К чему призывают нас святые? 3 глава

3 июля 1768 года Порта представила российскому резиденту в Константинополе* Алексею Михайловичу Обрескову сообщение. В этом документе утверждалось, что один «знатный деташемент» (отряд) российских казаков, преследуя польских мятежников, вошел в село Балта, принадлежавшее крымскому, где якобы истребил часть татарского и молдавского населения, а также убил нескольких турок, находившихся там «по купеческому промыслу» и далее «шел» в преследование по восточному берегу Днестра, где также творил бесчинства[27].

Как оказалось позднее, провокация была организована гайдамаками, к действиям которых российское правительство никакого отношения не имело. Но Порту и нового верховного визиря это уже не интересовало. Российский посланник и одиннадцать человек посольства были арестованы и посажены в Семибашенный замок Едикуль [28]. Вслед за этим последовал разрыв «вечного мира» с Россией. Так началась первая русско-турецкая война в царствование Екатерины II.

Подлинные же причины войны крылись в том, что Турции за «освобождение» поляков были предложены Подолия и вся «польская» Украина. Предвкушая приобретения, Оттоманская Порта деятельно принялась готовить войска к будущей кампании. Ее планами намечалось собрать все свои войска (около 200 тысяч человек) к 10 марта 1769 года в Адрианополе. Главную армию двинуть к Хотину, другую – к Бендерам, а третью (25–30 тысяч) – в Очаков. Из Трапезунской и Синопской провинций предполагалось перевести в Крым до 20 тысяч человек. Капудан-паше (главнокомандующий турецким флотом) было дано повеление готовить флот к выходу в Черное море, куда планировалось послать три линейных корабля, четыре галеры и около 250 канчебасов, дуббель-шлюпок, скампавей и сайек. Флот должен был разделиться на две части. Первой надлежало идти в Азовское море, второй – в Очаковский залив и далее вверх по Днепру[29].

В октябре началось выдвижение турецких войск к границам. Военная машина Турции заработала, и остановить ее уже было невозможно. Чудовищный механизм привел в движение новый верховный визирь. 10 октября он был смещен «по причине затмения памяти и разума». Новым верховным визирем стал Нисанжи-паша, бывший когда-то реиз-эфенди, человек умный и в делах сведущий. Как замечал А. М. Обресков: «Ежели бы он прежде на сие место заступил, то бы, конечно, дела до такой крайности не дошли».

8 ноября Российский императорский двор обратился с декларацией ко всем европейским державам в связи с арестом российского министра в Константинополе. В заявлении говорилось: «Слава и собственное Ее Императорского Величества достоинство, такоже де и почтение от всех к империи Ея, предписывает оному принять такие меры, какие приличествуют в надежде справедливости поступка его, дает он (двор. – Авт.) знать всем дворам христианским, в каком он обстоит случае противу общего ненавистника имени христианского... Ее Величество будет иметь щастие присоединить к Божией помощи справедливое от приятелей своих спомоществование, також де и желании всего христианства»[30].

18 ноября был обнародован манифест Екатерины II об объявлении войны с Оттоманской Портой, заканчивающийся словами: «К испытанной храбрости и мужеству о обыкших к победам войск наших имеем мы полную надежду, что они в сей новой и праведной войне противу вероломного неприятеля и врага имени Христианского углубят приобретенную поныне славу новыми подвигами и новыми победами».

В январе 1769 года 100‑тысячное татарское войско вторглось в Елизаветградскую провинцию. Но генерал-губернатор Малороссии генерал-аншеф П. А. Румянцев благодаря донесениям из Турции сумел подготовиться к встрече неприятеля и заставил татар убраться в свои пределы.

Активные военные действия между Россией и Турцией начались весной, когда российское правительство первым двинуло свои войска через турецкую границу. При российском дворе было принято решение вести войну наступательную, чтобы «подпалить Турцию с четырех углов». Для этого русская армия направились на Кубань, вторая – на Днестр, а третья – на Украину.

Генерал-аншеф А. Г. Орлов предложил план Архипелагской экспедиции. Несколько лет до этого он жил в Италии, где завязал контакты с православными подданными Османской империи, и по приезде в Петербург убедил Екатерину II в том, что греки готовы к всенародному восстанию против турецкого ига, для этого, по его мнению, нужен только «запал». Таковым должно было стать появление русского флота в Средиземном море. 18 июля 1769 года в невиданный доселе вояж вокруг Европы отправилась Балтийская эскадра под командованием адмирала Г. А. Спиридова.

А на юге с началом войны высочайше было повелено восстановить Тавровскую, Павловскую и Икорецкую корабельные верфи на Дону, основанные еще Петром Великим для его знаменитого Азовского флота. Кроме того, вновь следовало выстроить Новопавловскую и Новохоперскую верфи. Высочайшим указом от 9 ноября 1768 года командование флотилией было поручено контр-адмиралу Алексею Наумовичу Сенявину.

Решая организационные вопросы, перед отбытием на место, Алексей Наумович, 7 января нового 1769 года, подал рапорт на высочайшее имя о комплектовании экипажей на пять прамов и 60 лодок[31]. В число офицеров, направляемых в «Донскую Экспедицию», Сенявин включил и Федора Ушакова. Скорее всего, А. Н. Сенявин, лично знал Ф. Ф. Ушакова, хорошо зарекомендовавшего себя в практическом плавании прошедшей кампании, ибо, в противном случае, последний остался бы на «Трех Иерархах» и позднее отправился в Средиземное море.

15 января вместе с командующим Ушаков отбыл из Петербурга и уже 27 января прибыл в Воронеж. В губернском городе мичман не задержался и сразу же был направлен за 70 верст в Икорец для принятия команды над достраивающимся прамом № 5. Здесь-то и пригодилась плотницкая наука дворового мужика Тимофея, бывшего у отца за первого лодочного мастера. Он научил Федора держать в руках топор, конопатить, смолить лодку, ходить под парусом. Помолившись и добрым словом вспомнив своего первого флотского учителя, Федор с присущей ему настойчивостью взялся за работу.

В воскресенье, 5 апреля, в день максимального уровня воды в реке, причастившись в местном храме Святых Христовых Таин, он первым спустил на воду свой прам. Следом за ним сошел со стапеля прам № 4. А на следующее утро за ними последовали прамы № 3, 2 и 1. Наблюдавший за торжественной церемонией командующий флотилией контр-адмирал Сенявин был преисполнен чувства гордости от того, что Андреевский флаг вновь реял над Доном.

Из спущенных на воду прамов для отражения возможного нападения турецких кораблей со стороны Азовского моря был сформирован отряд. Командование отрядом было поручено капитану 1 ранга П. И. Пущину, занимавшемуся до этого строительством речных судов на Волге, включая те, которые были использованы для путешествия Екатерины II в 1767 году.

Не теряя времени, прамы один за другим пошли вниз по реке. Последними через неделю отошли от причала прамы № 1 и № 5. Эта задержка оказалась для них роковой. Из-за стремительного спада воды им не удалось дойти до места назначения: 5 мая они застряли среди мелей в 89 верстах от Павловска, где решено было строить специальные «новоизобретенные» корабли, способные по мелководью проходить в Азовское море. Вскоре сел на мель и прам № 4. Несмотря на полную разгрузку судов, им так и не удалось выйти на чистую воду до будущей навигации.

В это же время, перед отправкой Балтийской экспедиционной эскадры в Средиземное море, Адмиралтейств-коллегия в соответствии с высочайшим указом провела производство группы офицеров в следующие чины. В их числе оказался и Федор Ушаков, один из немногих выпускников 1766 года, получивший 30 июля чин лейтенанта.

С началом навигации 1770 года командующий флотилией А. Н. Сенявин, получивший в июне прошлого года чин вице-адмирала, решил вместо безликих номеров дать всем судам собственные имена, что вызвало одобрение вице-президента Адмиралтейств-коллегии И. Г. Чернышева и самой императрицы. Таким образом, прам № 1 стал называться «Гектором», № 2 – «Парис», № 3 – «Дефеб», № 4 – «Елен» и № 5 – «Троил». При этом Сенявин решил произвести и некоторую перестановку среди командиров, которая, впрочем, мало что меняла. Так лейтенант Федор Ушаков был назначен командиром на «Гектор», а мичман Алексей Тимашев – на «Троил»[32].

По приказанию командующего Ушаков вместе с Тимашевым на вверенных им прамах направились в Новопавловск, где по весне были спущены на воду десять новых судов, которые незамедлительно были направлены в крепость Св. Дмитрия Ростовского. У причалов остались только два плоскодонных судна и камели (понтоны), а также артиллерия, мачтовое вооружение и такелаж.

14 июня оба прама благополучно прибыли на место. Какие были их дальнейшие действия в кампанию 1770 года окончательно еще не исследовано. Хотя, если судить по Послужному списку Ф. Ф. Ушакова, то в этом же году он на праме «Дефеб» находился еще в устье реки Кутюрьмы.

В этот период на Азовской флотилии было относительно спокойно. Ее действия ограничивались курсированием возле устья Дона и по Азовскому морю. Именно тогда в недрах военного ведомства созрел план овладения Крымом, в котором наиважнейшая роль отводилась Азовской флотилии.

Расчеты показали, что флотилия, состоящая из восьми «новоизобретенных кораблей», трех бомбардирских судов, дуббель-шлюпки, палубного бота, трех транспортных судов и 40 лодок, может взять на борт только 1 900 человек сухопутного войска, а этого было явно недостаточно для высадки десанта в Крыму. Главная ставка в планируемой операции делалась на внезапность. В плане так и говорилось: «Чтоб меры предприятия нашего на Еникуль с всех сил ответственных препятствий поставлены и заранее так устроены были, дабы скоростию и внезапностию исполнения своего могли предварить самое ожидание неприятеля, постигая его в событии прежде, нежели образумится еще от первого изумления» [33].

Военные действия по реализации плана начались в кампанию 1771 года. Пока же основные события разворачивались на Средиземном море и в Южной армии графа П. А. Румянцева.

С выходом балтийской эскадры в Средиземное море туда же «сухим путем» отправился и ее главный начальник Алексей Орлов. Вместе с ним для организации восстания в Черногории, Далмации и Греции направились эмиссары – преимущественно из греков. Однако распалить пламень народной войны им так и не удалось. Несмотря на это, русский флот сумел одержать две блистательные победы в Хиосском и Чесменском морских сражениях (24 и 26 июня 1770 года). Турецкий флот был сожжен и над Константинополем нависла прямая угроза захвата его Русским флотом.

Успешными были и действия Русской армии. В том же году П. А. Румянцев разгромил турецкую армию и татарскую конницу при Рябой Могиле (17 июня), Ларге (7 июля) и Кагуле (21 июля). Это создало благоприятные условия к овладению Крымом, находившимся под протекторатом Турции и вместе с ней участвовавшим в войне против России.

Азовской флотилии в Крымском походе 1771 года поручено было поддерживать направленную туда вторую армию генерал-аншефа князя В. М. Долгорукова. По этому поводу Румянцев писал Сенявину: «Операции вашей флотилии весьма бы способствовали военным нашим действиям, если вы пройдете со своими судами в Черное море и отрежете всю помощь к крепостям неприятельским, что лежат при берегах морских в Крыме, которые потому и были бы уже в руках наших»[34].

12 июня князь Долгоруков подошел к Перекопу и через два дня завладел им. 57-тысячная армия крымского хана Селим-Гирея была вынуждена ретироваться в глубь полуострова.

Как и было предусмотрено «Планом военных действий к покорению Крыма», для отвлечения внимания неприятеля армию разделили на две части. От основных сил генерал-аншефа Долгорукова был отделен отряд под командованием генерал-майора князя Ф. Ф. Щербатова, которому вместе с Азовской флотилией вице-адмирала Сенявина надлежало войти в Крым через Арабатскую стрелку, как это сделал в прошлую войну с турками генерал-фельдмаршал П. П. Ласси.

В день, когда В. М. Долгоруков подошел к Перекопу, Щербатов, не дожидаясь сооружения понтонного моста, вплавь переправил на Арабатскую косу два полка. А 14 июня к месту высадки прибыла флотилия в составе восьми «новоизобре­тен­ных» 16-пушечных кораблей, бомбардирского корабля, 34 канонерских лодок и трех транспортов под командованием вице-адмирала Сенявина. На судах переправилась оставшаяся часть войск, после чего 18 июня отряд Щербатова занял Арабат, а 3 июля Еникале и Керчь. Азовская флотилия блокировала Керченский пролив, не пустив турецкий флот в Азовское море. «Зунд» Азовского моря оказался в руках русских моряков.

Успешные действия армии под командованием князя Долгорукова, доставившими ему титул «Крымский», а полуостров полностью перешел под контроль его войск. Суда же Азовской флотилии вышли в Черное море. Столь знатная победа подтолкнула кабинет Екатерины II выдвинуть идею преобразования Крымского ханства в независимое государство под покровительством России.

Победы Долгорукова были закреплены замечательными победами генерала О. А. Вейсмана. Переправившись через Дунай, он овладел турецкими крепостями: Тульчей, Искачей, Бабадагом и Мачиным. После этого турки никакой активности не проявляли и выразили готовность пойти на мирные переговоры, которые затянулись на весь 1772 год.

На переговорах в Фокшанах и Бухаресте Россия требовала независимости Крыма, уступки Керчи и Еникале, а также права свободного плавания русских судов в Черном море. Однако вследствие эпидемии чумы в Русской армии и возможности разрыва отношений России со Швецией Порта, при поддержке Франции и Австрии, отвергла российские требования. В результате переговоры ни к чему не привели.

И все же России удалось одержать одну важную дипломатическую победу. 1 ноября между Россией и Крымом был подписан договор, а в декабре крымский хан Сагиб-Гирей подписал декларацию о независимости Крыма[35].

Федор Ушаков не участвовал в экспедиции флотилии 1771 года. С началом навигации как опытный офицер, хорошо знающий все отмели в русле Дона, он находился при проводке фрегата «Первый». 12 июля фрегат был благополучно доставлен к крепости Св. Дмитрия, а Ушакова вновь направили в верхнее течение реки, поручив ему командование над четырьмя транспортными судами, доставлявшими из Новохоперской верфи в Таганрог мачтовое вооружение, такелаж и лес для достройки фрегата. Однако, как и в 1769 году, из-за обмеления реки каравану не удалось дойти до места назначения, и ему пришлось встать на зимовку в неприспособленном месте. Затертые льдами транспорты получили повреждения и по весне 1772 года начали тонуть. Ушакову все же удалось снять с них грузы и от­править на наемных подводах в Таганрог. После этого «усердием и искусством» ему удалось поднять и сами транспорты.

Поступок лейтенанта был оценен. Вице-президент Адмиралтейств-коллегий И. Г. Чернышев впоследствии писал капитану Таганрогского порта капитану Николаю Горяинову: «За всем тем коллегия за доброе ваше распоряжение в доставлении тех припасов, как и лейтенанту Ушакову, за усердие и исправность, изъясняет свое удовольствие и представляет иметь себе в памяти»[36]. Вскоре он получил под свою команду палубный бот «Курьер», на котором вместе с фрегатом «Первый» охранял Крымское побережье.

В марте 1773 года военные действия возобновились. В это время на Азовской флотилии остро стала ощущаться нехватка опытных флагманов, способных не только управлять судами, но и руководить в бою эскадрой. Их поиск активно велся в том числе и за границей.

Так, в поле зрения вице-президента Военной коллегии З. Г. Чернышева попал один из офицеров голландской службы Иоганн Генрих фон Кинсберген. В своем письме Екатерине II от 1 июня 1773 года Чернышев писал: «Сегодня получил с курьером пакет от вице-адмирала Сенявина на высочайшее имя Вашего Императорского Величества и партикулярное его ко мне письмо. Упоминаемого в последнем капитана Кинсбергена рекомендовал ему к употреблению командующим эскадры, для того что он лишь обещал сделать какое-нибудь важное предприятие... А на его искусство положиться, кажется, можно» [37].

Капитан 2 ранга Кинсберген, прибыв 18 апреля к А. Н. Сенявину, был отправлен в Крым, где получил под свою команду первую эскадру, состоящую их двух «новоизобретенных» кораблей и фрегата. Кроме того, ему же был придан и палубный бот «Курьер» под командованием лейтенанта Федора Ушакова, которому было чему поучиться у своего нового начальника[38].

Первоначально Кинсбергену предписывалось осуществлять крейсерство от Керченского пролива до Кафы (Феодосии), но с выходом в море второй эскадры под командованием контр-адмирала Алексея Баранова*, ему определили район от Кафы до Балаклавы.

Живой ум и деятельная натура голландца сразу же проявились в реальных делах и весьма разумных предложениях по ведению активных действий на море, в портах и на коммуникациях противника. Так 18 июня в письме графу И. Г. Чернышеву он писал: «Оборонительною войною, какую мы ведем около берегов, мы даем неприятелю время приготовиться, исправить свои ошибки и, может быть, пользоваться теми или другими обстоятельствами. Болезни и чума, между тем, истребляют наши храбрые войска, и мы ежедневно теряем людей, не видя неприятеля»[39]. Для перехода к активным действиям он, в частности, предложил провести рейд на Синоп. К сожалению, командование не поддержало тогда смелых замыслов храброго офицера. Но примечательным здесь является то, что в следующую войну с Турцией эти планы будут с блеском реализованы подчиненным И. Г. Кинсбергена – Ф. Ф. Ушаковым.

22 июня капитан 2 ранга Кинсберген получил доклад с наблюдательных постов Балаклавы о том, что на горизонте показались турецкие корабли. Не теряя времени, Кинсберген срочно вышел в море с двумя 16-пушечными «новоизобретенными» кораблей. Как выяснилось, силы противника состояли из трех 52-пушечных кораблей и 24-пушечной шебеки.

На следующий день Кинсберген смело вступил в бой и метким огнем причинил неприятелю значительные повреждения, заставив его спасаться бегством. За свой подвиг он был пожалован кавалером ордена Св. Георгия 4-го класса.

22 августа, находясь у абхазских берегов, Кинсберген обнаружил уже 18 неприятельских судов (три линейных корабля, четыре фрегата, три шебеки и восемь транспортов), идущих к крымским берегам. Но и на этот раз он не отступил. 23 августа значительные силы противника приблизились к русскому отряду, состоявшему всего из трех 16-пушечных кораблей, фрегата, палубного бота и брандера. Следует заметить, что название бота в документах не обозначено. А так как первоначально отряду Кинсбергена был придан бот «Курьер» и его замена нигде по документам не проходит, следовательно, с большой долей вероятности можно предполагать, что в этот бою принимал участие и Федор Ушаков!

Кинсберген, будучи на ветре, решительно пошел на сближение и, подойдя на дистанцию пистолетного выстрела, атаковал турок. Лишь перемена ветра спасла их от разгрома и дала возможность укрыться в Суджук-Кале (будущий Новороссийск). За этот подвиг капитан 2 ранга Кинсберген был удостоен ордена Св. Георгия 3-го класса.

В начале следующей войны с Турцией, когда встанет вопрос о назначении флагмана Черноморского флота, о Кинсбергене вновь вспомнят. Но тогда, претендуя на средиземноморскую эскадру, он откажется корабельной эскадрой на Черном море, и после недолгого командования ею М. И. Войновича, по представлению Потемкина, флагманом станет Ф. Ф. Ушаков, который уже тогда отметил для себя преимущество ближнего боя и смелого маневра.

В сентябре 1773 года Федор Ушаков был назначен командиром «новоизобретенного» корабля «Морея», а затем командиром такого же корабля «Модон», состоящий опять-таки в эскадре И. Г. Кинсбергена. По решению командования «Модон» должен был перейти в Тагарог, но, по свей ветхости, из-за изъеденной морскими червями обшивки, ему пришлось остаться на зимовку в Балаклаве.

Зима 1773–1774 годов прошла относительно спокойно, а к лету турки вновь активизировали свои действия, пытаясь высадить десант в Крым. В июле прибывшему еще по осени с Балтики контр-адмиралу В. Я. Чичагову удалось предотвратить высадку десанта на полуостров. Но другому неприятельскому отряду все же удалось проникнуть на Крымское побережье и возмутить местных татар. К счастью, вскоре пришло известие о заключении 10 июля 1774 года Кючук-Кайнарджийского мирного договора.

По Кючук-Кайнарджийскому миру России отошли Керчь, Еникале, Кинбурн, междуречье Буга и Днестра (исключая крепость Очаков), часть земель до реки Кубань. Турецкая сторона отказывалась от своих притязаний на Крым, признав его независимым ни от одной из двух держав, а русские торговые суда получили право свободного плавания по Черному морю и прохода черноморскими проливами в Средиземноморье.

После заключения мира балаклавский отряд кораблей, в том числе и корабль лейтенанта Федора Ушакова, возвратился в Таганрог. Но этим для Ф. Ф. Ушакова борьба с турками не закончилась. Через девять лет он снова вернется на эти берега, а через четырнадцать турки узнают и его имя, которое будет приводить их в трепет.

ОТ БАЛТИКИ ДО СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ

1. «ТОРГОВАЯ» ЭКСПЕДИЦИЯ

С Черного моря лейтенант Федор Ушаков был переведен в Петербургскую корабельную команду. По пути в столицу Федор Федорович заехал в Бурнаково в положенный ему трехмесячный «домовой» отпуск.

Дома встретили моряка отец и брат Иван. Федор Игнатьевич и все домашние несказанно обрадовались приезду Федора. Дом Ушаковых наполнился радостной суетой. Все были озабочены, где посадить и чем угостить дорогого гостя. За трапезой Федор Игнатьевич рассказал сыну о своем житье-бытье, о том, как в день знаменитого Чесменского сражения 25 июня 1770 года умерла его мать. От отца Федор Федорович узнал о бурных событиях, происходивших в Романовском уезде в 1774 году, в связи с наступлением «государственного вора и злодея» Емельяна Пугачева.

Три месяца пролетели незаметно. Федор Федорович засобирался в дорогу. Перед отъездом вместе с отцом пошли в храм взять благословение у батюшки на дальнюю дорогу и еще раз поклониться могилке матери у церковных стен.

Выйдя за околицу Бурнакова, Ушаковы оказались у небольшой лесной речушки Жидогости. На средине мостков Федор-младший остановился и, облокотясь на перила, засмотрелся на убаюкивающее и, вместе с тем, завораживающее течение воды. После бурных морей в ее журчании было что-то сказочное, от чего невозможно было оторвать глаз. Прозрачные потоки воды весело бежали к Волге, а непуганая рыба степенно плыла вверх по течению. Не сдержался Федор Федорович, сбежал с мостков, расстегивая на ходу мундир, припал к воде и, всласть напившись, с наслаждением опустил лицо в прохладный поток...

Жаркое солнышко быстро иссушило влагу. Сойдя с тропинки, оба Федора вышли на торную дорогу, которая вскоре привела их к Волге. Когда до берега оставалось лишь четверть версты, старый гвардеец и флота лейтенант снова остановились. Молча присели на траву. Отец отдыхал, а сын все не мог налюбоваться родными просторами. С этого места Волга была видна верст на семь в обе стороны. Красота необычайная. Теплый ветерок доносил с берега озорной ребячий смех. А с другого конца долетали отголоски бурлацкого пения, заглушаемого колокольным звоном Богоявленской церкви. Все вокруг было наполнено жизнью, размеренный ход которой, казалось, ничем нельзя нарушить. Покой и умиротворение наполнили душу моряка. Взирая на эту красоту, Федор на миг забыл, что где-то кипят страсти, идут войны.

Глядя на сына, залюбовался Волгой и Федор Игнатьевич. Вдруг вспомнилось ему, как 9 мая 1767 года весь этот берег был буквально усыпан людьми, пришедшими приветствовать матушку-императрицу Екатерину Алексеевну, совершавшую свой знаменитый вояж по Волге. Все только и говорили, что о ее остановке в Рыбной слободе и в селе Тихвинском, у помещика Тишинина. Сказывали, что женщины поверх белого холста, выстланного для шествия царицы, расстилали шелковые платки, после чего целовали оставшиеся на них монаршие следы. Все были уверены, что государыня непременно остановится и у знаменитого Богоявленского храма. Загодя приготовили в дар императрице большую закопченную стерлядь.

Около четырех часов пополудни на горизонте показался царский караван, состоящий из восьми больших галер («Волга», «Тверь», «Углич», «Ярославль», «Кострома», «Нижний Новгород», «Казань», «Симбирск») и 18 судов сопровождения. Радости верноподданных не было границ. Императрицу приветствовали колокольным звоном и громкими восклицаниями. Но караван, не останавливаясь, проплыл мимо. Лишь некоторые богатые помещики смогли разглядеть в подзорную трубу царственную путешественницу...

К храму, утопавшему в зелени молодых лип, Ушаковы подходили молча. По крутой каменной лестнице поднялись в верхнюю его часть. После причастия, подходя к кресту, воин Феодор получил сугубые наставления отца настоятеля на продолжение ратного служения.

Федору Федоровичу приятно было получить благословение батюшки, который помнил его с детских лет. Знал священник и о духовном подвижничестве его родного дяди – иеромонаха Феодора Ушакова – восстановителя Санаксарской обители, по навету недоброжелателей отправленного на Соловки.

Поклонившись кресту на могиле Прасковьи Никитичны, Ушаковы повернули к дому. По пути отец заговорил с сыном об имениях в Ярославском и Белозерском наместничествах, которые покойная жена его, мать Федора, так и не успела выхлопотать в свою пользу после смерти двоюродного брата Гаврилы Аксеновича Доводчикова[40].

– Ты, сынок, поедешь в столицу и ближе нас будешь ко двору, так походатуй за всех нас пред императрицей о деле сем.

Вскоре Федор Федорович прибыл в Петербург. 20 августа 1775 года он был пожалован чином капитан-лейтенанта. Памятуя отцовский наказ, в ноябре того же года он написал прошение на высочайшее имя (но подписался почему-то лейтенантом. – Авт.)[41]. В нем он просил отписать в пользу своего отца, себя и братьев имения, причитавшиеся покойной матери и «неправедным образом» конфискованных Вотчинной коллегией в казну.

Однако дождаться решения императрицы ему не привелось. События в Крыму требовали зна­чи­тель­ного усиления морских сил на юге России. Одновременно с указом о строительстве судов на Дону и отыскании удобного места под верфи на Днепре, решено было перевести с Балтийского и Средиземного морей несколько фрегатов на Черное море.

Так как трактат 1774 года исключал возможность прохода российских военных судов черноморскими проливами, то возникла идея провести фрегаты под видом торговых судов с коммерческими грузами. В начале июня 1776 года был подписан рескрипт императрицы о снаряжении к переходу на Черное море пяти фрегатов: «Павел», «Наталия», «Григорий», «Констанца» и «Св. Павел». Первым трем судам в сопровождении 40-пушечного фрегата «Северный Орел» сначала надлежало перейти из Кронштадта в Средиземное море. 26-пушечный фрегат «Св. Павел» и 24-пушечный фрегат «Констанца», оставленные в Средиземном море после Архипелагской экспедиции под надзором генерал-майора И. А. Ганнибала, находились в порту Ливорно.

Командование фрегатом «Северный Орел» и всем отрядом было поручено капитану 2 ранга Тимофею Гавриловичу Козлянинову. Командирами «закамуфлированных» фрегатов назначены Николай Скуратов, Федор Мосолов и Остафий Одинцов. Их назначение было неслучайным. Это были самые опытные офицеры, хорошо знавшие район плавания. Еще до русско-турецкой войны Козлянинов, Скуратов и Мосолов находились в практических плаваниях на мальтийских галерах и достаточно хорошо изучили планы портов, подробно знали конструкции средиземноморских галер и кораблей. Команды так же подбирались с особым тщанием. Третью часть экипажей составляли матросы, участвовавшие в знаменитой Архипелагской экспедиции Русского флота 1770–1774 годов.

На переход в Средиземное море Адмиралтейств-коллегией 7 июня капитану 2 ранга Т. Г. Козлянинову была дана специальная инструкция из 22 пунктов. В соответствии с инструкцией ему надлежало: с первым попутным ветром выйти из Кронштадта и безостановочно следовать до Копенгагена; в порты не заходить, исключая случаи поломок, назначенных рандеву и для укрытия от штормов; положенным образом производить салютацию со встречными военными судами; в Копенгагене поменять воду и следовать далее; в Средиземном море пиратов не атаковать, во французские, испанские и неаполитанские порты не входить; по прибытии в Ливорно снестись с российским дипломатическим представителем[42].

В дополнение к инструкции 10 июня вице-президент Адмиралтейств-коллегии И. Г. Чернышев предписывал командиру отряда для комплектования экипажей фрегатов, находящихся в Ливорно, взять в качестве командира «Св. Павла» капитан-лейтенанта Федора Ушакова и вместе с ним двух лейтенантов, трех мичманов и 73 человека нижних чинов. Командира на «Констанцу» он должен был назначить по своему усмотрению, направив туда и часть своей команды[43].

Перед отходом на трех означенных 32-пушечных фрегатах были сняты орудия, кроме восьми, оставленных для обороны, разобраны орудийные станки, заколочены орудийные порты и подняты коммерческие флаги. Сняв пушки, их аккуратно уложили в трюме и засыпали песком. Большая часть экипажа, предназначенного для комплектования «Св. Павла», была посажена на «Северный Орел», стоявший под Андреевским флагом в полном вооружении.

Так Федор Федорович Ушаков оказался на командирском фрегате. На него же были определены и офицеры Морского кадетского корпуса: Александр Семенович Шишков, Василий Павлович Тимирязев, Григорий Алексеевич Долгоруков и Василий Шубин.

15 июня 1776 года отряд отправился в дальний путь. Попутным ветром скоро миновали острова Наргин, Гогланд, Борнгольм и прибыли в Копенгаген. Остановка была недолгой. После замены воды отряд двинулся дальше. Пройдя Зунд, Каттегат, Скагеррак и Дуврский (Па-де-Кале) проливы, фрегаты оказались в Английском канале (проливе Ла-Манш) и встали на якорь в 15 милях от Портсмута.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: