Сделай Сам Свою Работу на 5

Движения его души — что молнии.





Он — убийца С мечом жизни в руках.

 

Это похвала в адрес Дзёсю с его умением прозревать уровень постижения отшельников и судить о нем, не отделяя себя от мира. Наш глаз должен быть достаточно быстрым, чтобы различать жизнь и смерть. Наш глаз должен быть достаточно быстрым, чтобы подтверждать или отвергать.

Жизнь — это быстрота,

которую мой Бог поцеловал.

Жизнь слишком быстра для слова, не говоря уже об определении. Любое наше утверждение в следующий миг оказывается чучелом птицы, стеклянные глаза которого бессмысленно уставились на нас. Шекспир повсеместно показывает нам, что первый отшельник, первый шут, ничем не хуже второго, или главного героя драмы — с поэтической точки зрения. Первый отшельник мертв или, возможно, все еще не рожден, тогда как второй жив — но оба они одинаковы для Бога, для Шекспира, «ибо у Него все живы».

 

 

Случай XII. ДЗУЙГАН ЗОВЕТ МАСТЕРА

 

Действующие лица

 

В этом случае мы имеем драматический монолог в духе Стриндберга, единственным действующим лицом которого является сам Дзуйган (Жуй-янь). Даты его жизни и смерти не дошли до нас, но известно, что он был духовным сыном Ганто и, кроме того, обучался у Кассана (805-880). Ганто выходит на сцену в следующем, тринадцатом случае. Он умер в 887 году в возрасте шестидесяти лет. Первая встреча Дзуйгана и Ганто описана во втором томе серии Дзэн и дзэнские классики. Будучи настоятелем в храме Дзуйгандзи, он держал монахов в великой строгости.



 

СЛУЧАЙ

Каждый день Дзуйган [Си]гэн обращался к себе:

— Подлинное «я»! — и тут же отвечал: — Да, слушаю.

— Проснись! Проснись! — говорил он и тут же отвечал: —

Хорошо, хорошо.

— В будущем не давай другим повода презирать тебя и не позволяй оставлять тебя в дураках! — и отвечал: — Нет, нет.

 

Гений Мумона в том, какие случаи он включил в свой сборник. В настоящем случае он знакомит нас с человеком, который далек от того, чтобы забыть о себе или «презреть себя», а наоборот, продолжает думать о себе, раздваивает и без того иллюзорную личность. Более того, позабыв о том, что «гордыня ангелов губила», он взывает к своей гордыне и амбициям как к последнему (или первому) стимулу благородного ума.



В любом случае Дзуйган далек от ошибки, которую совершаем мы, когда начинаем искать Будду вне себя, в каком-то человеке, книге, церкви, мессии, философии или религии. Он полагается на себя, на Себя, на природу Будды, Природу вселенной, свое глубинное первоначало. Как домик улитки, его Учитель всегда с ним, хотя иногда может показаться, что он спит или вышел на прогулку. Вот кого зовет Дзуйган. А кто зовет? Бог-творец зовет сотворенного Бога. Это Отец, разговаривающий с Сыном. Ответ не является чем-то новым, чем-то полностью отличным от зовущего голоса; это его продолжение. И как звук моего голоса звучит во всем пространстве, хотя я слышу лишь ничтожную часть эха, так же и «ум проницает собой все вещи», «отзвуки нас самих катятся от души к душе» (Вордсворт). Многим Дзуйган, который, как дурак, целый день сидит на камне и что-то бормочет себе под нос, покажется непохожим на христианского святого, который «во благо всего сущего» устремляет глаза к небу и обращается с молитвой к силе не от мира сего. Достаточно вспомнить не холодный, надуманный пантеизм Арнолда, а такие слова, как «Христос в вас, упование славы» (Кол. 1, 27), «Я в Отце Моем, и вы во Мне, и Я в вас» (Ин. 14, 20) и так далее, и мы увидим, что этот диалог внешнего и внутреннего, старого и нового человека не столь уж далек от дзэн.

(книга отсканирована для неПУТЬёвого сайта Вишнякова Андрея - http://ki-moscow.narod.ru)

Для основателей религиозных сект, равно как и для музыкантов, художников и поэтов, различия намного важнее, чем для нас. Чайковский и Брамс не видели ничего хорошего друг в друге, но мы видим что-то хорошее в каждом из них. То же касается Калвина и сэра Джона Мора, Синрана и Нитирэна — в каждом мы видим абсолютное достоинство.



Остается вопрос амбиций. Может показаться странным, почему Дзуйган интересуется мнениями других людей о себе. Говорят, что, когда Эмерсон читал лекции, ему было все равно, слушает ли его аудитория, спит ли она или, возможно, постепенно расходится. Такое отношение кажется мне неправильным. Мы должны желать, чтобы нас понимали. Мы должны желать, чтобы нас любили, хотя мы знаем, что любить — это все, а быть любимым — ничто. Для другого человека любить не менее важно, чем для нас самих.

По поводу нежелания Дзуйгана оставаться в дураках можно сказать, что никто не любит этого. Мы не любим, когда нас дурачит расстройство желудка, неожиданный ливень, незастегнутая молния, лающая собака, смерть. Мужчина встречает свою идеальную женщину, пишет для нее стихи, женится на ней — и все для того, чтобы в один прекрасный день проснуться и понять, что природа оставила его в дураках с целью продолжить род и вырастить потомство. Дзуйган желает быть хозяином, а не рабом своей жизни.

 

КОММЕНТАРИЙ

Мастер Дзуйган сам продает и сам же покупает. Для своих игр он использует куклы божеств и демонов. Зачем ему это? Посмотри и увидишь! Спрашивающий, отвечающий, говорящий "Проснись!» и тот, кого люди не должны презирать — их много, но ты не должен привязываться к видимостям, ведь эту ошибку ты уже совершал. Знай также, что подражать другим [например, Дзуйгану] — значит быть лисой в маске.

 

Тот, кто продает и сам же покупает, не получает прибыли. Куклы — это то, о чем Томпсон говорит в своем Гимне:

Все, что меняется вокруг,

Есть лишь один, но многоликий Бог.

О какой ошибке говорит Мумон? Скорее всего, речь идет о всеобщей тенденции «заглядывать за феномены» — видеть в масках и личностях символы чего-то большего, не принимать каждую вещь в этом месте в этот конкретный момент безотносительно ко всему остальному.

Независимость Дзуйгана напоминает нам о Христе. «Вы слышали, что сказано древним... но я говорю вам...» (Мф. 5, 27-28). Эти слова приводят к неожиданному результату: кто-то пишет книгу под названием Подражание Христу, в которой нам рекомендуют подражать неподражаемому. Это в свою очередь напоминает об Иссе, который однажды был в гостях и ушел домой в чужих соломенных сандалиях, потому что не мог найти свои собственные. Как он набросился на следующий день на ученика, который пришел к нему в коровьих сандалиях!

Здесь также уместно вспомнить известную проповедь Риндзая:

— Над (87) массой кровавой плоти (88) пребывает Подлинный Человек (89) неопределенного статуса (90). Он всегда входит и выходит через шесть органов чувств (91). Кто еще не видел его, смотрите, смотрите!

В это время монах спросил:

— Что такое этот Подлинный Человек неопределенного статуса?

Риндзай встал с помоста, схватил монаха и заорал:

— Говори! Говори!

Монах сомневался, не зная, что ответить.

— Этот Подлинный Человек без статуса — всего лишь палочка с налипшим дерьмом! (92)— с этими словами Риндзай вытолкнул монаха прочь и вернулся в свои покои.

Вся трудность здесь в словах «Говори! Говори!» Иногда мы действительно говорим, но каждый раз это происходит случайно — неожиданный проблеск, и тут же все кончилось. Но подлинные слова должны быть одновременно и продуманными, и экспромтом. Это «многие труды спонтанного искусства».

СТИХОТВОРЕНИЕ

Искатели Пути

Не постигают природы подлинного «я»

Лишь потому, что пребывают

На уровне относительного ума,

Который есть причина

Вечных перевоплощений.

Глупцы принимают этот ум

За свое подлинное «я».

Этот стих отличается от других стихотворений Мумона тем, что целиком заимствован у Тёса Кэйсина (или Кэйгина), дзэнского мастера периода Тан, жившего в монастыре Тёса, откуда он получил имя. Обучаясь у Нансэна, Тёса был духовным братом Хякудзё.

Многие дзэнские мастера по-прежнему упрямо держатся за идею о перевоплощениях, требуя, чтобы каждая последующая жизнь воздавала живущему за несправедливость или неполноту предыдущей.

Многие полагают, что любые теологические абсурды и религиозные предрассудки совместимы с дзэн. Но я с этим не согласен. Глупец, человек без чувства юмора, с плохим вкусом, с амбициями, ненавидящий животных, «безобразный фанатик» — такие не могут быть спасены.

В буддизме есть восемь парджнан, разновидностей познания. Это пять чувств плюс разум. Отдельно в качестве седьмого начала к ним прибавляется интеллект. Именно он является источником эгоизма, деления мира на вещи и, стало быть, иллюзии, возникающей в предположении, что видимость реальна. И наконец, восьмая разновидность познания — это основа других начал сознания. Но даже эта разновидность не есть индивидуальное «я»; его принято сравнивать с концом тлеющей веревки, которую вращают в воздухе так, что мы видим светящийся круг. Эти восемь разновидностей познания есть то, что Мумон, точнее, Тёса, называет источником наших вечных перевоплощений. Ошибочное принятие этих восьми начал за Подлинного Человека — вот что отличает обычных людей от Будды.

Можно подумать, что, когда эти восемь покрывал сняты, под ними ничего не остается. Это неверно. Но если вы спросите: «Что же остается?», вы получите ответ: «Снимите их!»

Когда мы говорим об «учении о не-душе», его не следует интерпретировать как шестое, седьмое или восьмое сознание, а скорее как девятое, поэтическое, религиозное, интуитивное начало, которое не противопоставляет душу и не-душу. Это начало не должно также рассматриваться как пустота на месте водителя в кабине несущегося автомобиля. Вордсворт говорит об «умиротворенном, блаженном расположении духа». С «блаженным» все в порядке; сомнение вызывает «умиротворенное», ведь Дзуйган выглядит обеспокоенным.

 

87.) Внутри, или «возвышаясь над», в духовном смысле.

88.) Тело любого человека.

89.) Подлинное «я» Дзуйгана.

90.) Неопределенного статуса, потому что он неопределим, бесконечен.

91.) Видящий и видимое, слышащий и слышимое и т. д.

92.) См. случай XXI.

 

 

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.