К чему призывают нас святые? 26 глава

В рескрипте Павла I к В. С. Томаре от 15 июля 1799 года говорилось: «Из рапортов адмирала Ушакова и донесений ваших уведомилися Мы о распоряжениях, учиненных на островах бывших Венецианских, касательно установления на оных правления, новому положению их соответствующих. Находя меры, упомянутым адмиралом в Корфу принятые и представленные вами Порте согласующимися с предположениями Нашими, Мы оные одобряем (выделено мной. – Авт.)»[550].

3. ОСВОБОЖДЕНИЕ ЮЖНОЙ ИТАЛИИ

После учреждения нового правления на Ионических островах настало время для решения задач по освобождению Южной Италии и блокаде Анконы. Ф. Ф. Ушаков уже неоднократно получал слезные письма о помощи от короля Обеих Сицилий Фердинанда IV, который под влиянием побед Нельсона в конце 1798 года опрометчиво двинул свои войска на Рим и, потерпев сокрушительное поражение, вынужден был покинуть Неаполь и спасаться на Сицилии.

Предыстория же событий, разворачивающихся на юге Италии, была следующей.

В 1797 году в областях Северной Италии, попавших под власть французов, были созданы две новые республики цизальпийская и лигурийская с навязанным их населению государственным устройством, при котором всячески поощрялись народные движения, направленные на низвержение монархической аристократии. Особняком оставались так называемая папская область и Королевство Обеих Сицилий. Но вскоре французы добрались и до них.

В конце 1797 года в римских владениях начались выступления местных республиканцев против папского владычества. После того, как последовало их активное преследование, восставшие прибегли под защиту французского посольства. Стоявший в то время во главе посольства Жозеф Бонапарт пытался их спасти, но папские войска, не обращая никакого внимания на его протесты, в пылу погони, на его же глазах, убили французского генерала Дюфо и обстреляли само французское посольство[551].

Инцидент имел печальные последствия для папы римского. Восприняв убийство своего генерала как покушение на дипломатического представителя, Наполеон Бонапарт потребовал у Директории беспощадного возмездия. Директория, со своей стороны, не стала препятствовать этому стремлению своего «итальянского героя», ибо, во-первых, «положила глаз» на папские сокровища, а, во-вторых, давно мечтала изгнать из Рима «старого католического идола»[552].

В начале февраля 1798 года состоялось вторжение французских войск под командованием генерала Бертье в Римскую область, которой он, при поддержке народа, овладел без всякого сопротивления.

Папа римский Пий VI был арестован и отправлен в Пизу. Римляне, ликуя на улицах, стали сбивать с ворот и зданий папские гербы и прилюдно жечь их на улицах, воздавая при этом невиданные в этих краях почести французскому генералу, который, чувствуя себя победителем, начал устанавливать новую власть по уже отработанному сценарию.

Как и в других областях, все началось с того, что на Рим было наложено 6 млн. скудов контрибуции, а имущество папы, российских, английских и португальских подданных было объявлено собственностью Французской республики. После этого город был отдан на откуп французским войскам, у которых, по выражению очевидца, «открылась превеликая страсть к грабительству»[553]. Российский посланник в Генуе А. Г. Лизакевич сообщал: «Грабежи продолжаются... и самые богатые дома уже разграблены. Продолжается выезд из Рима людей, что делает его пустынным и безлюдным»[554].

Чтобы как то объяснить и оправдать свои действия, республиканские власти обнародовали манифест, которым, как сообщал Лизакевич, «прилежат истребить в народе обольщение и суеверие, влияние в него от иступленных священников, которые приводят простодушных людей в заблуждение выдуманными чудотворениями образов и поощряют их к обобранию в церквах золота, серебра и других вещей»[555].

Происходящие в Римской области события не могли не волновать короля Обеих Сицилий Фердинанда IV. Однако ни у Директории, ни у генерала Моро, принявшего командование над французскими войсками в Италии, во второй половине 1798 года никаких планов относительно военной кампании против Неаполитанского королевства не было, так как значительные силы и средства были направлены на египетскую экспедицию Бонапарта.

Фердинанд IV, не дожидаясь вступления в войну Австрии, решил первым напасть на французов в Римской области, и освободить Святой престол. В связи с этим, в начале сентября он обнародовал насыщенный пафосным тоном манифест, которым объявил своим подданным, «что они природный долг на себе имеют защищать вооруженною рукою веру, престол, живот свой и имущество, что каждый из них, вступив на 17-й год возраста своего и по окончании 45-го года, должен считать себя действительным солдатом... что сам Его Величество, яко верховный предводитель армии своей и принцы – дети Его, занимают место в знаменитом списке государственного воинства и готовы первых себя принесть в жертву за честь закона христианского, за безопасность монархии, за спасение отечества, за общее благополучие»[556].

Ободренный поддержкой ставшего знаменитым адмирала Нельсона, 11 (22) сентября прибывшего в столицу после блестящей победы в устье Нила, Фердинанд стал вести себя по отношению к французам, мягко говоря, неразумно. В конце сентября в Казерте, Фердинанд в сопровождении военного министра генерала Джона Эдуарда Актона произвел смотр своим войскам, а заодно дал возможность взглянуть на них контр-адмиралу Нельсону, английскому посланнику лорду Вильяму Гамильтону и австрийскому генералу Карлу Макку, которого он пригласил для командования своей армией, в связи с чем вскоре произвел его в чин неаполитанского фельдмаршала и пожаловал 60 тысяч флоринов на экипаж[557].

Возглавив все это воинство, Макк, «не оказывая никакого сомнения в том, что великое его имя в воинской науке не претерпит ни малейшего ущерба», под предводительством самого короля двинул его в Папскую область[558].

В тот же день неаполитанские войска, состоявшие из 35 тысяч человек пехоты и четырех тысяч конницы, вышли в поход. Вскоре они пересекли границу Римской области и вступили в сражения с семитысячным корпусом французского генерала Шампиньоне. С моря действия сухопутных войск прикрывала эскадра контр-адмирала Нельсона с пятитысячным десантным войском, находящимся на борту его кораблей (семь линейных кораблей и два фрегата), взявших курс на Ливорно, чтобы отсечь там путь французам к отступлению[559].

Начиная кампанию против французов, Фердинанд IV, хотя и возлагал большие надежды на свое войско и британскую эскадру, но все же направил письмо и российскому императору с просьбой об оказании помощи в борьбе с супостатом. Неаполитанский посланник в Петербурге дюк Серра Каприолли не замедлил передать его по назначению. Павел I тоже не заставил себя долго ждать. Уже 16 (27) декабря он подписал указ о направлении в Италию 10-тысячного корпуса войск под командованием генерал-лейтенанта И. И. Германа, а также об отправке на Мальту трех батальонов пехоты и 300 артиллеристов под командованием генерал-майора Д. М. Волконского[560]. А 18 (29) декабря 1798 года между Россией и Королевством Обеих Сицилий был заключен союзный оборонительный договор[561].

В ходе начавшихся боевых столкновений французы сначала терпели неудачи, и 14 (25) ноября оставили Рим, в который 18 (29) ноября «при неописуемой радости жителей» вошли неаполитанские войска[562]. Однако в декабре обстановка на театре военных действий кардинально изменилась. Французские войска, перегруппировавшись, нанесли неаполитанцам ряд ощутимых ударов, уменьшив их войско, «оказавшее знаки великой робости и несклонности к бою», на 30 тысяч человек (вся неаполитанская армия, к тому времени составляла 50 тысяч человек) и обратив остатки «в постыдное бегство».

Российский посланник в Неаполе В. В. Мусин-Пушкин-Брюс в своей реляции Павлу I от 26 декабря так описывал причины происходящего: «Несщастливые приключения в армии Его Неаполитанского Величества принудили фельдмаршала Макка оставить план действий, который он себе предписал, не имея достаточных сведений ни о способностях подчиненных ему генералов, штаб- и обер-офицеров, ни о честности и расторопности особ, на которых возложена должность снабдевать армию. Большая часть тех, которым он должен был поручать исполнение каких-либо предприятий военных, оказались совершенно незнающими первых правил звания своего; офицеры, исключая немногих, первые во всяком случае оставили посты свои, не мысля ни о чем другом, как о спасении жизни своей»[563].

В результате Фердинанд IV вынужден был оставить Римские области и вернуться в Неаполь. Но и там он пробыл недолго. В городе начались бунты. Нельсон, предвидя трагическое развитие событий в столице, приказал командиру своего корабля, а также капитанам трех португальских кораблей приготовиться к выходу в море.

Вместе с генералом Макком, находящимся «в самом отчаянном состоянии ума», он старался уговорить Фердинанда покинуть город. Тот же пытался речами с дворцового балкона вразумить своих необузданных подданных и привести их к послушанию. Но не тут-то было. Народ все больше и больше возбуждался, видя причиною своих бед происки англичан и эмигрантов, которых они «почитали якобинцами». Дело дошло до смертоубийства. Схватив в порту одного из французских выходцев, «чернь» зверски его убила и, привязав за ногу, «тащила по грязи ко дворцу, показывая Его Неаполитанскому Величеству». Король пришел в «величайшее негодование» и повелел немедленно разогнать народ[564].

«По примеченному худому расположению в части подданных» неаполитанский монарх решил покинуть столицу. В ночь на 10 (21) декабря Нельсону удалось незаметно проникнуть во дворец и также незаметно вывести оттуда Его Сицилийское Величество вместе с семьей. При порывистом ветре и сильном волнении моря, на шлюпке они перебрались на корабль английского адмирала. В это же время на внешнем рейде залива стояли три неаполитанских линейных корабля и три фрегата. Однако с двух линейных кораблей разбежались матросы, поэтому Нельсону пришлось послать туда часть своей команды.

Также незаметно англичанам удалось перевести на «Вэнгард» и все сокровища королевской семьи общей стоимостью 2 млн. 500 тыс. фунтов стерлингов, которые никто ранее не решался грузились ни на один корабль. Через два дня к флагманскому британскому кораблю собралось множество шлюпок с дворянами и «низшего состояния людьми», умоляющими короля не покидать их. Но, не взирая на мольбу верноподданных, в 7 часов вечера 12 (23) декабря Фердинанд отбыл в Палермо[565].

К несчастью «мореплавателей» на переходе начался сильный шторм, которого, по словам Нельсона, он не видел в течение всей своей морской службы. «Вэнгард» с вклочь изорванными парусами дважды был на грани гибели. Этим, однако, не закончились несчастья венценосных беглецов: в море, пораженный страхом окружающих, «занемог конвульсиями» и скончался прямо на руках у леди Гамильтон пятилетний принц Альберт[566]. Так к горечи непредвиденного поражения прибавилось скорбь утраты наследника.

Говоря о причинах поражения неаполитанцев и перспективах развития событий, В. С. Томара доносил в Петербург: «Победою лорда Нельсона возмечтали король и министры неаполитанские и предприняли прежде времени... вступить в области церковные. Сей безрассудный поступок может причинить великие нещастия и пагубу всея Италии»[567].

Более откровенно о произошедшем высказался российский поверенный в делах военного ведомства при неаполитанском дворе А. Я. Италинский: «Нещастия неаполитанской армии произошли от множества обстоятельств. Вследствие долговременного мира Его Неаполитанское Величество не имел ни генералов, ни полковников, ни офицеров, знающих военное искусство. Воспитание дворянства и зажиточных людей столь общим сделано великий разврат и пороки, что никто почти из служащих в высших и низших чинах не знает и не чувствует долгу, лежащего на нем, относительно до веры, подданической к государю своему любви, чести и совести. Военного звания люди многие были изменники, большая часть трусы и подлецы, духовные, то есть капиланы, враги веры и желающие видеть ее упадшею каким бы то ни было происшествием, подрядчики воры, Макк метафизик, а не практический генерал(выделено мной. – Авт.). Все сие такое действие имело, что армия дурно была предводительствуема в рассуждении главных предводителей и мелких начальников, что они были без обуви, без одеяния, без хлеба, без артиллерии. Таким образом семь тысяч французов победили около 50 тысяч неаполитанцев»[568].

В этой обстановке 10 (21) января 1799 года между неаполитанским двором и Блистательной Портой была заключена конвенция о совместных действиях против Франции[569]. Однако турки не собирались воевать за Италию и это не спасло положения. Через пять дней после подписания договора Неаполь был занят французами.

Еще 6 (17) января местная знать, духовенство и многие мещане убедили население обезоружить гарнизон и неаполитанские войска отступившие в город. Избрав себе в предводители принца Молитерно, они завладели всеми замками Неаполя и вступили в переговоры командующим французскими войсками генералом Жаном Этьеном Шампиньоне о сдаче города. Однако народ, узнав причину переговоров, пришел в негодование. В порыве гнева неапольцы схватили одного из соратников принца Молитерно – дюка ла-Торре вместе с братом и сыном и тут же их убили, а затем изрубили и сожгли их тела. В ответ восставшие обратились к Шампиньоне с просьбой о помощи, который двинул на город 3 тысячи человек своих войск. «Народ, видя себя без предводителя и без всякой надежды устоять долго против внутренних и наружных злодеев, прекратил подвиг свой и решился с преклонною головою ожидать ига, которое возложено на него будет»[570].

В этих условиях фельдмаршал Макк оставил армию и с паспортом, полученным от французского генерала Шампиньоне, отъехал в Австрию. Но не успел ото доехать до Болоньи, как был вновь арестован французами и отправлен во Францию как военнопленный. В ужасе Фердинанд IV стал писать письма в Петербург и к вице-адмиралу Ушакову с мольбами о помощи.

Не рассчитывая на слабовольного неаполитанского монарха, решил прибегнуть к русскому адмиралу и лорд Нельсон, нарядив на Корфу фрегат. «Его Сицилийское Величество, – писал он Ушакову, – посылал письма и доверенную особу (министра Мишуру. – Авт.), дабы говорить лично с Вашим Превосходительством о нынешнем состоянии дел в этой стране, с просьбой направить часть Вашего флота к Мессине для оказания помощи этому королевству, чтобы предотвратить переход его в руки французов... Я буду просить Вас только об одной очень большой услуге, которую Вы можете оказать общему делу, в частности Его Сицилийскому Величеству, а именно послать столько кораблей и войск, сколько будет возможно»[571].

В это время Ушаков готовился к штурму Корфу, для которого и без того не хватало ни сил, ни средств. Но и после капитуляции Ионической цитадели на отправку эскадры в Мессину он не имел высочайших повелений. Федор Федорович знал лишь о намерениях императора помочь Неаполитанскому Королевству и о его рескрипте от 16 декабря 1798 года из доставляемых писем от российского посланника в Константинополе.

Сам же Василий Степанович Томара в этой ситуации, на основании подписанного между Турцией и Королевством Обеих Сицилий союзного договора, пытался убедить Порту в необходимости послать туда и турецкую эскадру. Турки же, в отличие от русских, не хотели помогать неаполитанцам безвозмездно. В беседе, состоявшейся между двумя министрами в начале марта, реиз-эфенди сказал, что как со стороны Венецких островов «теперь забота миновала, то должно бы взять во уважение худые обстоятельства Неаполитанского королевства», и послать туда эскадру Ушакова.

– На оного адмирала ложится множество задач, – ответил Василий Степанович, – но вы правы, важнейшим делом сейчас является удовлетворение требований короля Обеих Сицилий. Вице-адмирал Ушаков на деле доказал искусство свое, а потому можно на него положиться, тем паче, что все сии предметы ему лучше нашего известны. Но должно присоединить к нему и турецкую эскадру и снабдить их изобильно всеми припасами, а также усилить корпусом надежных албанцев, чтобы дать время российским войскам дойти до Италии.

Он сообщил также о намерении генерала Германа соединиться с корпусом российских войск, находящихся в Австрии, и о том, что эти войска назначены в Италию. Вместе с тем Томара предложил реиз-эфенди послать на освобождение Италии корпус турецких войск.

Реиз-эфенди хитро заметил, что назначение войск албанских со стороны Порты тем справедливее, что подписан трактат с неаполитанским королем, по силе которого должны дать определенное число войск, которые содержаться за счет державы, помощи требующей.

– Король неаполитанский никакого войска содержать теперь не в состоянии, – попытался вразумить турецкого министра Томара. – Утрата королевства неапольского, превращение целой Италии в образ, угодный французам, может интересовать дружбу государя моего к неаполитанскому королю и благонамерение в его пользу рода человеческого. Но безопасность империи его, нас мало интересует, а для Блистательной Порты превращение Италии в образ французского правления есть крайне опасно. Я думаю, что Порта не желает перенесения театра войны в собственные свои пределы, что, однако, легко может случиться, если дать французам время овладеть частью Неаполитанского Королевства на твердой земле. А по сему, предлагаю министерству взять во уважение речи мои и сообщить мне решение для донесения моему государю[572].

В конце марта к Ушакову прибыли депутаты от губернатора южных областей Адриатического побережья Италии с известием, что «при берегах между Бриндичами и Марфедонии собравшиеся несколько бунтовщиков соединились с малым числом французов, вооружили малые суда, устрашили жителей и некоторыми местами при береге овладели». Вместе с тем прибывший в очередной раз неаполитанский министр Антоний Мишуру просил Ушакова от имени своего короля отправить соединенную эскадру к Неаполю. Однако русский адмирал не имел на то высочайших повелений. Но обстановка не требовала отлагательств.

В сложившихся обстоятельствах Ф. Ф. Ушакову пришлось принимать решение самому. Не имея возможности оставить Корфу (на острове находилось еще значительное количество пленных; многие корабли нуждались в ремонте; не был решен вопрос о политическом устройстве на островах), Федор Федорович 30 марта (10 апреля) отправил рапорт на высочайшее имя о принимаемых мерах и 1 (12) апреля отрядил к Бриндизи небольшую эскадру под командованием капитана 2 ранга А. А. Сорокина с повелением истребить французов и бунтовщиков на побережье.

В своих действиях Ф. Ф. Ушаков проявил политическую волю. И та решительность, с которой он приступил к освобождению неаполитанских областей, были замечены в кругах антифранцузской коалиции. А. Я. Италинский писал тогда Томаре: «Приятно, что Федор Федорович Ушаков, не имея из С.П-бурга повелений на оба представления к нему Его Неаполитанского Величества о пособии... немедленно отправил отряд к берегам Пулии и Калабрии, чтобы ободрить жителей тамошних и прийдет в Мессину принять от Его Величества указание, как употребить под начальством его императорскую эскадру в пользу короля неаполитанского»[573].

Появление небольшого отряда соединений эскадры в районе Бриндизи привело французский гарнизон в панику. Французы, заклепав пушки, бежали на мелких судах в Барлетту (cм. карту Италии). Дальнейшие действия Сорокина были описаны Ф. Ф. Ушаковым в донесении Павлу I от 18 мая.

Федор Федорович сообщал императору: «Посланной от меня флота капитан 2 ранга и кавалер Сорокин с отделенной эскадрою четырех фрегатов, одною шхуною, одним фрегатом неаполитанским, одним турецким корветом и четырью турецкими же канонерскими лодками к стороне Италии в Бриндичи и к Марфедонии для освобождения берегов Пулии от французов и для истребления их изо всех мест, при берегах находящихся, и для поиску неприятельских судов...В сходство данного от меня ему предписания по освобождению эскадрою Бриндичей, утвердя всех обывателей оного в верности королю, своему государю, учредя порядок и восстановя спокойствие, послал от меня прокламации... В Манополи, в Баре, Барлетто, Марфедонию и во все прочие города Пулии с уверениями об нашей помощи и о увещевании их к изгнанию французов и о восстановлении верности к законному своему государю, уверяя при том, что поспешные действия союзных императорских войск под предводительством фельдмаршала Суворова ускоряют уже освобождение Италии и с той стороны спешат к ним на помощь»[574].

Кроме этого, Сорокин отправил в разные места своих солдат для истребления французов и успокоения жителей, равно, как это было сделано и в Отранто. В результате в Бриндизи, Отранто и их окрестностях была восстановлена королевская власть.

30 апреля (11 мая) отряд Сорокина направился вдоль берега в провинции Летчи и Баре к городам Полиняно и Моле. Подойдя 1 (12) мая к Моле, с фрегата «Св. Михаил» был произведен холостой выстрел. Однако вместо ответного приветствия в крепости был поднят флаг Французской республики. Сорокин с фрегатами «Св. Михаил» и «Счастливый» подошел ближе к крепости и отдал приказание неаполитанскому фрегату, на котором находился кавалер Мишуру, подойти еще ближе и произвести ее обстрел. Но и после этого французский флаг не был спущен. Тогда к обстрелу подключились оба российских фрегата. После непродолжительной канонады в крепости был поднят белый флаг и на борт «Михаила» прибыли депутаты с объявлением своей покорности.

Александр Андреевич Сорокин встретил депутатов холодно и повелел им послать во все прилежащие провинции и города прокламации с требованием покориться королевской власти. И после небольшой паузы добавил:

– Передайте всем, чтобы не доводили себя до такового же принуждения, как вас, и истребили бы во всех местах зловредный закон и дерево вольности. На исполнение даю вам сутки. Ныне же мы отправляемся к Баре и прошу передать депутатам прочих городов, чтобы явились ко мне в тот город.

Как только российская эскадра ошвартовалась в Баре, тотчас к капитану 2 ранга Сорокину явились депутаты и объявили, что «рады приветствовать эскадру на своей земле и уверяли, что всегда были преданы своему государю, что одна лишь крайность обстоятельств и сила французов понудили их принять республиканское правление. Ныне же, видя защиту и покровительство соединенных союзных эскадр, срубили сие гнусное дерево вольности и будут служить королю до последней капли крови...». После этого в храме Николая Чудотворца, разграбленного французами, у святых его мощей принесено было благодарение Всевышнему за оказанную помощь.

Для проверки приведения окрестностей под королевскую власть А. А. Сорокин высадил на берег десант. Деревенские жители разоренные за время французского правления, с радостью и в то же время с недоумением встречали русских солдат, после чего посылали своих депутатов в Баре, где объявляли русскому офицеру, что «во всех местах жительства их дерево вольности они истребили огнем и повергают себя в верность своему королю».

4 (15) мая Сорокин направился к Барлетте, где, «приведя жителей города и окрестностей в послушание», оставил там фрегат «Григорий Великия Армении», а сам двинулся далее к Марфедонии, куда и прибыл 8 (19) мая. По донесению Ушакова, Сорокин, проходя вдоль берега, «приставал в разных местах и после первых действиев везде флаг Его Императорского Величества, яко великого их покровителя, встречаем был с надлежащей почестию, салютом пушечных выстрелов и с радостным восклицанием народа, уверяя о верности их к своему королю».

Подойдя к марфедонской пристани, Александр Андреевич высадил на берег десант и сам с министром Мишуру сошел на берег, где их встретили множество депутатов из разных даже самых отдаленных мест, выражавших приверженность своему законному королю. Воспротивился один лишь город Фоджа, хотя и в нем было немалое число жителей, поддерживающих возвращение королевской власти. Но якобинцы стали уверять народ в том, что у россиян слишком мало войск и что они вряд ли пойдут на помощь монархистам.

В сложившейся обстановке Сорокин после совета с командирами и неаполитанским министром принял решение усилить десант матросами и канонирами с кораблей с приданными к ним четырьмя пушками, передав их под общую команду командиру фрегата «Счастливый» капитан-лейтенанту Г. Г. Белли. Не медля, десантный отряд численностью до пятисот человек под Андреевским флагом вместо полкового знамени двинулся к Фодже, чтобы «военной рукою принудить повиноваться королю, неприятелей и противящихся разбить и побрать в плен, а повинующихся прощать и уговаривать ласкою быть послушными своему королю». Вместе с отрядом отправился и кавалер Мишуру.

Узнав о движении к городу российского войска, верные королю жители Фоджа выслали им навстречу своих депутатов с известием, что они всех якобинцев забрали под караул и просили о покровительстве города и установлении в нем порядка. На следующий день Белли подошел к городу и встречен был народом «с великой радостию и честью». «Но не в далеком расстоянии от города, – доносил впоследствии Ушаков, – собрались якобинцы и бунтовщики до трех сот человек и еще умножались и угрожали жителям разорением. Капитан Сорокин приказал капитан-лейтенанту Белли с войском иттить туда, их разбить и забрать в плен. Как скоро капитан-лейтенант Белли приближался к бунтовщикам, тотчас все они разбежались и оставили свою малую артиллерию. Множество народа, верных королю, начали присоединяться к нашим войскам и в лагерь наш приехали из разных мест депутаты, даже из города Баневенто, который состоит только в 34-х милях от Неаполя»[575].

После взятия города Фоджа отряд Белли отправился к Неаполю на соединение с войсками кардинала Руффо. Кардинал Руффо оказался единственным во всем Hеаполитанском королевстве, кто встал на защиту своего Отечества. В конце февраля он отправился из Мессины в Сциллу, где заранее подготовил себе помощников. Первоначально у него не было ни солдат, ни денег, но в Сцилле он сумел набрать 300 человек, из которых составил гвардию. С этим отрядом Руффо перешел в Баньяру, бывшею некогда собственностью его фамилии. Вскоре он усилил свой отряд множеством беглых арестантов и разбежавшихся из неаполитанской армии солдат. К нему присоединилось и калабрийское духовенство, придав походу религиозный характер. С их помощью Руффо собрал множество молодых людей, которые толпами приходили в Милето, где кардинал устроил главную квартиру. Таким образом он вооружил там около 10 тысяч человек, назвав это ополчение ратью Святой Веры. Затем он двинул свои войска дальше на север. Взял и затем разорил городок Которне, овладел Котанцарой и Козенцей, после чего пошел к Неаполю.

А в Неаполе в это время местные «патриоты» после ухода из города основных сил французской армии генерала Миолиса, отправившихся в Северную Италию на помощь генералу Готье, обнародовали манифест, в котором объявили, «что не хотят повиноваться ни своему королю, ни Франции и намерены защищать до последней капли крови свою вольность и независимость»[576]. Объявив об этом, республиканцы отправили корпус войск против кардинала Руффо и сумели разбить одну из его колонн. Потерпев неудачу, монархисты приостановили продвижение своих войск, в ожидании прибытия двух батальонов генерал-лейтенанта Германа, возлагая на них всю свою надежду.

Фердинанд IV, в очередной раз не разобравшись в ситуации, приказал кардиналу Руффо продолжить наступление. Но кардинал заметил королю, что хотя его армия и состоит из 35 тысяч человек, однако, за неимением подкрепления от регулярного войска, она может быть легко побеждена и рассеяна. А потому он решил ожидать прибытия к нему российского корпуса, с помощью которого он надеялся разбить неприятеля и овладеть столицей королевства.

Узнав об успешных действиях русских моряков эскадры адмирала Ушакова в районе Марфедонии, Руффо с 18 тысячами человек своего воинства направился на соединение с ним. В составе русского десантного войска к тому времени находилось 15 штаб- и обер-офицеров, 117 человек матросской команды, 312 унтер-офицеров и солдат, 36 артиллеристов с шестью пушками и 30 человек с неаполитанского фрегата. К июню они подошли к окрестностям Неаполя и встали лагерем в 35 милях от столицы. Здесь и произошла встреча с основными силами союзников[577].

Неаполитанский министр Мишуру, присутствовавший при отряде Белли, с восторгом писал Ф. Ф. Ушакову: «В промежуток 20 дней небольшой русский отряд возвратил моему государству две трети королевства. Это еще не все, войска заставили все население обожать их... Вы могли бы их видеть осыпанными ласками и благословениями посреди тысяч жителей, которые называли их своими благодетелями и братьями... Конечно, не было другого примера подобного события: одни лишь русские войска могли совершить такое чудо. Какая храбрость! Какая дисциплина! Какие кроткие, любезные нравы! Здесь боготворят их и память о русских останется в нашем отечестве на вечные времена».

Для усиления отряда, по просьбе капитан-лейтенанта Белли, А. А. Сорокин выделил ему еще 95 человек под командованием двух офицеров. Получив подкрепление, соединенные войска двинулись к Неаполю. При этом русская команда шла в авангарде ополченцев кардинала Руффо.

На пути к столице Королевства Обеих Сицилий Г. Г. Белли был уведомлен министром Мишуру о том, что «в Неаполе войска неприятельские и якобинцы, узнав о приближении войск российских, пришли в великое замешательство и робость и что все приверженные и верные королю неаполитанскому тем ободрены и с восхищением ожидают войск на их освобождение от французов и бунтовщиков».

Перед вступлением в город кардинал Руффо обнародовал манифест, которым от имени короля обещал всем «заводчикам бунта» прощение и даже позволение свободно выехать из королевства. Но желающих сдаться кардиналу оказалось немного.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: