Покидать дом или остаться дома: утилитарный расчет

+550 КОНСТРУКТИВНЕЕ, ЧЕМ -250 СЛЕДОВАТЕЛЬНО, Я УХОЖУ

Согласно Бентаму, рациональный человек выберет набольшее суммарное удовольствие. Принимал ли когда-нибудь кто0нибудь какое-либо важное решение этим способом? А вы приняли бы?

Против утилитаризма можно выдвинуть великое множество возражений, и я собираюсь привести наиболее серьезные из них. Но прежде чем мы начнем критиковать эту теорию, стоит рассмотреть некоторые се сильные стороны. Во-первых, утилитаризм утверждает, что каждый хочет быть счастливым, и с этим трудно спорить. Но что еще более важно, утилитаризм объясняет счастье в терминах, которые каждый может понять. Он не утверждает, что счастье — это соединение с бесконечностью, или самореализация, или единство роли взрослого человека с его детским эго, или что-либо еще в этом роде. Он говорит, что счастье — это удовольствие, несчастье — это страдание, и лучше иметь больше удовольствий и меньше страданий.

Утилитаризм не требует от своих последователей странных, мучительных жертв. Кант, например, считал, что мы должны сдерживать свои обещания и говорить правду независимо от веления сердца. Это сомнительное высказывание, потенциально чреватое ужасным выбором перед лицом смерти или страданиями, приобретенными просто потому, что некто не может нарушить абсолютное нравственное правило. Но Бентам ничего подобного не говорит. Лгите всеми силами, говорит он, если сумма страданий, приносимой правдой будет больше, чем приносимая ложью. Убедитесь, что вы правильно сложили последствия лжи, такие как, например, высокая вероятность того, что в следующий раз, когда вы скажите правду, вам не поверят. Но после того, как все эти далекие, близкие, общие и частные последствия просчитаны, то выберите просто ту линию, которая обещает наибольшее счастье наибольшему числу людей.

Наиболее сильная сторона утилитаризма заключается в его способности переводить кажущиеся неразрешимыми проблемы нравственного размышления в разрешаемые эмпирические проблемы исследования и сложения. Чтобы понять, что это означает, представим, что мы живем в древнем аграрном обществе, где не развита геометрия. Каждый год, когда отступают воды реки после половодья появляется необходимость вновь разделить землю для весенних работ. Все участки должны быть треугольными (предположим, в соответствии с религиозными традициями). Высшее духовенство производит раздел, и затем начинаются споры между теми, чьи участки оказались больше, и теми, кто оказался ущемленным. Собираются старейшины, начинается обсуждение, сопровождаемое молитвами и размышлениями, и в конце концов никто не удовлетворен решением. А теперь просто представьте, что бы произошло, если бы в этом обществе появился некто, открывший простую геометрическую истину, что площадь треугольника равна половине произведения основания на высоту! Все эти нравственные и религиозные споры быстро превратились бы в процесс вычисления. Королевский землемер просто измерил бы основания семейных участков, умножил на высоту и затем произвести уравнение, после которого каждая семья будет иметь одинаковую площадь надела. В результате королевский философ нравственности и королевский священник останутся не у дел!

УТИЛИТАРНОЕ ДЕЙСТВИЕ/УТИЛИТАРНОЕ ПРАВО. Утилитаризм — моральная теория, которая утверждает, что каждый — будь то отдельный индивид или издающее законы правительство — должны всегда стремиться принести как можно больше счастья наибольшему числу людей. Утилитарное действие предполагает, что каждый из нас должен использовать это правило в каждом конкретном поступке независимо от того, являемся мы частными лицами или законодателями, которые разрабатывают общие законы для всего общества. Правило утилитаризма гласит, что правительства должны использовать это правило, когда они выбирают общие законы, которые они вводят в действие, но после этого они должны относиться к индивидам справедливо и беспристрастно в соответствии с существующими правилами, принимая одинаковые решения в аналогичных обстоятельствах.

Итак, Бентам надеялся, что его принцип Наибольшего счастья сделает то же самое с современными колдунами, выполнявшими в его обществе работу древних служителей культа и философов морали, а именно, — судьями и законниками. Он надеялся, что разумные законодатели, руководствующиеся утилитарным принципом смогут заменить страшную путаницу законов и наказаний английского гражданского законодательства простой разумной системой наказаний, приспособленной для того, чтобы принести как можно больше счастья наибольшему числу людей. Если судьям будет недоставать фактов для принятия разумного решения, вместо того, чтобы копаться в своих сводах законов и поисках прецедентов и результатов следствий, им надо будет только собрать немного фактов, которые решат дело. Приведем другой отрывок из «Оснований», который показывает, как именно он надеялся использовать принцип наибольшего счастья на практике.

1. Общая цель, которую имеют, или должны иметь все законы, вообще увеличивающие счастье целого общества, и поэтому, во-первых, исключают насколько возможно все, что стремится уменьшить это счастье; другими словами, исключают вред.

2. Но всякое наказание есть вред; всякое наказание есть само по себе зло. По принципу пользы, если только должно быть допущено наказание, оно должно быть допускаемо только в той степени, насколько оно обещает устранить какое-нибудь большое зло.

3. Ясно поэтому, что наказание не должно быть допущено в следующих случаях:

1) Где оно неосновательно; где нет вреда, который бы оно предотвращало, когда акт в целом не вреден.

2) Где оно недействительно; где оно не может действовать так, чтобы предупреждать вред.

3) Где оно невыгодно или слишком дорого; где вред, который оно может нанести, был бы больше того вреда, который оно должно предотвратить.

4) Где оно не нужно; где вред может быть предотвращен или может прекратиться сам, без него, т.е. дешевле.

СЛУЧАИ, В КОТОРЫХ НАКАЗАНИЕ НЕВЫГОДНО

Это случаи:

1. Где, с одной стороны свойство преступления, с другой, свойство наказания в обыкновенном порядке вещей, таковы, что при сравнении зло последнего окажется больше, чем зло первого.

Зло наказания делится на четыре вида, соответствующих стольким же типам людей: 1) Зло принуждения, или страдание, которое наказание причиняет человеку, делая для пего невозможным совершение какого бы то ни было акта, от совершения которого его удерживает перспектива наказания. Это чувствуется теми, кто соблюдает закон. 2) Зло предвидения или страдание, которое человек, навлекший на себя наказание, чувствует при мысли о том, что он подвергнется ему. Это чувствуется теми, кто нарушил закон и кто чувствует себя в опасности, что закон будет над ним исполнен. 3) Зло перенесения его, или страдание, которое человек чувствует в силу самого наказания, с того времени, когда он начал переносить его. Это чувствуется тем, кто нарушил закон и над кем он теперь совершается. 4) Страдание симпатии и другие производные рода зла, проистекающего для людей, которые находятся в связи с разными, сейчас упомянутыми разрядами лиц, первоначально страдающих. Из этих четырех долей зла, первое будет больше или меньше смотря по свойству акта, от которого человек удерживается; вторая и третья — смотря по свойству наказания, которое привязывается к преступлению.

Что касается, с другой стороны, зла преступления, то оно также будет больше или меньше, смотря по свойству каждого преступления. Поэтому пропорция между одним и другим злом будет различна для каждого отдельного преступления. Поэтому случаи, в которых наказание бывает невыгодно па этом основании, могут быть исследованы не иначе, как посредством исследования каждого отдельного преступления: — что и будет предметом главной части нашего труда.

2. Где несмотря на обыкновенное положение вещей зло, проистекающее от наказания, не больше блага, способного произойти от силы, с которой оно, в течении того же пространства времени, действует для исключения из преступления, — но может сделаться больше по влиянию каких-либо случайных обстоятельств. К числу этих обстоятельств могут относиться: 1) Увеличение числа преступников по сравнению с обычным положением дел, такое увеличение сверх обычной меры, когда увеличивается и количество второго и третьего вида, а следовательно также частично и четвертого вида зол наказаний. 2) Чрезвычайная ценность заслуг какого-либо преступника — случай, в котором действие наказания лишило бы общества блага от этих заслуг. 3) Неудовольствие народа, т.е. неопределенного числа членов того же сообщества, а в случаях, где (вследствие влияния какого-нибудь случайного события) они увидят, что преступление или преступник не должны быть наказаны таким же способом или в такой степени. 4) Неудовольствие иностранных держав, т.е. правительства или значительного числа членов какого-нибудь иностранного общества или обществ, с которыми связано то общество, о котором идет речь.

ИЕРЕМИЯ БЕНТАМ. «Введение в основания нравственности и законодательства»

Возможно, об утилитаризме сказано больше, чем о всех остальных нравственных теориях вместе взятых. Это понятная, простая, естественная философия морали, и в качестве теории она имеет множество неверных элементов! Это прекрасная основа для рассуждений. В философских дискуссиях постоянно приводятся два вида возражений. Во-первых, критики говорят, что хотя утилитаризм и выглядит простым и понятным, на самом деле он так запутан, что мы не можем точно определить, что он утверждает. И во-вторых, те же критики считают, что даже после того, как мы выясним, что именно говорит утилитаризм, то обнаружим, что он предписывает нам делать такие вещи, которые большинство из нас сочтет глубоко аморальными. Давайте рассмотрим оба возражения.

Что говорит утилитаризм? Очень просто: максимально увеличить счастье. Но что именно это означает? Наиболее естественным ответом будет следующий: сложите все удовольствия, испытываемые всеми людьми в мире, вычтите все страдания людей, и это и будет итогом. Затем все, что увеличивает полученную сумму будет добром, все что уменьшает ее, будет злом, и если два действия обещают увеличить сумму, лучшим из них будет то, что обещает увеличить сумму больше. Что может быть яснее?

Ах, да! Философия учит нас, что западня очень часто поджидает нас даже в самых простых, на первый взгляд, положениях. Если суммарное счастье — это все, что принимается в расчет, то мир, в котором живет миллиард умеренно счастливых людей будет с моральной точки зрения лучше, чем мир, в котором живет миллион очень счастливых. Дело в том, что если очень счастливые люди лишь в пятьсот раз счастливее умеренно счастливых людей, то это маленькое счастье, умноженное в первом мире на миллиард раз даст в итоге большую сумму, чем огромное счастье, умноженное во втором мире на миллион. Очевидно, что в этом заключении допущена какая-то ошибка. В уже перенаселенном мире нет никакого смысла продолжать увеличивать население до тех пор, пока каждый слагаемый человек не достигнет того, что можно будет назвать легким превышением удовольствий над страданиями. Разумеется, Бентам не имел в виду лишь демографический взрыв.

Поэтому, возможно, на самом деле он имел в виду увеличение среднего счастья, испытываемого людьми уже сейчас. В этом уже гораздо больше смысла. Мир, в котором живет миллион очень счастливых людей очевидно будет более предпочтителен, чем мир, в котором живет миллиард не очень счастливых, поскольку в первом мире уровень счастья — другими словами, среднее счастье — выше. И это именно тот уровень счастья, который нас действительно интересует.

Но вновь возникает серьезная проблема. Предположим, у нас есть возможность сделать некоторых людей счастливыми за счет других людей, которые станут несчастными. Такая гипотеза вовсе не является неправдоподобной. Рабство является социальной системой, которая возлагает бремя труда и страданий на одну группу — рабов, чтобы другая группа — рабовладельцев — могла вести легкую, обеспеченную жизнь. (Таков и капитализм, но мы поговорим об этом в следующей главе.) Действительно ли Бентам выступает за рабство?

Бентам дал нечто вроде ответа. Его принцип, заявил он, предписывает искать «величайшее счастье для всех, чьи интересы затронуты». Поскольку каждый (даже раб) является тем, чьи интересы затрагиваются в этом вопросе, отсюда следует, что утилитаризм призывает к наибольшему счастью для каждого, а не просто к большому счастью для рабовладельцев, или капиталистов, или правителей. Теперь проблема с этой интерпретацией Принципа пользы заключается в том, что при ближайшем рассмотрении оказывается, что его никак нельзя назвать правилом.

Иногда жизнь предоставляет мне возможность сделать всех одновременно счастливее, и очевидно при появлении такого шанса я его использую. Часто жизнь предоставляет мне возможность сделать всех одновременно более несчастными, и если у меня есть хоть какой-то здравый смысл, я воздержусь от такого рода возможностей. Но в большинстве случаев то, что я могу сделать делает одних людей счастливее, а других — несчастнее. Вспомним молодого человека, решающего, оставить ли ему своих родителей? Его первый выбор — остаться дома — делает его родителей счастливее, а его — более несчастным. Его второй выбор — уйти — делает его счастливее, а его родителей более несчастными. В данном случае просто невозможно сделать всех их счастливее одновременно. И именно поэтому мы считаем этот случай трудным. Собственно говоря, нам не нужны указания Бентама, что делать в тех редких случаях, когда мы можем сделать всех счастливее одновременно. Предполагается, что утилитаризм даст нам правило, метод, который можно было бы использовать в случаях трудного выбора, когда счастье одного человека сопровождается несчастьем другого. И несмотря на правдоподобное звучание «величайшее счастье для величайшего числа людей», он не работает на практике в качестве правила, решающего для нас трудные случаи.

Поэтому давайте вернемся к понятию наибольшего среднего счастья. (Кстати заметим, что если вы будете сохранять стабильный уровень населения, величайшее среднее счастье будет точно таким же как величайшее всеобщее счастье, поэтому, возможно, именно это имел в виду Бентам.) Как оно выглядит в качестве правила для решения того, что нужно делать? По крайней мере оно недвусмысленно: если у нас достаточно информации, чтобы предсказать последствия своих действий, то мы можем сложить удовольствия, вычесть страдания, разделить на все население, и получить некое среднее. Но теперь мы наталкиваемся на другой вид возражений против утилитаризма, а именно, что утилитаризм учит нас делать аморальные вещи.

Напомню, проблема в том, можно ли заставлять страдать одних людей для того, чтобы другие люди были счастливы. Позвольте привести один странный пример, который поможет понять это. Предположим, что американцы, как древние римляне, очень любят смотреть на мучения людей. (Разумеется, такого рода предположение совершенно противоречит реальным фактам, поскольку вкус американцев, появляющийся в фильмах, телевизионных шоу и литературе показывает, что все мы сердечные, миролюбивые, симпатичные существа, которые ненавидят сцены насилия!) Здесь Бентам, очевидно, будет считать, что пытка является злом с точки зрения человека, страдающего от нее, поскольку пытка есть страдание, а страдание является злом. Но, удовольствие, которое группа садистов получает от зрелища пытки, является добром, поскольку удовольствие, говорит Бентам, представляет собой благо. Таким образом, для утилитаризма пытка будет оправдана тогда, когда суммарное удовольствие перевешивает суммарное страдание, включая побочные эффекты, далеко идущие последствия и так далее. Более того, если пытка дает, по сумме и балансу, большее счастье, чем любая другая альтернатива, то согласно утилитаризму нам следует отдать ей предпочтение.

Мы должны, следовательно, организовать новое телешоу под названием «Пытка недели». Это будет передача в прямом эфире с настоящими жертвами, которых действительно пытают. (Садисты получат очень мало удовольствия, либо совсем не получат его от имитации пыток). Жертвы просто силой похищаются на улице (никто кроме мазохиста не предложит себя в качестве жертвы, а настоящие садисты получают удовольствия, глядя на подвергнувшегося пыткам мазохиста). Согласно утилитаризму, если есть достаточное количество зрителей, исступленно взирающих на эту пытку, то их удовольствие должно перевесить страдания жертвы. И если ни одно другое телешоу не получит такого высокого рейтинга, то мы должны признать, что постановка шоу с пыткой не только оправдано, но и абсолютно обязательно с нравственной точки зрения!

Чтобы пресечь очевидные возражения, предположим также, что все общественные психологи заключают, что шоу со сценами пытки не способствуют увеличению преступности в обществе. В самом деле, это может даже уменьшить преступность такого рода, поскольку дает выход садистским стремлениям. Короче, предположим, что со всех точек зрения, это шоу с пыткой соответствует критерию Принципа пользы.

Что неверно в этом предположении? Не говорите мне, что вокруг мало людей, которым понравилось бы такое шоу. Суть примера в том, чтобы показать: согласно утилитаризму такое шоу было бы правильным, если бы в Америке были бы такие люди. Кроме того, мы могли бы увеличить количество удовольствия, транслируя шоу за океан, так что садисты всего мира могли бы его увидеть. И не говорите мне, что страдания от мучений жертвы перевесят удовольствие миллионов садистски настроенных зрителей. Это невероятно, и более того, я могу всегда «отрегулировать» пытку, уменьшая степень ее воздействия до тех пор, пока удовольствие зрителей не будет перевешивать ее.

Итак, что действительно убеждает меня в том, что мое предположение аморально (и я подозреваю, что многие из вас думают точно также) — это то, что общество не имеет права заставлять страдать человека для того, чтобы просто развлечь остальных. Это один из тех случаев, говорит мой внутренний голос, когда сложение удовольствии и страданий — неверный путь для понимания того, как нам следует поступить. Если американские садисты будут испытывать страдания и разочарование от потери своего любимого шоу — тем хуже для них!

С этим обращением к понятию право мы открыли очень большой и сложный предмет, и в нескольких словах можно лишь указать на некоторые его детали. Тем не менее давайте немного поговорим о нем, просто для того, чтобы увидеть, что делает расчет удовольствий — страданий Бентама столь неадекватным выражением наших моральных убеждений. Прежде всего нам не следует утверждать, что общество никогда не имеет права извлекать пользу из страданий одного из его членов. Оставляя в стороне очевидные, но спорные случаи вроде войн, мы можем просто вспомнить, что каждый раз, когда строится большой мост или тоннель, несколько рабочих погибают. Может показаться бездушным, когда это выражается в словах, но каждый из нас выполняет приблизительную утилитарную оценку потребности общества в крупномасштабных проектах. Мы очень стараемся свести к минимуму количество несчастных случаев на больших строительствах, но мы отказываемся полностью прекратить их просто потому, что знаем: люди погибают на работе. Если проект потребует сотни жизней, мы, разумеется запретим его. Если же могут погибнуть лишь несколько человек, мы будем его продолжать. Не бросаем ли мы на одну чашу весов жизнь одного человека, когда на другой лежит удобство автомобилистов, которые будут пользоваться этим мостом? Чем это отличается от страданий жертвы, которые перевешивают удовольствие зрителей — садистов?

На это можно ответить так: строительные рабочие добровольно выбрали работу на мосту, зная о риске этой работы, тогда как пытаемая жертва насильно вынуждена исполнять свою роль. Разумеется, это лишь часть различия, поскольку я думаю, что мы несколько иначе смотрели бы шоу, если бы знали, что жертвы были добровольными.

Но, похоже, должны быть и другие различия. Выгоды автомобилистов от страданий строительных рабочих очевидны. Но страдания не являются объектом их удовольствия. С другой стороны, садист получает удовольствие от страданий жертвы. Итак, мне кажется, что существуют такие удовольствия, которые являются злом сами по себе. Это плохие удовольствия, которые люди не должны иметь; и удовольствия, получаемые за счет страдания другого человека являются одними из таких удовольствий. Поэтому пример с пытками показывает, по крайней мере мне, что первоначальное предположение Бентама было ошибочным. Не все удовольствия равноценны. И «добро» не означает просто «удовольствие». Поэтому когда мы занимаемся социальной арифметикой Бентама, складывая удовольствия и страдания в надежде оценить общественную политику, нам, разумеется, не стоит помечать удовольствия садистов плюсом. Человек не имеет права на такое удовольствие, если его вообще можно оценивать, его следует отнести вместе со страданиями к негативной стороне. (Нет необходимости говорить, что возможны такие страдания, которые можно скорее отнести к положительной стороне! Как видите, этот предмет становится все более и более сложным по мере углубления в него).

Возможно даже, как считал Иммануил Кант, существуют соображения, которые более важны, чем удовольствия и страдания — соображения справедливости и свободы. Кант стал бы доказывать, что шоу с пыткой оказывает деградирующее воздействие и на жертву, и на зрителей, поскольку они обращаются с ней — как он сказал в своей знаменитой фразе — только как со средством и не как с целью — самой — по — себе.

Но после всего сказанного, после приведенных примеров типа шоу с пыткой, имевших целью опровергнуть утилитаризм, после того, как были показаны неточности самого принципа, — до сих пор сохраняется естественная привлекательность теории Бентама, которая не собирается сдавать своих позиций. В следующей главе, когда мы встретимся с Джоном Стюартом Миллем, наиболее известным последователем Бентама, мы попытаемся еще раз обнаружить зерно истины, которое, как нам кажется, содержится в моральной философии утилитаризма.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: