ПРИВЕЛЕГИРОВАННЫЙ СЛУШАТЕЛЬ 3 глава

Я получаю много писем от групп под названием "Помощь жертвам рака" или что-нибудь в этом роде. Первое, что я им говорю – это переменить название группы, поскольку жертвы по определению не имеют необходимой воли, чтобы изменить свой образ жизни. В нашем обществе пациенты автоматически считаются жертвами. Несколько лет назад Герберт Хау, бывший больной раком и автор книги "Не будьте так любезны", появился в передачи "Здравствуй, Америка", чтобы рассказать, как его болезнь исчезла после того, как он прервал стандартное медицинское лечение и занялся упражнениями, чтобы дать выход своему раздражению. И хотя он был свободен от рака, его фамилия появилась на телевизионном экране с надписью "Жертва рака". Исключительные пациенты отказываются быть жертвами. Они воспитывают себя сами, становятся специалистами по собственному лечению. Они расспрашивают врача, потому что хотят понять свое лечение и участвовать в нем. Они сохраняют свое достоинств, свою личность и контроль над происходящим, при любом течении болезни.

Чтобы быть исключительным, требуется мужество. Я помню одну женщину, которая, когда ее направили в рентгеновское отделение, ответила: "Нет. Мне не объяснили, зачем это нужно". Когда служащие сказали ей: "Если вы не пойдете на рентген, вы можете к вечеру умереть", она ответила: "Тогда пусть я умру, но я не выйду из комнаты". Тут же явился некто, кто объяснил ей назначение снимка. Установку исключительного пациента изобразили Кетрин и Корнелиус Райян в книге "Частное сражение", где рассказывается о его сражении с раком простаты, завершившимся смертью от него в 1974 году. Там написано: "Он ушел, как усталый лев, а не как испуганный ягненок". В конце концов он ушел из-за усталости, страх не был решающим фактором.

Исключительные пациенты хотят знать все детали своих рентгеновских снимков. Они хотят знать, что означает каждое число в их лабораторных анализах. Врач, который использует эту интенсивную заботу о себе, а не отвергает ее, потому что он "слишком занят", решительно улучшает шансы своего пациента.

Врачи должны понять, что именно те пациенты, которых они считают трудными или не сотрудничающими, вероятнее всего выздоровеют. Психолог Леонард Дерогатис в своем исследовании о 35 женщинах с метастазами рака груди обнаружил, что те из них, кто прожил дольше, имели плохие отношения со своими врачами – по мнению врачей. Они задавали множество вопросов и свободно выражали свои эмоции. Точно так же, психолог Национального Института Рака Сандра Леви показала, что пациентки с серьезными формами рака груди, выражавшие высокий уровень депрессии, беспокойства и враждебности, прожили дольше, чем те, кто проявлял мало беспокойства. Леви и другие исследователи обнаружили также, что агрессивные, "плохие" пациенты имеют обычно больше убивающих Т-клеток – белых клеток, ищущих и уничтожающих раковые клетки – чем кроткие "хорошие" пациенты. По недавнему сообщению группа лондонских исследований под руководством Кейта Петингейла, среди пациентов с раком, которые реагировали на диагноз в "боевом духе", 75 процентов прожили не менее десяти лет, в то время как среди "стоических" пациентов, с чувствами беспомощности и безнадежности, проживших десять лет было 22 процента. Чтобы проверить, занимаете ли вы позицию исключительного пациента в данный момент, задайте себе следующий вопрос, перед тем, как читать дальше: Хотите ли вы прожить сто лет? Мы установили в ИРП, что способность быть исключительным пациентом в точности предсказывается немедленным, инстинктивным ответом "Да!", без всяких "если", "и" или "но". Большинство людей скажет: "Да, конечно, если только вы можете гарантировать мне здоровье". Но люди, которые становятся исключительными пациентами, знают, что жизнь не дает таких гарантий. Они охотно принимают все риски и угрозы. Пока они живы, они ощущают, что управляют своей судьбой, довольные тем, что получают некоторое счастье для себя и доставляют его другим. Психологи называют это внутренним центром контроля. Они не боятся будущего или внешних событий. Они знают, что счастье – это внутренне дело.

Когда я задаю этот вопрос и мне отвечают поднятием рук, то в средней аудитории неизменно получается один и тот же результат – от 15 до 20 процентов. В аудитории из врачей ответов "Да!" оказывается меньше – лишь около пяти процентов. Не столь безнадежны студенты медицинских факультетов. Их этому обучают. Трагедия заключается в том, что лишь немногие врачи имеют уверенность в себе, необходимую, чтобы пробуждать у других веру в будущее и заботиться о самих себе. Эти поставщики здоровья настолько привыкли видеть только болезнь и беспомощность, что у них редко бывает положительная установка. Когда я отправляюсь в холистическую группу здоровья или в деревенскую область, где живут люди, полагающиеся на себя, то поднимаются почти все руки. Это люди, которые смотрят в будущее с уверенность, зная, что уважение и любовь доступны в любом возрасте.

Я полагаю, что всех врачей следует обязать в виде части их подготовки посещать оздоровительные службы, куда являются люди с так называемыми неизлечимыми болезнями. Врачам при этом надо говорить, что им не разрешается ни выписывать лекарства, ни назначать операции этим людям, но они должны просто приходить и помогать им. Тогда врачи научатся, что они могут помогать прикосновением, просьбой или просто общением на эмоциональном уровне. Полезно также устраивать ежегодные вечера для переживших серьезную болезнь, чтобы врачи могли видеть и говорить со своими "успешными результатами", с людьми, которым они помогли.

Помогая друг другу.

Требования исключительных пациентов и обычных пациентов в точности аналогичны методам врачей древней Греции при лечении рабов и свободных людей, как их описывает Платон в книге IV своих "Законов":

"Заметили ли вы, что есть два класса пациентов… рабы и свободные? Врачи, лечащие рабов, ходят к ним и лечат их, или ожидают их в своих лечебницах. Практики этого рода никогда не говорят со своими пациентами отдельно и не позволяют им высказывать свои отдельные жалобы. Врач, лечащий рабов, предписывает то, что следует из простого опыта, как будто он все точно знает, и отдав приказание, наподобие тирана, он переходит с той же уверенностью к другому больному рабу.

… но другой врач, свободный человек, принимает и лечит свободных людей; он расспрашивает больного гораздо подробнее, присматриваясь к природе болезни; он вступает в разговоры с пациентами и его друзьями, сразу же собирая информацию от больного и давая ему указания, насколько это возможно; и он не дает ему предписаний, не убедив его.

… если один из этих эмпирических врачей, занимающийся медициной без знания, придет к благородному врачу и станет говорить с его благородным пациентом, пользуясь почти философским языком, начиная с начала болезни и рассуждая о природе тела в целом, тот разразится смехом. Он скажет о большинстве так называемых врачей с их разговорами: "Глупец, ты не лечишь больного человека, а читаешь ему лекции; но ведь он не хочет стать врачом, а хочет выздороветь".

Исключительные пациенты в самом деле хотят научиться и стать "врачами" своей собственной болезни. Одна из самых важных ролей, которые они требуют от своего врача – это роль учителя.

Когда я начал меняться, люди стали говорить мне вещи, каких я раньше не слышал. Я узнал, на что похожи многие врачи в своих кабинетах. Они кричат. Они заставляют пациентов ждать два часа, но отказывают им в пяти минутах обсуждения. Одна пациентка рассказала мне, как кричал на нее ее предыдущий врач, когда она усомнилась в выборе лечения: "В этой кухне будет только один повар". Один врач упрекал меня в том, что я давал книги его пациенту, больному раком библиотекарю. Он сказал: "Если вы хотите, чтобы я и дальше посылал вам пациентов, вам придется заранее все со мной обсуждать". Я сказал ему, что по моему мнению ум и тело пациента врачу не принадлежат. Один пациент рассказал, что, придя на прием к врачу он увидел на доске надпись: "Компромисс означает, что вы это сделаете по-моему". Я советовал бы вам, если вы увидите надпись такого рода, повернуться и уйти.

Сначала я гневался на других врачей. Мой собственный гнев усиливался еще оттого, что члены группы ИРП сдерживали свой гнев, решаясь высказывать его только в группе. В последствии я преодолел мой гнев, поняв, как много страданий врачи переносят в молчании. Я осознал, как можно извлечь пользу для пациентов из проблем, мучащих врачей. Немецкий поэт Райнер Мария Рильке писал однажды по поводу своих усилий ободрить одного молодого писателя:

"Не думайте, что человек, пытающийся вас теперь утешить, живет беззаботной жизнью среди простых и спокойных слов, которые вам нужны. Жизнь его полна трудностей и горечи, она намного тяжелее вашей. Иначе он никогда не мог бы найти эти слова".

Когда я начал пытаться учить моих пациентов в первой группе ИРП, я был поражен результатами. Люди, состояние которых было стабильным или ухудшалось в течение долгого времени, вдруг стали чувствовать себя лучше у меня на глазах. Вначале это вызвало у меня сильное ощущение неудобства. Я почувствовал, что это улучшение происходит по незаконным причинам. Оно не имело никакого очевидного отношения к лекарствам, облучению или другим традиционным видам лечения. Я почувствовал себя шарлатаном или мошенником и начал всерьез думать о роспуске группы.

Тут мои пациенты начали мне объяснять мне, что происходит. Они сказали мне: "Мы чувствуем себя лучше, потому что вы дали нам надежду и контроль над нашей жизнью. Вы этого не понимаете, потому что вы врач. Сядьте и будьте пациентом" . Я так и сделал, и они стали моими учителями.

Тогда мы и приняли в качестве девиза изречение из книги Саймонтонов: "Перед лицом неопределенности нет ничего плохого в надежде". Некоторые врачи советовали пациентам держаться подальше от меня, чтобы не питать "ложных надежд". Но я говорю вам, что когда вы имеете дело с болезнью, в уме пациента такой вещи как ложная надежда нет. Надежда – не статистическое понятие. Она физиологична! Концепции ложной надежды и отстраненной заботы должны быть вычеркнуты из медицинского словаря. Они вредны для врача и пациента.

Когда я работаю со студентами-медиками или с другими врачами, я прошу их определить, что такое "ложная надежда". Они всегда мычат нечто неопределенное и ничего не могут сказать. Я объяснил им, что для большинства врачей выражение "не давать ложной надежды" попросту означает говорить пациенту, что он должен вести себя согласно статистике. Если девять из десяти больных некоторой болезнью, как предполагается, должны умереть, то не возбуждать у них "ложных надежд" значит говорить им, что все десять вероятно умрут. Вместо этого я говорю каждому, что он может быть одним из выживших, потому что в уме пациента любая надежда реальна.

Шломо Брезниц, психолог Еврейского Университета в Иерусалиме, доказал недавно, что положительные и отрицательные экспектации производят противоположные действия на уровень кортизола и пролактина в крови: это гормоны, играющие важную роль в активировании иммунной системы. Брезниц заставил несколько групп израильских солдат проделать изнурительный марш 40 километров, дав им при этом различную информацию. Некоторым группам он сказал, что им придется пройти 60 километров, но остановил их на сорока, а другим сказал, что они должны пройти 30 километров, но потом заставил их пройти еще 10. Некоторым группам разрешалось смотреть на указатели расстояния, другие же не имели сведений, сколько они прошли и сколько надо пройти до конца. Как обнаружил Брезниц, те, у кого была точная информация, лучше выдерживали марш, но уровень стрессовых гормонов всегда отражал оценкисолдат, а не настоящее расстояние.

Если даже не оправдается ваша наибольшая надежда – полное выздоровление – то сама по себе надежда может поддержать вас тем временем и помочь вам многого добиться. Отказ от надежды – это не что иное как решение умереть. Как я знаю, некоторые люди живы сегодня потому, что я дал им надежду, сказав им, что они не должны умереть.

Когда я начал учиться у моих исключительных пациентов, я начал резко изменять свою медицинскую практику. В конце концов я смог с чистой совестью принять решение остаться врачом, но при этом установить прямые, долговременные отношения с пациентами; я расширил свою роль, приняв на себя, кроме функции простого механика, обязанности проповедника, учителя и целителя. Я воспринял пациентов как индивидов, имеющих право мнения и выбора. Мы составили коллектив.

За год до того, как я организовал ИРП, я обрил себе голову. Многие связывали это с эмпатией по отношению к больным, потерявшим волосы при химиотерапии, но дело было совсем не в этом. Как я понял позже, это было символом раскрытия, попыткой обнажить мои собственные эмоции, духовность и любовь. И в самом деле, одна из сестер напомнила мне, что обритие головы – стандартная подготовка к операции на мозге.

Это нередко вызывало неожиданные реакции. Многие стали говорить со мной иначе, как будто я был калекой. Они охотно делились со мной своим страданием. Некоторые врачи порицали меня за то, что я был на них непохож – и это было еще одним мотивом сохранить мой новый вид.

Мотивы, по которым я обрил голову, стали мне яснее на семинаре Элизабет Кюблер-Росс. Один из ее приемов состоял в том, что участников просили сделать рисунки, изображающие разные аспекты их жизни. Я нарисовал гору со снежной вершиной, изобразив снег белым карандашом на белой бумаге. Снизу этой горы был пруд с рыбой, выглядывающей из воды. Ключ к этому был в том, что нечто скрывается (белое на белом), так что духовный символ (рыба) был неуместен. Я осознал, что хотел раскрыть не мой череп, а мою любовь и духовность. В ту ночь у меня был удивительный сон, в котором я увидел себя с головой, покрытой волосами. После семинара я сказал моим домашним, что знаю, почему я обрил себе голову, и могу теперь снова отрастить волосы, но наша дочь Кэролайн сказала: "Нет. Так легче найти тебя в кино". Так принимаются великие решения. Моя голова осталась лысой, хотя Кэролайн иногда садится по ошибке рядом с другим лысым мужчиной. С этого времени я веду счет моей подлинной карьере целителя, потому что лишь после этого я постиг настоящий смысл работы. Смысл этот состоит в том, чтобы учить пациентов жить – учить не с высоты пьедестала, а с сознанием, что мы учим тому, чему сами хотим научиться. Врач должен учить, и в то же время сам учиться у своих пациентов. Мое стремление учить было спасением для меня самого , и как я полагаю, я извлек наибольшую пользу из ИРП.

По выражению Бобби, я стал "привилегированным слушателем". Я начал выслушивать всевозможные вещи, которые мои пациенты считали слишком эмоциональными или слишком фантастическими, чтобы рассказать их другим врачам. Они говорили мне о своих сновидениях, предчувствиях и самодиагнозах, о необычных вещах, которые им хотелось бы прибавить к своей терапии, о так называемых совпадениях, придающих значение как будто незначительным событиям, о своих чувствах любви, страха или гнева, о моментах, когда им хотелось умереть.

Например, несколько лет назад женщина по имени Мэри обратилась ко мне после консультации с одним из моих хирургов-помощников. Она спросила: "Это вы тот, кто представляет себе образы и все такое?" Когда я ответил ей, что это я, она сказала: "Хорошо. Я вам кое-что хочу сказать. Кто-то все время ходит со мной. Он носит белую одежду с красным поясом, и у него плохие зубы. Он всегда в одной комнате со мной". Я спросил ее: "Как же его зовут? И что он хочет сказать?" Она сказала: "Я не смею заговорить с ним".

Мэри боялась рассказать о своем спутнике членам своей семьи и своему врачу, опасаясь, что ее сочтут помешанной, но поскольку она считала меня тоже чудаком, она решилась мне об этом рассказать. Такая открытость представляет для врача огромное преимущество. В самом деле, как мы можем рассчитывать помочь людям, которые не могут рассказать нам все, что их беспокоит? Какое облегчение испытала эта женщина, когда ее гость оказался чем-то вроде спонтанной версии моего собственного проводника Джорджа!

Вскоре после основания ИРП некоторые члены группы стали говорить мне, что другие врачи считают мое поведение безумным. Но к тому времени я был слишком счастлив, видя, что состояние членов группы улучшается, чтобы обратить на это внимание. Я сказал им: "Пока вы себя чувствуете хорошо, мне незачем беспокоиться о моей репутации".

Одна из причин, по которым другие врачи недоверчиво относились к моим методам, была в том, что они не стали привилегированными слушателями. Иногда они пытаются проверить мою работу, спрашивая пациента: "Что с вами происходит?" пациент отвечает: "Ничего". Они спрашивают дальше: "Как вы себя чувствуете?" и пациент отвечает: "Хорошо". Тогда они спрашивают себя, чем я занимаюсь.

Поскольку многие пациенты рассказали мне свои потаенные мысли, я могу теперь сказать другим: "Я знаю, чтó не ладится в вашей жизни". Часто я могу точно указать, в чем состоят эмоциональные расстройства пациентов, основываясь на симптомах и локализации их болезни. Тогда они изливают свои подлинные чувства. Одна женщина, терапевт школы Юнга, недавно сказала мне, после того как я срочно удалил у нее несколько футов омертвевших кишок: "Я рада, что вы мой хирург. Я недавно подверглась психоанализу. Я не могла справиться со всем дерьмом, которое выходило наружу, и переварить всю дрянь в моей жизни". Другой врач не связал бы ее ощущения с тем фактом, что болезнь была сосредоточена в ее кишечнике, но это совпадение не было случайно. Недавно одна женщина сказала мне после мастектомии[7], что ей нужно было удалить что-то из ее груди.

Мой первый опыт с ИРП чрезвычайно меня взволновал. Я полагал, что научился совершенно новым вещам, которые должны сразу же революционизировать медицинскую практику, но медицинские журналы отвергли мои статьи. Редакторы говорили, что сюжет представлял интерес, но советовали мне послать все это в психологические журналы. Но психологи не нуждались в этой информации. Они уже признали роль психики в заболевании. Примерно в то же время я наткнулся на статью Уоллеса Ч. Эллербрука, бывшего хирурга, а теперь психиатра. Его главным предметом была роль психики в раке, но в течение семи лет он не мог опубликовать эту статью. Он изменил сюжет на угри, и статья была опубликована в крупном журнале.

Затем я попытался изложить мой опыт на медицинских конференциях. Реакцией был высокомерный скептицизм, или даже прямое презрение. Каждая дискуссия превращалась в обмен остротами, в игру "моя статистика против вашей". Почти никто не хотел признать: "Что ж, может быть здесь кое-что есть. Я этим займусь". В результате, хотя теперь имеется множество научных данных в пользу психотерапевтического лечения рака и других болезней, статистика – как я убедился – редко влияет на укоренившиеся взгляды. Числами можно манипулировать таким образом, что извращение кажется логичным. Не полагаясь на статистику, я сосредоточиваю теперь внимание на индивидуальных переживаниях. Чтобы изменить психическое состояние, часто нужно обращаться к сердцу… и слушать. Убеждения – это дело веры, а не логики.

Теперь я начинаю получать поддержку, и взгляды начинают меняться. В Йельском университете и в других местах проводятся исследования. По мере того, как меняется медицинская политика, появляются средства на исследования и ставятся новые вопросы.

Глава 2

Медицина – не только наука, но также

искусство, позволяющее нашей личности

взаимодействовать с личностью

пациента.

Альберт Швейцер

ЛЕЧЕБНОЕ СООБЩЕСТВО

Мистер Райт, клиент психолога Бруно Клопфера в 1957 году, страдал далеко зашедшей лимфосаркомой. Все известные виды лечения перестали действовать. Опухоли размером с апельсин усеяли его шею, подмышечные впадины, пах, грудь и живот. Его селезенка и печень были чрезвычайно увеличены. Его грудной лимфопровод распух и замкнулся, и каждый день можно было выжать из его груди от одного до двух литров молочной жидкости. Ему приходилось дышать кислородом, и его единственным лекарством было болеутоляющее средство, чтобы помочь ему все это перенести.

Несмотря на свое состояние, мистер Райт все еще надеялся. Он слышал о новом лекарстве под названием кребиоцен, которое испытывалось в клинике, где он находился. Он не подходил к этой программе, потому что экспериментаторы нуждались в субъектах, которым по статистике оставалось жить не меньше трех месяцев, а лучше шесть месяцев. Но Райт так сильно просил, что Клопфер решил сделать ему одну инъекцию в пятницу, полагая, что он умрет к понедельнику, и тогда кребиоцен можно будет дать кому-нибудь другому. Клопфер был поражен:

"Я оставил его в лихорадочном состоянии, задыхающимся, прикованным к постели. А теперь оказалось, что он разгуливал по палате, весело разговаривает с сестрами и сообщая свою радостную новость всем, кто только хотел его слушать. Я сразу же пошел взглянуть на других… Никаких изменений, или изменения к худшему. Только у мистера Райта было блестящее улучшение. Массы опухолей рассасывались, как снег на горячей печке, и в несколько дней они уменьшились вдвое! Конечно, это была гораздо более быстрая регрессия, чем наблюдается в большинстве случаев, чувствительных к облучению опухолей при ежедневной тяжелой рентгенотерапии. А мы уже знали, что его опухоли больше не реагировали на облучение. И при этом он не получал никакого другого лечения, кроме этого единственного бесполезного средства.

Это явление нуждалось в объяснении, но дело было не только в этом, надо было раскрыть свой ум, чтобы учиться, а не просто искать объяснения. И вот, инъекции проводились трижды в неделю, по плану, к большой радости пациента… Через десять дней этот "обреченный на смерть" мог быть выписан, поскольку за это время исчезли практически все признаки его болезни. Как это ни кажется невероятным, этот "терминальный" пациент, едва дышавший с кислородной маской, теперь не только нормально дышал, но был вполне активен, он поднялся на своем собственном самолете и беспрепятственно летал на высоте в 12000 футов без всякого неудобства.

… Через два месяца начали поступать противоречивые новости, поскольку во всех клиниках, проводивших испытания, не было результатов… Это весьма обеспокоило мистера Райта… Он был… человек с логичным и научным мышлением, и он стал терять веру в свою последнюю надежду… Через два месяца практически превосходного здоровья он снова впал в первоначальное состояние, став очень мрачным и несчастным".

Но Клопфер усмотрел здесь возможность исследовать, что в самом деле происходило – как он выразился, каким образом шарлатаны получают свои документально доказанные результаты. (Вспомним, что всякое лечение научно). Он сказал Райту, что кребиоцен в самом деле столь же обещающее средство, как предполагалось, но что первые партии его быстро портились в бутылках. Он сказал, что завтра поступит партия нового, сверхочищенного лекарства двойной силы.

"Эта новость сильно подействовала на него, мистер Райт, как он ни был болен, снова обрел свой прежний оптимизм и готов был начать все с начала. Произошла задержка в несколько дней, пока не прибыла "новая партия" и его предчувствие спасения достигло крайнего напряжения. Когда я сказал ему, что начнется новая серия инъекций, он был почти в экстазе, и вера его была сильна.

С большой помпой, напустив на себя важный вид… я сделал ему первую инъекцию нового, вдвое более сильного препарата – состоявшего из чистой воды. Результат эксперимента показался нам в то время почти невероятным, хотя мы, вероятно, смутно подозревали возможный результат, раз мы вообще проделали этот опыт.

Выздоровление из этого второго, почти терминального состояния, было еще более драматичным, чем в первый раз. Опухолевые массы рассасывались, истечение жидкости из груди прекращалось, он стал амбулаторным больным и даже снова принялся летать. В это время он был образцом здоровья. Инъекции воды продолжались, поскольку они совершали эти чудеса. В течение двух месяцем он был свободен от симптомов. Затем в Журнале Медицинской Ассоциации появилось заключение: "Тесты, проведенные в большом числе учреждений, доказали бесполезность кребиоцена в лечении рака."

Через несколько дней после этого сообщения мистер Райт снова поступил в госпиталь в безнадежном состоянии; его вера исчезла, он потерял последнюю надежду и скончался через два дня".

Один из лучших способов добиться, чтобы нечто произошло, состоит в том, чтобы это предсказать. Эффект плацебо[8] около двадцати лет с пренебрежением отвергался медицинским миром, но в действительности от четверти до трети пациентов испытывают улучшения, если они попросту верят, что получают эффективное лекарство, даже если пилюли не имеют никакой действующей составляющей, и теперь этот факт признается большинством врачей.

Доктор Говард Броди из университета штата Мичиган утверждает, что положительная реакция на плацебо происходит при оптимальном сочетании трех факторов: переживание болезни пациентом меняется в положительном смысле; пациента поддерживает забота окружающей его группы; и пациент ощущает, что его контроль над болезнью усиливается. Почти все виды так называемой примитивной медицины используют фактор плацебо с применением ритуалов, поддерживающих уверенность в его целебной силе, которая может приписываться внешней божественной помощи или внутренней энергии. Вера в исцеление зависит от убеждения пациента в существовании высшей силы и в способности целителя ее доставить. Иногда действует простая подделка священной реликвии. Для верующего бутылка с надписью "Священная вода Лурда" целебна даже в том случае, если она содержит лишь воду из крана. Последователи Христианской Науки иногда исцеляют друг друга, потому что их научили искать душевного мира, отдаваясь высшей власти. Поэтому столь важно, чтобы врач имел хорошую репутацию в качестве "механика" и способен был внушать доверие. Надежда и доверие пациента доставляют "разрешение" противодействовать стрессу, что часто является ключом к выздоровлению.

К несчастью, душевный мир часто не приходит до приближения смерти. А для здоровья нужно именно это. Я видел многих пациентов, близких к смерти, и все еще беспокоящихся о счетах на электричество и о детях, которые возвращаются слишком поздно. Когда я говорю им: "Забудьте все это и радуйтесь этому дню – это, может быть, последний день вашей жизни", то на следующее утро я нахожу, что они чувствуют себя лучше и с аппетитом едят свой завтрак. Когда я спрашиваю, что произошло, они говорят: "Я последовал вашему совету".

Надежды через доверие.

"Примитивная" медицина в действительности намного изощреннее нашей в использовании психики, возможно, потому, что у нее меньше лекарств, действующих без помощи эффекта плацебо. Роберт Мюллер, помощник генерального секретаря Организации Объединенных Наций и автор книги "Прежде всего они научили меня счастью", написал об одном африканском делегате, которому нью-йоркский доктор сказал, что у него рак и что он умрет в течение года. Этот делегат сказал Мюллеру и другим своим друзьям, что он едет домой, чтобы там умереть и попросит родственников сообщить о его смерти, чтобы друзья могли присутствовать на похоронах. Прошло восемнадцать месяцев. Не получив от него ни слова, Мюллер, предполагая, что делегат умер, позвонил в его родную деревню, чтобы узнать подробности. Он был приятно удивлен, когда услышал голос его самого, звучавший вполне благополучно.

Вскоре после возвращения домой, как объяснил делегат, к нему пришел местный знахарь и сказал: "Ты выглядишь подавленным". Узнав, в чем дело, он сказал больному придти к нему в хижину на следующий день.

Знахарь начал свою терапию с простого символического жеста. Он налил из большого котла чашечку воды и сказал: "Эта чашка – та часть твоего мозга, которой ты пользуешься. Я научу тебя пользоваться остальным". Теперь этот человек жив и здоров.

Я не предлагаю расстаться с западной технологической медициной, заменив ее какой-нибудь более ранней, но я настаиваю, чтобы мы открылись дару исцеления, который находится внутри нас. Психологи снова и снова напоминают нам, что мы используем лишь около десяти процентов емкости нашего мозга. Попробуем же, как учил этот знахарь, использовать остальные девяносто процентов. Наука нас учит видеть, чтобы верить, но мы должны верить, чтобы видеть. мы должны быть восприимчивы к возможностям, еще не освоенным наукой, чтобы их не упустить. Нелепо не использовать действенные способы лечения, потому что мы еще не понимаем, как они действуют.

Открытость свойственна всем врачам, подлинно желающих помочь своим пациентам. Много лет назад доктор Вильям. С. Седлер, один из главных представителей лекарственной медицины в начале столетия, изучал "психические способы лечения", как их называли в то время. Во введении к серии статей в Женском Домашнем Журнале он писал в августе 1911 года:

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: