Сатирическая ода Державина («Водопад» «Бог»)

Философская ода «Бог», которая создавалась в 1780-1784 годах, определяет основы миросозерцания поэта, его представления о мироздании и человеке как составной его части.

Ко времени создания этого своеобразного поэтического манифеста Державину было уже 41 год Прожитая жизнь и многолетний опыт творчества послужили ему опорой для создания этого важнейшего его произведения.

Даже если собрать все, что сказано в мировой поэзии о Боге, эта ода будет заметной, если не лучшей Безусловно, создавая свою оду, Державин опирался на богатый опыт мировой литературы, особенно на библейские псалмы Давида. Но в его произведении отразились и традиции отечественной литературы, осмысливающей философские проблемы, - это были духовные оды Ломоносова «Вечернее» и «Утреннее размышление о Божьем величестве». В своем «Утреннем размышлении...» Ломоносов пишет:

От мрачной ночи свободились

Поля, бугры, моря и лес,

И взору нашему открылись,

Исполнены твоих чудес.

Там всякая взывает плоть:

«Велик Зиждитель наш Господь!»

В державинской оде мы также слышим хвалу величию Божьего творения:

Измерить океан глубокий,

Сочесть пески, лучи планет

Хотя и мог бы ум высокий —

Тебе числа и меры нет!

Не могут духи просвещенны,

От света твоего рожденны,

Исследовать судеб твоих:

Лишь мысль к тебе взнестись депзает,

В твоем величьи исчезает,

Как в вечности прошедший миг.

Мысль, чувство, воображение поэта обращены не только к Божьему миру, но и вглубь души:

Но ты во мне сияешь

Величеством твоих доброт;

Во мне себя изображаешь,

Как солнце в малой капле вод

В державинской оде - человек постигает загадку своей природы и таким путем открывает для себя весь внешний Божий мир и самого Творца:

Частица целой я вселенной,

Поставлен, мнится мне, в почтенной

Средине естества я той,

Где кончил тварей ты телесных,

Где начал ты духов небесных

И цепь существ связал всех мной.

Я связь миров, повсюду сущих,

Я крайня степень вещества;

Я средоточие живущих,

Черта начальна божества,

Я телом в прахе истлеваю,

Умом громам повелеваю,

Я царь - я раб — я червь - я Бог!

В оде Державина человек оказывается противоречив по своей природе: он не только «умом повелевает громам», но и «телом истлевает в прахе»; он не только «царь» и ((Бог», но также «червь» и «раб».

Державин готов принять Бога и Человека в их естественной данности, где соединено материальное и духовное, временное и вечное, высокое и низкое, индивидуальное и всеобщее:

Твое созданье я, Создатель!

Твоей премудрости я тварь,

Источник жизни, благ податель,

Душа души моей А царь!

Твоей то правде нужно было.

Чтоб смертну бездну преходило

Мое бессмертно бытие;

Чтоб дух мой в смертность облачился

И чтоб чрез смерть я возвратился,

Отец! - в бессмертие твое.

Державин не разгадывает тайну такого соединения - он ее обнаруживает опытом и воображением, осознает мыслью и чувствует сердцем. Вот почему он не просто изливает стихами религиозный восторг не просто философствует, а «в сердечной простоте беседует о Боге».

И оказывается, что, если собрать в душе все, что мы уже знаем о Боге и о себе, этого достаточно для ответа на важнейшие вопросы жизни. Материальное, временное, ничтожное - лишь форма проявления великого, вечного и духовного. Таков Бог - таков и человек, отражающий Бога в себе, «как солнце в малой капле вод». А потому так высока должна быть и самооценка человека, и его требования к самому себе.

Проблематика «мещерской», по выражению Пушкина, оды Державина нашла продолжение в оде «Водопад» (1794). Она была написана в связи с другой внезапной кончиной (5 окт. 1791 г.) одного из влиятельнейших фаворитов Екатерины II, «светлейшего» князя Г. А. Потемкина. Смерть настигла Потемкина по дороге из Ясс в Николаев, после заключения им мира с Турцией. Он умер в глухой степи, на голой земле, как умирают бедные странники. Обстоятельства этой необычной смерти произвели на Державина сильное впечатление и еще раз напомнили ему о превратностях человеческой судьбы:

Чей одр - земля; кров - воздух синь;

Чертоги - вкруг пустынны виды?

Не ты ли, счастья, славы сын,

Великолепный князь Тавриды?

Не ты ли с высоты честей

Незапно пал среди степей?

Символом недолговечной славы и шаткого величия временщиков становится в оде Державина водопад (в годы губернаторства в Олонецкой губернии поэт неоднократно наблюдал водопад Кивач, находящийся неподалеку от Петрозаводска): «Алмазна сыплется гора. С высот четыремя скалами...». Преходящим триумфам вельмож и полководцев Державин противопоставляет в конце оды «истину», т. е. подлинные заслуги перед обществом, независимо от признания или непризнания их верховной властью. Носителем такой добродетели выступает известный полководец - «некий муж седой» - П. А. Румянцев, незаслуженно отстраненный от командования русской армией во время войны с Турцией.

ВОПРОС № 30

Анакреонтическая лирика Г. Р. Державина. Ода "Евгению. Жизнь званская".

В 1804 г. выходит сборник «Анакреонтические песни», составленный самим Державиным, в который вошли произведения, написанные им в разное время. Сборник своеобразно подытоживает определенные тенденции русской поэзии и творчества Державина.

Державин не был пионером в освоении анакреонтики. В русской поэзии это была достаточно разработанная область. Первый опыт написания собственно анакреонтических стихов принадлежит Сумарокову — еще в 1755 г. он пишет «Анакреонтические оды» ^{2. М. М. Херасков в 1762 г. издает сборник «Новые оды» (перепечатывая их в VII томе своих «Творений», он назвал их «Анакреонтические оды»). Анакреонтические стихи пишут А. Нарышкин, Н. Львов, И. Богданович, А. Ржевский, Н. Струйский, Н. Карамзин и др. Г. Гуковский утверждал в свое время, что разработка античных форм в русской поэзии была связана с расширением ритмических возможностей стиха} . С этим утверждением трудно не согласиться, хотя и трудно связать русскую анакреонтику только с этой проблемой.

Первое произведение в «анакреонтическом духе» Державин пишет в 1791 г. «Анакреон в собрании» создан в русле поисков русской поэзии. Астрофический безрифменный 4-стопный хорей с женскими окончаниями — форма, характерная для русской анакреонтики того времени. Набор тематических признаков: любовь, вино, стрелы Амура, женская красота, цветы и пр. — также является показателем неодической поэзии. Речевые и художественные средства направлены на создание легкости восприятия. Повторы одних и тех же или слегка видоизмененных слов («Нежный, нежный воздыхатель»; «Он у той блистал во взглядах, / У иной блистал в улыбке»), синтаксические параллелизмы ритмизируют несколько ослабленную безрифменную структуру стиха и вместе со своеобразной лексикой, специфическим звукорядом (нет слов, в которых встречается звук «р») создают особую атмосферу стихотворения — атмосферу мягкости, благозвучия. Державин сознательно стремится к подобному результату. В предисловии к «Анакреонтическим песням» он напишет «По любви к отечественному слову желал я показать его изобилие, гибкость, легкость и вообще способность к выражению самых нежнейших чувствований, каковые в других языках едва ли находятся» ⁴.

Для Державина анакреонтические стихи стали пространством своеобразного поэтического экспериментаторства не только в области ритмико-интонационной, но и в области освоения различных тем, сторон жизни. Анакреонтика допускала максимальную свободу индивидуального высказывания. Более того — она ее определяла, и поэтому стала занимать все большее место в творчестве Державина.

Старые немногочисленные силлабо-тонические формы, в которых развивалась русская поэзия, все более закрепляя эти формы, остались за прежними жанрами. Новые размеры воспринимались как отступление, разрушение затвердевших форм, воспринимались сами по себе как более индивидуализированные и побуждали к еще более смелым экспериментам в области строфики и ритмики.

Подавляющее число анакреонтических стихов Державина написано хореями, есть 3-стопные ямбы, однако использует он и традиционный 4-стопный ямб, но либо сочетает его с 3-стопным, либо меняет строфику. Отказ от рифмы для Державина не стал нормой анакреонтического стиха, он вернулся к рифме, больший акцент делая на других признаках анакреонтического стиха.

С 90-х годов к анакреонтике Державин относит стихи различной тематики, более свободные по форме и содержанию. В сборнике 1804 г. это достаточно ощутимо. Не только ритмическая свобода характеризует анакреонтическое произведение. Все более проясняется иная природа субъективного высказывания в этих произведениях, что в целом совпадает с тенденциями развития поэзии.

В анакреонтических стихах Державина выражается новое мироощущение, не оторванное от личностного, не вознесенное над индивидуальным, а тесно связанное с ним.

Неодические стихи (для Державина они были связаны с иными, часто формальными признаками) и ритмико-интонационно, и предметом высказывания уже предполагали другую структуру взаимоотношений субъекта — объекта. Державин, как в свое время Ломоносов в оде, доводит до логического завершения эту тенденцию, наметившуюся уже в русской анакреонтической поэзии.

Те же приемы, которые в оде воспринимаются как нарушение жанровых признаков, в анакреонтических стихах становятся жанрообразующими. Это и смешение слов разного порядка, разных стилей, образующих «забавный русский слог», эмоционально-лирическая тема, поддержанная ритмическим строем, простота и непринужденность раскрытия героем своих переживаний и мыслей, порой мимолетных, то, что сам Державин назвал «сердечной простотой», той простотой, с которой он говорит не только о Боге, но и о Екатерине II, о своей жене, кузнечике, обеде, кружке, пчелке и т. д. В анакреонтике еще более заметным становится тот факт, что иерархическая значимость тем сменяется у Державина субъективной значимостью. Равноправие тем определяет и равноправие подходов к ним, равноправие художественных приемов.

Анакреонтические стихотворения, в отличие от оды, в подавляющем большинстве невелики по объему и определяют иной характер и иную структуру лирического высказывания. Здесь нет постепенного эмоционального сгущения, эмоциональной градации, которая требует подключения многих явлений одного тематически однородного порядка, как в оде. Эмоционально-лирическая тема обнаруживается сразу и лишь развивается, формируя композицию произведения. Сам характер развития может быть разным.

В основе композиции ряда анакреонтических произведений Державина лежит сюжетоподобное построение, которое создает некий прообраз стихотворения балладного типа. Так строится, например, «Купидон» — рассказ о небольшом происшествии, случае с описанием конкретных деталей: посреди ночи кто-то стучит дверным кольцом, намокший под дождем ребенок просит впустить его обогреться, герою стихотворения становится его жаль, он высек огонь и отворил двери, а затем, отогревая ребенка, «Тер руками руки мерзлы, / Кудри влажные сушил», в ответ на что ребенок, желая проверить, не испорчен ли его лук, пускает в сердце приютившего его хозяина острую стрелу, и эта стрела любви заставляет его с тех пор «крушиться». Тот же принцип применен и в стихотворении «Анакреон у печки»: как-то Анакреон посещал Марию и случившийся здесь Купидон «Острейшими стрелами / Разил сердца и жог», на что «Анакреон у печки / Вздохнул тогда сидя, / "Как бабочка от свечки / Сгорю, — сказал, — и я"».

Сюжетом целого ряда подобных произведений, среди которых «Амур и Псишея», «Рождение Красоты», «Дар», «Венерин суд», «Геркулес», «На пастуший балет», «Купидон», оказывается частный случай, и хотя этот случай мыслится как проявление общей закономерности, акцент все же сделан на предметности, изобразительности, что придает каждому стихотворению конкретно-чувственный характер, характер живого сиюминутного переживания. Этот тип балладного повествования встречается, кстати, и в одах Державина, например, в «Водопаде».

В других стихотворениях композиция формируется на основе логико-эмоциональных связей. Так, «Кружка» построена на перечислении достоинств описываемого предмета, усиливающего чувство жизнерадостной беспечности, веселья, подкрепляемого рефреном: «И пить: / Ура! Ура! Ура!». В стихотворении «Тишина» небольшие 4-стопные строфы развивают тему размышления о смысле жизни и творчества. Привлечение конкретных деталей, примет реальной жизни: «Волхов темный», «мой дом... Званка», — не позволяет поэту уйти в абстрактно-философские умствования, логико-эмоциональное течение стихотворения подчинено живому конкретному чувству, а малая строфа позволяет выразить только самое необходимое. Подобным образом построены стихотворения «Гитара», «Арфа», «К лире», «Цепи» и ряд других. Характерно, что большинство этих стихотворений строфично, в отличие от нестрофичных чаще всего произведений с сюжетным построением. Строфичное строение подчеркивает логико-эмоциональное развитие, определяя или его этапы, или новый поворот. Очень часто строфика усиливается, акцентируется рефренами, анафорами, вообще повторами. Так, в «Кружке» помимо упомянутого рефрена есть и анафора «Бывало», в стихотворении «К Музе» также почти через все строфы проходит анафора «Смотри».

Построение по принципу эмоционально-ассоциативных связей, которое занимает такое большое место в последующей русской поэзии, особенно в поэзии XX в., у Державина встречается редко, эпизодически и чаще всего просто примыкает к другому типу построения лирического произведения. Отдельные моменты, некий прообраз такого типа связей можно отметить, например, в стихотворении «К Музе». В стихотворении «Цепи» цепочка ассоциаций выводит воображение за пределы конкретного случая, формируя смысловую и эмоциональную многозначность: цепочка, цепи, вольность, оковы, Петрополь, Званка.

Таким образом, в стихотворениях Державина воздействует не только смысловая, информационная насыщенность слов, но и ее композиционная структура. Она организует, формирует, ведет восприятие читателя, привлекая и другие художественные средства.

Небольшое стиховое пространство анакреонтических произведений создает ощущение камерности, интимности высказывания. Усиливает это ощущение отсутствие вступления, входа в тему, как это было в оде. Часто стихотворение начинается с обращения: «Не сетуй, милая...» («Цепи»), «Строй, Муза, арфу золотую...» («К Музе»), «Тише, тише, ветры, вейте...» («Пришествие Феба»); с вопроса: «Что ветры мне и сине море?» («Мореходец»), «Что нужды мне до града?» («Деревенская жизнь»), «Почто витиев правил / Мне вьючить бремена?» («Анакреоново удовольствие»), «Не в летний ль знойный день прохладный ветерок / В легчайшем сне на грудь мою приятно дует!» («Арфа»). Подобные зачины задают тон, сразу создают атмосферу «домашности», доверительности, поддержанную интонацией дружеской беседы, болтовни. Необязательность, субъективность высказывания лишает произведения назидательности и строгости канона, сообщая, напротив, теплоту естественного чувства, сближая с читателем.

В анакреонтических стихах Державин часто использует прием, который достаточно характерен для его од. Это прием эмоционального перебоя, эмоциональной непредсказуемости, когда после эмоции определенного плана вдруг появляется иная контрастная эмоциональная нота. В одах эти разнородные эмоциональные фрагменты достаточно обширны и внутри них структура подчиняется закону эмоциональной градации, характерной для классической оды, т. е. у Державина как бы появляются малые оды — фрагменты внутри большого стихотворного, теряющего жанровую специфику произведения, но объединенного зато субъектом высказывания, новым характером лирического «я». При этом порой произведение как бы разрастается, становится больше обычных классицистических од («Водопад», к примеру).

В анакреонтических стихах внутри малого объема этот прием своеобразно расширяет эмоциональный диапазон. В уже упоминавшемся стихотворении «Купидон» по ходу сюжета возникает эмоциональная гамма: спокойствие в мире и душе сменяется беспокойством, жалостью и, наконец, концовкой: «С тех пор начал я крушиться, / Как любви во мне стрела». Контрастное завершение нехитрого сюжетного повествования дает некий эмоциональный перебой и формирует особую индивидуально-эмоциональную насыщенность произведения. В стихотворении «Призвание и явление Плениры» лирический поток организуется сменой чувств. Начало звучит спокойно-нежно: «Приди ко мне, Пленира...». Затем появляется отчаянно-безысходная грусть утраты: «Но нет уж половины / Во мне души моей». И завершается утешением и надеждой: «Миленой половину / Займи души твоей».

В анакреонтических стихах Державина возникает ощущение естественности и органичности переживания, а разноплановость эмоций сообщает им глубину и многозначность, лишая условности сумароковских любовных песен. Даже там, где эмоции в разных частях произведения одного плана, они тем не менее различной глубины и интенсивности. В стихотворении «Рождение Красоты» сюжетное построение — легенда доказывает, что красота — первопричина всего: «Мир и брани — от красот». Но это не просто описание, сюжетные повороты формируют особую тональность, эмоциональная окраска меняется по ходу произведения. Спокойное начало, затем нагнетение взволнованности, ярости, смятения — и возвращение к спокойствию. Но это уже не прежние эмоции, в них появляется содержательность и глубина пережитого.

Организует лирическую атмосферу и соответствующая лексика, и особый звукоряд. Так, в стихотворении «Рождение Красоты» взволнованность создается обилием существительных, подбором слов, содержащих «р», почти исчезающих в последней части, где, напротив, появляется обилие слов, содержащих «л». И ритмическая структура также создает эту разрядку — большее количество пиррихиев в строках, говорящих о спокойствии.

Еще одной особенностью державинской анакреонтики является мастерское использование строфической и нестрофической структуры, о чем выше уже было несколько сказано. У Державина этот принцип построения (отступление от 10-строчной одической или 6-строчной строфы с определенным способом рифмовки) не выполняет только роль формального признака анакреонтического стихотворения. Характер высказывания тесно связан в его анакреонтике с характером строения стиха. Нестрофическое построение формирует единый поток высказывания, создавая особую нерасчлененную лирическую стихию, в которой эмоции тесно взаимосвязаны.

Державин довольно быстро отказался от нерифмованного стиха, поняв, что это чисто внешний признак, не влияющий на характер высказывания. Рифма только подчеркивает лирическую структуру, укрепляя новую ритмическую организацию стиха. Нестрофический же стих Державиным активно используется, и он действительно воспринимается иначе, чем строфический.

Стихотворениям Державина личностный характер придают не столько автобиографические элементы (это в общем-то и никогда само по себе не имеет эстетической ценности), сколько новый характер «я», организующего всю структуру, личностное отношение к изображаемому, которое делает его выражаемым через систему художественных средств.

Все элементы формы в стихотворениях анакреонтического типа у Державина перестают играть роль только жанрообразующих признаков, как это было у его предшественников и даже современников. На первый план выдвигается субъект высказывания, лирическое «я», которое подчиняет все другие элементы. Четкость иерархической жанровой системы разрушается. Жанровая специфика теряется, растворяясь в новом типе стихотворного произведения — лирическом стихотворении. У Державина впервые намечается единство произведений разнородного плана. Анакреонтические стихи Державина написаны на разные темы, но не это определяет их объединение в сборник. Индивидуализируя и конкретизируя каждое частное, интимное, порой мимолетное, случайное, порой глубокое переживание, они формируют особую лирическую атмосферу, в которой «я» перестает быть условным носителем определенной заданной эмоции. «Я» начинает выражать лирическое переживание, психологически чувственное во всех проявлениях. Державин не говорит о чувстве, он его изображает, вовлекая читателя в этот процесс свободного движения эмоции, ее развития.

В знаменитом послании "Евгению. Жизнь Званская" поэт противопоставляет суетную придворную жизнь, полную интриг, клеветы, и жизнь простую, деревенскую. Он так подробно, со вкусом перечисляет прелести званского житья, что тоже хочется побывать среди прекрасных пейзажей, искупаться в пруду, глядеть, "как на воду ложится красный день", и пить "под небом чай душистый". Державину было очень важно утвердить в умах своих читателей эти вечные ценности человеческой души может быть, даже в противовес уже привычным приоритетам, подчиняющим личность государству.

В большом стихотворении "Евгению. Жизнь Званская" Державин доведет прием живописной красочности образа до совершенства. Лирический герой находится "на покое", он отошел от службы, от столичной суеты, от честолюбивых устремлений:

Так и кажется, что повеяло пушкинским стихом из "Евгения Онегина": "Блажен, кто смолоду был молод" Пушкин хорошо знал стихи Державина, учился у старшего поэта. Много параллелей найдем в их произведениях.

Красочность и зримость деталей "Евгению. Жизни Званской" поражают. Описание накрытого к обеду стола из "домашних, свежих, здравых припасов" так конкретно и натурально, что кажется, протяни руку и дотронься до них:

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: