Сделай Сам Свою Работу на 5

УГРОЗЫ ДЛЯ РОССИИ: НУЖЕН РЕМОНТ МИРОВОЗЗРЕНИЯ





 

Мы отметили тот факт, что к концу XX века наше общество, в массе своей, утратило навык предвидения опасностей. Даже предчувствия исчезли. Это было признаком назревания большого кризиса, а потом стало причиной его углубления и затягивания. Не чувствуешь опасности – и попадаешь в беду.

Уже с начала перестройки специалисты фиксировали это странное изменение в сознании людей – на время в обиход вошел даже термин «синдром самоубийцы». Операторы больших технических систем совершали целую цепочку недопустимых действий, как будто специально хотели устроить катастрофу. Вот на шахте произошел взрыв метана, погибли люди. До этого был неисправен какой-то датчик, подавал ложные сигналы. Вместо того чтобы устранить неисправность, его просто отключили. Не помогло, сигналы беспокоили – и последовательно отключили, если память не изменяет, 23 анализирующих и сигнализирующих устройства.

Но признаком общей беды это стало потому, что так вели себя люди в самых разных делах. Среди бела дня, при полной видимости, немыслимым образом сталкивались два корабля, которые вели опытные капитаны. Водители на шоссе вдруг разворачивались из правого ряда, даже не подав сигнала, что приводило к тяжелой аварии. От травм, случайных отравлений и несчастных случаев у нас стало гибнуть очень много людей – по 400 тысяч человек в год.



Кто-то даже пустил идею, будто дело в нашей природной неспособности освоить блага прогресса, ужиться в мире техники. Это ерунда, срыв произошел во всем «цивилизованном мире». Череда очень похожих аварий прокатилась в 80-е годы по многим странам – с тысячами погибших (как на химическом заводе ведущей американской фирмы в Бхопале в 1984 г. – 2 тыс. погибших, десятки тысяч искалеченных). И опять же, сходное поведение во всех сферах. Вот в Голландии, у причальной стенки, переворачивается новый паром – халатно расставили автомобили, перегрузили один борт. Двести жертв. В городах США, начиная с Нью-Йорка, прошла волна больших пожаров, толпы молодых людей сгорели в дискотеках.

В Испании заболела масса людей, писали о каком-то таинственном вирусе. Дело проще: торговые фирмы пустили в продажу импортное растительное масло, в которое был добавлен анилин – сильнейший яд. Газеты писали, будто анилин добавили, чтобы придать маслу привлекательный цвет, вкус и запах, но это мне кажется невероятным. Госстандарт выдал сертификат качества. Директор Центральной лаборатории испанской таможни и еще четыре службы государственного контроля подтвердили, что масло с анилином годится в пищу. Погибло более тысячи человек, 25 тыс. остались инвалидами. Суды присудили жертвам компенсации в сумме 4 млрд. долл., правительство отказалось платить, т к. «это бы нанесло ущерб экономике страны».



Ясно, что речь идет о проявлении общего кризиса индустриальной цивилизации. Нас от этого отвлек острый социальный кризис 90-х годов, а на Западе имели время задуматься. Нам тоже пора, ибо речь идет о болезни сознания типичного человека городского индустриального общества. Это тот фон, на котором разыгрывается наш общий кризис, а фон – это общее состояние, от которого нельзя отмахнуться. Оно усиливает все частные болезни.

Суть момента в том, что та техносфера, в которой живет человек, дозрела до такой плотности и сложности, что опасностям в ней стало «тесно», и они полезли из нее, как перекисшее тесто. В Западной Европе сейчас только хлора накопилось более 20 тысяч летальных доз на каждого жителя. Интенсивность потоков энергии и опасных материалов такова, что сама технология может быть превращена в оружие массового уничтожения – и по ошибке, и сознательно. Но беда не в технике, беда в том, что городской человек не умнел в том же темпе, что росли опасности техносферы – и к настоящему времени его сознание не соответствует структуре и масштабам угрозы. Оно неадекватно.



Оно неадекватно по отношению к угрозам вообще, просто срыв в отношении технологического риска нам это показал раньше, чем угрозы соединились в лавину. Это сигнал, который надо услышать и принять срочные меры. Кстати сказать, после Чернобыля на Западе ожидали, что как раз из России будет сказано важное слово, что именно у нас начнется движение к новому пониманию рисков. Так оно поначалу и было, и академик В.А. Легасов с его группой высказали много важных мыслей, в чем-то у них были даже прозрения. Но продолжить не смогли, нас увлекла, а кого-то и погубила перестройка (тем более что Легасов как раз и предупреждал о порождаемых ею опасностях – и вошел в конфликт с ее вождями и западными энтузиастами; он, например, из анализа чернобыльской аварии сделал вывод, что перестройка вскоре приведет к этническим конфликтам).

В чем же дефект? В том, что в основу индустриального разума (рациональности модерна) была положена особая конструкция, особый комплекс идей – механистический детерминизм. Смысл его в том, что мироздание – это машина, причем машина простая. Все в ней предопределено (детерминизм) и поддается расчету. Бог-часовщик завел пружину мироздания и больше не вмешивается, часы тикают в полном порядке.

Это машина равновесная, процессы в ней обратимы и предсказуемы, достаточно законов Ньютона. Адам Смит описал рыночную экономику как такую ньютоновскую машину, даже метафору «невидимой руки» (у Ньютона это гравитация) взял. Эта же модель положена в основание конституции США – сдержки и противовесы держат ее в равновесии. Такой машиной, наподобие часов (или насоса) представлялся и человек. Это мировоззрение породило безответственность, особое качество человека индустриального общества. Если вокруг – простые машины, все обратимо и предсказуемо, то чего опасаться! Все поправимо, невидимых угроз мир не таит.

К тому же индустриальная революция породила цивилизацию огня и железа, ее кумиром стал Прометей. Прометей – титан, порождение языческого сознания, воплощение культа силы. Человек Запада посчитал себя всесильным, обрел свое второе, языческое Я. Оно проявилось уже в Ренессансе с его утопией античной свободы, потом в расцвете алхимии с ее магическим сознанием (в том числе и в алхимии денег – монетаризме), в неоязычестве Вольтера с его криком «Раздавите гадину!» (христианство). Так из сознания был выброшен дар предвидения угроз. Идея свободы затоптала ответственность, идея прогресса – память. Слепые вели слепых, и мир свалился в яму нынешнего кризиса.

Как известно, в России все кризисы Запада происходят в самой бурной форме. Любую западную идею мы заглатываем и доводим до крайности. Последний раз, при Горбачеве – Ельцине, это уже было совсем ни к чему – глотнули неолиберализма, больного учения уже очень больного Запада. Судя по всему, поправимся, но сильно исхудаем.

Для начала требуется нам вернуться на круги своя, обратиться к устоям своей культуры, которая выросла на Православии и русском космическом чувстве. С этим ядром совместимы мироощущения множества народов, они и собрались с русскими в Россию. Но в этом ядре нет места для механистического детерминизма, хотя его формулы мы используем как научный инструмент. Но мы должны вспомнить, что мир – не машина, а Космос, сложно построенная прекрасная и хрупкая Вселенная. А мы за нее ответственны. Процессы в ней в большинстве случаев необратимы, так что мы по незнанию, по халатности или сдуру можем совершить непоправимое. В мире, обществе и человеке много непредсказуемого, чего нельзя рассчитать. А значит, что-то менять, а тем более ломать, надо с большой осторожностью. Ведь нам даже не дано предугадать, как слово наше отзовется, а тут кувалдой начали свою страну перестраивать. Вот и встают угрозы-великаны.

Чтобы эти угрозы рассмотреть, нанести на карту и подготовить оборону, нам надо, прежде всего, изменить тот интеллектуальный фон, на котором разыгрывается наша национальная драма. Нужно отремонтировать и почистить нашу собственную мировоззренческую матрицу – обратиться к традиционной крестьянской мудрости, которая следовала принципу минимизации рисков, а также к тому космическому чувству, из которого русская наука черпала великие идеи для понимания неравновесности, катастроф, трагичности непрерывной борьбы порядка и хаоса, от которой мы не можем ни дезертировать, ни откупиться долларами.

 

ФЕРМЕР И ГОРДЫНЯ

 

На Киевском шоссе, начиная от МКАД, множество рекламных щитов несет на себе странный лозунг: «Фермер – это звучит гордо!»

Когда едешь мимо и километр за километром издалека видишь это сделанное в строгом стиле лаконичное, но многозначительное утверждение, подступают довольно тревожные мысли. Что бы это значило? Почему рекламные щиты, эти особые производственные площади, отданы такой фразе? Кому и какой доход она может принести? Кто и из каких денег оплачивает аренду этих щитов? Раньше кое-где тоже висели знаки гордости – «Слава КПСС!» Но, во-первых, это была не реклама, а специальный ритуальный знак идеократического государства, жанры не смешивались, и божий дар с яичницей не путались. Во-вторых, это не были однообразные черно-белые, прямо-таки зловещие плакаты, выставленные через километр вдоль шоссе, подобно предупреждениям об опасности. Ахтунг!

Но главное, это произведение политической рекламы говорит о тяжелом кризисе идеологических служб. Мы не знаем, политотдел какого уровня власти придумал и утвердил этот лозунг и его художественное оформление, чей финансовый отдел оплатил производство копий и аренду щитов. Скорее всего, вдохновитель, автор и инвестор – администрация Московской области. Но это не важно, государство – это не куча княжеств, его идеология обязательно должна быть централизована и иметь общие философские каноны.

Цель этой наглядной пропаганды понятна, о ней мы не спорим. Власть желает поднять престиж «фермеров» – социальной фигуры, на которую реформаторы с начала 90-х годов делали очень большую ставку. «Фермер» – это было знамя, под которым велась ликвидация колхозов и совхозов, растаскивание их имущества, а главное, приватизация или прямой захват земли. Особенно захват богатейших, высокорентабельных сельскохозяйственных угодий Подмосковья. (Кстати, не зря вслед за лозунгом о гордости фермера идут красочные плакаты «Земля продается!»)

Под знаменем фермерства была почти загублена важнейшая ценная инициатива по созданию в России необходимого для нашего сельского хозяйства уклада – семейных производственных малых предприятий. В наших реальных условиях такие предприятия могли бы стать сравнительно небольшой по масштабу, но очень полезной частью всей производственной системы. Они никак не могли бы заменить крупные механизированные предприятия (типа колхозов и совхозов), но во взаимодействии с ними придали бы всей системе больше гибкости и динамичности. Но слово «фермер» сделали знаменем разрушения. Ликвидируя крупные предприятия, реформаторы 90-х годов подрезали и корень предприятий малых («фермеров»). Зачем же этим знаменем сейчас снова размахивают? Ведь возвратиться сегодня к риторике начала 90-х годов – значит нанести моральный ущерб «фермерам». Это плохая пропаганда.

Слово «фермер» я беру в кавычки потому, что его введение в обиход, на излете перестройки, уже само по себе было идеологической диверсией. Вводя его, идеологи того момента утверждали, что российское село впредь не будет крестьянским (общинным как при царях, колхозным как при Советах). На нашей земле будет хозяйничать фермер – специфический западный тип сельского предпринимателя, мелкий капиталист англо-саксонской культуры. И сегодня в Испании, Италии или даже Германии не назовут своего крестьянина фермером, ибо крестьянин – совсем иная фигура. Для фермера земля – не более чем средство производства, а крестьянин – подвижник религиозного толка. Для него слово «пахать» («орать») происходит от латинского слова «молиться» (orare).

Не будем вдаваться в большую тему различий между фермером и крестьянином, эти различия принципиальны и прекрасно изучены. Идеологи реформаторов скрыли от нас суть и внедрили ложное название, таящее в себе смыслы, отрицающие важный корень русской культуры. Я уж не говорю о том, что попытка переделать на чужой лад уклад села – один из самых мощных способов разрушения этнического сознания народа. Промышленное производство более космополитично, чем село, но даже здесь попытка разрушить российский тип трудового коллектива заводов и фабрик привела к тяжелейшим социальным и культурным болезням (и вовсе не только из-за экономических причин).

Но даже если говорить о российском варианте фермера – почему же он «звучит гордо»? Что это за фигура? Это фигура для нашего села маргинальная, прослойка тончайшая. Она обитает «в порах» сельского общества.

Иными словами, она может жить лишь во взаимодействии с главными социальными группами деревни, причем это взаимодействие нередко приобретает характер паразитизма. В царское время таких предпринимателей называли мироедами, потому что они паразитировали на общине (мире). И после февраля 1917 г. в селе началась вялотекущая гражданская война, причем крестьяне били уже не помещиков, а именно мироедов, в том числе тех, кто при Столыпине сумел поживиться общинной землей. Зачем же сейчас лепить нашим сельским предпринимателям ярлык, роднящий их с этим социальным типом? Ведь кампания по прославлению кулака-мироеда, которую вели в начале 90-х годов, явно провалилась. Наши «фермеры» первые от нее открестились.

На деле наши «фермеры» – это по большей части квалифицированная часть сельских работников, которые попытались, при развале колхозов и совхозов, организовать свои малые предприятия. Им была нужна поддержка государства (на Западе эта поддержка колоссальна – в США около 100 млрд. долларов в год). Они этой поддержки не получили. Такая же история уже была, при Столыпине. Но тогда государство не имело средств реально помочь тем, кто вышел из общины. Теперь такие средства были, но их украли и отправили на Запад, на счета «новых русских». И наши фермеры тянут свое хозяйство (чаще всего убыточное), надрываясь в самом буквальном смысле, за счет страшной самоэксплуатации. Чем тут можно гордиться? Только поразительным упорством и стойкостью людей, но ведь не об этом речь на плакатах! Таким упорством могут гордиться сейчас почти все наши трудящиеся, но нельзя же хвастаться национальным бедствием. В Западной Европе фермеры имеют в среднем 120 тракторов на 1 тыс. га пашни, а у нас 3 трактора. Это звучит гордо?

В действительности тот вид семейных хозяйств, который сложился в ходе реформ на селе, представляет собой типичный российский крестьянский двор, но на новой технологической основе. Этому укладу надо помогать, в том числе идеологически, но приписывать ему совершенно иные родовые свойства – ошибочно и вредно. Если же говорить о крупных частных хозяйствах, то и они по своему укладу скорее похожи на совхозы (с некоторыми новыми уродливыми чертами), чем на западные крупные фермы. Но, видимо, не о них речь на плакатах. Ведь глупо было бы понатыкать на шоссе рекламу «Капиталист – это звучит гордо!»

Теперь о самом этом афоризме. Придумал его, похоже, человек, который когда-то давно учился в советской школе, но не слишком вникал в содержание предмета. Для молодежи, думаю, вообще непонятно, откуда взялась эта странная напыщенная фраза: «Фермер – это звучит гордо». Фраза эта («человек – это звучит гордо») взята из пьесы Горького «На дне». Там ее произносит Сатин, обитатель ночлежки, анархист и социальный паразит. В его речах Горький выразил свои тогдашние ницшеанские мысли, увлечение идеей сверхчеловека, свое радикальное антикрестьянское чувство. Прилепить эту фразу к образу фермера – что называется, попасть пальцем в небо. Какое-то издевательство.

Даже в советские времена, когда всякое лыко умели подгонять к идеологической строке, и в голову не пришло бы брать изречения Сатина за штампы официальной пропаганды. Да, он бунтарь – отверг общество, труд, закон, христианство, философствует в ночлежке. Он нам в чем-то симпатичен, потому что бунтует против несправедливого общества. Но в РФ этим у нас занимается Лимонов с нацболами. Зачем же ницшеанскую муть подверстывать к образу тружеников, которые должны пахать, сеять и убирать урожай! Товарищи новые политработники, вы все-таки думайте, какие ассоциации вызывают ваши лихие лозунги!

Наконец, эта знаменитая фраза отражает искания Горького в богостроительстве. Он был религиозным мыслителем, антиправославным еретиком (гностиком), исповедовал человекобожие. Как сказал один немецкий философ, пьесу «На дне» мог бы написать сам Маркион, великий еретик II века, основатель гностицизма.

Иными словами, Горький в этой фразе ставил, вслед за Ницше, идеального человека («сверхчеловека») выше Бога. Мол, «человек – мера всех вещей». Эти искания были, конечно, важны и для мировой, и для русской культуры, но нельзя же их еретические выводы вывешивать на плакатах как очевидные истины. Ведь человекобожие – соблазн, который очень дорого обошелся человечеству. Не будем уж брать крайние проявления этого «культа человека» вроде расизма разных «элит». Сама, по выражению Тойнби, «идолатрия самодовлеющего индивида», порожденная этим культом в индустриальном обществе, поставила человечество на грань тяжелого экологического кризиса. Ведь отсюда и титаническая (прометеевская) «цивилизация огня и железа», и право сильного, и общество потребления, и «золотой миллиард». Все это нам не просто чуждо, но сейчас и враждебно. Это – угроза для России.

Я думаю, нам сейчас вообще не до гордыни. Нам нужны разум и совесть, ответственность и мужество. И, слава богу, наши сельские труженики всем этим обладают. И нам, горожанам, у них следовало бы многому поучиться. Пусть даже их и называют фермерами.

 

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.