К чему призывают нас святые? 2 глава

Через неделю после второго смотра, 15 февраля, Федор Ушаков был принят в Морской шляхетный кадетский корпус. Корпус был образован императрицей Елизаветой Петровной в 1752 году, но свое летоисчисление вел от Навигатской школы, созданной Петром I в Москве в 1701 году.

За полвека своего существования Школа претерпела ряд преобразований. 1 октября 1715 года на базе старших классов Навигатской школы в Санкт-Петербурге была создана Морская академия (Академия морской гвардии), которая разместилась в доме Кикина (на месте нынешнего Зимнего дворца). В 1743 году Академия переехала в двухэтажный каменный дом фельдмаршала Миниха, на углу набережной Большой Невы и 12-й линии Васильевского острова. Здесь же, преобразованный из Морской академии, располагался Морской шляхетный кадетский корпус.

В наборе 1761 года оказался и друг детства Иван Берсенев, живший в семи верстах от Бурнакова, в сельце Рыково. Отец Ивана – Алексей Симонович до 1739 года служил при Канцелярии генерал-аншефа Андрея Ивановича Ушакова[17]. Впервые оторвавшись от отчего дома, Федору и Ивану вдвоем легче было осваиваться в новых стенах.

Среди кадетов, поступивших в том же году, был еще один известный впоследствии человек – Петр Карцов. В марте 1761 года о принятии Петра в Корпус просил штурман прапорщичьего ранга Семен Овсов, показывая в прошении, что Петр есть сын Кондратия Карцова, подпрапорщика Семеновского полка. Но поскольку к прошению не были приложены доказательства о его дворянском происхождении, то Коллегия в прошении отказала. И лишь 30 апреля, уже по прошению Ф. С. Милославского – вновь назначенного директора Морского корпуса – Петр Карцов все же был принят[18].

И все же в то время дворяне без особой охоты отдавали своих детей в морскую службу. Более престижной считалась служба сухопутная, о чем в докладе комиссии по утверждению новых штатов для флота в 1733 году отмечалось: «Шляхетство от морской службы уклоняется, понеже они в Армии скорее случай имеют выслужиться, нежели при Флоте»[19].

Прибыв в Петербург, Федор сожалел, что не мог увидеться со своим дядей Иваном Игнатьевичем, принявшим постриг. Его в столице уже не было. Богоугодная служба Феодора в монашеском чине вызвала зависть у других насельников Александро-Невского монастыря. Начались наговоры и доносы. Тогда в 1757 году он попросился вместе со своими учениками и ученицами переехать в Саровскую пустынь, откуда в 1759 году перебрался уже в Санаксар, который застал в полном упадке и запустении. За короткое время отец Феодор возродил обитель и 13 декабря 1762 года по желанию епископа был рукоположен в иеромонахи с назначением настоятелем Санаксарского монастыря.

Ко времени поступления Федора Ушакова в Корпус последний пребывал как бы в переходном состоянии. Биограф Ушакова отмечал: «Это была не бурса, но немного не доставало для того, чтобы вполне походить на нее, там можно было приобрести познания, необходимые для морского офицера, но трудно было не усвоить себе также, более или менее, сурового обращения, грубых привычек, недостатка общежития... Каждый юноша – а их полагалось тогда иметь в корпусе до 360 – почти совершенно предоставлен был своему произволу внеклассного времени, мышцы были в постоянном упражнении для водворения прав сильного над слабым, дурные наклонности одного прививались другому»[20]. Многие гардемарины достигли уже двадцати пяти – тридцати лет и держали в негласном подчинении всю молодежь, при этом выказывая явное неповиновение начальству. Порядок наводился таким же грубым способом, так как офицерам позволено было сечь кадет розгами.

Началась учеба в большом и незнакомом для Федора городе. Отец немало рассказывал о Петербурге, но все же после раздольной деревенской жизни было неуютно обживаться в незнакомых стенах. Однако немало было и приятного: свобода от родительского ока и гордость от сознания, что наконец-то попал на государеву службу.

Федору, как и всем его сверстникам, очень нравилась парадная форма, которую по табельным дням надевали старшие воспитанники. Она состояла из зеленого суконного кафтана с белым воротником и обшлагами, белого суконного камзола, зеленых штанов, белых штиблет, башмаков с медными пряжками и шляпы, обшитой узким позументом. Но парадная форма была недосягаема для молодых кадет. К всеобщему неудовольствию всех воспитанников, к этой красивой форме приходилось носить косу и пудрить голову.

Учебная программа была насыщенной, хотя должной системы в преподавании отдельных наук и не было. Большее внимание уделялось изучению точных дисциплин: арифметике, геометрии, астрономии и навигации. Преподавались также география, история, артиллерия, фортификация и корабельная архитектура. Обязательны были упражнения в фехтовании и танцах.

Федор Ушаков со свойственным ему прилежанием постигал науки, особую склонность проявляя к арифметике, навигации, истории. Хуже давались языки «заморские», которые практически не преподавались. Может, поэтому впоследствии в общении с иностранцами он прибегал к помощи переводчиков.

Учеба Федора проходила в сложную для России пору. 25 декабря 1761 года умерла Елизавета Петровна и на Российский престол взошел ее племянник Петр Федорович, ставший императором Петром III. Потомок двух великих императоров – Петра I и Карла XII, он, тем не менее, воспитывался в прусских традиций. Предметом его особого обожания был император Фридрих II. Приверженность нового монарха к прусской военной школе сказалась и на порядках, заводимых в Морском корпусе. Красота строя и умение маршировать были для него превыше всего. И вот Указом от 24 апреля 1762 года он повелел соединить Сухопутный и Морской кадетские корпусы и Инженерное училище под одну главную дирекцию графа И. И. Шувалова. Царствование Петра III, к счастью для России, оказалось недолгим: 6 июля того же года при помощи тех же преображенских гвардейцев престолом овладела его супруга Екатерина.

Эпоха дворцовых переворотов оставила Екатерине II тяжелое наследство. По ее же словам, к тому времени «флот был в упущении, армия в расстройстве, крепости разваливались, на штатс-конторе было 17 миллионов долгу». Оценив сложившееся положение дел, вектор государственной политики был ею резко изменен.

Важнейшей составной частью общегосударственной политики стала морская политика, основы которой были заложены еще Петром I, а главным ее направлением – возрождение российской морской силы. Помощниками Екатерины II в этих делах стали заслуженный адмирал Семен Иванович Мордвинов и граф Иван Григорьевич Чернышев. Желая поднять значение флота, Екатерина возвела в звание генерал-адмирала (главнокомандующего флотом) наследника престола Павла Петровича и вывела из подчинения Сената Адмиралтейств-коллегию.

Начиная реализацию задуманных преобразований на флоте, 17 ноября 1763 года состоялось учреждение «Морской российских флотов и адмиралтейств правления Комиссии для приведения оной знатной части к обороне государства в настоящий постоянный, добрый порядок», которой были предоставлены широкие полномочия в проведении реформ. Главным направлением работы комиссии стало составление новых штатов флоту и разработка программы кораблестроения. Решая эту задачу, Комиссия, по согласованию с Коллегией иностранных дел, определила содержать флот не только равносильный каждому из флотов бассейна Балтийского моря, прежде всего шведскому и датскому, но и превосходящий их.

Оживились дела и Морском кадетском корпусе, вновь получившим свою самостоятельность. Директорствовать над ним был поставлен капитан 2 ранга Иван Логинович Голенищев-Кутузов. Родился он в 1729 году в семье гардемарина и обучался в Сухопутном корпусе. Но затем, как новгородского дворянина, которым полагалось служить на флоте, его перевели в Морскую академию. Иван Логинович в свое время получил прекрасное воспитание, в совершенстве владел французским и немецким языками, любил и хорошо знал русскую словесность. По окончании академии служил на Балтике, ходил до Архангельска. В 1761 году по состоянию здоровья был переведен в Морской корпус.

С назначением его директором жизнь в Корпусе заметно изменилась. Толково было составлено учебное расписание. Занятия стали проводиться с 7 до 11 часов утра и с 2 до 6 часов вечера, с таким расчетом, чтобы воспитанники могли в классах же повторить все пройденное за три или четыре дня. Точные дисциплины, иностранные языки преподавались утром, а более легкие, так называемые «словесные» – вечером.

Любовь директора к литературе сыграла свою роль в том, что позднее при Корпусе был создан театр, в котором играли флота капитан Алексей Григорьевич Спиридов – сын адмирала Григория Андреевича Спиридова, директорская свояченица, жена Михаила Илларионовича Кутузова – Екатерина Ильинична Бибикова, сын директора Павел Иванович и будущий флаг-капитан Федора Федоровича Ушакова – Петр Алексеевич Данилов. Пьесы для театра писал в то время корпуса капитан Александр Семенович Шишков – будущий адмирал, писатель, министр народного образования. Но самое главное, в 1764 году он закончил перевод на русский язык, издал и ввел в учебный процесс книгу профессора математики Королевского училища в Тулоне Павла Госта «Искусство военных флотов или сочинение о морских эволюциях», впервые изданную в Лионе в 1697 году.

В годы борьбы с космополитизмом в СССР только ленивый историк, что называется, не «пнул» Госта за то, что он, якобы, установил жесткие каноны в морской тактике, за нарушение которых, флотоводцев чуть ли не вешали на реях. Разумеется, ничего конкретного об упоминаемых канонах никто из «радетелей» российского приоритета в развитии военно-морского искусства сказать не мог, потому как, скорее всего, даже в глаза не видел книгу Госта.

В действительности же, это была чрезвычайно полезная и нужная для того времени книга. Она была необходима любому, кто решил посвятить себя флотской службе. Главное ее достоинство как раз в том и заключалось, что Гост не устанавливал каких-либо жестких рамок в действиях флотоводцев, а показывал им лишь возможные варианты действий, говоря при этом: «Я не сомневаюсь, что мои читатели найдут другие, не сходные с моими эволюциями, кои им покажутся лучше, да и советую им употреблять в практике по рассмотрению соединенных с ними обстоятельств, по представленным здесь основаниям»[21].

Суть тактики парусного флота заключалась в том, что флот строился в линию баталии или в линию кильватерной ко­лонны. Это построение было названо линейным и дало название тактике парусных кораблей – линейная. Такое построение было вызвано особенностью размещения артиллерии на парусных кораблях. Оно было бортовое, и потому орудия могли стрелять только по траверзу. А для того, чтобы парусным кораблям сражаться всем вместе, им надо было построиться в линию кильватерной колонны, тогда они могли вести дружный артиллерийский огонь.

Служа священником на флагманском корабле адмирала французского королевского флота А.-И. Турвиля, Гост взял на себя труд обобщить тактические правила, выработанные в период англо-голландских и англо-французских войн XVII века такими известными адмиралами, как Блэйк, Монк, герцог Йоргский, Рюйтер, Турвиль и другие. Он систематизировал морские термины, дал определения различным построениям флота, вместе с тем дал и конкретные рекомендации для построения того или иного ордера.

Основу труда Госта составляли рассуждения о том, какое положение флота было наиболее выгодно: наветренное или подветренное. Исходя из этого, давались рекомендации о том, вступать в сражение или уклониться от него; как заставить противника принять бой; как его окружить и т.п.

К слову сказать, для англичан и флотоводцев других стран правила Госта не являлись обязательными. Британские флотоводцы, по праву считавшие свой флот одним из самых старых флотов мира, восприняли бы за оскорбление использовать тактические разработки своего извечного противника*. Более того, даже если они и что-то знали о рекомендациях Госта, то применяли свои знания только для того, чтобы попытаться разгадать возможные маневры французских флагманов.

Позднее, когда уже в XVIII веке во многих флотах были выработаны свои тактические правила, в них стал проявляться так называемый ложный методизм, т.е. формализм в тактике. Так в 1731 году в Англии был утвержден Королевский регламент, в котором было расписано, как должен адмирал строить свой флот и напа­дать на противника. Большое внимание уделялось вырав­ниванию линии баталии, занятию наветренного положения относитель­но флота противника. Строго расписывалось, какие сигналы должен сделать флагман, чтобы вступить в сражение с противником. При чем, этот Регламент никак не соотносился с правилами Госта.

Британский Королевский регламент оказались для флотоводцев нетворческого склада своеобразным капканом. Ярким примером такого «капкана» явилось Тулонское морское сражение 1744 года. Тогда английский адмирал Метьюс должен был перехватить франко-испанский флот. Союзники постро­ились в линию баталии при восточном ветре. Англичане заняли наветренное положение. Но из-за разногласия с командиром своего авангарда вице-адмиралом Лестоком Метьюсу не удалось ввести свой флот в сражение. Сам он вышел из линии, атаковал испанцев, повредил корабль испанского адмирала. При этом командир только одного английского корабля поддержал своего флагмана, а остальной флот продолжал идти в кильватерном строю далеко от французов и не последовал его примеру, т.к. Метьюс не поднял положенных сигналов. Потом, когда состоялся суд, правым признали Лестока, который не получил конкретных указаний, как ему следует вступать в бой, а Метьюс, который личным примером пытался к этому его по­будить, был приговорен к лишению чинов и исключению со службы.

Ошибок Метьюса пытался избежать другой английский адмирал – Бинг, кото­рого в 1756 году его английская родина послала на помощь английскому гарнизону острова Менорка, блокируемого французскими войсками маршала Ришелье и эскадрой адмирал Галиссонньера. Французы старались беречь свои корабли, т.к. их флот был меньше английского. Они не стремились к решительному бою и, пользуясь тактическими ука­заниями Госта, постоянно уходили под ветер от англичан. В этом сражении проявилась та же осторожная тактика. Бинг, со своей стороны, помня об инструкциях и о суде над Метьюсом, двое суток потратил на маневрирование для занятия наветренного поло­жения. 9 (20) мая он подровнял свою линию и дал приказание вступить в сражение. При этом командир его авангарда неправильно понял сигнал, но храбро бросился на врага и вступил с французами в бой. В это время на одном из английских кораблей сбило фор-стеньгу и он столкнулся с другим кораблем. Образовалось замешательство, в результате которого Бинг, помня о том, что Метьюс не смог одновременно ввести в сражение весь флот, начал выравнивать линию и не подошел вовремя на помощь к командиру своего авангарда. За это время английский авангард понес большие потери. Бинг решил не продолжать бой и ушел в Гибралтар. После этого сражения он был осужден и расстрелян, но не за нарушение Регламента, как пишут наши некоторые историки, а за не­выполнение поставленной задачи.

И все это должны были знать воспитанники Морского шляхетного кадетского корпуса, чтобы надежно держать в руках штурвалы боевых кораблей и вновь вывести Россию в число ведущих морских держав. Поэтому можно себе представить, с каким интересом и вниманием, открывая книгу Госта, Федор Ушаков читал: «Имеющие хотя малое знание о морских делах не будет сомневаться, что служащим на кораблях искусство морских эволюций необходимо нужно: потому что они есть способ к учреждению всех движений морского воинства. Без сего искусства флот подобен флоту варваров, которые, нимало не имея правильного знания о войне, все действия свои располагают на удачу...»[22].

Недремлющим оком взирала на дела в Морском корпусе и сама императрица, которая говаривала: «Что флотская служба знатна и хороша, то всем известно, но на супротив того столь же трудна и опасна, почему более Монаршую Нашу милость и попечение заслуживает»[23].

Ежегодно старшие воспитанники участвовали в практических плаваниях по Финскому заливу и Балтийскому морю. С 1763 года принимает в них участие и гардемарин Федор Ушаков. Во время плавания гардемарины несли ходовую вахту под парусами вахтенными командирами, учились определять место корабля, вели шканечные журналы. Их обучали снастям и правилам использования парусного вооружения.

Первые морские плавания давались, как правило, нелегко. Радость долгожданной встречи с морем омрачалась утомительной качкой, выворачивающей наизнанку всю душу. Казалось, что к этому совершенно нельзя привыкнуть. Но нашлись умники, которые научили глотать на ниточке кусочек ветчины, а затем вытаскивать его обратно. После этой довольно неприятной процедуры головокружение и рвота, как бы это ни показалось странным, проходили.

Годы учебы, а с ними и юношеская пора, промчались веселыми чайками над головами кадетов, и наступил 1766 год. В конце апреля в Корпусе состоялись выпускные экзамены. Как и всегда в этот день вся округа была наводнена сверканием ярких парадных мундиров офицеров флота. На экзамен пожаловали высшие чины Адмиралтейств-коллегии, флагманы и капитаны Российского флота, которым и надлежало экзаменовать выпускников «в науках и в поведениях». После экзаменов началось распределение по кампаниям, знаниям и поведению. И, наконец, наступил самый долгожданный и волнующий день. 1 мая состоялось производство в офицеры и приведение к присяге. Над плацем гордо и проникновенно звучали слова клятвенного обещания:

– Аз, Федор Ушаков, обещаюся и клянуся Всемогущим Богом пред святым Его Евангелием в том, что хочу и должен ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ моей всемилостивейшей Государыне ИМПЕРАТРИЦЕ ЕКАТЕРИНЕ АЛЕКСЕЕВНЕ САМОДЕРЖИЦЕ и ЕЯ ИМПЕРАТОРСКАГО ВЕЛИЧЕСТВА любезнейшему Сыну Государю Цесаревичу и Великому Князю Павлу Петровичу, законному всероссийского престола Наследнику, верно и нелицемерно служить и во всем повиноваться, не щадя живота своего до последней капли крови... В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий!

Одним из лучших (четвертым из 58 воспитанников) окончил Федор Ушаков Морской шляхетный кадетский корпус. В этот же день в чин мичмана были произведены и два его однокашника, с которыми надолго свяжет его судьба, скрепленная крепкой мужской дружбой и просоленная морской стихией. Это Гаврила Голенкин и Павел Пустошкин. Долгая дружба и честная служба объединяли этих людей. А тогда они были всего лишь молодыми офицерами, в лица которых уже дул свежий морской ветер будущей славы и беспримерных подвигов во имя России.

ГОДЫ СТАНОВЛЕНИЯ

1. ПОХОД В АРХАНГЕЛЬСК

По окончании Морского корпуса Федора Ушакова направили на флот Балтийского моря для прохождения дальнейшей службы. И практически сразу же молодой моряк оказался в длительном вояже вокруг Скандинавии до Архангельска на небольшом транспортном судне – пинке «Наргин» под командованием капитан-лейтенанта П. И. Глотова. Это плавание было неслучайным. На основании только что вышедшего Регламента Екатерины II «О управлении адмиралтейств и флотов» Адмиралтейств-коллегии предписывалось иметь «крепкое смотрение» за состоянием флота, чтобы тот всегда был готов к действию, а служители не забывали своей практики. Для этих целей и было определено «посылать ежегодно к городу Архангельскому по два судна, которые без выгрузки в тамошний порт входить могут, и там им зимовать, а на другой год другие туда посылать, а те суда, которые там зимовать будут, возвращать»[24].

После проведенного «депутатского» смотра «Наргин» 28 мая снялся с якоря и от Кронштадтского рейда взял курс на Зунд Балтийского моря. За полторы недели пинк дошел до Копенгагена и после недельной стоянки в его порту продолжил свой путь на русский Север.

Выйдя в Северное море, моряки попали в густой туман и на некоторое время были лишены возможности счислять место корабля по звездам. Но опасность ситуации заключалась не столько в навигационной сложности, сколько в опасном для здоровья сыром (как точно и метко говорилось в те времена – «гнилом») климате. При бессилии флотской медицины у моряков в этих краях в массовом масштабе появлялись так называемые «гнилые» болезни. Не одну сотню жизней унесла здесь цинга. Вероятность вспышки эпидемии сохранялась и на пинке «Наргин», поэтому капитан Глотов для профилактики команды применял введенное еще в 1740-х годах вице-адмиралом П. П. Бредалем средство против цинги – порция вина, настоянная на сосновых шишках с трефолью.

30 июля, выйдя из полосы тумана, русские моряки приблизились к Норд-Капу, где, поймав свежий ветер, за неделю дошли до мыса Святой Нос. Беломорье встретило их ясной погодой. Через двое суток «Наргин» уже шел по Двинскому заливу, поражавшего взор мореплавателей буйной зеленью и всевозможной водоплавающей живностью. 12 августа пинк уже стоял на Соломбальском рейде, откуда Федор Ушаков, преисполненный чувства гордости, сошел на берег.

Плавание пинка «Наргин» на Севере совпало по времени с так называемой «секретной» высокоширотной полярной экспедицией трех фрегатов под командованием капитана бригадирского ранга В. Я. Чичагова, проводимой по «Проекту плавания Северным океаном», М. В. Ломоносова, сочиненного им еще в 1755 году[25].

Цель экспедиции Чичагова заключалась в том, чтобы кратчайшим путем через остров Шпицберген, Гренландию и Берингов пролив пройти на Камчатку и далее в Южную Азию, тем самым открыть путь между севером и югом Сибири. Автор проекта и ее организаторы граф И. Г. Чернышев и А. И. Нагаев были настолько уверены в успехе предприятия, что для встречи Чичагова на Камчатку была параллельно направлена экспедиция капитана П. К. Креницына. Да и у других участников морского перехода сомнений на этот счет не возникало. Поэтому обоим капитанам на случай запланированной встречи были даны секретные инструкции. К сожалению, обе попытки, предпринятые В. Я. Чичаговым в 1765 и 1766 годах по прорыву через паковые льды за Шпицбергеном, оказались неудачными. В результате он вынужден был прекратить экспедицию, что, впрочем, не уменьшило значения этого беспримерного похода.

12 сентября корабли «секретной» экспедиции, названные именами их командиров, «Чичагов», «Панов» и «Бабаев», ошвартовались у Соломбальской пристани рядом с пинком «Наргин». Побывав на них и встретившись с самим Василием Яковлевичем, Федор Ушаков со своими товарищами смогли узнать о всех коллизиях экспедиции, что называется, из первых рук.

Зима прошла на Соломбальской верфи, где строились корабли для Балтийского флота и Архангельской эскадры, учрежденной вместе с Архангельским военным портом 15 марта 1733 года решением Воинской морской комиссией. Есть основания полагать, что команда и офицеры с «Наргина» были определены на строительство двух пинков, заложенных там по указу Адмиралтейств-коллегии от 9 августа 1766 года. Их мнение и рекомендации о мореходных качествах подобного рода судов были как нельзя кстати для местных корабелов.

По весне вся команда вновь собралась на «Наргине», который самым тщательным образом стали готовить к дальнему переходу. Вместе с ним к работы по подготовке к выходу в море начались и на фрегате «Чичагов». 9 июня, поле положенного «депутатского» смотра, с разницей в один день суда покинули Соломбальский рейд и потянулись к выходу в Белое море. Встречный ветер на некоторое время заставил мореплавателей встать на якорь недалеко от входа в Кольский залив, спрятавшись от непогоды за островом Кильдин. Дальнейшее плавание судов проходило самостоятельно.

Пройдя полосу сплошного тумана в Северном море, 10 августа пинк «Наргин» вошел на Копегагенский рейд. Через пять дней к нему присоединился и «Чичагов». Пополнив запасы, оба судна 22 августа снялись с якоря и 3 сентября были уже на Кронштадтском рейде, о чем через три дня главным командиром Кронштадтского порта было доложено Адмиралтейств-коллегии.

Для Федора Ушакова поход стал хорошей морской школой. Суровые северные ветра закалили его характер. Теперь он вполне уверенно стоял на мостике корабля. Надо ли говорить о том, что в душе молодого офицера, вышедшего из российской глубинки, осталась масса неизгладимых впечатлений от всего увиденного и услышанного.

Отменные морские качества молодого мичмана были замечены. Вскоре он был переведен на лучший в Кронштадтской эскадре опытный 66-пушечный линейный корабль «Три Иерарха», спущенный со стапеля 13 июня 1766 года в присутствии самой императрицы. Назначение на линейный корабль было пределом мечтания для любого молодого офицера. Корабль находился под командованием капитана 1 ранга Самуила Карловича Грейга.

Особенность корабля заключалась в том, что командиром корабля для увеличения скорости хода были предложены и применены несколько другие пропорции мачтового и парусного вооружения. Испытания корабля в кампанию 1767 года действительно показали преимущество нововведения, о чем вице-адмирал Григорий Андреевич Спиридов, командовавший эскадрой, направил свое заключение в Адмиралтейств-коллегию. В заключении, в частности, отмечалось, что «от прибавочных парусов и уменьшения блоков полезность есть, и г[осподин] капитан Грейг, мне думается, по своему трудолюбию в сыскании лучшего хода корабля заслуживает похвалу»[26].

В кампанию 1768 года «Три Иерарха» вновь снаряжался в практическое плавание в составе Кронштадтской эскадры. На этот раз эскадра находилась под флагом контр-адмирала Алексея Наумовича Сенявина, 5 июня поднявшего свой флаг на корабле «Евстафий», командиром которого был А. И. Круз. Командирами еще двух кораблей были Ф. А. Клокачев и Я. Ф. Сухотин.

Находясь на рейде, А. Н. Сенявин учинил на эскадре артиллерийское учение. С трех часов пополудни до позднего вечера Кронштадт сотрясало от пушечной пальбы. Для Федора Ушакова это было первое столь масштабное учение. Он был преисполнен чувства гордости от участия в настоящем деле.

Через два дня, после депутатского смотра, проведенного вице-адмиралом Спиридовым, эскадра вышла в море, производя эволюции, артиллерийские и ружейные экзерциции. Вечером 15 июля, к великому удивлению моряков эскадры, на горизонте в сопровождении трех судов показалась императорская яхта.

На следующий день все было готово к встрече императрицы. Под барабанную дробь и звуки труб Екатерина II взошла на борт флагманского корабля, где допустила к руке командиров кораблей, прибывших по такому случаю на «Евстафий». При этом на всех эскадре матросы были расставлены по вантам и реям. Федор Ушаков находился в это время на своем корабле, наблюдая за высочайшим смотром флагманского корабля в подзорную трубу. А при отбытии свиты на яхту, при прохождении баркаса с императорским штандартом у борта «Трех Иерархов», преисполненный радости он, вместе со своими матросами, от души одиннадцать раз прокричал «Виват!»

После высочайшего смотра эскадра разделилась на две равные части и на глазах императрицы провела «примерное сражение» по всем правилам линейной тактики: корабль на корабль.

2. НА АЗОВСКОЙ ФЛОТИЛИИ

Самой судьбой России предначертано было иметь выход к Черному морю. Через него проходил знаменитый торговый путь «из варяг в греки». Русские ладьи в IX – X веках имели на нем полное господство, оттого и называлось оно Русским. Здесь, у стен древнего Херсонеса, принял святое крещение великий князь Киевский Владимир, осенив Русь светом истинной веры, указавшей людям путь в жизнь вечную.

Позднее Русь была оттеснена от Черного моря, которое с XVI века стало внутренним морем грозной Османской империи, прибравшей к рукам весь Балканский полуостров, Сербию, Болгарию, Бессарабию, Молдавию, Валахию, Армению и Грузию. Под протекторатом Турции оказался и Крым.

В конце XVII – начале XVIII века в ходе экономического развития и политического самоутверждения Российского государства на первый план вновь выдвинулась идея возвращения побережья Черного моря. Благодаря неустанной деятельности Петра Великого, гением которого был рожден Российский военный флот, цели удалось достигнуть. Но после неудачного Прутского похода 1711 года от Черного моря в очередной раз пришлось отойти.

Не решила черноморскую проблему и русско-турецкая война 1736–1739 годов. Ситуация оставалась неизменной до вступления на престол Екатерины II, при которой наметился заметный прогресс в государственных и военных делах. Однако очередь Турции еще не пришла, поэтому кабинет императрицы в отношениях с этой державой вел себя достаточно осторожно. Более остро стоял польский вопрос, именно на его разрешение были направлены все усилия Коллегии иностранных дел.

В 1763 году умер польский король Август III, после чего в Польше начались волнения. Новым королем Польши стал Станислав Понятовский, для защиты престола которого в польские пределы были введены российские войска.

Видя неспособность проигравшей партии противостоять России, Франция, стараясь ослабить позиции русского двора в Европе, обратила взоры в сторону Турции, чтобы с ее помощью добиться своей цели. Подстрекательства Франции увенчались успехом: Оттоманская Порта стала искать повод к войне. И вскоре он был найден. События разворачивались настолько стремительно, что привели в полное замешательство кабинет Екатерины II.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: