Примитивное мышление vs. цивилизованное: разница не в качестве, а в предмете, или Этический императив Леви-Стросса

Структура мифов (раздел «Магия и религия» гл. 12)

Миф как язык

Л.-С. предлагает новый подход к изучению мифа – структурный анализ. Миф как язык, для изучения которого можно использовать в том числе и аппарат соссюровской лингвистики.

«При этой кажущейся произвольности одни и те же мифы с теми же отличительными чертами и зачастую с теми же подробностями встречаются во многих областях земного шара. Встает вопрос: если содержание мифов абсолютно случайно, как объяснить их сходство в разных местах Земли?»

Миф есть составная часть языковой деятельности; он передается словами, он целиком входит в сферу высказывания.

Миф есть одновременно и внутриязыковое и внеязыковое явление.

Соссюр различает язык и речь: язык обратим во времени, речь – нет. Т.о., у языка есть два измерения – структурное и статическое. Язык и речь соотносятся через разные временные системы. Миф использует еще и третью: которая сочетает в себе свойства обеих названных временных систем. Миф всегда относится к событиям прошлого: «до сотворения мира» или «в начале времен» — во всяком случае, «давным-давно». Но значение мифа состоит в том, что эти события, имевшие место в определенный момент времени, существуют вне времени.

Миф объясняет в равной мере как прошлое, так и настоящее и будущее.

Чтобы понять эту многоплановость, лежащую в основе мифов, обратимся к сравнению. Ничто не напоминает так мифологию, как политическая идеология. Быть может, в нашем современном обществе последняя просто заменила первую. Итак, что делает историк, когда он упоминает о Великой французской революции? Он ссылается на целый ряд прошедших событий, отдаленные последствия которых, безусловно, ощущаются и нами, хотя они дошли до нас через целый ряд промежуточных необратимых событий. Но для политика и для тех, кто его слушает, французская революция соотносится с другой стороной действительности: эта последовательность прошлых событий остается схемой, сохраняющей свою жизненность и позволяющей объяснить общественное устройство современной Франции, его противоречия и предугадать пути его развития. Вот как об этом сказал Мишле, одновременно и историк, и политический мыслитель: «В тот день все было возможно... Будущее стало настоящим. Иначе говоря, времени больше не было, была вспышка вечности» [672, т. IV, с. 1 (цит. по 666, с. 273)]. Эта двойственная структура, одновременно историческая и внеисторическая, объясняет, каким образом миф может одновременно соотноситься и с речью (и в качестве таковой подвергаться анализу), и с языком (на котором он излагается). Но сверх того он имеет еще и третий уровень, на котором его можно рассматривать как нечто абсолютное. Этот третий уровень также имеет лингвистическую природу, но отличную от двух первых.

Л.-С. указывает на отличие мифа от всех других лингвистических явлений:

Поэзия необычайно трудно поддается переводу на другой язык, и любой перевод влечет за собой многочисленные искажения. Напротив, ценность мифа, как такового, нельзя уничтожить даже самым плохим переводом. Как бы плохо мы ни знали язык и культуру народа, создавшего миф, он все же во всем мире любым читателем будет воспринят как миф. Дело в том, что сущность мифа составляют не стиль, не форма повествования, не синтаксис, а рассказанная в нем история. Миф — это язык, но этот язык работает на самом высоком уровне, на котором смыслу удается, если можно так выразиться, отделиться от языковой основы, на которой он сложился.

Мифема как большая структурная единица мифа

1) если мифы имеют смысл, то он определен не отдельными элементами, входящими в их состав, а тем способом, которым эти элементы комбинируются;

2) миф есть явление языкового порядка, он является составной частью языка; тем не менее язык в том виде, в каком он используется мифом, обнаруживает специфические свойства;

3) эти специфические свойства располагаются на более высоком уровне, чем обычный уровень языковых выражений, иначе говоря, эти свойства имеют более сложную природу, чемсвойства языковых высказываний любого другого типа.

1) как и всякий лингвистический объект, миф образован составляющими единицами;

2) эти составляющие единицы предполагают и наличие таких единиц, которые обычно

входят в языковые структуры, а именно фонемы, морфемы и семантемы, но по отношению к этим последним они являются тем, чем сами семантемы являются по отношению к морфемам, а морфемы — по отношению к фонемам.

Большие структурные единицы в составе мифа – мифемы.

составляющие единицы мифа представляют собой не отдельные отношения, а пучки отношений и что только в результате комбинаций таких пучков составляющие единицы приобретают функциональную значимость. Отношения, входящие в один пучок, могут появляться, если рассматривать их с диахронической точки зрения, на известном расстоянии друг от друга, но если нам удастся объединить их в их «естественном» сочетании, то тем самым нам удастся представить миф как функцию новой системы временного отсчета, которая удовлетворяет первоначальным допущениям. Эта система имеет два измерения: синхронное и диахронное — и, следовательно, соединяет в себе характерные черты «языка» и «речи».

Л.-С. сравнивает миф с оркестровой партитурой, которую следует читать одновременно и страницу за страницей – диахронно, и синхронно – сверху вниз. Так Л.-С. приводит пример с прочтением мифа об Эдипе. Находит аналогию между греческим мифом и мифами индейцев пуэбло. Встречаютсяи исчезают разные мотивы (даже в самых старых версиях мифа об Эдипе – самоубийство Иоланты, самоослепление Эдипа), но сама структура мифа не нарушается. Вывод: этот метод избавляет исследователя от поисков первоначального варианта мифа. Л.-С. предлагает определять миф как совокупность всех его вариантов. К мифу об Эдипе относится и трагедия Софокла, и версия Фрейда.

(Трактовка мифа об Эдипе с т.з. проблемы автохонного происхождения человека. Или – как двое могут породить одного, почему у нас есть и мать и еще и отец? Тоже самое можно сказать и о теории Фрейда – Л.-С. получает этот вывод из разложения мифа на мифемы, единицы, составляющие таблицу, которые он сравнивает с аналогичными элементами в мифах индейцев пуэбло) –

Мы получим некое трехмерное целое, которое можно «прочесть» следующими тремя различными способами: слева направо, сверху вниз или от первой таблицы к последней (или в обратном направлении). Эти таблицы никогда не будут совершенно идентичны. Но опыт показывает, что сами их различия при анализе выявляют значительные соответствия, что позволяет подвергнуть их логическим операциям путем последовательного упрощения и в конце концов вывести структурный закон рассматриваемого мифа.

Поскольку миф состоит из совокупности вариантов, структурный анализ должен учитывать их все. Л.—С. говорит, что причины неудач в изучении мифологии в том, что сторонники сравнительного метода пытались найти подлинные варианты мифов, а не изучали их все.

Структурный анализ одного варианта одного мифа, рассказываемого людьми одного племени (а зачастую одной деревни), приводит к двумерной схеме. Но стоит рассмотреть несколько вариантов этого мифа того же племени или деревни, как мы получим трехмерную схему.

Для сравнительной мифологии нужна многомерная система отчета и математическая символика, потому что миф – это многомерная система.

Систематически применяя этот метод структурного анализа, можно упорядочить все известные варианты одного мифа в последовательность, образующую своего рода группу перестановок, причем варианты, представляющие собой крайние члены этой последовательности, образуют по отношению друг к другу симметричную, но обратную структуру. Таким образом, намечается некая упорядоченность в области, которая ранее пребывала в состоянии хаоса. Кроме того, постепенно проясняются логические структуры, лежащие в основе мифов.

Основной способ структурирования мифов – выявление бинарных оппозиций с фигурами-посредниками – трикстерами.

Трикстер в мифе

Трикстер – персонаж мифов Северной Америке. Он – загадка. Почему везде его роль исполняет койот или ворон? Это становится понятным, если принять во внимание, что миф обычно оперирует противопоставлениями и стремится к их постепенному снятию — медиации.

Трикстер вводится в структуру мифа как третий член, необходимый для сообщения между двумя членами оппозиции, переход между которыми невозможен.

Медиация – функция трикстера.

Пример.

Положим, что два члена, для которых переход от одного к другому представляется невозможным, заменены двумя другими эквивалентными членами, допускающими наличие третьего, переходного. После этого один из крайних членов и медиатор, в свою очередь, заменяются новой триадой. Продолжим эту операцию. В результате мы получим следующую переходную (медиативную) структуру:

Эта структура подразумевает следующее рассуждение: с одной стороны, пожиратели падали подобны плотоядным (питаются животной пищей), а с другой — травоядным (они не убивают то, что едят). Пуэбло, для которых земледелие «значимо» больше, чем охота, рассуждают в этом случае несколько иначе: вороны по отношению к огородам являются тем же, чем хищники являются по отношению к травоядным. Но можно рассматривать травоядных как медиаторов (посредников): они подобны собирателям (вегетарианцам) и служат источником животной пищи, не будучи охотниками. Таким образом, можно ввести медиаторов первой, второй, третьей и т. д. степени, поскольку с помощью оппозиций и корреляций из каждого члена можно породить следующий.

Часто поднимался вопрос, почему в мифах, да и вообще в бесписьменной литературе, так часто встречается удвоение, утроение или учетверение одной и той же последовательности. Если принять наши гипотезы, ответить на этот вопрос очень просто. Повторение несет специальную функцию, а именно выявляет структуру мифа.

Примитивное мышление vs. цивилизованное: разница не в качестве, а в предмете, или Этический императив Леви-Стросса

Социологи, поднимавшие вопрос о различии между так называемым «примитивным мышлением» и мышлением научным, видели только качественную разницу между ними. То, что в обоих случаях мышление анализирует одни и те же явления, никогда не подвергалось сомнению. Все, что мы изложили на предыдущих страницах, приводит к другому выводу. Логика мифологического мышления так же неумолима, как логика позитивная и, в сущности, мало чем от нее отличается. Разница здесь не столько в качестве логических операций, сколько в самой природе явлений, подвергаемых логическому анализу. Впрочем, уже давно замечено, что железный топор не потому лучше каменного, что он «лучше сделан». Сделаны оба одинаково хорошо, но железо — не то, что камень. Логикак примитивных обществ воплощается в других заках.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: