Сделай Сам Свою Работу на 5

ОБЛАСТЬ РЕЧНЫХ ЦИВИЛИЗАЦИЙ 7 глава





дождей, то реки и каналы пересыхают, и голодная смерть встает перед миллионами

людей страшным призраком. Голодовки в Индии являются постоянной угрозой не

только для населения Синда и Пенджаба, но и для населения всего бассейна реки

Ганг и восточных берегов Индостана. Вся эта местность периодически лишалась

бы всего населения, умиравшего от голода, если бы здесь нельзя было устраивать

каналов и искусственного орошения. При помощи этих каналов только и возможно

здесь земледелие... Но достаточно какой-либо реке, питающей эти каналы,

высохнуть или изменить свое русло, и вся окружающая местность становится

пустыней»xx.

Постоянную необходимость возмещать недостаток воды искусственным

образом, слишком сложным для того, чтобы выполняться отдельными семьями или

коммунами, дополняет еще один элемент, уже отмеченный нами, когда мы

говорили о Пиле и о реках Месопотамии. Я говорю об изменении русла рек.

«Зачастую достаточно скопления мелких камней или упавшего ствола дерева,

чтобы река изменила свое течение, направилась по другому руслу, иногда даже

переместилась в другой бассейн...»xxi.



Брахманы, составители законов Ману, делили страну Арьяварта, т.е. всю

область между Гималайскими горами и горами Винди, на две части: Мадья-деса

(центральную часть) и Удичья-деса (северную часть), заключавшую в себе

волнообразную равнину от ущелий Инда вплоть до истоков Ганга и Чогра. К югу

от Мадья-деса лежала область Даккина-деса (Декан), куда арийское влияние

проникло только спустя долгое время после возникновения индийской

цивилизации.

Мадья-деса в свою очередь заключала в себе две друг от друга отличающиеся

географические области: западную и восточную. Западная часть простиралась

вдоль Инда и Сатледжа и называлась Раджпутана (теперь Нижний Пенджаб). По

свидетельству древних санскритских памятников, эта область орошалась в

древности семью реками. Пять из этих семи рек мы легко можем назвать — это

были Инд, Сатледж и их притоки Джелам, Чинаб и Рави; шестая река санскритских

сказаний была, без сомнения, знаменитая река Сарасвати (современный Гхаггар),

которая, для того чтобы стать притоком Ганга, теперь течет по направлению на



запад-юго-запад. Седьмую из этих ведических рек — Дришад-вати — нельзя

отождествить ни с одной из ныне существующих рек; возможно, что эта река

бесследно исчезла; некоторые ученые считают за ее русло одну высохшую долину,

параллельную с рекою Гхаггар. Восточная область Мадья-деса — бассейны рек

Джамны и Ганга — состоит также из наносной почвы со слаб уклоном к морю; ее

реки текут почти в том же направлении, как и в западной половине; бассейн

Джамны и Ганга представляет обширную равнину, слегка волнистую. Между

бассейном Инда и Ганга водораздел не превышает 250 метров.

Ареной культурной истории Индии в продолжение всей ведийской эпохи

была западная половина Мадья-деса. Поэты, составители гимнов Ригведы, говорят

только об одной реке — Синд (Инд); только в одном из гимнов упоминается о

Ганге. Наоборот, в брахманическую эпоху цивилизация расцветает на берегах

Ганга, а вся западная часть страны превращается в дикую область. В эпоху

расцвета цивилизации на берегах Ганга в Индии окрепла кастовая организация.

Несмотря на крайне скудные памятники, оставленные первобытной

индийской цивилизацией, несмотря на очевидное искажение памятников древней

письменности позднейшими поколениями брахманов, все же мы имели

возможность проследить распространение индийской цивилизации с верховьев

Инда к устью, в ту страну, где Инд, пробившись через пески пустыни, теряется в

огромной лагуне. По мере того как древние арийцы, основатели индийской

цивилизации, удалялись из счастливой Верхней страны, в их душах ослаблялось



доверие к своим силам. Радостное настроение, порожденное свободной жизнью

под благодетельным небом, среди богатых пастбищ и плодородных полей,

заменялось чувством страха перед засухами и боязнью недостатка воды. Глава рода

или семейства, повинуясь собственным порывам вдохновения, еще, правда,

призывает богов — распределителей благ, но религиозный культ все более и более

отклоняется от божеств Агни и Сомы, мирных покровителей домашнего очага; на

сцену выдвигаются новые божества — бог атмосферы Индра и повелитель ветров

Рудра, который громовым голосом гоняет по небу облака, этих «небесных коров»,

и заставляет их орошать поля арийцев. В общественной жизни начинают играть

заметную роль жрецы как обособленная жреческая каста.

Арийское общество, правда, искони разделялось на пять классов (Pantcha

manoucha) — слуги, господа, воины, посвященные и князья. Но в эпоху

составления Ригведы ни один из этих классов не господствовал над другими, не

эксплуатировал и не подавлял других. Один из гимнов Ригведы говорит, что «в

сражении Агни очень часто помогает и незнатному арийцу».

По мере того как менялись географические условия, в которых жили

первобытные арийцы, дифференциация общества, проявляющаяся в выделении

обособленных социальных классов, осуществлялась все резче и резче, и задолго

еще до конца ведийской эпохи мы видим на сцене общественной жизни новый

класс господ, и притом образовавшийся не из прежних сельских выборных

старшин виспати, но из лиц, наиболее наглых и сильных, сумевших поставить

свою волю выше коллективной воли общины. В обширной области Арьяварты

государственное устройство с царями-деспотами во главе на несколько веков

предшествовало возникновению кастового строя и брахманизма. Следующие

строки из «Махабхараты» служат ярким доказательством, что представление о

неограниченной царской власти у древних арийцев нисколько не разнилось от

такового же представления у древних жителей Египта и Месопотамии. Вот эти

строки: «От царя зависит установление обязанностей... от царя зависит

установление церемоний и жертвоприношений, от которых в свою очередь

находятся в зависимости божества, а боги властвуют над дождями, которые

орошают травы и все злаки, все благосостояние человека зависит от царя». Быть

может, ни в одной стране психологическое обоснование деспотизма не выступало с

большей ясностью, как в Индии. Замечательно, что, когда царская власть здесь

ослабела и оказалась побежденной властью жрецов, представление о ней в умах

народа осталось почти такое же, как и прежде. Законы Ману, служащие полным

отражением брахманической системы, говорят, что царь создается из частиц

разных богов; он не только превосходит своим блеском всех смертных существ, но

сам по себе представляет великое божество, скрывающееся только человеческим

образом.

Инд иногда сравнивают с Нилом, так как и он орошает своими водами

пустыню и оплодотворяет прилегающую к нему местность. Не без некоторого

основания можно назвать и весь Пенджаб Египтом в миниатюре, окруженным

четырьмя или пятью маленькими Месопотамиями. Раздробление его территории на

разные физико-географические области препятствовало образованию в его

границах единого политического целого и, наоборот, благоприятствовало созданию

нескольких областных деспотий, управлявшихся отдельными деспотами, которые

строили дороги, проводили каналы и т.п. Надо полагать, что в минуту общих

бедствий эти отдельные государства должны были вступать друг с другом в союз,

но история не сохранила об этом никаких воспоминаний; чаще всего эти деспотии

враждовали друг с другом и стремились победить своих соперников; раджа,

покоривший своих соседей, получал титул махараджи. Как кажется, первый из

раджей, успевший объединить под своей властью все племена западной Арьяварты,

был Магадха, основавший свою столицу Гастинапуру в бассейне Индаxxii.

Оба великих речных бассейна Арьяварты — бассейн Инда и бассейн Ганга, —

не будучи разделены никакой естественной преградой вроде высокой горной цепи,

обладали почти одинаковыми географическими условиями, а следовательно, и

почти тождественными данными для решения основной проблемы своего

существования — регулирования вод. В долине Ганга, между устьем Джамны и

Бенаресом, в среднем выпадает несколько больше дождя, чем в долине Инда, но

все же количество влаги и здесь недостаточно, чтобы обеспечить урожай хлебов. В

урожайные годы плодородие почвы здесь не меньше, чем в долине Нила и в

Месопотамии; благодаря этому восточная часть Арьяварты была с незапамятных

времен населена наиболее густо, а следовательно, наиболее сильно страдала от

засух и голодовок. Целая сеть заботливо поддерживаемых каналов является здесь

настоятельно необходимой, для того чтобы полностью эксплуатировать в целях

земледелия капризные течения Джамны и Ганга.

Некоторые исследователи ставят вопрос: не зародилась ли индийская

цивилизация раньше в долине Ганга, чем в долине Инда. Но разрешить этот вопрос

не представляется возможным за неимением данных. Мы можем лишь

предполагать, что плодородные долины по Гангу и его притокам раньше увидели

высшие фазы цивилизации; интересно отметить, что Пенджаб и доселе остается

беден большими городами, тогда как в восточной Арьяварте таких городов

сравнительно много.

На заре исторических времен между Египтом и Индией проявилась одна

характерная разница: на берегах Нила господствовал один деспот — фараон, а в

Индостане мы видим двух деспотов, борющихся друг с другом за господство. Обе

области обладали почти одинаковыми физико-географическими условиями, хотя в

долине Ганга мы видим больше неблагоприятных условий. На севере область Ганга

граничит с нездоровой местностью «тераи», на востоке она соприкасается с

областью, откуда несутся страшные миазмы богини смерти Кали; ядовитые змеи в

громадных количествах ползают в траве, королевский тигр господствует в

джунглях; наконец, ветры, приносящие в область Инда дождевые тучи,

обращаются в долине Ганга в ужасные циклоны, губящие иногда целые селения.

Еще губительнее отзываются здесь голодовки и неурожаи, от которых умирают

иногда десятки тысяч человек. Пожалуй, ни в одной стране человек не чувствует

себя так во власти природы, как в Индии. Никакая другая страна не в состоянии

дать такое ясное понятие, что жизнь и смерть, добро и зло — это два цветка на

одном и том же стебле.

Выше мы уже говорили, что с течением времени абсолютная власть

египетского фараона распалась на два элемента — на власть духовную и власть

светскую, которые не замедлили тотчас же вступить в ожесточенную борьбу друг с

другом. На берегах Нила каста жрецов, как известно, не сумела обеспечить себе

победу. Совершенно иначе обстояло дело в Индии, где еще задолго до конца

ведийской эпохи установился обычай, чтобы прежние жреческие функции главы

семейства исполняло бы особое священное лицо — «пурохита». Класс этих лиц

стал приобретать все более и более видную роль по мере того, как религиозный

ритуал принимал все более законченную форму, а священные церемонии

становились все более сложными. Значение исполнителей этих церемоний быстро

возрастало, и жрецы начали предоминировать над князьями. Следующие стихи из

Ригведы могут служить тому доказательством: «Только тот царь, которому

предшествует жрец, может считаться крепко и счастливо основавшимся в своем

собственном доме; ему всегда повинуется земля, и преклоняется пред ним народ...

Царь, одаряющий богатствами жреца, умоляющего богов о покровительстве,

беспрестанно будет приобретать сокровища от своих врагов и друзей, так как боги

будут ему покровительствовать».

В Индостане класс жрецов, раз организовавшись, не удовлетворился, как в

Египте, второстепенной ролью, а при первой же возможности предпринял борьбу с

царской властью за верховенство... Задолго до конца ведийской эпохи жрецы касты

«пурохита» ведут успешную борьбу с царями, поддерживаемые в этой борьбе

кшатриями. В Ригведе отголоски этой борьбы мы можем видеть в гимнах, где

говорится о борьбе Васиштхи (жреца) и Вишвамитры, одного из царей Пенджаба.

Оба они борются за обладание Сурабхи, чудесной коровой, дающей обладателю все

земные блага. Борьба жрецов и царей в Индии оканчивается победой жрецов,

брахманов.

Но народ вскоре убедился, что брахманы плохие правители; они не смогли

установить прочный социальный порядок, и после долгих столетий смут и

неурядиц в Индии, согласно сказанию Пураны, явился Рамаxxiii, который

преобразовал прежние классы в касты и создал первую конституцию, первый

«общественный договор», согласно которому различные общественные классы

должны были подчиниться установленному порядку, явившемуся как результат

кровавой борьбы. Следует сказать, что в этой борьбе погибла вся живая энергия

индо-гангского населения. Власть жрецов была уменьшена властью царей, а

обездоленные касты были согнуты под двойным игом — брахманов и царей.

Достигнув предела развития речного периода цивилизации, индусская нация,

запертая в изолированной стране, примирилась со своей судьбой и безропотно

покорилась; индусский народ замер в бездействии, в бесстрастном покое и в

созерцательном экстазе; характерной чертой индусской жизни явилось факирство

— это своеобразное явление, самопроизвольно выросшее на почве,

оплодотворенной Гангом. Но суровый режим кастового строя господствует

главным образом в восточной половине Арьяварты, тогда как на берегах Инда, в

Раджпутане и Кашмире, еще и в наши дни слышатся замирающие отголоски

ведийских традиций.

i По мнению Уиллера, автора «Истории Индии», наиболее древними памятниками в

Индии являются развалины храмов или дворцов, постройка которых

приписывается царю Ашоке, распространителю буддизма. Фергюссон в своей

«Истории архитектуры» утверждает, что индусы заимствовали искусство

архитектуры больших зданий от греков Бактрии

ii Пураны — исторические книги Индостана, принадлежат к сравнительно поздней

эпохе.

iii Название «законы Ману» свидетельствует, что их составление не приписывается

одному какому-либо определенному лицу, так как слово «Ману» означает просто

«человек». Подлинное название этих законов — Manava dharma sastra — может

быть переведено как «правило человеческой справедливости». На ведийском языке

manava, manoucha употребляются в смысле «человечества» вообще; dharma

означает правило справедливости и мудрости

iv Будда (санскр. букв. — просветленный) — имя, данное основателю буддизма

Сиддхартхе Гаутаме (623—544 гг. до н.э.). Он происходил, по преданию, из

царского рода племени шакьев, жившего на севере Индии. Шакья-Муни

(«отшельник из шакьев») — одно из имен Будды

v « Лучше сидеть, чем стоять, лучше лежать, чем сидеть. Лучше быть мертвым, чем

живым» — такова наиболее употребительная пословица буддистов. Высшая цель

буддистов — это нирвана, т.е. состояние полного покоя, прекращение всякой

деятельности, уничтожение всякого желания и стремления

vi Ригведа — первый известный памятник индийской литературы. Представляет

собой собрание гимнов мифологического и космологического содержания,

записанных на санскрите. Является наиболее ранней и важнейшей частью вед

(священного знания). Оформился к X в. до н.э

vii Е. Вurnоuf. Bhagawata Purana, ou Histoire poetique de Krichna. Vol. I

(предисловие). Paris, 1840. См. также R. Rоth. Brahma und die Brahmanen (в журнале

Zeitschrift der Deutschen Morgenlandischen Gesellschaft», № 1, 1878).

viiiM. Fоntane. L'Histoire universelle. Vol. I. L'Inde vedique. Paris, 1881

ix Гимны Ригведы

x Birdwood. The industrial arts of India. В гимне, посвященному богу Соме,

говорится: «Я ремесленник, а мой отец лекарь, мать моя мелет муку, наш труд

различен, и мы хотим получить за него вознаграждение, как корова хочет получить

ячмень».

xi Указание на это находится в первой книге Ригведы.

xii М. Fоntanе. Цит. соч

xiii М. Fоntanе. Цит. соч.

xiv Корень этого слова сохранился в славянском термине «весь» (деревня, селение).

xv По верованию древних индусов, каждый человек родится два раза: первый раз

телом, во второй раз духом и умом (в момент подчинения брахманическому

режиму).

xvi Tepaи — в Индии и Непале полоса заболоченных равнин, поросших влажными

тропическими лесами, у южных подножий Гималаев, на высоте до 900 м. В

настоящее время частично осушены и распаханы

xvii Страна эта носила название Кали-Ката, которое англичане переделали в

Калькутту. Кали-Ката — владение жестокой богини Кали (смерти) — занимала

собою всю дельту реки Ганг.

xviii Раджпутана — ист. область на северо-западе Индии, на месте которой в средние

века располагалось около 20 княжеств. С 1950 г. эта территория является

индийским штатом Раджастхан. Значительная его часть занята пустыней Тар.

xix Е. Rес1us. Цит. соч., т. VIII

xxЕ. Rес1us. Цит. соч., т. УШ

xxi Там же.

xxii Неточный перевод с французского. Должно быть: «По-видимому, первым, кто

смог объединить под своей властью все племена западной Арьяварты, был

правитель из Магадхи. В конце концов столицей империи, возникшей в бассейне

Инда, стала Гастинапура».

xxiii Е. Burnoufn Ch. Lassen. Цит. соч

 

Глава одиннадцатая

ХУАНХЭ И ЯНЦЗЫ

Историческая литература Китая. — Конфуций и десять тысяч церемоний. — Отличительные

черты китайской цивилизации. — Параллелизм китайских рек. — Желтозем. — «Сто семей». —

Односложность китайского языка: политическое единство и господство ученых. — Великий Иу. —

Понятие власти и правительства у китайцев.

В течение древнего периода своей истории Египет строил

пирамиды и храмы, Халдея изучала движение небесных тел,

Ассирия тратила силы на военные предприятия, Индия пела свои

гимны и предавалась метафизическим ухищрениям — таково было

в общих чертах разделение труда между семитами и арийцам на

заре исторической жизни человечества; из этих малочисленных и

разнообразных потоков и составили в конце концов общий и

обширный поток всемирной истории и цивилизации.

Несколько иначе обстояло дело в Восточной Азии, населенной народами с

желтой кожей, с косо прорезанными глазами, народами, которые, несмотря на все

сходства в языке, нравах и даже в наружности, объединяются в одну этническую

группу, известную под именем желтой, или монгольской, расы. Действительно,

элементы культуры таких разнородных народов, как калмыки из русских степей,

тунгусы Сибири, мандшу с берегов Амура и Уссури, жители Фуцзяня и Кантона,

имеют единый корень и происходят из одного и того же центра — из области «Ста

семей».

По своему громадному протяжению от Каспийского до Желтого моря и от

устья реки Камбоджи [Меконг] до озера Байкал вся эта область китайской

цивилизации превосходит по своим размерам все великие государства древности;

не будет преувеличением, если мы скажем, что в пределах этой области живет

приблизительно третья часть всего населения земного шара.

На предыдущих страницах я уже неоднократно выражал свое недоверие

относительно баснословно древней хронологии, которую многие европейские и

китайские ученые приписывают Небесной империи. Однако все данные,

восходящие ранее чем за десять веков до Р.Х., нужно считать малодостоверными, и

даже большинство китайских историков рассматривают все события,

предшествующие IX столетию до начала нашей эры, как стоящие «вне истории».

Но отсюда еще нельзя вывести заключение, что все более поздние хронологические

даты имеют характер непреложной истинности. Различные хронологии, которыми

пользуются ученые Небесной империи, совпадают друг с другом лишь с момента

изобретения ниен-хао (особых наименований для различных эпох царствования

государей), т.е. приблизительно с 140 года до начала христианской эры.

Китай, вероятно, не обладает ни единым памятником письменности более

древним, чем три книги, приписываемые Конфуцию. Правда, некоторые ученые

полагают, что «Дао дэ цзин», или «Книга пути к добродетели», приписываемая

Лао-цзы, является более древним памятником. Однако подобное предположение

мне не кажется заслуживающим доверия, так как не только у Конфуция, но даже у

его учеников язык и буквы слишком первобытны для передачи метафизических

тонкостей Лао-цзы, этого знаменитого китайского мудреца.

Не предрешая вопроса о древности Небесной империи, можно, однако,

признать, основываясь отчасти и на официальной хронологии, что китайская

письменность, не будучи в состоянии соперничать по древности с письменностью

Египта и Халдеи, зародилась даже позже греческой литературы и ее начало с

трудом может быть отнесено к эпохе Геродота. Необходимо, кроме того, заметить,

что многие оригиналы классических памятников китайской письменности были

сожжены в 213 году до Р.Х. и восстановлены впоследствии не вполне точным

образом. Это особенно нужно иметь в виду при изучении наиболее древней

китайской летописи Шу-цзин. Предание гласит, что девятилетняя девочка написала

часть ее под диктовку своего деда, девяностолетнего старика, знавшего наизусть

двадцать девять глав из Шу-цзин. У старика не было уже зубов, и из всей семьи его

поймала лишь маленькая внучка, которая и записывала его рассказ. Но известно,

что понимать китайское письмо того времени, не видя перед собою букв, не

представляется возможным, так как все расчеты китайской идеографии

основываются главным образом на непосредственном зрительном восприятии,

поскольку написанное существенно отличается от произносимого. Правда,

предание уверяет, что несколько лет спустя принц Лy, разрушая жилище

Конфуция, нашел замурованные в стены экземпляры «Диалогов», «Книги

сыновнего благочестия» и полные сто глав книги Шу-цзин. К сожалению, все эти

книги были написаны на языке ко-то, вышедшем из употребления еще до

конфуциевой эпохи. Только сопоставляя первые двадцать девять глав найденной

книги Шу-цзин с теми, которые были описаны девочкой под диктовку деда,

явилась будто бы возможность открыть ключ к письму и расшифровать первые

двадцать девять глав найденной книги Шу-цзин. Все же остальное так и осталось

непонятным. Таким образом, наиболее древняя историческая дата Китая относится

к середине II столетия до начала нашей эры. По словам профессора Васильева, все

произведения древней китайской письменности относятся именно к этой эпохеi.

В сравнительно недавний период уже исторических времен классические

памятники китайской письменности подверглись мнгочисленным изменениям.

Постепенно они были так искажены многочисленными переписчиками, что дня

восстановления их смысла пришлось сопоставить их с копиями с них, завезенными

в Японию. Кроме того, все исторические летописи обыкновенно «исправлялись»

или, вернее, искажались китайскими императорами, завистливо относившимися к

славе и к подвигам своих предшественников. Наконец, ввиду того что все

памятники древней китайской письменности появились на свет под более или

менее заметным влиянием Конфуция, разные люди старались их выправлять и

согласовывать, таким образом, с идеями этого мудреца.

В течение двадцати веков китайская литература не только служила одним из

главных средств политического воздействия на народные массы, но и почти

целиком входила в область религии. Тем не менее, пожалуй, на всем свете нет

страны, прошлое которой было бы покрыто столь непроницаемой тьмой.

Громадное число народов и племен, гораздо менее заботившихся о своей истории,

чем китайцы, тем не менее имеют кое-какие отрывочные и более или менее

отвечающие действительности исторические воспоминания о прошлом. Китай же

своей преждевременной регламентацией создал на границе V и VI веков до

христианской эры непроницаемую стену, сквозь которую до сих пор не может

проникнуть ни одно научное исследование. «Прошлое Китая, — говорит один из

лучших знатоков китайской истории, профессор Васильев, — не освещается для

нас ни фактами, ни идеями последователей Конфуция, менее всего заботившихся о

правильной передаче фактов. Ученики Конфуция ставили себе целью создание

практической морали и социальной системы для настоящего и будущего и потому

безжалостно обращались с прошлым»ii. Бессознательно подражая дидактическому

приему моралистов всех стран, великие реформаторы Китая указывали как на

идеал на тот золотой век древности, который в действительности весьма мало, если

не меньше всего, известен людям. Для них не было важно, когда жил и что сделал

какой-либо полулегендарный повелитель Древнего Китая, и они, нимало не

смущаясь, приписывали тому или другому герою первобытной истории тот или

иной похвальный поступок, чтобы таким образом сделать его примером для

современников.

Есть много причин, по которым для европейца крайне трудно составить

правильное понятие о Китае и его истории. Дело в том, что хотя Небесная империя

и не в состоянии в смысле древности оспаривать пальму первенства у Египта и

Халдеи, но тем не менее Китай, бесспорно, принадлежит к числу великих речных

очагов культуры и цивилизации. Китай интересен для нас и потому, что

государство фараонов и Ассиро-Вавилония чрезвычайно давно отошли в область

археологии, тогда как Китай до сих пор является для нас современной

действительностью. За время своего длинного исторического пути он, конечно,

весьма существенно развил и видоизменил свои древние учреждения, но не дошел

до их отрицания. Наподобие матери Гамлета, Китай еще до сих пор не успел

износить башмаков, в которых он шел за гробом своего первого великого учителя

Конфуция, и поэтому-то при изучении современного Китая нас охватывает такое

же удивление, какое должно было бы охватить при встрече с древним галлом на

Елисейских полях или же при виде плезиозавра среди скромных современных

лебедей, скользящих по водам Лемана. Правильному взгляду на Китай

препятствует, сверх того, еще и несколько ложных соображений и ошибок, к

сожалению допущенных наиболее авторитетными синологами. Так, например, эти

последние до сих пор еще не отдали себе отчета в чрезвычайной относительной

ценности китайской исторической литературы. Видя, что современная жизнь Китая

в некоторые моменты довольно близко подходит к идеальному строю,

изображенному в псевдоисторических произведениях, они брали на себя смелость

утверждать, что Китай представляет собою страну неподвижную по существу и

застывшую в консерватизме. С другой стороны, констатируя факт значительной

роли обрядностей в китайской жизни и даже в деятельности китайских философов,

ученые-синологи вывели отсюда, что обрядности, церемонии и вообще мелочный

формализм являются наиболее характерной чертой китайского народа. Этот

последний предрассудок обусловливается, как мне кажется, чисто фактической

ошибкой в толковании известных правил ман-ли, «десяти тысяч церемоний».

Понятие ли нисколько не отвечает понятию «церемония», и только вследствие

недостатка соответствующего термина это понятие можно перевести словом

«церемония»; понятие ли на самом деле можно отождествить с нашими понятиями

об этикете и церемониях лишь в том случае, если бы признали, что только этикет

запрещает нам ходить на четвереньках, как это захотелось сделать Вольтеру,

прочитавшему сочинения Жан Жака Руссо, и что мы не рвем друг друга на части

только из церемонии. В действительности понятие ли у китайцев есть нечто вроде

статусов социальной религии, обнимающих собою совокупность бесчисленных

привычек, поступков и обрядов, отличающих культурного человека от варвара. У

восточных монголов, точно так же как и у европейцев, различие между

культурным и диким человеком не исчерпывается одной областью явлений,

имеющих большое значение, а касается также банальных мелочей повседневной

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.