Сделай Сам Свою Работу на 5

К чему призывают нас святые? 21 глава





Конечно же, англичане знали о сражениях на Черном море, но, при этом, в британском адмиралтействе весьма снисходительно относились к победам русских, не считая турков за достойного противника. А кого же победил Джервис? По замечанию британского военно-морского историка Джемса, «экипажи испанских судов были вовсе не годы к морскому делу и состояли из насильно набранных жителей внутренних провинций и солдат; на каждом корабле было не более восьмидесяти старых матросов»[448]. Так что особой славы англичане в этом сражении не добыли.

Другое дело, военно-политическая ситуация на Атлантике существенно изменилась в пользу Англии. Это было бесспорно. Однако сам английский флот пребывал не в самом лучшем образе.

Французская революция не могла остаться без влияния на умы английских моряков. После 1789 года в матросских массах британского флота началось брожение. Один из современников по этому поводу писал: «Во Франции в это время было возмущение против власти. Британцы, в общем, мало пострадали от заразы с другого берега Канала, но в случаях, когда почва была благоприятна, эта болезнь передавалась в самой тяжелой форме и некоторым из англичан»[449].



Французские эмиссары активно занимались пропагандой среди команд английского флота. Адмирал Джон Джервис, получивший почетный титул лорда Сен-Винцента, в своем письме капитану Дукворту 18 июля 1797 года сообщал о получении им сведений относительно заявлений французского правительства, что оно имеет своих агентов на всех кораблях британского флота. Эту же мысль высказывал и первый лорд Адмиралтейства Спенсер, говоря о событиях в Ирландии, где существовал целый ряд революционных обществ.

К месту сказать, Английское правительство во многом само позаботилось дать бунтовщикам «интеллигентных» главарей. Оно издало так называемый «Grenville Act» (акт для поимки черни, названный по фамилии его автора), устанавливавший принудительное зачисление на корабельную службу преступников, бездомных бродяг и им подобных. Причиной, вызвавшей издание этого акта, бил недостаток матросов.

Джемс писал о последствиях, вызванных этим постановлением: «Лондонская полиция, вместо того, чтобы исправлять собственными мерами людей, оказавшихся вредными обществу, посылала их на военные суда; люди эти имели здравый смысл и некоторое воспитание, а потому занимали высокое место в мнении невежественных матросов. Многие из них имели понятие о политике и, находившись часто перед лицом законов, превосходно знали их; они могли толковать матросам акты Парламента, искажали их по своему произволу, говорили, что распоряжения Правительства клонятся к унижению матросов и показывали между тем средства, которыми можно заставить более уважать морское сословие. Такие краснобаи заражали целую корабельную команду»[450].



Несовершенство организации службы на кораблях также не мало способствовало росту недовольства среди матросов. Так, например, из боязни дезертирства, увольнение матросов на берег было крайне стеснено, даже во время стоянки в отечественных портах, моряки были лишены возможности повидаться со своими родными и близкими.

Морские уставы в вопросах дисциплины предоставляли слишком большие права. На некоторых кораблях наказания были в высшей степени суровы, на других – команда не подвергалась совершенно никаким наказаниям, что, однако, признавалось многими офицерами за большое зло.

И все же, в подавляющем большинстве случаев, в отличие от Франции, матросское движение в Англии было в основном вызвано не политическими мотивами, а тяжелым экономическим и бытовым положением команд.

Со времен Карла II (1705 г.) денежные оклады матросов не изменялись, в то время как стоимость продуктов первой необходимости значительно возросла, и матросы не имели возможности хотя бы более или менее сносно содержать свои семьи.



Кроме того, длительные плавания, зачастую продолжавшиеся нисколько месяцев, тяжело сказывались на здоровье личного состава. Команды страдали от цинги. Несмотря на частые случаи заболевания, свежие овощи не давались даже во время стоянки в портах. Свежее мясо было редким лакомством, а отпускавшееся команде количество провизии было недостаточным при той тяжкой работе, которую матросам приходилось выполнять на кораблях. А злоупотребления были обычным явлением. Провизия выдавалась с большой недостачей. Определенная ее часть удерживалась на «утруску» и «усушку».

Уход за больными не отличался тщательностью, пища их не улучшалась, медикаментов отпускалось мало. Пенсии инвалидам были незначительны, а раненых лишали жалованья до выздоровления иди увольнения в отставку по непригодности к службе во флоте.

Согласно сведениям за 1780 год, за шесть лет было набрано для службы на флоте 175 000 человек. Из этого числа за четыре года – убито 1 243, умерло от различных болезней 18541, а дезертировало – 42 000 матросов[451].

Цифры весьма впечатляющие. Они не только показывают, что санитарные условия на английском флоте были неудовлетворительны (от болезней умерло в пятнадцать раз больше, чем было убито в боях), но и то, что огромное число, почти четвертая часть общего числа рекрутов, было в бегах.

Для привлечения на службу во флот, правительство, а затем муниципалитеты и Ост-Индская компания, установило премии, выдававшаяся каждому добровольцу. Однако этим и ограничивались мероприятия по улучшению материального благосостояния матросов. Не было ничего сделано для облегчения условий их службы и жизни на кораблях.

Таким образом, неудовлетворительное материальное положение матросов британского флота в конце XVIII века, а также неэффективная система комплектования флота, допускавшая назначение на корабли, в виде меры наказания, преступного элемента, подготовило почву для успешной деятельности, как ирландских революционных организаций, так и французских эмиссаров. Совокупность этих причин создала условия, при которых сделались возможными организованные бунты команд английского флота. Не редкими в 90-х годах были случаи подъема над английскими кораблями красных (кровавых) флагов, являвшихся предвестниками кровопролития. Все это в значительной степени подрывало боеготовность флота.

В западной литературе, у того же Джемса, можно найти не мало упоминаний о том, что, мол, русский флот мог воевать только с варварами типа турок, которые имели слабое понятие о морской стратегии и тактике. Даже не упоминая, что к тому времени русский флот взял верх над далеко не варварским шведским флотом, хотелось бы решительно возразить против столь не обоснованных утверждений.

Во-первых, офицерский состав, в отличие, скажем, от англичан, имел общее и специальное образование. Может быть, не все наши офицеры имели столь же большую морскую практику. Но, если говорить о второй четверти XVIII века, то показатели по этому пункту будут примерно сопоставимы.

Во-вторых, русский матрос призывался на службу практически на всю жизнь. Он проходил специальную подготовку для службы на корабле и был специалистом своего дела, по существу – профессионалом.

В-третьих, на флоте, в особенности на Черноморском, сложилась стройная и высокоэффективная система боевой подготовки, составной частью которой было, в том числе, и воспитание личного состава.

И, в-четвертых, при всех минусах социально-политического устройства Российского государства, при колоссальной разнице в социальном положении командира и матроса, их соединяло главное – они были братьями по вере. И каждый из них считал за честь положить живот свой за други своя, за Отечество и веру. В этом, было, пожалуй, главное преимущество русского флота, перед всеми прочими флотами мира.

Учитывая в совокупности все факторы, следует признать, что русский флот конца XVIII века представлял собой грозную силу, способную противостоять любому равному флоту любой державы. И я не пожелал бы тогда Нельсону иметь своим противником Ушакова.

 

 

ФРАНЦУЗСКАЯ ЭКСПАНСИЯ

 

1. ОКУПАЦИЯ ИОНИЧЕСКИХ ОСТРОВОВ

 

Весной 1796 года французские войска под командованием молодого и энергичного бригадного генерала Наполеона Бонапарта вторглись в Северную Италию и в течение года завладели ею. После этого Бонапарт направил свое оружие против Венецианской республики, где, имея достаточное число своих людей, «ласковыми обещаниями и посредством деятельных мер» без особого труда завладел столицей республики.

Наблюдая за стремительным продвижением Бонапарта, греческие патриоты Ионического архипелага, «предвидя разрушение их правления и опасность остаться подвластными французам», обратились к императору Павлу I с прошением о принятии их под его покровительство. Они клятвенно обещали «исполнять высочайшие приказания, не щадя имения и жизни своей, объявя, что они предпочитают быть под правлением столь великого и милосердного государя, чем принадлежать какой-либо другой державе».

Препровождая послание греков в Петербург, майор Л. Соттири, действовавший в последнюю русско-турецкую войну как эмиссар Екатерины II на Балканах, а ныне состоящий русским резидентом в Триесте, от себя заметил: «Надеюсь, что Его Императорское Величество всемилостивейше воззрит на желания сего народа, искони преданного по единоверию и природной склонности к Российскому императорскому двору и в нынешних удобных обстоятельствах желающего пожертвовать имением и жизнью для славы Российского государства.

Осмелюсь при том донести, что город Корфу и заливы Перевеза и Левкада выгодны во время войны для содержания знатного флота и сухопутной армии, то есть Перевезский залив для набору рекрут.., а Корфу может служить арсеналом, будучи защищаем одною из лучших итальянских крепостей и, имея в северной стороне великое число албано-греческих народов, обитающих по берегам Адриатического моря, храбрость коих доказана уже в последнюю войну с турками.

Жители острова Корфу, по учинении некоторых нужных распоряжений, решились сопротивляться французам и нынешним венецианцам, коих войска, как слышно, идут к вышеупомянутым областям, куда разослали они уже нарочных, обещая восстановить древнюю вольность. Помянутые жители клятвенно обещались защищаться до самой крайности, все места снабдили албанскими войсками, военными и съестными припасами, морскими силами и деньгами и в сем положении станут ожидать своей участи; в противном же случае примут нужные меры для избежания бедствий, происходящих от войны.

Естьли французы поселятся в Корфу, следовательно и на всех в Леванте Венецианских островах, то без сомнения трудно будет всякой воюющей с Оттоманскою Портою державе пройти флотом чрез сии области в Архипелаг» [452].

К замечаниям майора российской службы добавим соображения Наполеона Бонапарта, который также, узрев стратегически выгодное положение островов Ионического архипелага, впоследствии писал: «Острова Корфу, Занте и Кефалония важнее для нас, чем вся Италия вместе»[453].

Для захвата Корфу и прилегающих к нему островов Бонапарт в начале июня 1797 года направил для захвата Корфу и прилегающих к нему островов эскадру в составе шести линейных кораблей и нескольких фрегатов с корпусом под командованием генерала А. Джантили. На борту флагманского корабля находился полномочный представитель Директории (комиссар) ученный-эллинист А.-В. Арно, который по поручению Бонапарта составил воззвание к населению Ионических островов. В нем говорилось: «Потомки первого народа, прославившегося своими республиканскими учреждениями, вернитесь к доблестям ваших предков, верните престижу греков первоначальный блеск... и вы обретете вашу доблесть античных времен, права, которые вам обеспечит Франция, освободительница Италии»[454].

На подходе к Корфу Джантили доложили о большом скоплении на берегу местного населения. Генерал, не решаясь начать высадку, направил в город Арно для зачтения воззвания. Собравшийся народ во главе с протопопом Корфу, выслушав пламенную речь французского комиссара, стало радостно приветствовать его. После чего, вопреки ожиданиям российского двора и клятвенным обещаниям корфиотов «защищать остров до последней возможности», он был сдан без всякого сопротивления. Оставалось лишь удивляться переменчивым нравам греков, «кои сперва усердно желали быть под покровом Его Императорского Величества, но по причине превосходных сил, угрожающих им смертью и гибелью, почли они за нужное решиться на то, что они и исполнили».

Вступив на острова французский генерал вскоре, обнародовал манифест, с изъявлением своей гуманной исторической миссии на древнегреческой земле «от 2-го вантоза 6-го лета». Манифест начинался следующими словами: «Если Республика Французская, завладев Италиею и даровав мир твердой земле, предоставила себе торжественным договором владения Венецианские в Леванте, то сие учинила она для того, что, стараясь ревностно восстановить вольность на сих берегах и в сих славных селениях древней Греции, что ей нужно было удержать ключи Адриатического моря и таким образом приуготовить своей восточной торговле, одной, которая для нее способна, великие средства умножения и цветущего состояния; но она хотела, чтоб выгоды были общи ей и вам; она освободила вас от правления, которое продавало вашим убийцам ненаказанность, расторгла узы вашей торговли, приняла вас в число своих детей, признала гражданами французскими и сделала вас участниками своей славы и законов» [455]. Так прекратила свое многовековое существование Венецианская республика.

В самом начале народ действительно радовался падению власти Венеции, но это продолжалось не долго. Французы не принесли на Ионические острова обещанных вольности и равенства. Вся демократия закончилась насаждением деревьев и плясками вокруг них. Подлинные намерения новоявленных «благодетелей» не заставили себя долго ждать. Вскоре на все население островов была наложена контрибуция в 60 тысяч талеров[456]. Отрезвление пришло довольно быстро. Многие жители Корфу отказались от позорной выплаты и удалились в окрестности города, где, соединившись с крестьянами, «укрепились самым сильным образом и готовы были противиться до последней капли крови». Российский вице-консул на Корфу Демиан Загурийский сообщал в Петербург: «Народ, угнетенный толиким неправосудием, воздевает руки к небесам и молит о избавлении его от сего ненавистного племени и невероятно, как все желают прибытия сюда Российского флота»[457].

Французы же продолжали внедрять на острове свои «демократические» правила. Доносы и наушничество, по их мнению, являлись непременным атрибутом порядка. А для того по многим домам были засланы «шпионы», «дабы проведывать мысли каждого»[458]. Доносчиками сделались и члены нового правления, которые с завидным рвением показывали друг на друга, приводя французов в неописуемую радость. Жителям же «ничего другого не оставалось, кроме слез, дабы плакать и помнить во всю жизнь вольность, какую французы им принесли».

Пограбив остров, республиканцы, встретившие упорное сопротивление со стороны местного населения, решили смягчить обстановку, сыграв на национальных чувствах греков. Они вознамерились возродить Олимпийские игры. Однако греки не восприняли и это начинание, ибо то, что устраивали они, мало напоминало состязания в древней Элладе.

Российский вице-консул сообщал: «По повелению французов учреждены здесь алимпические игры и положено отправлять оные всякую декаду. Оные состоят в кросе (бегстве) нарочно выбираемых наибеднейших молодых людей в постыдном шуме офицеров, достойно доказывающем их распутство. Церемония, с каковою генералы туда собираются со всем их генеральным штабом, равномерно клонится к обольщению народа. Один из генералов налагает трехцветный бант на мальчика отличившагося, дает ему сверх того два талера и потом в препровождении музыки торжественно ведет его, чтобы обошел кругом дерева вольности, воспевая все allons, enfas, de la patue (Марсельезу. – Авт.). Всякого состояния жители, бывшие при том, были изумлены, видя толикую неблагопристойность»[459].

После заключения между Францией и Австрией Кампо-Формийского мира в октябре 1797 года острова Ионического архипелага были присоединены к Французской республике. После этого даже кругам, лояльным новому правлению, стало очевидно, что разговоры о национальной независимости островов были обыкновенной демагогией. Созданные ранее органы местного самоуправления практически были ликвидированы и власть на островах сконцентрировалась в руках французского военного командования. Параллельно военному командованию действовало и политическое управление через институт комиссаров.

В новых условиях французы окончательно прекратили церемониться с местным населением и духовенством. Генеральным комиссаром было приказано в храмах устроить магазины и казармы, а монахам сбрить бороды. Надругательство над религиозными чувствами греков еще больше обострило обстановку. К началу 1798 года положение французов на Ионических островах значительно осложнилось. Почти каждый день на улицах находили убитых местным населением солдат. Кроме того, французский гарнизон нес большие потери и по причине «крайней скудости». Убитых и умерших ежедневно скапливалось столько, что их трупы даже не придавали земле, а вывозили и сбрасывали в море.

Удивительно, но, в этих условиях, французское командование решило вывести с острова всю артиллерию, припасы, материалы и находящиеся там пять венецианских 64-пушечных линейных кораблей и три фрегата (Наполеон в своем рапорте указывал всего четыре линейных корабля), оставив в бухте старый линейный корабль и один фрегат.

13 февраля французская эскадра, которая вместе с венецианскими судами состояла из 11 линейных кораблей и шесть фрегатов под предводительством вице-адмирала Ф-П. Брюйеса, покинула остров и направила свой курс в Тулон. Никто из них не мог предполагать, что ровно через год все здесь будет предано огню и мечу того, в чей день рождения они вышли в море.

Вице-адмирал Брюйес перед отходом жаловался коменданту Корфу генералу Шабо на дурную постройку венецианских кораблей и просил матросов для их укомплектования. Но Шабо отказал ему, ссылаясь на то, что на острове остается всего лишь 1 300 человек гарнизона, которых едва хватит для усмирения местных жителей, намеревавшихся «изрубить гарнизон в мелкие куски» в случае восстания[460].

Французский генерал был не далек от истины, так как множество корфиотов, собравшись в вооруженные отряды, жаждали «ознаменовать себя жестокими поступками против французов за то, что сии не только опустошили землю, но еще и хотели водворить безбожие, дабы лучше успеть в предметах грабительства»[461].

Народ сполна вкусил французской «вольности» и теперь возлагал все свои надежды лишь на Россию.

 

2. ТАЙНАЯ ЭКСПЕДИЦИЯ БОНАПАРТА

 

К концу февраля 1798 года на Корфу неожиданно для местных жителей вновь начали прибывать французские войска, а их генералы стали поговаривать меж собой о какой-то экспедиции. Вскоре концентрация французских войск была замечена в Тулоне, Марселе, Генуе, Чивитавеккьи и других портах. Было очевидно, что Директория собиралась осуществить какой-то грандиозный план вторжения. Весть об этом не на шутку встревожила европейские державы, и вскоре вокруг загадочной экспедиции стала вращаться вся европейская политика.

Предположения о назначении тайной экспедиции были самыми разнообразными. При этом Директория, чтобы скрыть подлинные замыслы, через своих агентов и даже официальных лиц сама распространяла заведомо ложную информацию, вводя всех в заблуждение.

Первыми появились сведения о переброске французских войск на Сицилию или Сардинию. Затем стали говорить о том, что Директория «твердо положила» идти в Константинополь на помощь турецкому султану против России, чтобы принудить последнюю возвратить Крым, вернуть прежнюю вольность Польше и заплатить Франции «знатную сумму денег»[462]. Эту версию подтверждали многие факты, в частности: «знатные вооружения, чинимые в самой Турции якобы против бунтовщика Позван-Оглу; участие в экспедиции корпуса польских добровольцев под командованием Домбровского и, наконец, присылка в Геную французского морского офицера Дюверна Депреля, который в 1784 году посылался версальским двором в Черное море для осмотра и снятия планов всех российских и турецких портов и берегов»[463].

Одновременно новый французский посол в Генуе Сотен заявил, что экспедиция назначена будет против Англии, говоря при этом, что Франции осталось победить лишь двух неприятелей «естество и Англию»[464].

Вследствие исторической вражды к англичанам, планы внезапного нападения через море вынашивались французами на протяжении длительного времени, ибо только этим путем Франция могла вести решительную войну против своего давнего соперника. Но трудности исполнения этих планов всегда оказывались непреодолимыми. Французов все же не покидала мысль перенести арену вооруженной борьбы на британскую землю.

Французская революция оживила прежние стремления. Уже в 1792 и 1793 годах появились новые планы вторжения на Британские острова. 21 декабря 1792 года (1 января 1793 года) депутат Керзен предложил план морской войны против английских, португальских и голландских колоний. В запальчивости он заявил, что «рыбачьи лодки перевезут 100 000 человек, которые закончат битву на развалинах лондонского Тоуэра»[465]. Однако то были фантазии дилетанта. Любопытной в этом прожекте была только идея о применении мелкосидящих судов для перевозки войск через канал.

Не прошло и года, как появился новый проект, выдвинутый Комитетом общественного спасения, который поручил морскому и военному министерствам произвести скорейшие приготовления к высадке 100-тысячного десанта на английские берега. Но и здесь отсутствовали все необходимые условия для успешного выполнения плана. Вспыхнувший же в Бресте бунт моряков заставил от него отказаться. Тем не менее, мысль вторжения в Англию через море не покидала умы французского республиканского руководства.

В 1794 года к идее вторжения на Британские острова подключился командующий шербургскою армией генерал – выходец из простых солдат Лазарь Гош. Перед высадкой войск он насчитывал подготовить восстания на английском побережье. Однако средств к исполнению этого плана также не было. К тому же неудачный исход морского сражения 21 мая (1 июня) между английским и французскими флотами ослабил предприимчивость французов.

Через два года появился новый план, которым предусматривалось на канонерских лодках высадить на вражеское побережье отъявленных бандитов и прочих преступных элементов. Но и здесь французов ждала неудача, так как уголовники попросту взбунтовались. И все же усиливавшееся брожение в ирландской среде против лондонского правления продолжало внушать французам надежду на успех предприятия, душей которого оставался генерал Гош. Он должен был перевести из Бреста в Ирландию 30 тысяч человек. В то же время 60 тысяч человек должны были высадиться в Англии. Кроме того, две экспедиции отправлялись в Маврикий, чтобы оттуда поддерживать в Индии Типпо-Сагиба в его борьбе против Англии. Но и в этот раз сил и средств для проведения столь грандиозного плана на хватило. Появившиеся же разногласия между сухопутным и морским командованием окончательно его расстроили. В результате французам пришлось ограничиться планом вторжением в Ирландию.

14 (25) октября 1796 года специальным декретом генералу Гошу было предписано начать реализацию намеченного плана. Однако при этом не было соблюдено главного условия для внезапного нападения – скрытной подготовки. Все побережье Англии стало готовиться к обороне, а в Париж отправился британский посол. В результате 6 (17) декабря Гошу было предписано возвращаться в столицу, так как ирландский поход отменялся. Но было уже поздно, ибо за два дня до этого французская эскадра уже вышла в море. Однако и ее ждала неудача, причины которой были самыми банальными: низкий уровень подготовки экипажей и дисциплины нижних чинов, несогласованность планов и бездарность командования.

В 1797 году Голландия, потерявшая значительную часть своих колоний, намеревалась вместе с Францией осуществить нападение на Шотландию и оттуда – на Ирландию. Но и на сей раз ничего не вышло. Горячий сторонник идеи вторжения – генерал Гош 8 (19) сентября умер, нанеся непоправимый удар ирландскому делу. Голландский же адмирал Иоганн Вильгельм де Винтер упустил благоприятный момент (бунт на английском флоте) для нападения, за что и поплатился. 30 сентября (11 октября) голландцы были разбиты в сражении при Кампердауне. Британский адмирал Адам Дункан с флотом прорезал строй голландцев и в сражении захватил восемь кораблей с 6 000 человек, не считая 1 160 человек убитыми и ранеными[466].

Все же мысль вторжения в Англию не покидала французов. Их победы на европейском театре военных действий внесли существенные коррективы в расстановку сил на международной арене. Ситуация резко переменилась в пользу Франции с подписанием Кампо-Формийского мира. Триумфально встречая Наполеона Бонапарта из Итальянского похода, один из влиятельных директоров – Жан-Поль Баррас истово побуждал его «увенчать столь прекрасную жизнь завоеванием, которое удовлетворило бы оскорбленное достоинство великой нации»[467]. Речь, конечно же, шла об Англии. Французское руководство серьезно взялось за план нападения на Англию через пролив. Для этих целей 15 (26) октября 1797 года Директория решила организовать особую армию для действий против Англии под командованием Бонапарта. В предписание на его имя по этому поводу говорилось: «Из части итальянской армии, по вашему усмотрению, образовывается на берегу океана ядро армии, которое вашим именем и вашей деятельностью станет грозою для Англии». Незадолго до этого сам Бонапарт высказался подобным образом, говоря: «Приложим все наши усилия в сторону моря и уничтожим Англию; после чего вся Европа будет у наших ног»[468].

До прибытия Бонапарта армию, дислоцированную вдоль побережья от Шельды до Жиронды, возглавил генерал Луи Шарль Антуан Дезэ, ожидавший подкрепления из Италии, Голландии и с Рейна. Однако процесс доставки войск затянулся. Гораздо большего времени требовали морские приготовления. Французское командование планировало собрать в Бресте сильный флот, переведя туда из Корфу эскадру вице-адмирала Брюйеса и из других портов Средиземного моря и Атлантического океана. На побережье, граничившим с Англией, приступили к постройке 170 канонерские лодок нового типа. В западной части пролива и Атлантического океана приказано было собрать торговые суда для перевозки 30 тысяч человек[469].

Детали плана вторжения в Англию, выработанного Бонапартом совместно с морским министром, были изложены Директории еще 3 (14) декабря 1797 года. Однако дело дальше не пошло. При всем громадном желании французов нанести удар по Англии ощущался большой недостаток материальных средств и личного состава для флота. Наполеон был прекрасно осведомлен о состоянии армии и флота и понимал несвоевременность вторжения на британские острова. Поэтому подготовка к вторжению на Британские острова стала использоваться в качестве грандиозной дезинформации для осуществления плана совсем другого рода – нанесения удара по Египту и далее в сторону Индии.

12 (23) февраля в своей записке, представленной Директории, Бонапарт писал: «Какие бы усилия мы ни прилагали, мы все же не достигнем господства на море в течение нескольких следующих лет. Пытаться же произвести высадку в Англии, не обладая господством на море, было бы самою смелою и самою трудною из когда-либо производившихся операций»[470]. Таким образом, экспедиция в Англию в очередной раз была отложена. Вместо нее был принят другой план Наполеона о нанесении удара по британским колониям на Востоке, реализации которого в значительной степени способствовал тот факт, что все стратегически важные пункты на Средиземном море, кроме Мальты, были заняты французскими сухопутными и морскими силами.

Тогда еще никто не понимал, что этот план был еще более утопичным, но он устраивал тщеславного Бонапарта и Директорию, мечтавшую сослать опасного для власти генерала куда-нибудь подальше и в слабой надежде на то, что из этого предприятия что-нибудь получится.

Но, с другой стороны, в военно-политических кругах Франции думали, что при начале боевых действий в Египте, а тем более в случае его захвата, англичане будут вынуждены держать в Средиземном море значительную часть своих морских сил, обнажая тем самым свое собственное побережье, и тогда французам удастся привести в действие план вторжения в Англию через пролив. Таким образом, Директория считала себя в выигрыше в любом случае, даже если Бонапарт сгинет в египетских песках вместе со своей армией.

Готовясь к египетской экспедиции, французы продолжали распускать слухи о десанте в Англию. Так 23 февраля (5 марта) назначенный верховным главнокомандующим над всеми сухопутными и морскими силами уже новой экспедиции Бонапарт потребовал у Директории принять на службу всех морских офицеров, вышедших из Франции и находящихся в чужих странах, без которых он якобы не сможет провести удачное действие против Англии[471].

Заявления покорителя Италии и действия французского командования не прошли незамеченными. Англичане спешно начали готовить к обороне свои берега. Кроме того, начались интенсивные дипломатические контакты с Петербургом по поводу оказания помощи флотом. В результате 25 апреля вице-адмиралу М. К. Макарову, командовавшему эскадрой на Балтике, был отправлен рескрипт Павла I, в котором говорилось: «По отношению к Нам Его Величества Короля Великобританского в требовании помощи морскими Нашими силами вследствие заключенного с Нами союзнаго оборонительнаго договора противу французов, покушающихся ныне зделать впадение на берега Его Величества Короля Великобританского, решились Мы послать эскадру Нашу, состоящую в 10 линейных кораблях, трех фрегатов и одном катере под вашею командою в соединение с английскими флотами, в число которой повелели Мы следующей эскадре от города Архангельскаго под начальством вице-адмирала Е. Е. Тета иттить прямо к английским берегам для соединения с вами и быть под вашим началом»[472].

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.