Бригадир Фонвизина. Первая «В наших нравах» комедия. Проблематика, образная система

«Бригадир» — первая русская национально-самобытная коме­дия", которую Фонвизин писал с 1766 по 1769 г. Тема комедии, казалось бы, не нова. Еще со времен Кантемира русскими писателями велась борьба с раболепством перед иностранным, с французоманией. Заслугой Фонвизина явилось то, что он сумел показать французоманию дворянства как страшное социальное зло, разобщающее дворянское сословие с народом, Родиной, и запечатлел это с большой художественной убедительностью. Раскрытие этой темы заключено, прежде всего, в образах Иванушки и Советницы, которые стыдятся, что родились в России, и презирают русский язык как достояние «подлого» народа. Речь их пересыпана французскими словечками, и речевая характеристика, которой наделил своих персонажей Фонвизин, помогает раскрыть их невежественное и убогое «французобесие», презрение ко всему отечественному. Выведенные Фонвизиным персонажи комедии на редкость жизненны. Это почувствовали уже современники Фонвизина. Фонвизин уже в этой комедии стремится дать социальную детерминированность характеров, показать значение воспитания для формирования характера человека. В «Бригадире» тема значения воспитания, окружающей среды прозвучала отчетливо, и в дальнейшем она получает более глубокое и реалистическое осмысление в комедии Фонвизина «Недоросль». «Бригадир» — первая русская бытовая комедия, в которой жизненные ситуации, быт выведены на сцену. На сцене показана домашняя жизнь (вспомним дом Советника), здесь пьют чай, играют в карты, загадывают на картах. В этом также заключалось новаторство Фонвизина как драматурга, разрушавшего каноны комедии классицизма. Вместе с тем в комедии еще много традиционного, идущего от поэтики классицизма. Построение комедии довольно условно, фабула несложна. Комедия «Бригадир» оказала влияние на развитие русской комедии вообще и поздних комедий Сумарокова в частности. Она способствовала признанию Фонвизина-писателя в общественных кругах и его дружбе с Н. Паниным, которого Фонвизин называл «мужем истинного разума и честности, превыше нравов сего века».

Выведенные Фонвизиным персонажи комедии на редкость жизненны. Фонвизин уже в этой комедии стремится дать социальную детерминированность характеров, показать значение воспитания для формирования характера человека. Не только содержание речей персонажей, но и язык, которым они говорят, способствуют раскрытию характеров персонажей. В комедии Фонвизина индивидуализация языка Бригадира, Советника, Иванушки, Бригадирши и др. способствовала типизации характеров. Достаточно вспомнить диалоги Бригадира с Советницей, Советника с Бригадиршей, Иванушки с Советницей. Создавая реалистические типы помещиков-крепостников и раскрывая закономерность подобного произвола, Фонвизин в духе «Рассуждения о непременных государственных законах» надеется на возможность благоденственных перемен в государстве с по мощью введения «непременных» законов. Комедия Фонвизина обращена к реальной жизни. На глазах у зрителей развертывается жизнь семьи Простаковых, учителей, слуг. На сцене урок Митрофана, Тришка с кафтаном, которого ругает Простакова, драка Скотинина с Простаковой. Авторские ремарки тоже направлены на то, чтобы сделать более жизненными своих персонажей, раскрыть их психологическое состояние: «Софья, увидев Стародума, к нему подбегает». Такие ремарки, как «с досадой», «с робостью», «в восторге», «задрожав и грозя» и т. д., говорят о том или ином эмоциональном настрое действующих лиц. Для Фонвизина — писателя-публициста характерно, что, выступая в разных жанрах: комедиях, сатирах, письмах собственно публицистических произведениях, он стремится разъяснить свои политические воззрения, повлиять на изменение общественного порядка

ВОПРОС № 23

Сатирические произведения Д. И. Фонвизина ("Лисица-казнодей", "Послание к слугам моим ", "Всеобщая придворная грамматика ")

Принадлежность Фонвизина к просветительскому лагерю прослеживается в самых ранних его произведениях, как переводных, так и оригинальных. В начале 60-х годов он перевел и издал басни датского писателя Гольберга, антиклерикальную трагедию Вольтера «Альзира», дидактический роман Террасона «Геройская добродетель, или Жизнь Сифа, царя Египетского» и ряд других книг. К числу оригинальных опытов относится «Послание к слугам моим — Шумилову, Ваньке и Петрушке». Автор вспоминал впоследствии, что за это сочинение он прослыл у многих безбожником. В «Послании» сочетаются две темы: отрицание гармонического устройства мироздания, на котором настаивали церковники, и, как подтверждение этой мысли, — сатирическое изображение жизни Москвы и Петербурга. В стихотворении выведены реальные слуги Фонвизина, имена которых упоминаются в его письмах. Писатель обращается к ним с философским вопросом: «На что сей создан свет?», т. е. какую цель преследовал бог, создавая человека и человеческое общество. Задача оказывается слишком сложной для неподготовленных собеседников, в чем сразу же признается дядька Шумилов. Кучер Ванька, человек бывалый, может сказать лишь одно: мир держится на корысти и обмане:

Попы стараются обманывать народ,

Слуги дворецкого, дворецкие господ,

Друг друга господа, а знатные бояре

Нередко обмануть хотят и государя.

Лакей Петрушка дополняет мысль Ваньки сугубо практическим выводом. Если мир так порочен, то нужно извлечь из него как можно больше выгоды, не брезгуя никакими средствами. Однако зачем создан столь дурной свет, не знает и он. Поэтому все трое слуг обращаются за ответом к барину. Но и он не в силах решить этот вопрос. Форма «Послания» приближается к маленькой драматической сценке. Четко очерчены характеры каждого из собеседников: степенный дядька Шумилов, бойкий, смышленый Ванька, повидавший большой свет и составивший о нем свое нелестное мнение, и, наконец, Петрушка с его лакейским, циничным взглядом на жизнь.

Басня «Лисица-казнодей» (т. е. Лисица-проповедник) была написана около 1785 г. и опубликована анонимно в 1787 г. Сюжет ее заимствован из прозаической басни немецкого просветителя Х.Ф.Д. Шубарта. На похоронах Льва надгробную речь произносит Лисица, «с смиренной харею, в монашеском наряде». Она перечисляет «заслуги» и «добродетели» покойного царя, что дает Фонвизину возможность пародировать жанр похвального слова. Проблематика басни — осуждение деспотизма и раболепия — характерная черта творчества Фонвизина, равно как и тема «скотства» (Лев «был пресущий скот», «Он скотолюбие в душе своей питал»), широко представленная в его комедиях.

Особенностью творчества Фонвизина является органическое сочетание в большинстве его произведений сатирической остроты с общественно-политической направленностью. Сила Фонвизина - в его писательской и гражданской честности и прямоте. Он отважно и прямо выступал против социальной несправедливости, невежества и предрассудков своего класса и своей эпохи, разоблачал помещичий и самодержавно-бюрократический произвол.

ВОПРОС № 26

«Жанрово-стилевое своеобразие поэзии Г.Р. Державина 1779 года»

Как считал сам Державин, его собственная настоящая поэтическая деятельность началась с 1779 г., когда он окончательно отказался от попыток подражания своим поэтическим кумирам. В 1805 г., создавая автобиографическую записку и называя себя в ней в третьем лице, Державин так определил смысл происшедшего в его позиции перелома: «Он в выражении и стиле старался подражать г. Ломоносову, но, хотев парить, не мог выдержать постоянно, красивым набором слов, свойственного единственно российскому Пиндару велелепия и пышности. А для того с 1779 года избрал он совсем другой путь».

Некоторое представление о направлении, избранном Державиным в поэзии, могут дать три поэтические миниатюры 1779 г., символически связанные с его дальнейшим творчеством тем, что в живой поэтической ткани текстов выражают основу эстетической позиции Державина, определяя ее главные параметры:

Посвящения Ломоносову и Кантемиру воскрешают в эстетическом сознании Державина жанрово-стилевые традиции оды и сатиры. Эпитафия, развивающая традиционную тему скоротечности земной жизни и славы, выстроена на контрастном столкновении понятий «сияние — ничтожество», «герой — тлен». Именно контрастным соотношением элементов взаимопроникающих одических и сатирических мирообразов, контрастом жанра и стиля, контрастом понятийным отличается лирика Державина в тот момент, когда его поэтический голос набирает силу и происходит становление индивидуальной поэтической манеры в русле общей тенденции русской литературы 1760-1780-х гг. к синтезу ранее изолированных жанров и взаимопроникновению противоположных по иерархии жанрово-стилевых структур.

Первый пример такого сложного жанрового образования в лирике Державина — «Стихи на рождение в Севере порфирородного отрока» (1779), посвященные рождению будущего императора Александра I, старшего, внука Екатерины II. Тематически стихотворение, бесспорно, является торжественной одой. Но Державин называет свое стихотворение иначе — «Стихи», придавая ему тем самым характер камерной, домашней лирики. То, что впоследствии станут называть «стихами на случай», относится всецело к области интимной частной жизни человека. Таким образом, соединяя одический предмет с жанровой формой «стихов на случай», Державин упраздняет дистанцию между исторически и социально значимым фактом жизни государства и частной человеческой жизнью.

Это исчезновение дистанции определило поэтику «Стихов». Для своего произведения Державин подчеркнуто выбирает признанный метр анакреонтической оды — короткий четырехстопный хорей и начинает стихотворение подчеркнуто бурлескной картинкой русской зимы, созданной по традициям смешения высокой и низкой образности в бурлескном соединении античных аллегорических образов с достоверным пластически-бытовым описанием русской зимы. А чтобы адресат полемики стал очевиден, Державин начинает свои стихи слегка перефразированным стихом из знаменитейшей оды Ломоносова 1747 г.: «Где с мерзлыми Борей крылами…»:

Эстетический результат такого соединения аналогичен тому, которого достиг Богданович в поэме «Душенька»: соединяя миф и фольклор, Богданович нейтрализовал бытописание как художественный прием. Державин немного изменил сочетание этих категорий, соединив быт с мифологическим мирообразом, но сумма осталась приблизительно той же: в плясовом ритме четырехстопного хорея и в образе беловолосого седобородого «лихого старика» Борея, больше похожего на сказочного Деда Мороза, зазвучали фольклорные ассоциации, а общий тон повествования приобрел интонацию, которую Богданович назвал «забавным стихом», а Державин позже, в подражании оде Горация «Exegi monumentum» назовет «забавным русским слогом».

В результате того, что одическое государственное событие рождения престолонаследника предельно сближается с частной человеческой жизнью как ее равноправный факт, это событие и само по себе претерпевает изменения. В стихах Державина удачно использован интернациональный сказочный мотив принесения гениями даров царственному младенцу. Порфирородное дитя получает в дар все традиционные монаршие добродетели: «гром <...> предбудущих побед», «сияние порфир», «спокойствие и мир», «разум, духа высоту». Однако последний дар из этого смыслового ряда заметно выбивается: «Но последний, добродетель // Зарождаючи в нем, рек: // «Будь страстей твоих владетель, // Будь на троне человек!» (27).

В мотиве самообладания монарха и осознании его человеческой природы, естественно уравнивающей властителя с любым из его подданных, трудно не услышать отзвука основного лейтмотива сатирической публицистики 1769-1774 гг., впервые в истории русской литературы нового времени высказавшей мысль о том, что властитель — тоже человек, но сделавшей это в плане сатирического обличения человеческого несовершенства властителя. В «Стихах на рождение в Севере порфирородного отрока», при всех сложностях их синтетической жанрово-стилевой структуры, эта идея переведена в высокий одический план: «Се божественный, — вещали, — // Дар младенцу он избрал!».

Другое синтетическое жанровое образование в лирике 1779-1783 гг. предлагает ода «На смерть князя Мещерского» (1779). Тема смерти и утраты — традиционно элегическая, и в творчестве самого Державина последующих лет она будет находить как вполне адекватное жанровое воплощение (проникновенная элегия на смерть первой жены Державина, Екатерины Яковлевны, написанная в 1794 г.), так и травестированное: тема смерти, при всем своем трагизме, всегда осознавалась и воплощалась Державиным контрастно. Так, может быть, одно из самых характерных для державинского стиля поэтического мышления стихотворений, сжато демонстрирующее в четырех стихах неповторимость его поэтической манеры, тоже написано на смерть: «На смерть собачки Милушки, которая при получении известия о смерти Людовика XVI упала с колен хозяйки и убилась до смерти» (1793):

Равноправие всех фактов жизни в эстетическом сознании Державина делает для него возможным немыслимое — объединение абсолютно исторического происшествия, значимого для судеб человечества в целом (казнь Людовика XVI во время Великой французской революции) и факта абсолютно частной жизни (горестная участь комнатной собачки) в одной картине мира, где все живое и живущее неумолимо подвержено общей судьбе: жить и умереть. Так поэтический экспромт, воспринимаемый как озорная шутка, оказывается чреват глубоким философским смыслом, и неудивительно, что, обратившись к теме смерти в 1779 г., Державин на традиционно элегическую тему написал глубоко эмоциональную философскую оду.

«На смерть князя Мещерского» — всестороннее воплощение контрастности державинского поэтического мышления, в принципе не способного воспринимать мир однотонно, одноцветно, однозначно. Первый уровень контрастности, который прежде всего бросается в глаза, — это контрастность понятийная. Все стихотворение Державина выстроено на понятийных и тематических антитезах: «Едва увидел я сей свет, // Уже зубами смерть скрежещет», «Монарх и узник — снедь червей»; «Приемлем с жизнью смерть свою, // На то, чтоб умереть, родимся»; «Где стол был яств, там гроб стоит»; «Сегодня бог, а завтра прах» (29-30) — все эти чеканные афоризмы подчеркивают центральную антитезу стихотворения: «вечность — смерть», части которой, как будто бы противоположные по смыслу (вечность — бессмертие, смерть — небытие, конец), оказываются уподоблены друг другу в ходе развития поэтической мысли Державина: «Не мнит лишь смертный умирать // И быть себя он вечным чает» — «Подите счастьи прочь возможны, // Вы все пременны здесь и ложны: // Я в дверях вечности стою» (31).

И если способом контрастного противопоставления понятий Державин достигал единства поэтической мысли в своей философской оде, то единство ее текста определяется приемами повтора и анафоры, которые на композиционном уровне объединяют сходными зачинами стихи, содержащие контрастные понятия, а также сцепляют между собой строфы по принципу анафорического повтора от последнего стиха предыдущей строфы к первому стиху последующей:

Причем сам по себе прием анафоры оказывается, в плане выразительных средств, контрастно противоположен приему антитезы, функциональному в пределах одного стиха или одной строфы, тогда как анафора действует на стыках стихов и строф.

Контрастность словесно-тематическая и контрастность выразительных средств — приемов антитезы и анафоры, дополнена в оде «На смерть князя Мещерского» и контрастностью интонационной. Стихотворение в целом отличается чрезвычайной эмоциональной насыщенностью, и настроение трагического смятения и ужаса, заданное в первой строфе:

к концу стихотворения нагнетается до невыносимости, заставившей Белинского воскликнуть: «Как страшна его ода «На смерть князя Мещерского»: кровь стынет в жилах <...>!». Но вот последняя строфа — неожиданный вывод, сделанный поэтом из мрачного поэтического зрелища всепоглощающей смерти и контрастирующий с ним своей эпикурейски-жизнерадостной интонацией:

Этот интонационный перепад, связанный с обращением поэта к третьему лицу, заставляет обратить внимание на такое свойство державинского поэтического мышления, как его конкретность, составляющее контраст общему тону философской оды, оперирующей родовыми категориями и абстрактными понятиями. На склоне лет, в 1808 г., Державин написал к своим стихам «Объяснения», где откомментировал и оду «На смерть князя Мещерского». В частности, он счел нужным сообщить точно чин князя Мещерского: «Действительный тайный советник, <...> главный судья таможенной канцелярии», указать на его привычки: «Был большой хлебосол и жил весьма роскошно», а также сообщить о том, кто такой Перфильев: «Генерал-майор <...>, хороший друг князя Мещерского, с которым всякий день были вместе» (319).

В этом точном биографически-бытовом контексте стихотворение обретает дополнительный смысл: стих «Где стол был яств, там гроб стоит» начинает восприниматься не только как общефилософский контраст жизни и смерти, но и как национальный бытовой обычай (ставить гроб с покойником на стол) и как знак эпикурейского жизнелюбия хлебосольного князя Мещерского, с которым его разделяли его друзья — Перфильев и Державин. Таким образом, эпикурейская концовка стихотворения оказывается тесно связана с бытовой личностью князя Мещерского, смерть которого вызвала к жизни философскую оду-элегию Державина.

Так в поэзии 1779 г. намечаются основные эстетические принципы индивидуальной поэтической манеры Державина: тяготение к синтетическим жанровым структурам, контрастность и конкретность поэтического образного мышления, сближение категорий исторического события и обстоятельств частной жизни в тесной связи между биографическими фактами жизни поэта и его текстами, которые он считает нужным комментировать сообщениями о конкретных обстоятельствах их возникновения и сведениями об упомянутых в них людях. Все эти свойства становящейся индивидуальной поэтической манеры Державина как в фокусе собрались в его оде «Фелица», посвященной Екатерине II. С публикации этой оды в 1783 г. для Державина начинается литературная слава, для русской похвальной оды — новая жизнь лирического жанра, а для русской поэзии — новая эпоха ее развития.

Новаторский характер

Оды Державина «Фелица».

Все свойства становящейся индивидуальной поэтической манеры Державина собрались в его оде "Фелица", посвященной Екатерине II. С публикацией этой оды в 1783 г. к Державину приходит литературная слава, а к русской похвальной оде - новая жизнь лирического жанра. Начинается новая эпоха развития русской поэзии.
В плане выражения "Фелица" полностью соответствует канонам ломоносовской торжественной оды: четырехстопный ямб, десятистишная строфа с рифмовкой аБаБВВгДДг. Тем не менее, стилевая ее форма совершенно новая.
Державин использует сюжет "Сказки о царевиче Хлоре", которую Екатерина написала для своего маленького внука Александра: дочь киргиз-кайсацкого хана Фелица (от латинского felix - счастливый) и молодой царевич Хлор заняты поиском розы без шипов (аллегория добродетели), которую они и обретают, после многих препятствий и преодоления искушений, на вершине высокой горы, символизирующей духовное самосовершенствование.
Державин обращается к царице опосредованно, через ее художественный текст, чтобы по возможности избежать положенного возвышенного тона, необходимого при обращении к царственным особам непосредственно. Державин пишет оду от имени "некоторого татарского мурзы", обыграв предание о происхождении своего рода от татарского мурзы Багрима. В первой публикации ода "Фелица" называлась так: "Ода к премудрой киргиз-кайсацкой царевне Фелице, писанная некоторым татарским мурзою, издавна поселившимся в Москве, а живущим по делам своим в Санкт-Петербурге. Переведена с арабского языка".
В тексте оды имеются два плана: план автора и план героя, связанные между собою сюжетным мотивом поиска "розы без шипов" - добродетели, который Державин почерпнул из "Сказки о царевиче Хлоре". "Слабый", "развратный", "раб прихотей" мурза, от имени которого написана ода, обращается к добродетельной "богоподобной царевне" с просьбой о помощи в поисках "розы без шипов". Таким образом, ода соединяет в себе этические установки старших жанров - сатиры (обличение мурзы) и оды (прославление Фелицы), некогда абсолютно контрастных и изолированных.

Впервые в оде появляется именно бытовая конкретность и достоверность облика Екатерины II в ее повседневных занятиях и привычках, перечисляя которые Державин удачно использовал мотив распорядка дня, восходящий к сатире II Кантемира "Филарет и "Евгений". Такого в русской литературе еще не допускалось.
Мурзам твоим не подражая, Тебе единой лишь пристойно.
Почасту ходишь ты пешком, Царевна! свет из тьмы творить;
И пища самая простая Деля Хаос на сферы стройно,
Бывает за твоим столом; Союзом целость их крепить;
Не дорожа твоим покоем, Из разногласия - согласье
Читаешь, пишешь пред налоем И из страстей свирепых счастье
И всем из твоего пера Ты можешь только созидать.
Блаженство смертным проливаешь: Так кормщик, через понт плывущий,
Подобно в карты не играешь, Ловя под парус ветр ревущий,
Как я, от утра до утра. Умеет судном управлять.
Индивидуализированному и конкретному персональному облику добродетели противостоит в оде "Фелица" обобщенный собирательный образ порока, но противостоит только этически: как эстетическая сущность, образ порока абсолютно тождествен образу добродетели, поскольку он является таким же синтезом одической и сатирической типологии образности, развернутым в том же самом сюжетном мотиве распорядка дня:
А я, проспавши до полудни, Таков, Фелица, я развратен!
Курю табак и кофе пью; Но на меня весь свет похож.
Преобращая в праздник будни, Кто сколько мудростью ни знатен,
Кружу в химерах мысль мою: Но всякий человек есть ложь.
То плен от персов похищаю, Не ходим света мы путями,
То стрелы к туркам обращаю; Бежим разврата за мечтами,
То, возмечтав, что я султан, Между лентяем и брюзгой,
Вселенну устрашаю взглядом; Между тщеславьем и пороком
То вдруг, прельщался нарядом, Нашел кто разве ненароком
Скачу к портному по кафтан. Путь доброжелатели прямой.
Единственное, в чем заключается эстетическая разница образов Фелицы-добродетели и мурзы-порока - это их соотнесенность с конкретными личностями державинских современников. В этом смысле Фелица-Екатерина является, по авторскому намерению, точным портретом, а мурза - маска автора оды, лирический субъект текста - собирательным, но конкретным до такой степени образом, что до сих пор его конкретность вводит исследователей творчества Державина в соблазн усмотреть в чертах этой маски сходство с лицом самого поэта, хотя сам Державин оставил недвусмысленные и точные указания на то, что прототипами для этого собирательного образа вельможи-царедворца ему послужили Потемкин, А. Орлов, П. И. Панин, С. К. Нарышкин с их характерными свойствами и бытовыми пристрастиями - "прихотливым нравом", "охотой до скачки лошадей", "упражнениями в нарядах", страстью ко "всякому молодечеству русскому" (кулачному бою, псовой охоте, роговой музыке). Создавая образ мурзы, Державин имел в виду и "вообще старинные обычаи и забавы русские".
Таким образом, в "Фелице" Державина ода и сатира, перекрещиваясь своими этическими жанрообразующими установками и эстетическими признаками типологии художественной образности, сливаются в один жанр, который, строго говоря, уже нельзя назвать ни сатирой, ни одой. "Фелица" Державина продолжает традиционно именоваться "одой” только за счет одических ассоциаций темы. Вообще же это - лирическое стихотворение, окончательно расставшееся с ораторской природой высокой торжественной оды и лишь частично пользующееся некоторыми способами сатирического миромоделирования.
Становление синтетического поэтического жанра, относящегося к области чистой лирики – вот основное достижение Державина 1779-1783 гг. И в совокупности его поэтических текстов этого периода очевидно обнаруживается процесс перестройки русской лирической поэзии в русле тех же самых закономерностей, которые мы уже имели случай наблюдать в публицистической прозе, беллетристике, стихотворном эпосе и комедиографии 1760-1780-х гг. За исключением драматургии - принципиально безавторского во внешних формах выражениях рода словесного творчества - во всех этих отраслях русской изящной словесности результатом скрещивания высокого и низкого мирообразов была активизация форм выражения авторского, личностного начала. Именно формы выражения личностного авторского начала через категорию лирического героя и поэта как образного единства, сплавляющего всю совокупность отдельных поэтических текстов в единое эстетическое целое, являются тем фактором, который обусловливает принципиальное новаторство Державина-поэта относительно предшествующей ему национальной поэтической традиции.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: