ВНУТРИГОСУДАРСТВЕННОЕ ПРАВОТВОРЧЕСТВО КАК МЕТОД НАЦИОНАЛЬНО-ПРАВОВОЙ ИМПЛЕМЕНТАЦИИ 4 глава

В-четвертых, ряд законодательных актов содержат отсылки к иным элементам международной нормативной системы,[*] нежели общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры.

В силу п. 2 ст. 70 Федерального закона «О связи» «порядок расчетов между операторами международной электросвязи устанавливается на основе международных эксплуатационных соглашений и с учетом рекомендаций[*] международных организаций электросвязи, участником которых является Российская Федерация»[*]. Пункт 4 ст. 3 Уголовно-исполнительного кодекса РФ предусмотрел, что «рекомендации (декларации) международных организаций по вопросам исполнения наказаний и обращения с осужденными реализуются в уголовно-исполнительном законодательстве Российской Федерации при наличии необходимых экономических и социальных возможностей»[*]. В силу ст. 1 Федерального закона «О ратификации Конвенции о защите прав человека и основных свобод и Протоколов к ней» данного Закона, «Российская Федерация в соответствии со статьей 46 Конвенции признает ipso facto и без специального соглашения юрисдикцию Европейского суда по правам человека обязательной по вопросам толкования и применения Конвенции и Протоколов к ней в случаях предполагаемого нарушения Российской Федерацией положений этих договорных актов, когда предполагаемое нарушение имело место после их вступлений в действие в отношение Российской Федерация»[*]. Таким образом, благодаря вышеупомянутому положению Закона в правовую систему были включены определенные судебные акты, принятые Европейским Судом по правам человека.

Современное международное право, и в частности принцип суверенного равенства государств, дает возможность любому государству самостоятельно формировать свою правовую систему с учетом действующих для данного государства норм международного права. Конституция РФ в п. 4 ст. 15 провозгласила частью правовой системы России только международные договоры РФ и общепризнанные нормы международного права. Однако данный нормативно-правовой акт не запретил вводить в правовую систему России иные элементы международной системы. В полном соответствии с международным правом и Конституцией РФ указанные выше законодательные акты провозгласили частью правовой системы Российской Федерации рекомендации, декларации, принятые в рамках международных организаций, действующих в определенной сфере, а также постановления Европейского Суда по правам человека, вынесенные в отношении Российской Федерации[*].

Рассматривая вопрос закрепления отсылочных норм в законодательстве государства, следует обратить внимание на то, что некоторые законодательные акты, упоминающие нормы международного права, содержат формулировки, которые не являются по своей сути отсылочными нормами[*].

Так, в силу п. 2 ст. 1 Уголовного кодекса РФ, «настоящий Кодекс основывается на Конституции Российской Федерации и общепризнанных принципах и нормах международного права»[*]. Согласно ст. 6 Федерального закона «О государственной политике Российской Федерации в отношении соотечественников за рубежом», «законодательство Российской Федерации в области отношений с соотечественниками основывается на общепризнанных принципах и нормах международного права и состоит из Конституции Российской Федерации, международных договоров Российской Федерации, настоящего Федерального закона и принятых в соответствии с Конституцией Российской Федерацией и настоящим Федеральным законом других федеральных законов и иных нормативных правовых актов Российской Федерации»[*]. Согласно преамбуле Федерального закона «О гарантиях прав коренных малочисленных народов Российской Федерации», «настоящий Федеральный закон в соответствии с Конституцией Российской Федерации, общепризнанными принципами и нормами международного права и международными договорами Российской Федерации устанавливает правовые основы гарантий самобытного социально-экономического и культурного развития коренных, малочисленных народов Российской Федерации, защиты их исконной среды обитания, традиционных образа жизни, хозяйствования и промыслов»[*]. Федеральный закон «О беженцах» в преамбуле закрепил, что «настоящий Федеральный закон определяет основания и порядок признания беженцем на территории Российской Федерации, устанавливает экономические, социальные и правовые гарантии защиты прав и законных интересов беженцев в соответствии с Конституцией Российской Федерации, общепризнанными принципами и нормами международного права и международными договорами Российской Федерации»[*]. Аналогичное положение содержит преамбула к Федеральному закону «О вынужденных переселенцах»[*].

Следует четко иметь в виду, что данные положения не включают нормы международного права в правовую систему, а констатируют факт наличия в регулируемой сфере общественных отношений соответствия норм внутригосударственного права нормам международного права. Иными словами, речь идет о закреплении юридической презумпции соответствия норм международного и внутригосударственного права в определенной сфере общественных отношений. Данную презумпцию необходимо иметь в виду при осуществлении толкования правовых норм. То есть при толковании положений норм международного права, ставших частью правовой системы страны, либо внутригосударственных правовых норм органы государства должны исходить из того, что отсутствуют какие-либо коллизии между положениями норм международного права, ставшими частью правовой системы государства, и положениями норм внутригосударственного права. Однако, при наличии достаточных оснований, государственный орган, включая суд, вправе опровергнуть вышеупомянутую презумпцию, заявив о наличии коллизии, которая должна быть разрешена. Представляется, что наличие вышеупомянутой юридической презумпции имеет позитивное значение для реализации как положений норм международного права, вошедших в правовую систему страны, так и национального права государственными органами, включая суды.

Необходимо отметить, что ссылки в законодательных актах Российской Федерации на нормы международного права в ряде случаев являются противоречивыми, не соответствующими Конституции РФ, носящими алогичный, несистемный характер. В этом отношении нельзя не согласиться с С.Ю. Марочкиным, подчеркивающим, что «отраслевое законодательство не всегда адекватно конституционному принципу регулирует вопрос о его соотношении с международным правом»[*].

Так, в нарушение Конституции РФ часть законодательных актов провозглашает нормы международного права не частью правовой системы государства, а частью законодательства. Федеральный конституционный закон «О референдуме Российской Федерации» в ст. 3 установил, что «законодательство Российской Федерации о референдуме составляют Конституция Российской Федерации, общепризнанные принципы и нормы международного права, международные договоры Российской Федерации, настоящий Федеральный конституционный закон, другие федеральные конституционные законы, Федеральный закон об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан Российской Федерации, другие федеральные законы»[*]. В силу ст. 1 Уголовно-процессуального кодекса РФ, «общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации являются составной частью законодательства Российской Федерации, регулирующего уголовное судопроизводство»[*]. Как неоднократно подчеркивалось выше, нормы международного права по объективным условиям не могут стать не только частью национального права, но и законодательства государства.

Федеральный закон «О континентальном шельфе», установив, что статус континентального шельфа, осуществление юрисдикции и суверенных прав в пределах данного пространства определяется Законом в соответствии с общепризнанными принципами и нормами международного права и международными договорами РФ, в преамбуле закрепил: «вопросы, относящиеся к континентальному шельфу Российской Федерации и деятельности на нем, не предусмотренные настоящим Федеральным законом, регулируются другими федеральными законами, применимыми к континентальному шельфу Российской Федерации»[*]. Иными словами, Закон запрещает использовать государственным органам Российской Федерации положения норм международного права, ставшие частью правовой системы России, в качестве средства восполнения пробелов в соответствующей сфере национально-правового регулирования. Представляется, что такая интерпретация преамбулы вышеуказанного Закона противоречит духу и смыслу п. 4 ст. 15 Конституции РФ.

Выше уже отмечалось, что некоторые законодательные акты необоснованно сужают сферу действия норм международного права во внутригосударственных отношениях и, в частности, речь идет о необоснованном ограничении иерархического приоритета положений норм международного права в отношении норм, содержащихся в национальном законодательстве. Федеральный закон «О геодезии и картографии» в п. 1 ст. 2 предусмотрел, что «правовое регулирование в области геодезической и картографической деятельности осуществляется в соответствии с Конституцией Российской Федерации, настоящим Федеральным законом, законами и иными нормативными правовыми актами Российской Федерации»[*]. В пункте 2 данной статьи Закона предусматривается, что общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры РФ в области геодезической и картографической деятельности являются составной частью правовой системы России. Однако приоритет в применении правилам, содержащимся в международном договоре РФ, предоставляется исключительно перед нормами, закрепленными в Федеральном законе «О геодезии и картографии».

Нельзя не обратить внимания еще на одну негативную тенденцию в исследуемой сфере. В силу ст. 2 вышеупомянутого Закона «О геодезии и картографии» «имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения, возникающие в процессе геодезической и картографической деятельности, регулируются гражданским законодательством Российской Федерации»[*]. В свою очередь, в понятие «гражданское законодательство Российской Федерации» не включаются общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры РФ (ст. 3, 7 ГК РФ)[*]. Поэтому Закон «О геодезии и картографии» необоснованно ограничил применение положений норм международного права, ставших частью правовой системы России, в сфере имущественных и связанных с ними личных неимущественных отношений, возникающих в процессе геодезической и картографической деятельности. Аналогичное положение может сложиться в процессе реализации Федерального закона «О конверсии оборонной промышленности в Российской Федерации» (ст. 2)[*].

В некоторых законах РФ употребляется словосочетание «с учетом общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров РФ». Представляется, что ссылка на нормы международного права таким образом имеет в одном случае позитивный, а в другом — негативный аспект взаимодействия международного и внутригосударственного права.

Позитивный аспект раскрывается, в частности, в п. 1 ст. 22 Федерального закона «О статусе военнослужащих», согласно которому «судопроизводство по делам с участием военнослужащих, проходящих службу на территории Российской Федерации, осуществляется в соответствии с федеральными законами, а военнослужащих, проходящих военную службу за пределами территории Российской Федерации, кроме того, с учетом общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации»[*]. Здесь данное положение закона по своей правовой сути является отсылочной нормой, которая обязывает государственные органы, осуществляющие судопроизводство в отношении военнослужащих, проходящих военную службу за пределами России, применять соответствующие положения норм международного права, ставшие частью правовой системы России. Причем нельзя не обратить внимания, что законодатель в данном случае обязывает применять положения норм международного права независимо от того, существует коллизия с законом либо нет.

Негативный аспект вышеупомянутого словосочетания содержится, в частности, в п. 3 ст. 60 Федерального закона «Об охране окружающей среды», в соответствии с которым «ввоз в Российскую Федерацию, вывоз из Российской Федерации и транзитная перевозка через Российскую Федерацию, а также оборот редких и находящихся под угрозой исчезновения растений, животных и других организмов, их особо ценных видов, в том числе растений, животных и других организмов, подпадающих под действие международных договоров Российской Федерации, регулируется законодательством Российской Федерации с учетом общепризнанных принципов и норм международного права»[*]. Иными словами, с точки зрения законодателя, нормы международного права в регулируемой сфере общественных отношений действовать не должны. Можно предположить, что это является также одним из примеров необоснованного ограничения действия международного права в сфере внутригосударственных отношений.

Следует отметить, что закрепление отсылочных норм в законах РФ необходимо для того, чтобы показать специфику общественных отношений, регулируемых данным законом, а также особенности взаимодействия норм международного и внутригосударственного права в регулируемой сфере. Представляется нецелесообразным «слепое» воспроизведение в каждом законе РФ положений, предусмотренных в п. 4 ст. 15 Конституции РФ[*].

Проанализировав закрепление отсылочных норм в некоторых законодательных актах РФ, необходимо подчеркнуть, что указанные нормы должны реализовываться, в том числе толковаться, государственными органами РФ, включая суды РФ, в свете п. 4 ст. 15 Конституции РФ. Поэтому положения законов, которые необоснованно ограничивают действие в сфере внутригосударственных отношений положений норм международного права, вошедших в правовую систему страны, не должны осуществляться. В свою очередь, положения законов РФ, конкретизирующие и/или уточняющие п. 4 ст. 15 Конституции РФ, должны реализовываться государственными органами, включая суды РФ.

Важно отметить, что вышеупомянутые методы национально-правовой имплементации (внутригосударственное правотворчество и инкорпорационная отсылка) тесно связаны друг с другом. Причем, если метод внутригосударственного правотворчества может самостоятельно реализовываться, то метод инкорпорационной отсылки для своего осуществления требует наличия отсылочных норм, которые, в свою очередь, являются следствием общей правотворческой деятельности государства. Представляется, что в этом проявляется диалектическое единство метода, связанного с внутригосударственным правотворчеством, и метода инкорпорационной отсылки.

В заключение необходимо вновь подчеркнуть, что наличие в законодательстве отсылочных норм к международному праву является одним из необходимых условий для возможности реализации в сфере внутригосударственных отношений международно-правовых положений.

§ 3. ТОЛКОВАНИЕ ПРАВОВЫХ НОРМ КАК МЕТОД НАЦИОНАЛЬНО-ПРАВОВОЙ ИМПЛЕМЕНТАЦИИ

Как было отмечено выше, первый и второй методы обеспечения реализации норм международного права при помощи внутригосударственного права непосредственно связаны с нормотворческой деятельностью государств — в первом случае государством принимаются национально-правовые нормы, во втором — в рамках правовой системы государства возникают сложные (комплексные) нормы, формами существования которых являются одновременно как источники международного права, так и внутригосударственные нормативные акты либо иные источники национального права государства.

Представляется, что действующее законодательство, межгосударственная и внутригосударственная практика дает нам возможность говорить еще об одном необходимом методе обеспечения реализации положений норм международного права в сфере внутригосударственных отношений — речь идет о толковании норм национального права с учетом норм международного права, а также положений норм международного права, ставших частью правовой системы государства[*].

Нормотворческая деятельность государства, связанная с обеспечением реализации данным государством международно-правовых обязательств, не всегда способна отразить суть тех норм международного права, во исполнение которых или параллельно с которыми принимаются нормы национального права. Так, согласно ст. 359 УК РФ, предусматривающей ответственность за вербовку, обучение, финансирование или иное материальное обеспечение наемника, а равно его использование в вооруженном конфликте или военных действиях, под «наемником» понимается лицо, «действующее в целях получения материального вознаграждения и не являющееся гражданином государства, участвующего в вооруженном конфликте или военных действиях, не проживающее постоянно на его территории, а также не являющееся лицом, направленным для исполнения официальных обязанностей»[*]. В свою очередь, в силу ст. 47 Дополнительного протокола № 1 к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 года, касающегося защиты жертв международных вооруженных конфликтов от 8 июня 1977 года, под «наемником» понимается любое лицо, которое:

«а) специально завербовано на месте или за границей для того, чтобы сражаться в вооруженном конфликте;

b) фактически принимает участие в военных действиях;

с) принимает участие в военных действиях, руководствуясь, главным образом, желанием получить личную выгоду, и которому в действительности обещано стороной или по поручению стороны, находящейся в конфликте, материальное вознаграждение, существенно превышающее вознаграждение, обещанное или выплачиваемое комбатантам такого же ранга и функций, входящим в личный состав вооруженных сил данной стороны;

d) не является ни гражданином стороны, находящейся в конфликте, ни лицом, постоянно проживающим на территории, контролируемой стороной, находящейся в конфликте;

е) не входит в личный состав вооруженных сил стороны, находящейся в конфликте; и

f) не послано государством, которое не является стороной, находящейся в конфликте, для выполнения официальных обязанностей в качестве лица, входящего в состав его вооруженных сил»[*].

Простое сопоставление указанных выше понятий дает нам возможность прийти к выводу, что объем понятия «наемника» по УК РФ намного шире, чем объем данного понятия, предусматриваемый в источниках международного права. Так, в частности, Протокол подчеркивает, что наемник не должен входить в состав вооруженных сил стороны, находящейся в конфликте, в свою очередь УК РФ умалчивает о данном критерии. Во-вторых, УК РФ, в отличие от Протокола, не определяет, что размер материального вознаграждения, обещанного или выплачиваемого наемнику, должен существенно превышать вознаграждение, обещанное или выплачиваемое комбатантам такого же ранга и функций, входящим в личный состав вооруженных сил данной стороны. В-третьих, Протокол обращает внимание на то, что наемником не может быть лицо, если оно послано государством, которое не является стороной, находящейся в конфликте, для выполнения официальных обязанностей в качестве лица, входящего в состав его вооруженных сил. УК РФ говорит о любом лице, выполняющем официальные функции, независимо от того, кто наделил соответствующее лицо функциями, входит это лицо в состав вооруженных сил государства, которое послало это лицо для осуществления этих функций, является ли это государство стороной в вооруженном конфликте и т. д. В связи с этим в интересах лица, обвиняемого в «наемничестве», правоохранительные органы России должны истолковать понятие «наемника» не только в свете УК РФ, но и, прежде всего, в соответствии с духом и содержанием соответствующих источников международного права, ставших частью правовой системы РФ.

В связи с вышесказанным выделение метода толкования в качестве самостоятельного метода национально-правовой имплементации не только возможно, но и необходимо. Представляется, что данное обстоятельство явно свидетельствует о том, что процесс взаимодействия норм международного и внутригосударственного права необоснованно ограничивать исключительно нормотворческой деятельностью, как это делает, к примеру, С. В. Черниченко, обозначая вышеупомянутый процесс понятием «трансформации»[*]. Более того, выделяемые автором виды трансформации (инкорпорация, отсылка, легитимация) также свидетельствуют исключительно о нормотворческом аспекте взаимодействия международно- и национально-правовых норм. Другие авторы также ограничивают взаимодействие международного и национального права исключительно стадией правотворчества[*].

В принципе, если бы речь шла исключительно о толковании внутригосударственных национально-правовых норм, принятых в порядке реализации метода «внутригосударственного правотворчества», то толкование таких норм не следовало бы выделять в качестве самостоятельного метода национально-правовой имплементации. Но следует иметь в виду, что внутригосударственная правовая норма может появиться не в порядке реализации тех или иных международно-правовых обязательств. Нельзя не согласиться с В. Г. Буткевичем, выделяющим в качестве самостоятельного метода согласования внутригосударственных правовых актов с международно-правовыми предписаниями метод «параллельного правотворчества». Как подчеркивалось выше, суть данного метода заключатся в том, что «в законодательстве параллельно с международным правом удается выработать максимально совпадающие модели поведенияѕ Параллельное правотворчество не значит, что во внутригосударственном праве только одновременно с принятием государством международных обязательств или во исполнение этих обязательств издается внутригосударственный закон. Нет, большей частью во внутригосударственном праве не совпадают издание закона с заключением международного договора. Более того, национальный закон принимается не во исполнение международных обязательств, а самостоятельно, параллельно, исходя из потребностей государства»[*]. Более того, создание правовых норм с целью реализации норм международного права не всегда может способствовать достижению этой цели. Поэтому большое значение необходимо уделять именно процедуре толкования как правовых норм, принятых государством в порядке осуществления внутригосударственного правотворчества, так и комплексных норм, образованных в рамках правовой системы благодаря действию отсылочных норм к международному праву. Все вышеуказанное свидетельствует о необходимости выделения толкования в качестве самостоятельного метода национально-правовой имплементации, который, в свою очередь, тесно связан как с методом внутригосударственного правотворчества, так и методом инкорпорационной отсылки.

Известно, что в любой правовой системе важно не только создать правовую норму, но и обеспечить ее реализацию. А.Б. Венгеров отмечал, что «реализацию права можно определить как такое социальное поведение субъектов права, в котором воплощаются предписания правовых норм, как форму практической деятельности по осуществлению прав, выполнению обязанностей»[*]. Толкование является необходимой стадией любой формы реализации права: соблюдение, исполнение, использование и применение[*]. Важно отметить, что толкование имеет особое значение для применения правовых норм судебными и арбитражными органами, действующими как на международном, так и национальном уровнях.

В отличие от ранее рассмотренных нами методов национально-правовой имплементации, особенность данного метода заключается в том, что субъекты внутригосударственного права участвуют в реализации и, следовательно, в толковании уже созданных национально-правовых норм и/или образованных комплексных правовых норм, сформировавших правовую систему государства благодаря отсылочным нормам к международному праву.

В связи с этим представляется целесообразным рассмотреть в рамках настоящего исследования особенности толкования внутригосударственных норм с учетом положений норм международного права, а также особенности толкования комплексных норм, ставших частью правовой системы страны благодаря действию отсылочных норм к международному праву.

Толкование норм национального права с учетом положений норм международного права

Целью толкования любой правовой нормы является выяснение смысла и содержания соответствующих правовых норм, терминов, в которых нашла отражение соответствующая правовая норма. В свою очередь, правовая норма представляет собой идеальную модель общественного отношения.

С.С. Алексеев пишет, что «юридическая норма — исходная элементарная частица, «кирпичик» права данной страны в целом норма права представляет собой общее правило поведения она [норма] модель, эталон типизированного, притом — официального, публично обязательного решения жизненных ситуаций, определенного рода»[*]. «Норма права, — отмечал А.Б. Венгеров, — это общеобязательное правило, установленное или признанное государством, обеспеченное возможностью государственного принуждения, регулирующее общественные отношения»[*]. В учебнике под ред. М.Н. Марченко подчеркивается, что «норма как модель правоотношения в общем виде определяет возможное поведение одной стороны будущего отношения и юридическую обязательность каких-либо действий или воздержания от действий другой стороны этого отношения»[*].

Надлежащим образом истолковать правовую норму значит определить не только структуру конкретной нормы (гипотезу, диспозицию и санкцию), но и основные элементы регулируемого правом социального отношения, которые находят, в свою очередь, закрепление в структуре соответствующей правовой нормы.

Отечественная доктрина теории государства и права относит к основным элементам правоотношения — субъект, объект, субъективные права и обязанности, а также юридические факты[*].

Субъектом правоотношения является лицо, обладающее праводеликтоспособностью согласно действующему праву. Субъективное право и обязанность представляют собой меру возможного и должного поведения соответствующего субъекта права. Под «объектом правоотношения» понимаются «различные блага, которые стремятся получить управомоченные субъекты, это состояния, которых они стремятся достичь, это то поведение, которого они ждут от обязанных субъектов и т. д. Словом, теория права на современном этапе утверждает о многоаспектности объективного содержания правоотношений. Это и предметы материального мира, в том числе на объекты духовной жизни (например, личные неимущественные права, в том числе на объекты интеллектуальной собственности). Сюда же относятся и требуемое поведение субъектов, и результат этого поведения»[*]. Юридическими фактами являются такие факты (жизненные обстоятельства), с которыми право связывает возникновение, изменение или прекращение правоотношений.

В случае, когда положения норм международного права, ставшие обязательными для государства, содержат иное нормативное содержание понятий, терминов, чем предусматриваемое в источниках национального права, то субъект права, принимающий участие в реализации национально-правовых норм, не просто имеет право, а обязан обратиться к содержанию соответствующих норм международного права. Иными словами, при осуществлении толкования внутригосударственных правовых норм, раскрытии содержания тех или иных юридических терминов, понятий необходимо учитывать нормативное содержание аналогичных терминов и понятий, существующих в международно-правовых положениях, ставших обязательными для государства.

Так, например, в вышеприведенной ситуации, касающейся разночтений в определении понятия «наемник», предусматриваемого в УК РФ и нормах международного права, государство в лице своих органов обязано привлекать к уголовной ответственности субъекта, одновременно отвечающего критериям, закрепленным как в УК РФ, так и в источниках международного права, ставших обязательными для России. Более того, критерии, указанные в УК РФ применительно к понятию «наемник», должны истолковываться в свете критериев, определенных в нормах международного права. В дополнение к критериям, непосредственно предусмотренных в ст. 359 УК РФ, государство должно использовать для надлежащего определения субъекта (наемник) возникших отношений следующие критерии: лицо должно быть завербовано на месте или за границей для того, чтобы сражаться в вооруженном конфликте; лицо должно непосредственно принимать участие в вооруженном конфликте; размер материального вознаграждения должен существенно превышать вознаграждение, обещанное или выплачиваемое комбатантам такого же ранга и функций, входящим в личный состав вооруженных сил данной стороны, участвующей в вооруженном конфликте. Критерий, указанный в ст. 359 УК РФ и касающийся выполнения официальных обязанностей, должен быть истолкован таким образом, что лицо не будет считаться наемником, если оно (такое лицо) послано государством, не являющимся стороной в вооруженном конфликте, для выполнения официальных обязанностей в качестве лица, входящего в состав вооруженных сил такого государства. Под «вооруженным конфликтом (боевыми действиями)», упомянутым в ст. 359 УК РФ, должен пониматься вооруженный конфликт международного характера, то есть конфликт, возникший между государствами. Более того, по данной статье УК РФ не должны привлекаться лица, участвующие в вооруженном конфликте немеждународного характера, то есть конфликте, происходящем в пределах территории государства между его (государства) вооруженными силами и антиправительственными вооруженными силами или другими организованными вооруженными группами, находящимися под ответственным командованием. Поэтому в интересах лица, привлекаемого к уголовной ответственности за совершение преступления, предусмотренного в ст. 359 УК РФ, истолковать понятие «наемник» с учетом международно-правовых обязательств Российской Федерации.

Таким образом, осуществляя толкование и, следовательно, применяя норму внутригосударственного права с учетом норм международного права, правоприменительный орган способствует тому, чтобы государство реализовало надлежащим образом соответствующие нормы международного права.

Дж. Карье отмечает, что судебные инстанции Канады при толковании имлементационного законодательства (законодательства, принятого для имплементации норм международных договоров) с целью избежания коллизий непосредственно принимают во внимание положения, содержащиеся в международного договоре[*]. Так, в частности, при рассмотрении одного из дел Трибунал Канады по импорту при толковании статьи 42 Закона о специальных мерах по импорту 1985 года обратился к положениям, предусмотренным в Генеральном Соглашении по тарифам и торговле 1949 года[*]. Верховный Суд Канады по данному делу подчеркнул, что «при толковании законодательства, которое было принято с целью имплементации международных обязательств, как в рассматриваемом деле, для Трибунала разумно оценить внутригосударственное право в контексте соответствующего соглашения для устранения любой неясности. Действительно, если текст национального закона допускает вышеупомянутую неясность, то следует постараться осуществить такое толкование, которое бы соответствовало международным обязательствам»[*]. Причем некоторые судьи утверждали, что обращение к нормам международного права при толковании национального законодательства допустимо не только в случаях возникновения двусмысленности в отношении внутригосударственного нормативного акта, но и с целью обнаружения такой двусмысленности. То есть обращаться к международному праву необходимо с самого начала правоприменения соответствующего имплементационного законодательства[*]. Однако если законодатель, принимая имплементационное законодательство, четко и ясно исходит из позиции, что правила в таком законодательстве будут отличаться от правил, сформулированных в источниках международного права, иными словами, речь идет об «установлении» «умышленной» коллизии, то судебная система должна руководствоваться правилами, сформулированными в имплементационном законодательстве[*].

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: