К чему призывают нас святые? 27 глава

3 (14) июня войска пошли на штурм. Отряд Белли подошел к замку Портеже и был готов к атаке. Но якобинцы, увидев приближающийся российский отряд, оставили замок и разбежались. Капитан-лейтенант тут же занял его и водрузил на башне неаполитанский флаг. Оставив в замке небольшой гарнизон, он продолжил свой марш к крепости Велиний, чтобы, не останавливаясь, атаковать ее и взять штурмом. Не оказав по «крайней робости» должного сопротивления, защитники сдали крепость, а Белли шел уже дальше, на приступ моста Магдалены. Мост был сильно укреплен и чтобы к нему подступиться, надо было пройти вдоль берега моря под огнем 30 канонерских лодок. Тогда Белли соорудил напротив них батарею и «произвел жестокую канонаду». Две лодки были потоплены, остальные стали отходить в море. Русские солдаты и матросы бросились в атаку и выбили якобинцев с моста. Противник понес большие потери и оставил на поле боя 6 пушек. Белли же потерь убитыми не имел, а из раненых были лишь гардемарин Голенищев и два матроса.

«3-го числа сего месяца (июня. – Авт.), – доносил впоследствии Ф. Ф. Ушаков, – войска наши храбрыми подвигами с большим уроном неприятеля (300 человек убито, 600 взято в плен, 100 добили деревенские жители. – Авт) овладели замок Дела-Кермени, укрепились в оном и чрез то нашли себя властителями города Неаполя. 5-го и 6-го числа занимались деланием батарей против замков Ново (Кастель-Ново. – Авт.) и Делово (Дель-Ово. – Авт.), и 7-го числа, окончив работы при батареях, с оных производили жестокую канонаду против означенных замков. Неприятели, устрашенные успехами действия наших орудиев при немалой их потере, принуждены просить договоров»[578]. Вместе с ними непокоренной осталась и крепость Сант-Ельма (Сент-Ельм) с французским гарнизоном, комендант которой комиссар Межан еще в самом начале боев за город предложил кардиналу Руффо сдачу крепости после падения остальных замков. Таким образом, французы и неаполитанские республиканцы заперлись в трех крепостях и требовали для себя почетной капитуляции, с правом выезда в Тулон вместе со своим имуществом (или, проще говоря, с награбленным добром) и прощением тех, кто останется в Неаполе.

Руффо, Мишуру и присоединившийся к ним уже в ходе боев капитан английского фрегата кавалер Фут были весьма озадачены такой постановкой вопроса, так как в случае заключения подобной капитуляции Директория получила бы в Северной Италии дополнительно 12-тысячное войско. Поэтому решено было заключить на 20 дней перемирие и в это время снестись с королем Обеих Сицилий. Однако, опасаясь прихода в Неаполь французского флота, известие о выходе которого доставил капитан Фут, представители союзного командования вынуждены были принять условия осажденных и подписать почетную для них капитуляцию.

Подписи под текстом капитуляции были поставлены представителями неаполитанского, российского и британского командования, но этим дело не закончилось. Капитуляция была разорвана контр-адмиралом английского королевского флота Горацио Нельсоном.

Нельсон собирался отправиться из Палермо в Неаполь еще 23 мая (3 июня), чтобы до прихода туда российских войск овладеть столицей и получить от Фердинанда лавры освободителя его королевства. Уже были приготовлены к походу 14 линейных кораблей с несколькими фрегатами. Засуетились и придворные особы, желающие участвовать в «благородной» миссии. Для приведения неапольцев к присяге первым на борт адмиральского корабля поднялся наследный принц. Следом за ним вступил на трап генерал Актон, рассадивший по другим кораблям 1 600 человек своей гвардии. Чтобы разделить с лордом Нельсоном славу освободителя, собралась в Неаполь и чета Гамильтонов. Желание последних было не одобрено их королевскими величествами. Однако королева, чтобы не огорчать британского адмирала, согласилась на эту поездку, сказав своим приближенным о том, что «Лорд Нельсон, дабы наивяще удостоверить миледи Гамильтон в своей любви хочет, чтоб она хотя бы на короткое время предстала в роли королевы в Неаполе».

В назначенное время эскадра снялась с якоря и оставила Палермо. Но, к удивлению двора, через день она вернулась на прежнее место. Оказалось, что по пути Нельсон встретил два посланных к нему линейных корабля от главнокомандующего с известием о выходе из Тулона французского флота и приказанием занять прежнее место в районе острова Маритимо для того, чтобы воспрепятствовать соединению французского флота с испанским.

Французский флот численностью 25 линейных кораблей был блокирован в Бресте 16-ю кораблями английской эскадры под командованием адмирала лорда Бридпорта (Александра Гуда) – младшего брата адмирала Самуила Гуда). 11 (22) марта в Брест прибыл морской министр Франциивице-адмирал Евстафий Брюи с предписанием Директории – срочно подготовить корабли к походу и при первом благоприятном ветре выйти в море.

Сорокалетный вице-адмирал был в свое время одним из лучших офицеров французского королевского флота. Брюи считался человеком весьма предприимчивым и директоры возлагали на него большие надежды.

14 (25) апреля, воспользовавшись туманом, Брюи удалось вывести флот из порта и уйти в неизвестном для англичан направлении. Одновременно с этим во французских газетах появились сообщения о том, что флот с 25-тысячным корпусом направляется в Ирландию. Лорд Бридпорт, нисколько не сомневаясь в этом, немедленно отправил посыльное судно в Англию и вскоре последовал вслед за ним, предварительно отправив крейсерские суда вице-адмиралу Джорджу Кейту, блокировавшему с 15 кораблями Кадис, и адмиралу Сен-Винценту, охранявшему Гибралтарский пролив с извещением о выходе противника из Бреста.

На самом деле Ирландия была далека от помыслов французского командования. Подлинные планы французов, державшиеся в строжайшей тайне, знали только шесть человек: Брюи и пять директоров. Франко-испанский флот, соединившись вместе, должен был деблокировать Корфу, Мальту и Египет[579]. Но перед самым выходом в море французский адмирал получил известие о взятии Корфу силами русско-турецкой эскадры.

23 апреля (3 мая) лорд Кейт получил известие о приближении французского флота. Не исключая возможности выхода из Кадиса 17 или 18 испанских кораблей из 22-х стоящих там на якоре, он должен был готовиться к встрече с более чем 40 неприятельскими линейными кораблями.

На следующий день французский флот подошел к Кадису. Брюи, имея наветренное положение и значительное преимущество в силе (24 линейных корабля против 15-ти) первоначально решил атаковать английскую эскадру, взяв ее с помощью испанской эскадры, находящейся в порту, в два огня. Для оперативного управления флотом он вместе со своим штабом даже перешел на корвет. Однако свежий западный ветер помешал испанцам выйти в море, а резко ухудшившаяся погода и неспособность малоопытных команд управлять парусами в штормовых условиях заставили его отказаться от своих намерений и, оставив союзников, самостоятельно идти к Гибралтару[580].

Кейту не оставалось ничего иного, как оставить Кадис и также следовать к Гибралтару на соединение с эскадрой Сен-Винцента. Тотчас же были посланы предупреждения контр-адмиралам Джону Томасу Дукворту, находившемуся с четырьмя линейными кораблями на Минорке, и Горацио Нельсону – в Палермо. Известие это в очередной раз привело в трепет неаполитанских правителей. По приказу Сен-Винцента, Нельсон собрал все свои силы, сняв при этом блокаду с острова Мальта и расположил их вокруг Сицилии, послав несколько кутеров искать повсюду адмирала Ушакова с уведомлением о появлении крупных неприятельских сил и просьбой принять участие в совместных действиях.

Посыльные не нашли тогда Ушакова, и Нельсону пришлось рассчитывать только на свои силы. А они значительно уступали французским: восемь 74-пушечных, два 54-пушечных кораблей и несколько фрегатов. Ему ничего не оставалось делать, как только приблизиться к берегу и встать на якорь в ордере баталии. Тогда же им дано было приказание строить на берегу батареи.

30 апреля (11 мая) Сен-Винцент, стараясь защитить Минорку, которой, по его мнению, больше всего угрожала опасность, пошел к ней с 16 линейными кораблями.

Ситуация осложнилась тем, что и 17 кораблей испанской эскадры под командованием французского вице-адмирала Лакроссе 3 (14) мая, воспользовавшись отсутствием британских морских сил, покинули Кадис и, войдя в Средиземное море, пошли к Картахене. При этом, застигнувший их в море сильный шторм причинил серьезные повреждения 11 испанским кораблям. В тот же день французский флот вошел в порт Тулон, где он был доукомплектован офицерами и матросами.

Резко изменившаяся военно-политическая обстановка на итальянском театре военных действий и тяжелое положение испанского флота внесли существенные коррективы в планы экспедиции Брюи. Его корабли решено было использовать для эвакуации французских войск из Чивитавеккьи и Ливорно, а также для доставки подкрепления генералу Моро в Геную. Но при этом с него не снималась и первоначально поставленная задача.

Учитывая сложившуюся обстановку, Сен-Винцент, не знавший о повреждениях испанского флота, должен был расположить свои силы между Картахеной и Тулоном, чтобы не дать возможности испанцам соединиться с французами и, следовательно, иметь перед собой противника вдвое превосходящего по численности. Однако британский командующий решил по другому. Он решил, что французы или испанцы по отдельности могут напасть на эскадру Нельсона, и поэтому отделил от своей эскадры четыре линейных корабля и направил их в Палермо. Сделав эти распоряжения, Сен-Винцент, ввиду окончательно расстроенного здоровья, сдал командование средиземноморской эскадрой вице-адмиралу Кейту и отбыл в Англию.

В непродолжительное время, 16 (27) мая, французский флот в составе 22 линейных кораблей при многих фрегатах и транспортных судах вышел из Тулона. Именно этот выход и воспрепятствовал Нельсону идти на покорение Неаполя. Тогда же в беседе с российским поверенным в делах в Генуе Акимом Лизакевичем, вынужденно находящимся в то время в Палермо, Нельсон признался:

– Я не в силах вступить в генеральное сражение с французской эскадрой и предполагаю отрезать от нее восемь или девять кораблей и в пух их разбить или взять в плен, чрез то обессилить ее и лишить ее господства на Средиземном море.

А вице-адмирал Кейт, вместо того, чтобы заблокировать испанцев в Картахене и дать бой французам, поступил весьма странно, поведя британские морские силы к Тулону, пытаясь не допустить соединения французского и испанского флотов. Но этого ему сделать не удалось, так как Брюи в Тулоне уже не было.

На переходе морем французский адмирал, через посланный к нему авиз, 23 мая (3 июня) получил приказ Директории, подписанный 14 (25) мая. Приказ содержал новые инструкции для адмирала, которые предписывали ему после соединения с испанцами следовать сначала к Мальте, а затем к Александрии, чтобы забрать оттуда хотя бы часть отправленной туда армии. При этом был передан пакет и для генерала Бонапарта, с приказом о возвращении во Францию для командования армий против Суворова. В Египте ему разрешалось оставить часть своих войск, передав командование достойному по его усмотрению генералу[581].

Брюи немедленно передал ответ, в котором настаивал на невозможности одновременно осуществить соединение с испанцами и экспедицию на Мальту и в Египет из-за большой удаленности флотов. Резонно считая, что в этом случае ему не удастся избежать сражения с англичанами и, тем самым, поставить под удар противника последние морские силы, оставшихся у Франции. При этом даже равные потери для него будут более губительны, чем для врага.

25 мая (5 июня) он благополучно прибыл в Геную. Выгрузив припасы, продовольствие и 1 000 волонтеров, доставленных в помощь генералу Моро, он вновь вышел в море и, разойдясь в ночной темноте с англичанами, 12 (23) июня прибыл в Картахену, где соединился с испанским флотом. Таким образом, под командой Брюи оказалась довольно внушительная сила более чем из 40 линейных кораблей.

Предположения английского морского командования о намерениях Брюи сводились к тому, что он направит свой курс либо к Сицилии, либо к Мальте, либо на помощь генералу Бонапарту в Египет, что было не далеко от истины. В связи с этим Нельсон, заверив Фердинанда IV в том, что он не допустит неприятеля в Сицилию, отправил обратно к Мальте отряд кораблей под командованием капитана Александра Балля.

Тем временем в Средиземном море находились уже значительные силы британского флота – более чем 50 линейных кораблей, которые существенно ограничили свободу действий флота франко-испанского. Брюи предложил командующему испанским флотом выманить англичан из Средиземного моря, после чего осуществить экспедицию на Мальту, но тот, опасаясь блокады Картахены, предложения не принял, и 13 (24) июня соединенный франко-испанский флот вышел из Картахены и направил свой курс к Кадису.

После такого удачного, хотя и мало успешного, маневра, который французскому адмиралу удалось совершить в Средиземном море скорее благодаря его счастью и ошибке противника, нежели собственному расчету, 29 июня (10 июля) он привел флот в Кадис. Пополнив запасы, 59 судов, 40 из которых были линейными кораблями, «представляя из себя красивое зрелище», 10 (21) июля направилась в Брест[582]. Уцелевший флот оказался практически единственным результатом во всей этой масштабной экспедиции.

Следует признать, что и англичане с самого начала действовали весьма неразумно: Кейт с эскадрой бесцельно блуждал по Средиземному морю, а лорд Бридпорт со своей эскадрой бесполезно стоял в заливе Бантри, ожидая неприятельский флот, который ушел совершенно в противоположную сторону. В этой связи представляется, что Федор Федорович Ушаков, о котором английские военно-морские историки и теоретики почему-то даже не упоминают, не упустил бы возможности атаковать противника даже малыми силами и нанести ему поражение.

А что же делал Нельсон? 10 (21) июня он прибыл в Палермо от острова Мартинимо и на аудиенции с королем Обеих Сицилий сообщил ему, что главнокомандующий дал ему (Нельсону) свободу действий в пользу Его Величества. Фердинанд несказанно обрадовался этому сообщению и благословил Нельсона на поход в Неаполь.

12 (23) июня, спустя всего 36 часов после подписания капитуляции Неаполя, лорд Нельсон с 17 линейными кораблями подошел к столице королевства. Еще на подходе к гавани на грот-брам-стеньге его нового флагманского корабля «Фудроянт» был поднят сигнал капитану Футу «Спустить переговорный флаг!»

На встрече с кардиналом Руффо Нельсон заявил:

– Его Величество не может трактовать наравне со своими подданными бунтовщиками, а требует, чтобы они отдались на его собственную волю и милосердие, иначе будут преданы неминуемой смерти.

– Статьи договора должны быть нерушимы и священны,– настаивал кардинал.

Нельсон возражал:

– Договор с мятежниками не должен был быть подписан без согласия короля, а потому признаю его незаконным.

После этого кардинал Руффо в гневе удалился от адмирала.

Нельсон, обращаясь к капитану Футу, сказал:

– Благодарю вас за ревность и деятельность, но смею вам заметить, что вы дали себя обмануть недостойному кардиналу Руффо, стремящемуся образовать свою партию, противную видам своего короля.

– При заключении договора, – стал оправдываться Фут, – я имел больше причин думать, что в бухте скорее явится французский флот, чем английский, и не мог вообразить, что кардинал не соблюдает выгод короля, занимая столь важное место.

Контр-адмирал Нельсон избавил короля Фердинанда от явного осуждения прославившегося кардинала, но в то же время наложил на себя несмываемое пятно. Через два дня после прибытия он принудил якобинцев, оставшихся в крепостях Дель-Ово и Кастель-Ново сдаться без капитуляции, а потом всех их арестовал, загнав на транспортные суда, стоящие под пушками английского флота.

Первой жертвой Нельсона пал адмирал Франческо Караччоли. Старый адмирал во время бегства короля из Неаполя вместе с ним прибыл в Палермо, после чего, оставив свой корабль, попросил отставки и вернулся в Неаполь, где и возглавил флот республиканцев. Надо полагать, сколь велик был гнев короля, узнавшего об этом. Но более вознегодовала королева, так как ей донесли, что Караччоли «имел главное участие в издании гнусного и мерзкого сочинения под названием «Жизнь королевы Марии Каролины».

18 (29) июня он был привезен в одежде поселянина на корабль Нельсона, где над ним был свершен скорый суд неаполитанскими морскими офицерами, признавшими его виновным в измене и приговорили к смерти. Вечером Караччоли был перевезен на неаполитанский фрегат «Минерва» и повешен на рее. Остальные якобинцы были отданы на растерзание неаполитанской черни.

Один из свидетелей тех событий писал своему шурину: «Режут ежедневно тысячи якобинцев и более. Мертвые их тела сожжены бывают из опасения заразительных болезней. Посажено в тюрьму до двух тысяч якобинцев и держать станут их в заключении, пока невиновность их доказана будет. Казни и аресты, производимые над якобинцами, привели всех таковых в совершенную трусость и подлость, каковое приключение вселило в народе, преданном королю, превосходный дух мщения противу якобинцев и французов»[583].

Та же участь постигла и пленников, заточенных на транспортные суда. «На транспортных судах, превращенных в блоктины, – писал Д. Джемс, – произошли сцены, ужасающие человечество и тем более удивительные, что суда стояли в середине британского флота». В результате в жертву были принесены 10 тысяч человек.

«К стыду английского адмирала, – продолжал Джемс, – капитуляция была утверждена обеими сторонами и по всем законным формам... и лорд Нельсон обязан был исполнить свято все статьи договора без исключения». Но нильский герой решил пожертвовать своей репутацией. В отличие от него, командир русского отряда твердо придерживался условий капитуляции, но что-либо противопоставить разбушевавшимся с благословения Нельсона роялистским войскам он не мог.

Непокоренной оставалась лишь крепость Санта-Ельма, комендант которой ответил Нельсону, что он не может капитулировать людям, которые не держат своего слова. Тогда 19 (30) июня по приказу английского адмирала к крепости подошли английские, русские и неаполитанские войска, после чего начался ее штурм. В честном сражении, продолжавшемся 10 дней, французы смогли добиться приемлемой для себя капитуляции и отправиться «со своими пожитками» в Тулон.

К этому времени неаполитанский король на своем фрегате «Сабелла» в сопровождении английского фрегата и португальского кутера прибыл в местечко Прочинда, расположенного недалеко от Неаполя. Он призвал к себе кардинала Руффо и принял его «весьма милостиво, с великою нежностию и отличностью», обнародовав манифестом, что приобретением своего королевства он обязан одному ему.

Сам же кардинал справедливо отметил, «что он одолжен завладением столицы корпусу 500 русских солдат, кои по уступлении калабрезцов якобинскому корпусу, пошли вперед на штыках, разбили неприятеля и овладели городом, подкрепляемы будучи албанцами. Неустрашимость сего корпуса, – продолжал он, – привела в изумление мятежников и в удивление благонамеренных, кои оказывают к нему неизреченную любовь, благодарность и угощение».

Подобно ему высказалась и королева, которая после молебна в честь победы «объявила всем предстоящим, что корпус российского войска завоевал королевство и столицу; в рассуждении чего никогда они не предадут забвению одолжения за учиненное им толь знаменитое вспомоществование, без коего бы по сие время осталось в руках бунтовщиков все королевство, ибо кардинал Руффо не отважился бы без российского корпуса приступить к столице, а и того еще менее, оною овладеть»[584].

Также, как взятие Корфу, в освобождение Неаполитанского Королевства горсткой русских моряков было трудно поверить. Павел I, узнав из донесения Ф. Ф. Ушакова о беспримерном подвиге капитан-лейтенанта Белли, воскликнул: «Белли хотел меня удивить, а удивлю его я!» – и пожаловал герою орден Св. Анны 1-й степени.

О поражении французов в Италии, как на севере, так и на юге, говорила вся Европа. А Томара в письме в Берлин к Н. П. Панину написал: «Успехи оружия нашего противу французов в Неаполитанском королевстве и церковных областях со стороны Адриатики, рассуждении малого числа войск, представляют нечто подобное первым завоеваниям кастельян в Америке. Дай Боже, чтоб конец был столько же славен, сколь начало»[585].

Однако славного конца не получалось...

4. БЛОКАДА АНКОНЫ

Освобождение от французов Южной Италии отрядом русских моряков эскадры адмирала Ушакова проходило на фоне куда более грандиозных сражений, развернувшихся в Северной Италии. Русские чудо-богатыри под командованием славного Суворова громили «непобедимую» республиканскую армию.

По просьбе австрийского императора Франца II, 15 (26) марта 1799 года генерал-фельдмаршал А. В. Суворов прибыл в столицу Австрии – Вену, чтобы принять командование над союзными войсками. Австрийский придворный военный совет – Гофкригсрат попытался навязать ему собственный план военной кампании, однако русский полководец отверг его, заявив: «Я начну с Адды, а кончу, где Богу будет угодно».

Для командующего союзными войсками в Северной Италии очень важно было наладить тесное взаимодействие сухопутных и морских сил коалиции. Для этого, при отъезде к войскам, А. В. Суворов 23 марта (3 апреля) обратился с письмом к Ф. Ф. Ушакову, в котором писал: «Милостивый государь мой Федор Федорович! Здешний чрезвычайный и полномочный посол (А. К. Разумовский. – Авт.) пишет ко мне письмо, из которого Ваше Превосходительство изволите ясно усмотреть необходимость крейсирования отряда флота команды Вашей на высоте Анконы...»[586].

Ф. Ф. Ушаков, идя навстречу просьбам Суворова, 28 апреля (9 мая) отрядил для блокады Анконы и пресечения плавания французских судов в Адриатике отряд кораблей под командованием контр-адмирала П. В. Пустошкина, состоящий из двух российских линейных кораблей, двух фрегатов и двух авизов, а также турецких: линейного корабля, двух фрегатов, корвета и авиза. С ним был отправлен и курьер с письмом для А. В. Суворова.

Александр Васильевич, прочитав послание Ушакова, спросил у курьера, немца по происхождению:

– А что, здоров ли мой друг, Федор Федорович?

Заметив недоумение на лице фельдъегеря, привыкшего именовать всех по фамилиям, присутствующие офицеры объяснили ему, о ком идет речь, и тот поспешно ответил:

– Господин адмирал фон Ушаков в добром здравии и поручил мне засвидетельствовать Вашему Сиятельству свое искреннее почтение.

– Убирайся ты вон со своим «фон»! – вспылил фельдмаршал. – Этот титул ты можешь придавать своим немцам, потому что они «нихтбсштимтзагеры», «немогузнайки», а человека, которого я уважаю, который своими победами сделался грозою для турок, потряс Константинополь и Дарданеллы и который, наконец, начал теперь великое дело освобождения Италии, отняв у французов крепость Корфу, еще никогда не уступавшую открытой силе, этого человека называй всегда просто Федор Федорович!

Суворов был тысячу раз прав, именно так все и называли Ушакова. Даже младшие офицеры обращались к нему по имени и отчеству, что сразу же бросается в глаза при просмотре официальной переписки. Встречались случаи, когда в одном и том же письме корреспондент называл Суворова «Граф Суворов», а Ушакова «Федор Федорович» без указания чина, и всем было понятно, о ком идет речь. Все это говорило о глубоком уважении флотоводца.

Исполняя повеление командующего эскадрой, контр-адмирал Пустошкин 5 (16) мая прибыл к Анконе и приступил к ее блокаде. Чтобы уточнить расположение береговых батарей, была проведена разведка боем. В два часа пополудни того же дня Пустошкин подошел под самые крепостные стены и произвел их обстрел. В ответ заговорили неприятельские батареи, не причинив, однако, никакого вреда кораблям, но это позволило выяснить систему обороны французского гарнизона. Получив нужные сведения о противнике, Павел Васильевич Пустошкин дал команду на отход и встал на якорь в пяти милях от берега.

13 (24) мая для пополнения запасов пресной воды П. В. Пустошкин отошел к местечку Сенегал, а на следующий день к Фано, расположенных недалеко от Анконы. При сходе на берег русские моряки встретили сопротивление со стороны французских войск численностью до 200 человек, при которых находилось шесть орудий. В связи с этим в своем письме к российскому посланнику в Вене Пустошкин писал: «Весьма бы полезно было, есть ли бы я имел сколько-нибудь малых военных судов и десантного войска, чего и ожидать имею на мои донесения к господину фельдмаршалу (А. В. Суворову. – Авт.)»[587].

К концу месяца к отряду контр-адмирала Пустошкина прибыло подкрепление из Корфу в составе 270 солдат с командирами и 180 турок под общим командованием храброго майора А. Ю. Гамана, отличившегося при штурме острова Видо. Со стороны союзных войск в Северной Италии к Анконе был направлен корпус австрийцев.

Узнав о прибытии российских войск, жители городка Песаро взяли в руки оружие и вытеснили французов, переместившихся в Фано, увеличив его гарнизон до тысячи человек. Но и в Фано они не смогли долго продержаться: в начале июня он был взят русским десантом.

Более серьезное сопротивление оказали французы при взятии укреплений в Сенегале. 6 июня в 5 часов пополудни отряд под командованием майора Гамана вышел из Фано и к вечеру расположился лагерем на реке Сезано в трех верстах от Анконы. Утром следующего дня на подходе к укреплениям отряд встретил передовую группу французов. После короткой перестрелки они вынуждены были отойти за крепостные стены, у которых разгорелся жаркий бой.

Осаждающие были встречены картечным огнем с батарей. В ответ заговорили пушки с подошедшей к крепости бригантины и тартаны, в результате чего французы вынуждены были перенести огонь батарей на российские суда. Может быть, в каком другом случае удача и сопутствовала бы французам, но на российских судах были канониры ушаковской выучки и они били точно в цель. Прислугу буквально смело от орудий, что позволило Гаману с тремя пушками подойти к воротам крепости и начать их обстрел.

В это же время капитан Петр Чебышев, герой штурма укрепления Сальвадора на Корфу, с гренадерами атаковал укрепление неприятеля с правого фланга, а с левого атаку начал подпоручик Аполлонов. Французы для отражения удара перебросили на их направление часть орудий с приморской стороны. Но огонь с бригантины заставил их замолчать.

После полуторачасового боя войска пошли на штурм и выбили неприятеля из укреплений. Французы в количестве 500 человек ретировались в Анкону, оставив на бастионах до 30 человек убитыми. Соединенный отряд майора Гамана потерял всего три человека убитыми и 15 ранеными[588].

Десант подступил к самой Анконе. Однако 9 (20) июня П. В. Пустошкин получил депешу от адмирала Ушакова от 24 мая (4 июня) с требованием оставить Анкону и следовать на Корфу для соединения с основными силами. Причиной явилось полученное известие о входе в Средиземное море большого франко-испанского флота. Федор Федорович решил немедленно идти на помощь союзнику.

22 июня (3 июля) отряд Пустошкина прибыл на Корфу. Через два дня, пополнив запасы, к продолжению блокады крепости вновь были отправлены фрегаты «Наварахия», «Казанская Богородица», «Сошествие Святого Духа» и новокупленная бригантина, а также три турецких судна под общим командованием капитана 2 ранга Н. Д. Войновича. Однако после ухода отряда Пустошкина французы в короткое время вернули себе укрепления Фано и Сенегал. Но затем, как писал впоследствии Ф. Ф. Ушаков, «Граф Войнович употребил всевозможное старание, разбил неприятеля посредством учиненных им десантов, и в крепости Фано сверх превосходного числа убитых взял еще военнопленными 553 человека; десантное войско, хотя в малом числе, заслуживает всякую похвалу и уважение за его храбрость и неустрашимость, – сообщал русский адмирал. – Он с помощью движений инсургентов, к нему присоединившихся, овладел помянутыми крепостями и поставил в тесную осаду и самую Анкону, построя вокруг оной батареи даже на картечной выстрел и поставил на оных пушки большого калибра, посредством которых привел неприятеля в самое слабое состояние и два месяца держал Анкону, стесненную как со стороны морской, так и сухопутной»[589].

Федор Федорович, находясь уже в Неаполе, был готов после занятия Рима российскими десантными войсками, отправить их во главе с полковником Мессером к Анконе. Но в это время союзным командованием туда был направлен корпус австрийских войск под командованием генерал-лейтенанта Франца Фрелиха, и капитан 2 ранга Войнович заверил Ушакова, что совместными усилиями крепость возьмут. Никто не ожидал коварства от австрийцев. В отличие от россиян, у них были совсем другие цели. Они не собирались никому возвращать отвоеванные земли и не хотели делиться с русскими ни трофеями, ни славой.

Фрелих, по прибытии к Анконе, «не оказывая ни малейшего уважения к императорским войскам, державшим в осаде толикое время означенный город, сделал предложение от себя о сдаче оной крепости», не уведомляя Войновича, 2 (13) ноября принял от изможденного длительной осадой французского гарнизона почетную капитуляцию.

В первой статье акта о капитуляции было написано: «Комендант французских войск город Анкону сдает единственно австрийцам, потому что русская и турецкая нации не имеют понятия о праве народов и военном... Дружеское обхождение между цесарскими и французскими войсками должно быть взаимно в рассуждении уважения и дружбы между двумя нациями существующих»[590].

Так же скрытно австрийский генерал ввел в Анкону свои войска, и 4 (15) ноября выпустил из крепости французский гарнизон. Только после этого Фрелих уведомил Войновича.

Николай Дмитриевич, возмутившись вероломством австрийского генерала, объявил ему:

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: