В СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОСОФИИ ИСТОРИИ

В настоящее время классическая философия истории, движимая идеей прогресса, утратила свою актуальность как в силу исчерпанности "проекта модерна", так и из-за постмодерного разрушения "исторического сознания". Ряд исследователей описывал крах классической философии истории как конец философии истории как таковой. Концепции "заката Европы", "конца истории" (Фрэнсиса Фукуямы), пост-истории и в самом деле заставляли задаться вопросом: имеет ли право на существование философия истории} Однако на самом деле мы имеем дело с подспудной актуализацией философии истории и превращением ее в важное направление европейской философской традиции.

Реактуализация философии истории, однако, происходит со смещением фокуса основной проблематики. Если для классичес^ кой философии истории одной из самых обсуждаемых проблем была проблема статуса истории как науки и примыкающая к ней тематика онтологических вопросов исторического процесса, то для современной философии истории основными стали вопросы вариативности исторического знания и связанная с ними проблематика повествовательного характера исторического дискурса.

Предпосылки актуализации данной проблематики оформились уже в первой половине XX в. в рамках методологии исторической науки, отталкивавшейся, прежде всего, от теории познания немецкого неокантианства. Так, Макс Вебер (1864-1920), основываясь на различении ценности и оценки, произведенном Генрихом Рик-кертом (1863-1936), первым обратил внимание на роль многообразия субъективных ценностей и роль "ценностных предпосылок" в научном исследовании. В бесконечном многообразии, хаосе событий и действий значимой для исследователя является лишь часть реальности. Существенное от несущественного он отделяет лишь в свете собственных культурных ценностей.

Карл Раймунд Поппер (1902-1994) в своей широко известной работе "Открытое общество и его враги" (1945) конкретизировал эту идею применительно к историческому знанию. Он четко сформулировал взгляд на исторические теории как на "интерпретации ", выражающие точку зрения историка.

"...Мы могли бы написать историю человеческого прогресса по пути к свободе (содержащую, например, рассказ о борьбе с рабством), а также историю человеческого регресса и угнетения (включающую, возможно, такие вещи, как угнетение цветных рас белой расой)", - писал К. Поппер '.

Робин Джордж Коллингвуд (1889-1943) в посмертно изданной "Идее истории" (1946 г.) не только отстаивал право историка на "отбор, дополнение и критику"² материалов источника, но и высказал значимую для последующего философско-истори-ческого дискурса идею о роли воображения в историческом повествовании. Лишь воображение историка, "заполняя лакуны в рассказах источников, придает историческому повествованию непрерывность"³.

¹ Поппер К. Открытое общество и его враги. М., 1992. Т. 2. С. 309.

² Коллингвуд Р. Дж. Идея истории. Автобиография. М., 1980. С. 224.

³ Там же. С. 229.

Однако подлинная актуализация проблемы повествовательного характера исторического дискурса произошла в середине шестидесятых годов благодаря исследованиям философа аналитической традиции Артура Данто.

Как и другие аналитики, Данто считал, что вопросы осмысления исторических фактов, закономерностей исторического процесса, движущих сил истории не подлежат рационализации и не являются подлинно философскими. Предметом философии истории является анализ теоретических результатов деятельности историка, анализ концептуального аппарата исторического объяснения, смысла центральных понятий, а целью - создание научной философии истории, опирающейся на рациональную рефлексию относительно используемых концептуальных средств.

В работе "Аналитическая философия истории" (1965) Данто обосновал роль повествовательного элемента в работе историка. Историографический феномен - не простая регистрация материала, не его полный и симультанный учет в некой "идеальной хронике", но описание, имеющее структуру повествования. Эта структура задается тем, что история всегда пишется "задним числом". "Идеальный хронист" не может знать будущего. Его знает только историк.

Повествовательные предложения историка всегда связаны с его временной позицией. Более того, в повествовательном предложении подразумеваются три временных позиции: 1) позиция описываемого события; 2) позиция события, относительно которого оно описывается; 3) позиция нарратора*.

К примеру, "В 1713 году родился автор "Племянника Рамо". В этой фразе рождение ребенка переописывается в свете другого события - публикации знаменитого произведения.

В своей программной работе 1973 г. "Метаистория: Историческое воображение в Европе XIX в." американский исследователь Хейден Уайт (р. 1928) развил и дополнил идеи Данто соображениями, почерпнутыми из литературоведческих исследований. Проблему соотношения исторического рассказа и объективного ряда событий он решил как проблему форм выражения.

История - для Уайта это уже общее место - является сведением всех фактов, известных о данном периоде, только к тем, которые важны для историка. Историки и хотели бы говорить "правду,

¹ Данто А. Аналитическая философия истории. М., 2002. С. 21.

только правду и ничего, кроме правды", однако невозможно повествовать, не прибегая к фигуративной речи.

Уайт первым обратил внимание на то, что только лишь с обретением историей статуса научной дисциплины в XIX в. историография утратила свои тысячелетние связи с риторикой и литературой. "Но описание истории остается риторическим и литературным, поскольку продолжает использовать обычные грамотные речь и письмо как наиболее предпочтительные средства для выражения результатов исследования прошлого" *. И пока историки продолжают это делать, их репрезентации феноменов прошлого останутся "поэтическими" и "риторическими".

По Уайту, к литературному аспекту историографии необходимо относиться серьезно, так как самая цельность исторических фактов конструируется по законам художественного текста. Исторические события не представляют собой реальной истории, которую надлежит "вскрыть", а повествование - нейтрального "контейнера". Существует ограниченный набор: 1) вариантов построения сюжета; 2) способов аргументации; 3) вариантов идеологических позиций. Именно выбор различных выразительных техник придает историческому событию трагизм или комизм, выпячивает либо затушевывает его.

Для характеристики объективного ряда событий Уайт использует термин историческое поле. Вначале историк организует элементы исторического поля в хронику событий, затем хроника преобразуется в историю. Уже при этой трансформации одни события характеризуются в терминах завязки, другие - развязки, третьи - переходных мотивов (то есть "призывают" читателя "отложить ожидания относительно значения содержащихся в сообщении событий")². На этом основании строится сюжет.

За основу описания вариантов построения сюжета Уайт взял известную классификацию литературных модусов, предложенную канадским критиком Нортропом Фраем: трагедия, комедия, роман, сатира. Именно выбор литературного модуса и определяет смысл истории. Придавая своему рассказу сюжетную структуру Трагедии, историк "объясняет" ее иначе, чем если бы повествовал о ней как о Сатире.

Каждая из сюжетных структур имеет значение для типа доказательства (argument) посредством которого историк стремится

¹ Данто А. Аналитическая философия истории. М., 2002. С. 7.

² К примеру, событие превращается в событие завязки посредством сле
дующей характеристики: "Король отбыл в Вестминстер 3 июня 1321 года.
Там произошла судьбоносная встреча между королем и человеком, который
в конечном итоге покусился на его трон..." (Уайт X. Метаистория: Истори
ческое воображение в Европе XIX в. Екатеринбург, 2002. С. 25).

объяснить "то, что случилось". Тип доказательства, кроме того, имплицитно или эксплицированно связан с представлениями историка об универсальном законе причинных взаимосвязей.

Следуя Стивену Пепперу', Уайт выделяет четыре основных парадигмы объяснения природы исторической реальности: это идеальные типы Формизма, Органицизма, Механицизма и Контек-стуализма.

Формистская парадигма ориентирована на идентификацию характеристик объектов. Уникальность действующих лиц, сил, действий - вот центральная проблема историографии этого типа.

Органицистское и механицистское объяснения имеют "собирающую" тенденцию. Органицистское изображает детали исторического поля как компоненты синтетического процесса, который сам по себе важнее отдельных деталей, как это, к примеру, выглядит у Гегеля. Механицистское - воздерживается от поиска законов исторического процесса. Мировые гипотезы механицистов скорее редуктивны, нежели синтетичны. Причинные законы, определяющие исторические события, по их мнению, следует искать в ином проблемном поле. В качестве механицистов Уайт рассматривает Маркса и Токвиля.

Контекстуалистская позиция исходит из того, что объяснения событиям можно искать лишь в рамках того контекста, в котором они произошли. То, почему они произошли именно так, а не иначе, объясняется посредством открытия их специфических отношений с событиями из того же исторического пространства.

Любая из объяснительных моделей так или иначе коррелирует с идеологическим подтекстом, который, по Уайту, создается в рамках тактик Анархизма, Консерватизма, Радикализма и Либерализма ².

Консерваторы рассматривают социальные изменения по аналогии с ростом растений, Либералы - с подгонкой механизма. И те, и другие предполагают, что структура общества прочна, а изменения эффективны тогда, когда изменяются лишь ее отдельные части. Радикалы и анархисты допускают возможность трансформаций-катаклизмов, причем первые особое внимание уделяют

¹ Pepper S.C. World Hypotheses: A Study in Evidence. Los Angeles, 1966.
P. 141.

² В данном случае Уайт основывается на классификации, предложен
ной Карлом Манхеймом (Манхейм К. Диагноз нашего времени. М., 1994.
С. 7-276).

проблеме власти, необходимой для проведения подобного рода перемен, вторые - средствам достижения изменений. По Уайту, любой историк, даже самый неполитический, по крайней мере, "созвучен "той или иной идеологической позиции своего времени.

Уайт усматривал взаимообусловленность ("избирательное сродство") типа сюжета, способа аргументации и специфики идеологического подтекста (комедия, например, несовместима с механистичным аргументом, а радикальная идеология - с сатирическим построением). Эту взаимосвязь он обозначил понятием историографического стиля.

Корреляцию типов Уайт представил в следующей таблице:

Таблица 2

Именно связность и согласованность типов и придает исторической работе ее отличительные стилистические атрибуты.

Общность стиля, по Уайту, закладывается историком в акте пре-фигурации (представления) исторического поля, то есть в акте кон-ституирования его как объекта умственного восприятия. Акт префи-гурации сродни поэтическому акту, он докогнитивен и некритичен. В нем историк создает собственный объект анализа. Акт префигурации может принимать ряд форм, типы которых Уайт характеризуют языковыми модусами: Метафора, Метонимия, Синекдоха и Ирония.

Четыре основных тропа, по мнению Уайта, полезны для понимания дофигуративного опыта. Так, в метафоре ("переносе") феномены характеризуются с точки зрения их сходства или отличия, метонимия ("изменение имени") заменяет имя целого именем части. Синекдоха (разновидность метонимии) характеризует целое через его наиболее значимую часть. Ирония характеризует сущности посредством отрицания на фигуративном уровне того, что утверждается на буквальном.

Концепция Уайта не нашла поддержки среди большинства историков и философов истории в середине 70-х гг. как слишком "литературная". Однако уже в восьмидесятые ее стали принимать всерьез. Популяризации взгляда на историю как на лингвистичес-

кий и риторический артефакт способствовал так называемый "нарративный поворот" в гуманитарном знании, подготовленный конгениальными усилиями теоретиков литературы, философов, этнографов, теологов и психоаналитиков, в результате которого понятие нарратива как особой эпистемологической формы, организующей специфические способы нашего эмпирического восприятия, получило расширительное толкование.

Идея нарративного характера исторического дискурса обрела свой завершенный вид в концепции французского герме-невта Поля Рикёра (р. 1913).

В работе "Время и рассказ" (1985) Рикёр описал нарративный дискурс в целом как раздвоившийся на историографию и художественную литературу. Характер самой истории он определил как исключительно повествовательный, что не означает сознательного нарративизма историков. Напротив, историография (особенно французская) стремится порвать с когнитивными операциями нарративного понимания. Но любая история, даже наиболее удаленная от повествовательной формы, сохраняет свою связь с нарративным пониманием, будучи производной от него, так как ей всегда присуще конструирование исторического времени.

Это, по мнению Рикёра, упустили из виду так называемые "защитники рассказа", которые ориентировались лишь на те формы историографии, в которых имеется очевидная связь с рассказом. К примеру, Данто, который хотя и совершенно справедливо указал на двойную референцию повествовательного предложения, не заполнил лакуны между повествовательным предложением и повествовательным текстом, то есть не указал на то, как прослеживается связь между событиями.

Уайт тем, что принял всерьез историю как писание, остановился на этой связи, обозначив ее как сюжет. Однако, по Рикё-ру, описав сюжетные структуры (трагедию, комедию, роман и сатиру) как идеальные типы, Уайт чрезмерно упростил проблему. Построение сюжета в любом рассказе представляет собой целую гамму связей между парадигмами и единичными историями. Уайт же просматривает лишь чисто линейный аспект. Рикёр обращает внимание на то, что модусы построения сюжета - не классы, обусловленные априорной таксономией. Они являются продуктами традиции письма, придавшей им конфигурацию, которую использует историк. Модусы построения сюжета - формы культурного наследия. Историк обращается к публике, способной их распознать. Если можно сказать, что ни одно событие не является трагическим, но лишь историк пока-

зывает его таковым, то можно и добавить - он изображает (кодирует) его трагическим, поскольку читатели готовы к восприятию именно этого сюжета.

Таким образом, изучение проблемы нарративного характера исторического дискурса является актуальным направлением современной западной философии истории. Рассматривая исторические теории как интерпретации, выражающие точку зрения историка на объективный ряд событий, исследователи настаивают на том, что история доступна человеку только в заданном культурной традицией форме рассказа о ней.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: