный ужас существования, который длятся годами, губит в человеке все человеческое, лишает его воли, способности к сопротивлению. Однако что-то изменилось в лагерной жизни в послевоенное время. Лагеря пополнились узниками немецких концлагерей, которые приравнивались к изменникам и предателям. "Это были люди с иными навыками, привычками, приобретенными во время войны, - со смелостью, умением рисковать, верившие только в оружие. Командиры и солдаты, летчики и разведчики..." - так пишет Шаламов. в рассказе "Последний бой майора Пугачева" о том, как майор Пугачев с одиннадцатью товарищами предприняли отчаянную, поразительную по дерзости и отваге попытку побега из лагеря. "Он обещал им свободу, они получили свободу. Он вел их на смерть - они не боялись смерти". Они предпочли умереть в бою свободными людьми, дух которых не был сломлен ни фашистскими концлагерями, ни сталинскими лагерями. Майор Пугачев бежал из немецкого лагеря в 1944 году, когда фронт приближался к городу. Он, работая шофером на грузовике внутри огромного лагеря на уборке, разогнал грузовик и повалил колючую проволоку, вырывая столбы. Погоня. Брошенная машина. Дорога ногами к линии фронта. И, наконец, встреча со своими. Допрос в особом отделе, обвинение в шпионаже, приговор - двадцать пять лет тюрьмы. Летчик капитан Хрусталев. Судьба та же. "Подбитый немцами самолет, плен, голод, побег - трибунал и лагерь". Ливицкий и Игнатович - оба летчики, товарищи капитана Хрусталева. Иващенко - бывший разведчик. Саша Малинин - бывший военный фельдшер. Солдатов... единственный оставшийся в живых. Его, израненного, долго лечили, чтобы потом расстрелять. Так Родина обошлась с людьми, единственная вина которых была в том, что они оказались не по своей воле в немецком плену. После прочтения рассказов Шаламова остается светлое впечатление от личности самого автора, который, пройдя все круги лагерного ада на Колыме, описывать которые не решился и Солженицын, все-таки сумел через искусство подняться и победить в себе растоптанного человека. Варлам Тихонович Шаламов замечательный мастер слова, колымские же рассказы - вершина его творчества. Александр Солженицын впервые вошел в наше сознание 40 лет назад. Читая тогда, в начале 60-х годов, "Один день Ивана Денисовича" большинство из людей, думаю, было потрясено прежде всего знанием, новым и страшным, о лагерной жизни при Сталине. Твердая рука разом сорвала завесу многолетней неприкосновенной лжи. Впервые открылся один из бесчисленных островков архипелага ГУЛАГ. Отброшенная завеса была хотя совершенно реальной, но и как бы не существующей. Одни из нас в самом деле ничего такого не знали и не могли даже представить, чтобы такое могло быть; другие догадывались, но отводили глаза, понимая, что посмевший увидеть, взглянуть в упор погибнет. Ну, а миллионы, что населяли ту страну, - те оставались в ней, как правило пожизненно. "И конца срока в этом лагере еще ни у кого не было", - думает про себя Иван Денисович. Но тут пришел неумолимый март 53-го. Затем нагрянул неизбежный 56-ой, Тьма хоть и густо заволакивала ту жизнь, но уже заметно поредела. "Один день Ивана Денисовича" выставил ее на свет божий. "Слово правды весь мир перевесит!" Ах, как бросились через несколько лет снова "темнить" и затыкать ложью и угрозами пробитую Солженицыным брешь! Изо всех библиотек солженицынскую книгу - изъять! Считать за крамолу, всякое неругательное упоминание о ней. А лучше всего -вообще ни слова, ни звука об "Об одном дне"! Но правды Солженицына было уже не удержать. Стена запретов развалилась быстрее, чем ее воздвигали и подпирали. Русский писатель, вставший едва ли не в одиночку против злобного многоглавого чудища тоталитарной лжи и насилия, - победил. Созданию обобщенной картины ада, на который был обречен народ, способствует в рассказе введенные в повествование эпизодические персонажи с их трагическими судьбами. Внимательный читатель не может не заметить, что историю тоталитаризма Солженицын ведет не с 1937 года, не со сталинских, как тогда говорили "нарушение норм государственной и партийной жизни", а с первых послеоктябрьских лет. Только на полстраницы появляется в рассказе безымянный старик зэк, сидящий с основания советской власти, беззубый, вымотанный, но, как и всегда народные персонажи у Солженицына, "не до слабости фитиля-инвалида, а до камня тесаного, темного". Простой подсчет скрупулезно указанных писателем сроков заключения солагерников Ивана Денисовича показывает, что первый бригадир Шухова Кузьмин был арестован в "год великого перелома", в 1929 году; а нынешний Андрей Прокофьевич Тюрин в 1933, названном в советских учебниках истории "годом победы колхозного строя". В небольшом рассказе уместился целый перечень несправедливостей, рожденных системой: наградой за мужество в плену стал для сибиряка Ермолаева и героя Сопротивления Сеньки Клевшина десятилетний срок, за веру в Бога при объявленной Сталинской Конституцией свободе веры страдает баптист Алешка. Система беспощадна и к 16-тилетнему Гопчику, носившему в лес еду; и к капитану второго ранга верному коммунисту Буйновскому; и к эстонцам, вся вина которых в желании свободы для своего народа. Злой иронией звучат слова о том, что Социалистический городок строят заключенные. Таким образом, в одном дне и в одном лагере, изображенных в повести, писатель сконцентрировал ту оборотную сторону жизни, которая была до него тайной за семью печатями. Осудив бесчеловечную систему, писатель вместе с тем создал реалистический характер подлинно народного героя, сумевшего пронести через все испытания и сохранить лучшие качества русского народа. "Правдивая" повесть "Один день Ивана Денисовича" несет не только знание, пурть даже новое и страшное. Это был не только портрет нашей истории. Это и книга о сопротивлении человеческого духа лагерному насилию. Больше того, сюжет внутреннего сопротивления, противоборства человека и ГУЛАГа заявлен на самой первой страницы "Одного дня". Рано утром Иван Денисович Шухов, рядовой голодный лагерник, прикидывает, что накормить его могут в столовой, если собирать миски и уносить их в посудомойку, но там - "если в миске что осталось, не удержишься, начнешь их лизать". А Шухову крепко запомнились слова его первого бригадира Кузьмина: "Здесь, ребята, закон - тайга. Но люди и здесь живут. В лагере вот кто погибает: кто миски лижет, кто на санчасть надеется, да кто к "куму" стучать ходит". Вот суть лагерной философии! А как сказано, какая точность русского слова! Какой опыт вместился в трех фразах, определивших границы человеческого выживания в лагере. Погибает тот, кто падает духом. Кто становится рабом больной или голодной плота, кто не в силах укрепить себя изнутри, устояв и перед искушеним подбирать объедки, и перед немощью тела, надеющегося на исцеление, которое придет из вне. А вернее всего погибает тот, кто нравственно падает ниже всех, кто губит свою душу, становясь доносчиком. Что же такое лагерь у Солженицына в этой повести? И как в нем человеку жить и выжить? Лагерь одновременно реальный и ирреальный, иррациональный, абсурдный. Это и обыденность, и - символ. Воплощение вечного Зла и обычной низкой злобы, ненависти, лени, грязи, насилия, недомыслия, взятых на вооружение системой. Солженицынский каторжный лагерь, один из. ГУЛАГовского архипелага, - при всей страшной и несомненной реальности его существования в нашей истории. В судьбах миллионах людей своего рода знак помрачения души и разума, извращения смысла жизни народа и общества. Бездарная, опасная, жестокая машина, перемалывающая всех, кто в нее попадает... Каторжный лагерь взят у Солженицына не как исключение, а как порядок жизни. Писать что-либо в зоне, в лагерных бараках, в тюремных вагонах было, как известно, строжайше запрещено. Солженицын обходил запрет по-своему: в лагере он писал, например, автобиографическую эпопею "Дороженька" в стихах и заучивал ее. Кое-какие главы из нее он затем восстановит. Рождались и, к счастью, не умирали другие замыслы... "Секрет" возникновения повести "Один день Ивана Денисовича" и жанровую форму ее писатель объяснял так: "Я в 1950 году, в какой-то долгий лагерный зимний день таскал носилки с напарником и думал: как описать всю нашу лагерную жизнь? По сути дела, достаточно описать всего один день в подробностях, в мельчайших подробностях, и день самого простого работяги, и тут отразится вся наша жизнь; И даже не надо нагнетать каких-то ужасов, не надо, чтоб это был какой-то особенный день, а - рядовой, вот тот самый день, из которого складывается жизнь". С первых слов интонация повести - "эпическая": "В пять часов утра, как всегда, пробило подъем - молотком об рельс у штабного барака. Прерывистый звон слабо прошел сквозь стекла, намерзшие в два пальца, и скоро затих: холодно было, и надзирателю неохота было долго звонить". Весь сюжет, "ели всмотреться, это сюжет сопротивления живого - неживому, Человека - Лагерю. Машина лагеря, заведена, работает в заданном режиме, к секретам (да их и нет!) его к функционирования привыкли все: и лагерные работяги, и пристроившиеся "потеплее" ловкачи, и подлецы, и сама охрана. Выжить здесь - значит "забыть" о том, что сам лагерь это катастрофа, это провал... Лагерь создан ради убийства. Нацелен на погубление в человеке его главного внутреннего мира: мысли, совести, памяти. "Здешняя жизнь трепала его (Ивана Денисовича) от подъема и до отбоя, не оставляя праздных воспоминаний..." Так кто же кого. Лагерь - Человека? Или Человек - Лагерь? И многих, страшно многих лагерь победил, перемолол в пыль... лагерную пыль. Иван Денисович идет через искушения лагеря, которые могут быть сильнее или слабее, но - неотступны. Через весь этот бесконечный день разыгрывается драма сопротивления лагерю. Одни побеждают в ней: Иван Денисович, Кавторанг, Алешка баптист и другие. Но судьба иных колеблется, а иные прямо обречены на погибель. Тут неопределенны и безотрадны многие прогнозы: чем кончат Цезарь Маркович - кинорежиссер, шакал Фетюков, десятник Дэр и другие зэки, особенно из "придурков"?.. А кое - кто, если и сберегает себя, то бережение их на чужой крови как у "суки Пантелеева", живущего за счет бригады, но "закладывающего" своих однобригадников... Жизнь жестока. Здесь, в лагере, она особенно беспощадно преследует все человеческое. И насаждает все человеческое. ...Что же в людях, в их душах делает выбор? Об этом думаешь, читая "Один день", думаешь - прочитав. Лагерь на каждом шагу и всеми способами пригнетает человека. Он обессмысливает любое здоровое и разумное человеческое действие. Скажем, ведет Ивана Денисовича надзиратель Татарин мыть полы в надзирательской. Но сами же охранники почитаю! ненужной чистоту, а мытье полов, занятием излишним: "Ты вот что, слышь, 854-ый! Ты легонько протри, чтоб только мокровато было и вали отсюда". Что ж, думает про себя Иван Денисович: "Работа - она как палка, конца в ней два: для людей делаешь - качество дай, для дурака делаешь - дай показуху. А иначе б давно все подохли, дело известное". Отстаивать свободу в каторжном лагере - значит, как можно меньше внутренне зависеть от его режима, от его разрушительного "порядка". Принадлежать себе. "Не считая сна, лагерник живет для себя только утром 10 минут за завтраком, да за обедом 5, да 5 за ужином". Поэтому ест Шухов "медленно, внимчиво". В этом тоже освобождение. Человек может, должен отстаивать себя во всем, в каждом движении. Он воюет с лагерем на любой "площадке", ибо и лагерь повсюду отнимает у человека свободу жить для себя, быть собой. "Не подставляться" лагерю нигде в этом тактика сопротивления. "Да и никогда зевать нельзя. Стараться надо, чтобы никакой надзиратель тебя в одиночку не видел, а в толпе только". Ибо человеческий контакт: лицом к лицу - у Человека и Лагеря невозможен. Кто эти люди, противостоящие лагерю? Да разве не видно, что все они из самой глубины русской народной жизни. Они и есть народ! Одни - насильственно вырваны из жизни в годы кровавой "сплошной коллективизации". Другие - длинными руками ГУЛАГа выхвачены для рабского лагерного труда из военного потока. Осознание подлинной. ценности человеческой жизни противостоит жестокой бессмыслице, чудовищному в своей привычности надругательству над людьми, над жизнью, над здравым смыслом. Вот конвой ведет тщательный пересчет "по головам" всех заключенных: "человек дороже золота". Многое и разное, как видим, слилось, в ГУЛАГе... Закрываешь повесть с ощущением незаконченного спора. Спора сильных сторон, мощных доводов. Лагерь собрал множество незаурядных людей со своими голосами и лицами. Лишь безликие оставались вне зловещего внимания ГУЛАГа. Все они могут быть собраны в одном неподкупном всеобъемлющем голосе. Перед этим горем гнутся горы, Не течет великая река. Но крепки тюремные запоры, А за ними "каторжные норы" И смертельная тоска, А. Ахматова. Победа в тяжелейшей войне, достигнута в значительной степени в результате отказа от мертвящих бюрократических крайностей системы, тем не менее, создала в послевоенный период уверенность в том, что именно действующая система руководства является наилучшей. Репрессии против партийно-политического аппарата в годы войны были по сравнению _ предвоенным периодом незначительным. Стало казаться, что худшие времена теперь позади и люди смогут без опаски работать при существующей системе отношений. Большинство из этих работников выдвинулось на освободившиеся места после "большого террора" и, пройдя годы войны, уверовало в непогрешимость административных методов руководства. Война привела к существенным потерям в интеллектуальном и нравственном потенциале общества. Ничем нельзя было восполнить и - утрату миллионов молодых людей, так и не успевших проявить свои таланты и способности в мирном созидании, а в условиях господства командно-администратативной системы, номенклатурного принципа подбора кадров это приводило зачастую к продвижению по ступеням служебной лестницы людей, чьи интересы сосредоточивались на карьере, на достижении личного благополучия. Война породила и слой людей, которые смогли беззастенчиво нажиться на народном горе. Разного рода жулики, дельцы составили состояния на сокрытии товаров. Государственные и партийные органы, принимая ряд неизбежных мер против лиц, вызывающих возмущение граждан, закрепляли в сознании людей надежду, что могут стать высшим гарантом справедливости. Особое место в укреплении тоталитарного режима принадлежало репрессивным органам, контролировавшимся Сталиным и Берией. Работала хорошо налаженная система слежки, доносительства, контроля за мыслями. Что же такое тоталитаризм? Это понятие употребляется для обозначения политического режима, в котором государственная власть, сосредоточивалась у узкой группы лиц и основываясь на свертывании демократии, ликвидирует конституционные гарантии прав и свобод личности, посредством насилия полицейско-приказных методов воздействия на население, духовного порабощения людей, полностью поглощает все формы и сферы самопроявления общественного человека. Минимальный набор признаков тоталитаризма, позволяющих причислить то или иное общество к разряду тоталитарных, включает такие параметры, как: единоличная власть вождя (фараон, царь, "отец народов"...), открыто террористический политический строй, однопартийность, жесткая структурированность и одновременно консолидировавшись общества на основе массовой мифологии, внедряющей идеи чрезвычайщины и базового национального "согласия". Тоталитаризм есть там, где существует культ жесткой централизованной власти, индуцирующей огосударствление, расчеловечение многообразия отношений общественных индивидов на макросоциальном уровне. Под "машину репрессий" попали многие известные деятели науки, культуры, политработники, философы... Список - бесконечен. В число репрессированных вошел Солженицын - один из величайших писателей XX века. Он в своих произведениях выразил всю эпоху тоталитаризма Александр Исаевич появился на свет в декабре 1918 года в Кисловодске. Отец происходил из крестьян, затем стал студентом, добровольцем ушел на 1-ую Мировую войну и был награжден Георгиевским крестом. Погиб на охоте от несчастного случая за шесть месяцев до рождения Александра. Мать Александра Исаевича звали Таисия. Она была очень добропорядочной и заботливой женщиной. После средней школы Солженицын заканчивает в Ростове-на-Дону физико-математический факультет одновременно поступает заочником в Московский институт философии и литературы. Не закончив в последнем двух курсов, уходит на войну. С 1942-го по 1945-й командует на фронте батареей, награжден несколькими орденами и медалями. В феврале 1945-го года в звании капитана арестован из-за подслеженной в переписке критике Сталина и осужден на 8 лет, из которых почти год провел на следствии и пересылках, три в тюремном НИИ, и четыре самых трудных на общих работах в политическом Особлаге. Затем был сослан в Казахстан "навечно". Однако рукотворная "вечность" продолжалась лишь три года, после чего определением Верховного Суда СССР от 6 февраля 1957 года последовала реабилитация. По реабилитации работал школьным учителем Рязани. Вслед за публикацией в 11-ом номере "Нового мира" за 1962 года произведения "Один день Ивана Денисовича" принят в Союз писателей, но кроме еще нескольких рассказов и одной статьи, все написанное вынужден был отдавать в "Самиздат" или печатать в Зарубежье. В 1969 году из Союза писателей исключен, в 1970 году удостоен Нобелевской премии по литературе. В 1974 году в связи с выходом первого тома книги "Архипелаг Гулаг" насильственно изгнан на Запад. До 1976 года жил в Цюрихе, затем перебрался в американский штат Вермонт, природою, напоминающий среднюю полосу России. Женат вторым браком, на Наталье Светловой, у них трое детей: Ермолай, Игнат и Степан. Они вместе с матерью помогали отцу в историческом и издательском труде. ...Главная работа писателя, повествование о революции, начата была более полувека назад с описания катастрофы армии Самсонова в 1914 году, - и от "неожиданным" подарком судьбы стала: боевая дорога капитана Солженицына в 1944 году, проходящая в точности по тем же местам Восточной Пруссии. Вместо творческого труда в самом конце пережитой бойны его постигает арест, тюрьма, лагерь, но "Страшно подумать, чтоб я стал за писатель, если б меня не посадили." Лагерный срок окончился вдень смерти Сталина-5 марта 1953 года, и тут же обнаруживается рак, когда по приговору врачей остается жизни не больше трех недель. "Это был страшный момент моей жизни: смерть на пороге освобождения и гибель всего написанного, всего смысла прожитого до тех пор... Однако, я не умер (при моей безнадежно запущенной острозлакачественной опухоли, это было Божье чудо, я никак иначе не понимал. Вся возвращенная мне жизнь с тех пор - не моя в полном смысле этого слова, она имеет вложенную цель" (Солженицын). Он считал, что Бог дал ему шанс существования, для того, чтобы он рассказал о жизни русского народа после ужасного 1917 года. Излечась, писатель стал пытаться собрать по крохам историю Архипелага, но вскоре понял, что одному ему это не под силу. И тогда "случайная", почти чудесная публикация "Ивана Денисовича" приносит со всей страны сотни свидетельств очевидцев, на основе которых в несколько лет выполнена художественно-историческая работа, до сих пор не посильная многорукому полку Академий наук и Союза писателей. Зарытый, в полном смысле, в землю "Архипелаг" ему предназначалось отлежаться там, покуда будет идти работа над главным повествованием о революции, получившим окончательное имя "Красного колеса", - без разрешения автора сохранен в ходе работы одной из помощниц, затем вырван у нее враждебной силой, поневоле печатается раньше срока за границей, и вот в самом разгаре работы над заветной эпопеей прерывается. Во время "лагерной жизни" он пишет не мало произведений. Обобщающее произведение о лагерном мир 
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|