Гиппократ и медицина двадцатого столетия

Перевод с английского А.Рыженко
Отредактировано Е. Новицким

Введение Большинство людей имеют весьма смутное представление о Гиппократе, зная лишь то, что он как-то был связан с практической медициной; их вполне устраивает тот факт, что врачи, прежде чем начать свою профессиональную карьеру, по идее, дают клятву Гиппократа. Но на самом деле, клятву Гиппократа дает весьма малое число врачей; некоторые медики приносят ее в измененном виде, в котором от оригинала осталось только название; а многие вообще не связывают себя обязательством следовать этическим нормам, конкретно и ясно выраженным в тексте клятвы. По-моему, в Северной Америке первоначальный вариант клятвы применяют только в одном учебном заведении. Недавно мне рассказали о студенте, который пожелал принять клятву Гиппократа в ее истинном виде, и декан, прежде чем позволить, отправил студента к психиатру! Многие ученые-биоэтики согласятся с деканом и скажут, что клятва Гиппократа неприменима в нашем обществе в виду причин, которые я поясню ниже. В своей работе я не намерен уделять внимание историчности Гиппократа, хотя даже его существование является спорным вопросом. Мои задачи скорее богословские и философские, а не исторические. Однако, мы можем быть вполне уверены в том, что Гиппократ поддерживал философию Пифагора, так как на то время лишь это мировоззрение серьезно относилось к идее святости жизни. Итак, в моей работе в центре внимания стоит сама клятва и ее применение. Как правило, ее текст звучит следующим образом: "Клянусь Аполлоном-врачом, Асклепием, Гигией и Панацеей и всеми богами и богинями, беря их в свидетели, исполнять честно, соответственно моим силам и моему разумению, следующую присягу и письменное обязательство: считать научившего меня врачебному искусству наравне с моими родителями, делиться с ним своими достатками и в случае надобности помогать ему в его нуждах; его потомство считать своими братьями, и это искусство, если захотят его изучить, преподавать им безвозмездно и без всякого договора; наставления, устные уроки и все остальное в учении сообщать своим сыновьям, сыновьям своего учителя и ученикам, связанным обязательством и клятвой по закону медицинскому, но никому другому. Я направляю режим больных к их выгоде сообразно с моими силами и моим разумением, воздерживаясь от причинения всякого вреда и несправедливости. Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не покажу пути для подобного замысла; точно так же я не вручу никакой женщине абортивного пессария. Чисто и непорочно буду я проводить свою жизнь и свое искусство. Я ни в коем случае не буду делать сечения у страдающих каменной болезнью, предоставив это людям, занимающимся этим делом. В какой бы дом я не вошел, я войду туда для пользы больного, будучи далек от всякого намеренного, неправедного и пагубного, особенно от любовных дел с женщинами и мужчинами, свободными и рабами. Что бы при лечении, а также и без лечения, я ни увидел или ни услышал касательно жизни людей из того, что не следует разглашать, я умолчу о том, считая подобные вещи тайной. Мне, нерушимо выполняющему клятву, да будет дано счастье в жизни и в искусстве и слава у всех людей на вечные времена; преступающему же и дающему ложную клятву да будет обратное этому".¹ Я собрал несколько вариантов клятв, которые дают современные медики, и между ними и их древним прототипом существуют весьма интересные различия. Ни один из текстов не содержит полностью все идеи, которые я считаю неотъемлемыми для оригинала, его сутью и духом. Форма сохраняется часто, но без содержания. Кьеркегор (Soren Kierkegaard), предвидя, что именно этим наш век и будет отличаться, написал: "Страстный и суматошный век все свергнет, все перевернет; но, являясь революционным веком, в то же время он вдумчиво и бесстрастно оставит все на своем месте, коварно лишив все его значения". Именно это и происходит с современными текстами клятвы Гиппократа. В частности, в них упрощается, если вообще присутствует, понятие трансцендентного; во-вторых, устраняется концепция святости; в-третьих, они излишне многокультурны; и, в-четвертых, им не достает идеи медицинской честности, как ее понимал Гиппократ. Трансцендентность Вводная фраза клятвы требует особого внимания. По своей форме клятва является заветом и дается именем Аполлона, Гигиеи, Панацеи и всех богов и богинь, - таковым было единственное трансцендентное бытие, известное Гиппократу и его последователям. Данная литературная форма не приемлема для христиан, однако им следует обратиться непосредственно к мотивам Гиппократа. Если современное мировоззрение истинно, и человеку не "положено однажды умереть, а потом - суд", то у врача нет причин быть последовательным в своих действиях. Разумным, с точки зрения дарвинизма, является стремление к собственной выгоде, когда каждый решает самостоятельно, что есть выгода. Прогрессивные приверженцы модернизма и постмодернизма игнорируют трансцендентный элемент клятвы Гиппократа как просто пережиток культурных суеверий, недопустимых в научный век; и они редко выступают, противостоят негативному влиянию утилитаризма, в частности - его разрушающему воздействию на понятие доверия. Циники, относящие себя к элите общества, выиграли битву за право занимать главенствующее место в медицинских учебных заведениях, где в настоящее время лидирующая модель преподавания медицины основывается как раз на культурном высокомерии цинизма. Эта модель предполагает, что биология, психология и социология дают адекватное описание всех категорий современной медицины. Такую био-психо-социальную модель я обычно характеризую: "взвешена на весах и найдена очень легкой". Уже тот факт, что девяносто или больше процентов студентов-медиков не поймут, что же я имею в виду, указывает на справедливость этого моего замечания. И Вы тоже, уважаемый читатель, не поймете меня, если не увидите связи между данной метафорой и пиром Валтасара. Современный студент-медик посчитает мое неприятие био-психо-социальной модели признаком моей неспособности, как старого человека мужского пола, справиться с реальным миром; к тому же, он считает себя достаточно умным и, поэтому, способным устранить мелкие недостатки этой модели без посторонней помощи. В этом его гордыня. Если бы они получили надлежащее образование, они б, по крайней мере, признали, что мои претензии к био-психо-социальной модели намного серьезнее, чем простое предположение, что ей недостает нескольких граммов. Валтасар осквернил священные сосуды иудеев, и невидимая рука написала на стене: "Мене, мене, текел, упарсин". Никто не мог понять написанное, пока не послали за Даниилом. Он объяснил всем значение слов: Валтасар и его царство были взвешены на весах и найдены очень легкими, и они обречены к утру стать историей. По моему мнению, био-психо-социальная модель в корне ошибочна, поскольку она строится на светских материалистических идеях и отрицает духовную сущность каждого из нас. В ней нет места значительным, оставляющим неизгладимое впечатление, событиям, свидетелями которых нам, врачам, позволено быть. Эта сторона медицины редко удостаивается комментариев со стороны биоэтиков. Недавно я услышал удивительный рассказ о таком случае из уст еврейки-агностика. Она была из тех врачей, кто везде носит с собой пейджер и поэтому всегда может быстро дать своим больным обезболивающее, когда это необходимо. Однажды утром ее позвали домой к пациенту, который был при смерти и страдал от боли и конвульсий. Смерть в больнице, какой бы нежелательной она не была, казалась неизбежной, но прежде чем родные дали свое согласие перевезти туда умирающего, они пригласили группу музыкантов из церкви, членом которой был больной, приехать и спеть пару песен у его постели. Люди приехали, и как только они начали петь, больной расслабился, и у него прекратились конвульсии. Когда поющие замолкали, ему становилось хуже. В итоге они пели 24 часа подряд, пока он не умер в спокойствии. Врач-агностик сказала своим коллегам: "Все это я вам рассказала, чтобы напомнить, что есть в мире вещи, которых мы не понимаем". Наша задача - свидетельствовать об этих вещах, призывать наших коллег хранить верность в действительности. Врачи обычно, в силу своей профессиональной подготовки, внимательно относятся к историям болезни. Такие истории должны входить в учебные программы медицинских колледжей и школ, в разделы, посвященные смерти и процессу умирания; однако это бывает редко. В программе нашего Университета есть задание, когда студентов просят встать и представить себя деревьями, теряющими осенью листья. Каким образом это упражнение может научить утешать и успокаивать, если соотнести его с историей о церковном хоре? Невозможно преувеличить значение упоминания богов в клятве Гиппократа. Оно помещает пациентов и врачей в мир иного, трансцендентного измерения. Практическое применение подобного, обусловленного культурой, понимания состоит в том, что у врача, который верит в существование трансцендентного бытия, особенно, если его верования предполагают существование моральной ответственности и высшего суда, имеются причины не нарушать нравственные законы, поскольку он, как это и подобает, боится Бога. Соломон видел в таком страхе начало мудрости, и кто мы, чтобы спорить с ним? Величайшие врачи истории чаще всего с ним соглашались. Общество врачей-христиан использовало для выражения целей своей организации прекрасный прозаический отрывок одного из врачей, Томаса Сайденхема (Thomas Sydenham): "Каждый человек, цель которого - отдавать себя на служение другим, должен серьезно относиться к следующим четырем моментам: во-первых, однажды он предстанет перед Высшим Судьей и даст отчет за все вверенные ему жизни; во-вторых, так как все его умения, знания и сила были даны ему Богом, то он должен использовать их во славу Его и на благо человечества, а не ради прибыли или собственных амбиций; в-третьих, что и прекрасно, и истинно, пусть он помнит о том, что он взял на себя заботу о существах незлых, чтобы он мог осознать ценность, величие человеческой расы, - Сам Единородный Сын Божий стал человеком, чем вознес человечество через Свою Божественною Сущность, и, более того, умер ради нашего спасения; в-четвертых, врач, существо тоже смертное, должен облегчать боль своих пациентов с осторожностью и добротой, поскольку ему самому когда-то также, может быть, придется страдать"(Томас Сайденхем (1642 - 1689)). В семнадцатом веке сила философской веры в трансцендентное еще хранила представление о высоких целях медицины. Почему сейчас это не так? Как бы мне хотелось, чтобы Бог послал нам нового Сайденхема, котоый направлял бы нашу профессию! Лучшее из всего, что предлагает био-психо-социальная модель, - это практичность; однако, она не дает гарантии, что во главу угла всегда будут ставиться интересы пациента, а не экономиста, администратора или врача. У тех, кто отрицает существование объективной истины и утверждает, что мы сами определяем для себя свои ценности, нет основания даже обсуждать коллегиальные законы, не говоря уже о том, чтобы им следовать. В основе медицинской этики, в отличие от биоэтики, лежат честные отношения между врачом и пациентом; они основаны на доверии, которое может нарушаться и - иногда нарушается, - и которое нельзя контролировать бюрократическими мерами. В конечном итоге, как это понимал Сайденхем, пациента защищает только послушание Богу и Его заповедям. В худшем случае, главный свидетель (то есть пациент) мертв, а документы в большинстве своем составлены и подписаны его врачом. Врачом, который, вероятно, до этого с этическими ограничениями столкнулся один-единственный раз, - от него потребовали соответственного внешнего отношения, чтобы он смог с отличием закончить современное медицинское учебное заведение. По мнению психологов образования, только внешнее отношение к делу и можно измерить оценкой. Поэтому, оценивая нынешнего студента-медика, речь ведут скорее о его внешнем отношении, а не о характере, хотя в итоге нам всем нужнее именно характер. Отношение, подобно ценностям, субъективно, и его невозможно предсказать. Клятва имеет смысл лишь при условии, что в основании истины, в которую верит человек, - Бог. Такая клятва обладает огромной силой. Внешне можно иметь вполне соответствующее отношение к делу и тогда, когда в душе настоящий хаос. Характер же, с другой стороны, проявляется в том, что человек обычно делает, даже когда его никто не видит. Клятва и кодекс К величайшим ужасам Второй мировой войны относится тот факт, что врачи одной из самых образованных стран Европы не только не протестовали против евгеники и расовых убийств, совершаемых нацистами, но и принимали в этом участие. Первые газовые камеры были созданы психиатрами для "дефективных" детей. В концентрационных лагерях, чтобы подтвердить миф, что заключенные попадают в газовую камеру только после "медицинского" осмотра, ответственными за этот отбор назначали медиков. Когда поезда прибывали в Дахау, ни кто иные, как врачи определяли, кто будет жить, а кто умрет. Нацисты просто расширили представление о сфере применения евгеники, которая к тому времени уже была включена в понятие медицинской профессии. Они были удивительно практичными людьми. Теперь, в наши дни, врачи опять принимают решение, кому жить, а кому умирать, при этом всячески поддерживая миф, что в любом случае они всегда получают согласие пациента, которого первоначально уведомляют о его истинном состоянии. Я упомяну здесь и основные достижения молекулярной биологии, которые способствуют не исцелению, а лишь обнаружению заболеваний еще до рождения, что приводит к основному последствию евгеники - аборту. После войны разразились горячие дебаты и споры, итогом которых стало провозглашение этического кодекса Всемирной ассоциации врачей: "Я торжественно клянусь посвятить мою жизнь служению человечеству; Я буду относиться к моим учителям с уважением и благодарностью, которых они заслуживают; Я буду честен в своей профессиональной деятельности, поступая всегда по совести; Прежде всего я буду заботиться о здоровье моего пациента; Я буду хранить вверенную мне информацию; Я буду блюсти всеми своими силами честь и благородные традиции моей профессии врача; Своих коллег я буду считать своими братьями; Я не допущу, чтобы религия, национальность, расовая принадлежность или социальное положение встало между мной и моим долгом по отношению к пациенту; Я буду с величайшим почтением относиться к пациенту и к человеческой жизни с момента зачатия; даже под угрозой я не использую мои медицинские знания на то, чтобы нарушить законы человечества; Я торжественно даю это обещание, по собственной воле и клянусь моей честью исполнять его". Переход от клятвы к кодексу свидетельствует о том, что сама проблема нацистского поведения не была решена. Кодекс является рационалистическим документом, взывающим только к человеческой воле, не вовлекая трансцендентное бытие. Совершаемые под прикрытием медицины убийства в Германии и, впоследствии, в России были убийствами рациональными. Вопрос в том, для кого именно они были рациональными? Клятва же Гиппократа включала в себя трансцендентность и ставила врача в договорные отношения с пациентом, то есть в отношения, охраняемые заветом. В нашей культуре такие отношения - отношения в рамках завета - известны на примере отношений Бога с детьми Израиля. Полнота идеи завета, в сравнении с недостаточностью современной концепции кодекса или контракта, удачно проиллюстрировал Пауль Рэмзи: "Справедливость, честность, праведность, верность, преданность, святость жизни, hesed, agape или любовь - вот некоторые из имен, данных нравственному характеру отношений и поступков, которые каждый человек, вступающий в завет с другим человеком, должен проявлять ко всем людям". При старом порядке врач брал на себя одностороннюю ответственность быть с пациентом на протяжении всей болезни или до смерти больного, и это обязательство воплотилось в жизни выдающихся медиков, хотя для себя они его никогда не формулировали с точностью Пауля Рэмзи. Подмена обращения к трансцендентному на кодекс или контракт современного образца равносильна замене Десяти Заповедей десятью рекомендациями. Доверие В результате появления клятвы Гиппократа, в обществе также возникла абсолютно новая концепция доверия между врачом и пациентом. Антропологи признают, что степень доверия для каждой культуры различна. В Канаде мы наблюдаем резкое уменьшение степени доверия, обусловленное двумя причинами. Во-первых, характер современного высшего образования, где преобладает редукционизм, отвергающий существование единой истины, постепенно становится этосом (характерным свойством) всего общества. Во-вторых, мы преображаемся из общности особого типа, в которой может царить доверие (подобно общинам менонитов, обитавших в начале нашего века в прериях, для которых воровство было большой редкостью), в безымянные, неопределенные и неустойчивые группы людей, которые, заселяя города и пригородные пустоши, лишь изредка общаются друг с другом, если вообще когда-нибудь видятся. Тот, у кого нет никакой духовной поддержки, воспринимает все эти пост-модернистские безликие пространства проживания как такое место, где воровство и неуважение к человеку - это самые обыкновенные вещи. Больницы, куда больные приходят сами, и широкая реклама медикаментов - вот в области медицины признаки того, что общество утратило свой нравственный характер. Клятва Гиппократа наполняла форму врачебного сообщества содержанием - неизменным характером и высокими этическими стандартами, которые вполне оправданно способствуют и охраняют отношения доверия между врачом и пациентом во всех, ведущих к здоровью пациента, терапевтических мерах, которые предпринимаются со стороны врачебного сообщества. Подобное сообщество процветает только там, где основополагающую историю, придающую всему смысл, человек узнает в детстве от своих родителей и других членов общества, разделяющих эти же взгляды. (Наиболее точные философские и теологические предпосылки данных идей разработал Стэнли Хауервоз (Stanley Hauerwas), а наиболее удачные иллюстрации предложил Веделл Берри (Wendell Berry). Наша история, в большей части сформировавшаяся под влиянием христианства, отличается от остальных. В Центральной Африке местные целители до сих пор практикуют "до-гиппократову" медицину, в которой проявляется их культура анимистического язычества. Целители действительно обладают большими способностями, но их боятся, их не любят, и ниже я объясню, почему. Святость жизни Основная причина, по которой в наше время клятву Гиппократа отказываются давать те, кто знаком с ее содержанием, заключается в том, что в ней провозглашается абсолютная святость жизни. Гиппократ не допускал и мысли об аборте или милосердном убийстве. Почему это так важно? Маргарет Мид (Margaret Mead), представитель либеральной антропологии, понимая, в чем тут дело, писала: "Наша культура - первая, в которой возникло полное разграничение между убийством и исцелением. В примитивном мире роль врача и роль колдуна преимущественным образом исполнял один и тот же человек. Один человек располагал властью убивать и властью исцелять, в частности, отменять свои направленные на убийство действия... Начиная с древних греков, разграничение стало очевидным. Люди профессии, покровителем которой был бог Асклепий, обязаны были посвятить себя служению человеческой жизни при любых обстоятельствах, независимо от ранга, возраста, пола или интеллекта человека - жизни раба, жизни императора, жизни неполноценного ребенка... Жизнь - это бесценный дар, который нельзя терять. Но общество имеет тенденцию превращать врачей в убийц - убить неполноценных детей сразу после рождения, поставить снотворное у постели больного с онкологическим заболеванием... Долг общества - оградить врачей от подобных требований". Нас лично все это не волнует до тех пор, пока мы не попадаем в чрезвычайную ситуацию и не решаемся стать пациентами. Тогда-то и имеет место некое, трудное для понимания, психологическое явление. Даже врачи, когда они превращаются в пациентов, осознают его. В состоянии болезни мы нуждаемся в ком-то, кому мы можем доверять и верить, что этот человек сделает все для нашего блага. Никакое количество документации, по которой клиент становится пациентом, не повлияет на действительное положение вещей, - для решения сложных вопросов больному человеку нужен кто-то другой. Вы еще можете считаться клиентом, когда выбираете, кто будет лечить Вашу грыжу, но Вы уже не клиент, если у Вас заражение крови (сепсис) или почечная недостаточность. Вот где Гиппократ изменил направленность медицины. Древние и современные (до- и пост-гиппократовские) врачи - как те, кто дали клятву Гиппократа, так и те, кто ее не давал, - соглашались и соглашаются совершить убийство ради выгоды - финансовой или идеологической. Как выразился Герольд Мэнли Хопкинс (Gerald Manley Hopkins), "смерть танцует в наших венах"; доктор Кеворкян - подтверждение тому для всех, кто имеет глаза, чтобы видеть. Поэтому, обращаясь к таким врачам, Вы должны прежде всего беспокоиться о том, не заплатили ли им за Вашу смерть больше, чем Вы заплатили за свою жизнь. Такие врачи могли дать клятву Гиппократа, но в ней они опустили напоминание о страхе, выработали новую концепцию доверия, и, в результате, стали "врачами выбора". К принятию высших этических норм Гиппократа медицину подтолкнуло отнюдь не врожденное благородство врачебного сообщества, а выбор пациента и желание получать прибыль. Единое понимание То, к чему пришел Гиппократ, - это хрупкий цветок долгих размышлений и мудрых озарений, никогда до этого не расцветавший в мировой истории. Экзотическим растениям, будь их красота физической или духовной, необходима определенная окружающая среда. Поэтому Гиппократ включил в свою клятву замечание, которое исключает не только многокультурность, но и синкретизм. Клятва была обязательной для всех, и ее должен быть дать даже тот, кто только готовился приступить к изучению практической медицины. Следовательно, клятва задавала этос, в рамках которого должно было происходить обучение. Важность этого отметил Михаил Поляны (Michael Polanyi): "Приверженцы великой традиции, в большинстве своем, пребывают в неведении относительно своих собственных изначальных принципов, которые глубоко уходят корнями в подсознательные основы Практики... если граждане верны конкретным трансцендентным обязательствам, особенно таким общим идеалам, как истина, справедливость, милосердие, которые вкраплены в традиции общества, и они поддерживаются и хранятся, то решение огромного числа проблем между гражданами может остаться - и обязательно остается - на совести отдельных людей. Однако когда общество, посредством своих членов, отказывается от верности трансцендентным идеалам, оно сможет продолжать свое дальнейшее существование, лишь подчиняясь единственному центру неограниченной светской власти". К настоящему времени мы смирились с тем, что такого всеобщего единства, о котором идет речь, больше уже нет, а мы сами не в состоянии понять, что же лежит в основании наших проблем. Следующий небольшой эпизод из жизни Сената США служит примером современных реалий. Марта Нуссбаум (Martha Nussbaum) - пользующийся международным признанием профессор философии, классической и сравнительной литературы. Во время заседания по вопросу внесения Поправки 2 в Положение о Верховном Суде штата Колорадо, организация гомосексуалистов попыталась выступить с заявлением о том, что люди не могут принять поправку, отменяющую законы, согласно которым "гомосексуалисты, лесбиянки и бисексуалы причисляются к социальным меньшинствам и имеют право требовать от государства защиты в случае их дискриминации". В своем заявлении им необходимо было доказать, что в дохристианский период гомосексуализм не считался постыдным. По мнению некоторых ученых, Сократ и Аристотель относили гомосексуализм к постыдным делам. Нуссбаум в своем письменном опровержении (которое не было сделано официально и поэтому не контролировалось законом о ложных показаниях) обвинила этих ученых в недостаточной образованности, но в качестве аргумента она неточно использовала цитату из своей собственной книги, идеи которой действительно совпадают с иным мнением других ученых. Нуссбаум, подобно многим ученым, проводит различие между своим поведением как гражданки, стремящейся добиться определенных целей в правовом отношении, и своим поведением как ученого, стремящегося к точности. В данном случае цель оправдала средства, в том числе и то, что было бы лжесвидетельством, если бы это заявление было сделано под присягой! В нашем мире следует быть готовым к столкновениям с оппозицией, у которой иерархия ценностей полностью отличается от той, что в истории обычно ассоциировалось с христианской культурой. Взаимоотношения врача и пациента В наш век нарциссизма, когда на первом месте всегда ставится независимость каждой человеческой личности, мы с удивлением узнаем, что в клятве Гиппократа не упоминаются права пациента. Вот, говорит новое поколение биоэтиков, хорошая причина забыть о Гиппократе. Но так ли это? Гиппократ жил в языческом этосе, где жизнь ничего не стоила, а пустые обещания давались налево и направо. Его время не удерживалось якорем двух тысячелетий христианского мышления. В те времена независимость пациента не имела смысла, потому что его взаимоотношения с врачом были неустойчивыми по сути. Вся власть была в руках врача. И безопасность пациента зависела от нравственности врача. Если врач давал клятву Гиппократа, он клялся не причинять вреда, осознавать ограниченность своих знаний и обращаться за необходимой помощью, он клялся не порочить свою профессию, используя свое положение для удовлетворения сексуальных потребностей, он клялся относиться ко всем людям одинаково. Безопасность пациента зависела от желания врача сделать все возможное, чтобы сохранить чистоту своей профессии, чтобы избежать даже малейшего принуждения совершить убийство или аборт. Интересно, что нет ни одного свидетельства тому, чтобы в европейской культуре не поощрялась верность клятве Гиппократа, вплоть до начала прошлого века, пока гордый рационализм опять не начал разъедать этот ценный элемент культуры. В результате, мы имеем колледжи, где руководство пытается осуществить неосуществимое, и в процессе погибают невинные существа. "Лучшим, - сказал Китс, - не достает уверенности, тогда как худшие исполнены страстной силы". Как он все-таки был прав! Заключение Сейчас многие авторы сравнивают наше время с временами древнего Рима, когда за отцеубийство преступника ожидало утопление в мешке. Макинтайер (MacIntyre) выразил это следующим образом: "Всегда опасно проводить слишком точные параллели между одним историческим периодом и другим; и среди самых обманчивых параллелей - сравнение нашей эпохи, современной истории Европы и Северной Америки, с периодом от упадка Римской империи до начала Средневековья. Хотя несколько определенных параллелей здесь все-таки можно провести. Важнейший переломный момент этого раннего периода истории произошел тогда, когда мужчины и женщины по собственной воле отказались поддерживать власть Римского императора, осознав, что существование цивилизованного и нравственного общества не зависит от сохранения этой власти. Задача, которую они перед собой поставили - сами порой того не понимая, - заключалась в создании новых форм общества, позволяющих так поддерживать нравственный образ жизни, чтобы принципы морали и этики не утратились в грядущих веках варварства и невежества. Если я прав в своей оценке нравственного состояния нашего с Вами общества, то нам следует признать, что сейчас мы тоже подошли к подобному переломному моменту. На данном этапе важно построить такие местные формы общества, которые позволили бы сохранить принципы цивилизованной, образованной и нравственной жизни и в наступающем новом темном веке. Поскольку понятия добродетели пережили ужасы прошлых темных веков, у нас есть основания надеяться на лучшее. Однако на этот раз варвары не притаились за границами наших владений, - они уже достаточно долго управляют нами. Мы же это не осознаем, чем усугубляем свое и так непростое положение. И нам нужно ожидать появления не нового Годо² , а нового - несомненно, совсем не похожего на Годо, - святого Бенедикта³". Если варвар - это тот, кто не знает и не чтит свою собственную культуру (историю), то все мы - варвары, и перед нами стоит вопрос: кто станет нашим святым Бенедиктом и даст нам правила, чтобы упорядочить нашу жизнь? Нам стоило бы приняться за поиски верных клятве Гиппократа врачей, которые никогда не совершат убийства, чтобы когда придут варвары и разрушат наши бастионы, мы могли присоединиться к ним, отступив туда, где медицина не дает погибнуть добродетели. Полагаю, что благодаря тому, кто мы есть, мы имеем полное право требовать и добиваться существования законного и постоянного сектора гиппократовской медицины в современном плюралистическом обществе. Единого понимания больше нет, следовательно, мы вправе в медицинской практике придерживаться гиппократовских принципов до тех пор, пока мы служим значительной части населения. Новая медицина еще в состоянии претендовать на обладание тоталитарной властью, но если мы не будем начеку, она может ее захватить. Даю гарантию, что ни в одном медицинском учебном заведении не предлагается курс Христианская этика, зато преподается оксюморон⁴ Светская этика, который следовало бы назвать курсом Светские манеры. ____________________ ¹ Гиппократ. Избранные книги. М., 1936. ² "Ожидание Годо" - пьеса Беккета, на протяжении которой два героя ожидают некоего Годо, который так и не появляется. "Ожидать Годо" означает ждать того, кто никогда не придет (примечание переводчика). ³ Св. Бенедикт Нурсийский (ок.480 - 543) - основатель Dominici schola serviti (Школа служения Господу), впоследствии - ордена Бенедиктинцев. ⁴ Оксюморон - словосочетание, включающее несовместимые понятия.

http://www.scienceandapologetics.org/text/83.htm

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: