Сделай Сам Свою Работу на 5

Современный экономический человек





 

Что изменилось в хозяйственном образе мыслей в течение последнего столетия? Что характеризует капиталистический дух наших дней, который является высококапиталистическим, и отличает его от того, который мы нашли обитающим в буржуа старого стиля?

Раньше чем я попытаюсь дать ответ на этот вопрос, мы должны отдать себе отчет в том, что еще и ныне существует отнюдь не один только тип предпринимателя, что, напротив, ныне еще, как и в период раннего капитализма, в различных капиталистических предпринимателях господствует весьма различный дух, что мы, следовательно, должны сначала научиться различать крупные группы предпринимателей, из которых каждая представляет собою особенный тип. В качестве таковых мы прежде всего натыкаемся на старых знакомых, с которыми мы уже встречались в прежние времена капитализма: тут еще и ныне разбойник, землевладелец, бюрократ, спекулянт, купец, мануфактурист, как нас легко. может убедить непосредственная очевидность.

Если мы будем рассматривать деятельность какого-нибудь Сесиля Род-са, то разве не вспоминаются нам невольно генуэзские купцы в своих башнях, или, быть может, еще более — сэр Уольтер Рэли, Фрэнсис Дрейк? Сесиль Роде — это ярко выраженная разбойничья натура: открыватель, покоритель весьма крупного размаха, который, правда, наряду с саблей, которая рубит, и с ружьем, которое стреляет, пускает в бой за свои предприятия еще и оружие современной биржевой спекуляции, — полуполитик, полукапиталистический предприниматель, больше ведущий переговоры дипломат, чем торговец, не признающий никакого другого могущества, кроме грубой силы. Странно видеть в нем воплощение какого-либо пуританского духа. Если уж стремиться сравнивать его с прежними поколениями, то мы должны причислить его к людям Ренессанса.



Как непохож на мир Сесиля Родса тот мир, в котором живет такой человек, как хотя бы барон фон Штумм или какой-нибудь силезский горный магнат. Тут мы еще дышим воздухом старого землевладения. Отношения зависимости, иерархическое строение персонала, несколько тяжеловесное деловое поведение — вот некоторые из черт в картине таких предприятий, руководители которых напоминают нам старых землевладельчески- капиталистических предпринимателей.



А разве не встречаем мы многочисленных предпринимателей, которые кажутся нам скорее бюрократами, чем купцами или торговцами? Корректные в своей деятельности, педантичные в распорядке их работы, точно размеренные в своих решениях, с большими способностями к организации, без сильной склонности лезть напролом, превосходные чиновники для управления, которые сегодня являются бургомистрами огромного города, а завтра стоят во главе крупного банка, сегодня еще управляют отдельным ведомством в министерстве, а завтра берут на себя руководство синдикатом. Мы не говорим уже о директорах государственных и городских заводов и полуобщественных предприятий, которые в наше время приобретают ведь все большее значение.

И как опять-таки в основе отличен от всех названных типов спекулянт наших дней, который едва ли в одном существенном пункте отличается от прожектера XVIII столетия. Так, недавно об одном французском спекулянте газеты облетело следующее сообщение: «Миллионеру-мошеннику Рошетту едва тридцать лет от роду. Он был вначале мальчиком в одном вокзальном ресторане, потом официантом в одной кофейне в Мелёне. Он попал затем в Париж, научился бухгалтерии и поступил к финансовому мошеннику Берже. Когда Берже обанкротился, Рошетт принял на себя его дела с 5 000 франков — приданым машинистки, на которой он женился. Затем он занялся учредительством и учредил менее чем в четыре года тридцать акционерных обществ. Сначала „Le Credit Minier“ с 500 000 франков, затем угольные копи Laviana с 2 млн, угольные копи Liat с таким же капиталом, La Banque Franco-Espagnole с 20 млн, Le Syndicat Minier с 10 млн, L'Union Franco-Beige с 2,5 млн, финансовую ежедневную газету Le Financier с 2 млн, ряд обществ медных и цинковых рудников, исландские и марокканские рыболовные общества и общество газовых горелок накаливания с 4,5 и Hella — Огненные Кусты с 15 млн франков. В общем он выступил круглым счетом на 60 млн акций, которые он, в конце концов, нагнал на 200 млн по курсовой цене и которые теперь, пожалуй, стоят 20 млн. У него было 57 отделений во французской провинции. В различных банках и учреждениях Рошетта работает не менее 40 000 лиц, и почти так же велико и число жертв, потери которых в общем, вероятно, превышают 150 млн. То, что Рошетт мог так долго и так интенсивно заниматься своим бесчестным ремеслом, объясняют его уменьем окружать себя почтенными личностями. Об умении Рошетта пускать своим жертвам пыль в глаза говорит основание большой фабрики для эксплуатации патента на новое освещение путем накаливания. Акции этого самого предприятия буквально рвали из рук в Париже, и все восхищались большой фабрикой, которая должна была давать хлеб нескольким тысячам рабочих и труба которой днем и ночью беспрерывно выпускала густые облака дыма, — к величайшему удовлетворению акционеров. В действительности же в фабрике не двигалась ни одна рука, за исключением кочегаров, которые разводили пар!»



Не сдается ли нам прямо, как будто мы читаем сообщение об Англии 20-х годов XVIII столетия? А рядом действует дельный купец, который кует свое счастье путем верного взгляда на конъюнктуру или даже только путем хорошего учета и умелых договоров со своими поставщиками, своими клиентами и своими рабочими. Что общего у берлинского торговца платьем с Сесилем Родсом? Что общего у руководителя крупного торгового дома со спекулянтами на золотых рудниках? А что общего у всех них с мануфактуристом, который еще и ныне, как и 100 или 200 лет назад, ведет свою маленькую фабрику в Брадфорде или Седане, в Форсте или Шпремберге?

Все они, старые друзья, еще здесь и как будто в неизменившемся виде. И для того чтобы картина, представляемая современным предпринимательством, выглядела попестрее, к ним в наше время присоединились еще некоторые новые типы. Я даже не имею при этом в виду на первом плане Мак-Аллана, героя келпермамвского романа «Туннель». Хотя мы здесь в действительности видим перед собой совершенно новый тип предпринимателя: скрещение спекулянта и техника. Странное смешение завоевателя и мечтателя; человека, который ничего не понимает в денежных делах, который заполнен только навязчивой технической идеей, но все же руководит гигантским предприятием и командует миллиардами Америки и Европы. Я говорю, я даже не имею в виду этот предпринимательский тип, потому что я, сознаюсь откровенно, не знаю, существует ли он, возможно, что он и есть на самом деле. Образ этого Мак-Аллана, как его набрасывает Келлерман, такой живой, что, кажется, видишь его перед собой. Я лично не знаю ни одного предпринимателя такого типа. Но я охотно верю, что это объясняется только моим. недостаточным опытом, и посему мы можем вывести тип Мак-Аллана как новый (седьмой) тип современного предпринимателя.

Есть, однако, одно явление, которое становится тем более частым, чем более распространяются наши предприятия, которое чаще всего наблюдается в Соединенных Штатах, — это то, что можно было бы назвать великим предпринимателем, так как сверхпредприниматель звучит все-таки слишком гадко. Великие предприниматели — это люди, соединяющие в себе различные, обычно раздельные предпринимательские типы, которые одновременно являются разбойниками и ловкими калькуляторами, феодалами и спекулянтами, как мы это можем заметить у магнатов американских трестов крупного масштаба.

То же явление нашего времени представляет собою коллективный предприниматель: это коллегия капиталистических предпринимателей, которые в звании генеральных директоров стоят во главе гигантских предприятий, из которых каждый в отдельности выполняет особые функции и которые только в совокупности составляют целого или великого предпринимателя. Вспомните организации, владеющие нашими крупными электрическими предприятиями, нашими рудниками, нашими пушечными заводами.

Итак, достаточно пестра картина, являемая современным предпринимательством в его различных типах. И все же и для нашего времени, так же как и для доброго старого времени, можно будет найти во всех этих различных представителях современного экономического человека общие черты и иметь право говорить об однородном духе, господствующем над всеми ими. Конечно, в весьма различной степени, с совершенно разными оттенками, но этот дух в такой же мере будет иметь значение высококапиталистического, как мы в наших прежних наблюдениях нашли особый дух раннекапиталистической эпохи. Как же выглядит этот высококапиталистический дух? Какие общие черты наблюдаем мы в духовном строении современного экономического человека? Я думаю прежде всего мы должны посмотреть: 1. Каков идеал, каковы центральные жизненные ценности, на которые современный экономический человек ориентируется. И тут мы немедленно же натыкаемся на странный сдвиг в отношении человека к личным ценностям в более узком смысле, сдвиг, который, представляется мне, приобрел решающее значение для всего остального строения жизни. Я разумею тот факт, что живой человек с его счастьем и горем, с его потребностями и требованиями вытеснен из центра круга интересов и место его заняли две абстракции: нажива и дело. Человек, следовательно, перестал быть тем, чем он оставался до конца раннекапиталистической эпохи, — мерой всех вещей. Стремление хозяйствующих субъектов, напротив, направлено на возможно более высокую наживу и возможно большее процветание дела: две вещи, которые, как мы сейчас увидим, стоят в теснейшей неразрывной связи между собой. И отношение их друг к другу заключается в том, что предприниматели хотят стремиться к процветанию дела и должны осуществлять наживу (даже если они и не поставили ее сознательно своей целью).

То, что везде проявляется как живой интерес предпринимателя, далеко не всегда — и, несомненно, не у руководящих личностей, которые определяют собой тип, — есть стремление к прибыли. Я полагаю, что Вальтер Ратенау, безусловно, прав, когда однажды сказал: «Я никогда еще не знал делового человека, для которого заработать было главным в его профессии, и я хотел бы утверждать, что тот, кто привязан к личной денежной наживе, вообще не может стать крупным деловым человеком» (229). То, к чему, напротив, всегда ближе всего лежит сердце предпринимателя, есть нечто совсем другое, то, что целиком его наполняет, есть интерес к своему делу. Это выразил опять-таки Вальтер Ратенау в классической форме следующими словами:

«Предмет, на который деловой человек обращает свой труд и свои заботы, свою гордость и свои желания, — это его предприятие, как бы оно ни называлось: торговым делом, фабрикой, банком, судоходством, театром, железной дорогой. Это предприятие стоит перед ним как живое, обладающее телом существо, которое в своей бухгалтерии, организации и фирме имеет независимое хозяйственное существование. У делового человека нет другого стремления, как только к тому, чтобы его дело выросло в цветущий, мощный и обладающий богатыми возможностями в будущем организм…» (230).

То же самое говорят почти в тех же словах все предприниматели наших дней там, где они высказывались о «смысле» своей деятельности.

Но мы должны отдать себе ясный отчет в том, что процветание «дела» т. е. капиталистического предприятия, всегда начинающегося с денежной суммы и всегда ею кончающегося, связано с приобретением чистого излишка. Успех дела может, очевидно, означать только хозяйство с излишком. Без прибыли нет процветания дела. Фабрика может изготовлять самые дорогие или самые дешевые продукты, качество ее продуктов могло доставить ей мировую славу, но если она длительно работает с неблагоприятным балансом, она в капиталистическом смысле — неудавшееся предприятие. Если это создание, на процветание которого направлены все мысли и стремления, если капиталистическое предприятие должно расти и цвести, оно должно давать прибыль: процветать — значит приносить доход (231).

Вот что я имел в виду, когда я только что сказал, что предприниматель хочет процветания своего дела и должен хотеть наживы.

Постановкой такой цели — и в этом вся штука — конечная точка стремлений предпринимателя отодвигается в бесконечность. Для наживы точно так же, как и для процветания какого-нибудь дела, нет никаких естественных границ, как их, например, ставило всякому хозяйству прежде «соответствующее положению в обществе содержание» лица. Ни в каком, хотя бы самом дальнем, пункте общий доход не может возрасти так высоко, чтобы можно было сказать: довольно. И если в каком-нибудь пункте развития расширение дела не способствовало бы более усилению его процветания, то всесторонность современного предпринимательства позаботится о том, чтобы к одному делу присоединилось другое и третье. Вследствие этого мы можем в наше время наблюдать как тенденцию, присущую стоящему на вершине успеха предпринимателю, не только стремление к экспансии одного дела, но столь же сильное стремление к основанию вновь других дел.

Анализируя стремление современного предпринимателя, мы всегда натыкаемся на род технического принуждения. Часто он не хочет идти дальше по пути, но он должен хотеть. Об этом свидетельствуют многочисленные заявления значительных личностей.

«Всегда мы надеемся, — говорил однажды Карнеджи, — что нам не нужно будет далее расширяться, но постоянно мы вновь находим, что откладывание дальнейшего расширения означало бы шаг назад» (232).

Когда Рокфеллера спросили, что побудило его к созданию трестовых предприятий, он ответил: «Первым основанием к их учреждению было желание соединить наш капитал и наши возможности, чтобы на место многих мелких дел поставить одно дело некоторой величины и значения (to carry on a business of some magnitude and importance in place of the small business that each separately had therefore carried on). Когда прошло некоторое время, — продолжает он, — и выяснились возможности дела, мы нашли, что нужно больше капитала, нашли и нужных людей, и необходимые суммы капитала и учредили „Standard Oil С°“ с капиталом в 1 000 000 ф. стерл. Позднее мы выяснили, что еще больше капитала может быть прибыльно вложено… и увеличили наш капитал до з 500 000 ф. стерл. Когда дело расширилось… в него было вложено еще больше капитала: цель оставалась все та же: расширять наше дело, поставляя самые лучшие и самые дешевые продукты (the object being always the same: to extend our business by furnishing the best and cheapest products» (233). Характер мономании проявляется в этом ответе Рокфеллера с великолепной ясностью: капитал нагромождается на капитал, потому что (!) дело растет. «Расширение дела» — вот руководящая точка зрения. Дешевизна и доброкачественность производства — средства к этой цели.

И еще заявление немца (д-ра Штроусберга): «По общему правилу, однако, клин клином вышибают, и, таким образом, крупное железнодорожное строительство, как я его вел, повлекло за собой появление дальнейших требований. Чтобы удовлетворить их, я расширил свой круг деятельности, все более удалялся от своего первоначального плана, и это дало мне столько надежд, что я уже совершенно отдался своему делу» (234).

Большинству предпринимателей что-нибудь другое, кроме этого (для извне стоящего наблюдателя совершенно бессмысленного) стремления к экспансии, пожалуй, даже в голову не приходит. Если их спросишь: к чему же, собственно, должны служить все эти стремления? — то они с удивлением взглянут на вопрошающего и ответят несколько раздраженно: эго ведь само собою разумеется, это ведь необходимо для процветания хозяйственной жизни, этого требует хозяйственный прогресс.

Если исследовать, что же за ассоциация идей может скрываться под этими, большей частью в весьма общей форме высказываемыми и довольно стереотипными оборотами речи, то находишь, что они под «хозяйственным подъемом» или «прогрессом» разумеют расширение того, что бы можно было назвать хозяйственным аппаратом, т. е. как бы совокупность или сущность содержания всей предпринимательской деятельности: усиление производства — выпуск все больших количеств товаров по самым дешевым ценам — колоссальные цифры сбыта — колоссальные цифры оборота — самый быстрый транспорт благ, людей и известий.

Для безучастного наблюдателя полученный ответ не менее бессмыслен, чем само стремление к бесконечности, которое он ранее наблюдал и о разумных основаниях которого он спрашивал. Если, следовательно, не удовлетвориться еще и этим ответом, потому что ощущаешь потребность вложить в бессмыслицу все же какой-нибудь смысл, если держаться того мнения, что, в конце концов, все же что-нибудь вроде жизненной ценности должно составлять основу всех этих стремлений (хотя бы она и не проходила в сознание самих действующих лиц, хотя бы она только дремала в глубине их души как инстинкт), так или иначе целые поколения не больных духовно, но весьма сильных духом людей не могли бы быть одушевлены одним и тем же стремлением, — если начать на собственный страх анализировать психику современного экономического человека, то в своих исследованиях натыкаешься на… ребенка. В действительности мне представляется, что душевная структура современного предпринимателя так же, как и все более заражаемого его духом современного человека вообще, лучше всего становится нам понятной, если перенестись в мир представлений и оценок ребенка и уяснить себе, что побудительные мотивы деятельности у наших кажущихся более крупными предпринимателей и у всех истинно современных людей те же самые, что и у ребенка. Последние оценки у этих людей представляют собою необыкновенное сведение всех духовных процессов к их самым простейшим элементам, являются полным упрощением душевных явлений — суть, следовательно, род возврата к простым состояниям детской души. Я хочу обосновать это воззрение.

Ребенок имеет четыре элементарных комплекса ценностей, четыре «идеала» господствуют над его жизнью:

1) чувственная величина, воплощенная во взрослом человеке и далее в великане;

2) быстрое движение: в быстром беге, в пускании волчка, в кружении на карусели осуществляется для него этот идеал;

3) новое: он бросает игрушку, чтобы схватить другую, начинает дело, чтобы оставить его незаконченным, так как другое занятие его привлекает;

4) чувство могущества: он вырывает ножки у мухи, заставляет собаку показывать ее штуки и «апортировать» (еще и еще раз), пускает змея в воздух.

Эти — и, если мы точно проверим, только эти — идеалы ребенка и заключены во всех специфических современных представлениях о ценностях. Именно:

1. Количественная оценка. В центре всякого интереса ныне стоит — в этом не может быть никакого сомнения — восхищение всякой измеримой и весомой величиной. Везде господствует, как это выразил один глубоко мыслящий англичанин (Брайс): «a tendency to mistake bigness for greatness» (тенденция принимать внешнюю величину за внутреннюю), как мы вынуждены перевести, так как немецкий язык, к сожалению, не обладает соответствующим словом ни для «bigness», ни для «greatness». В чем заключается величина, безразлично: это может быть число жителей города или страны, вышина памятника, ширина реки, частота самоубийств, количество перевозимых по железной дороге пассажиров, число людей, принимающих участие в исполнении симфонии, или что-нибудь еще. Предпочтительнее всего восхищаются, правда, величиной какой-нибудь денежной суммы. В денежном выражении нашли к тому же удивительно удобный путь — обращать почти все не допускающие сами по себе меры и веса ценности в количества и тем самым вводить их в круг определений величин. Ценно теперь уже то, что дорого стоит.

И теперь можно сказать: эта картина, это украшение в два раза ценнее другого. В Америке, где мы, конечно, всегда можем лучше всего изучать этот «современный» дух, потому что здесь он достиг своей, пока самой высокой, ступени развития, поступают коротко, без обиняков: просто ставят денежную стоимость на подлежащий оценке предмет, тем самым обращая его без дальнейшего в допускающую меру и вес величину.

«Видели вы уже 50 000-долларового Рембрандта в доме г. X?» — это часто задаваемый вопрос. «Сегодня утром 500 000-долларовая яхта Карнеджи вошла в такую-то гавань» (газетная заметка).

Кто привык оценивать только количество какого-нибудь явления, тот будет склонен сравнивать между собою два явления, чтобы измерить одно другим и приписать большему высшую ценность. Если одно из двух явлений за определенный промежуток времени делается больше другого, то мы называем это «иметь успех». Склонность к измеримым величинам имеет, следовательно, в качестве необходимо сопровождающего явления высокую оценку успеха. Современный деловой человек тоже оценивается по своему успеху. А иметь успех всегда значит: опередить других, стать больше, совершить больше, иметь больше, чем другие: быть «большим». В стремлении к успеху заключен, следовательно, тот же момент бесконечности, что и в стремлении к наживе: оба дополняют друг друга.

О каких своеобразных психических процессах идет речь в сдвигах ценностей, совершаемых нашим временем, показывает, быть может, яснее всего отношение современного человека к спорту. В нем его, по существу, интересует только еще один вопрос: кто будет победителем в состязании? кто совершит неизмеримо высшее количество действия? Число, количественное соотношение между двумя действиями, выражается посредством пари. Можно ли представить себе, что в греческой палестре держались пари? Или разве это было бы мыслимо в испанском бое быков? Конечно, нет. Потому что и там и тут с художественной точки зрения — т. е. именно с чисто качественной, так как оценка количественная невозможна, — оценивалось и оценивается в высшей степени персональное действие отдельных индивидов.

2. Скорость какого-нибудь события, чего-нибудь предпринятого интересует современного человека почти так же, как и массовый характер. Ехать в автомобиле «со скоростью 100 километров» — это именно и представляется с современной точки зрения высшим идеалом. И кто сам не может двигаться вперед с быстротою птицы, тот радуется читаемым им цифрам о какой-нибудь где-нибудь достигнутой скорости; так, например, что скорый поезд между Берлином и Гамбургом снова сократил время своего переезда на десять минут; что новейший гигантский пароход прибыл в Нью-Йорк на три часа раньше; что теперь письма получаются уже в 1/2 8-го вместо 8-ми; что газета смогла принести (может быть, ложное) известие о войне уже в 5 часов пополудни, тогда как ее конкурентка вышла с ним только в 6, - все это интересует странных людей наших дней, всему этому они придают большое значение. Они создали также своеобразное понятие, чтобы запечатлеть в своей душе и своей памяти быстрейшие в каждом данном случае действия в качестве высших ценностей; это понятие, также находящее себе применение в сравнении количеств, которому действительность вполне соответствует лишь тогда, когда в одном действии соединяются и величина, и скорость: понятие рекорда. Вся мания величины и вся мания скорости нашего времени находят себе выражение в этом понятии рекорда. И я не считаю невероятным, что историк, который должен будет через пару столетий изобразить наше время, в котором мы ныне живем, озаглавит этот отдел своего труда: «Век рекорда».

3. Новое возбуждает любопытство людей нашего времени, потому что оно ново. Сильнее всего, если это явление «еще никогда не было». Мы называем впечатление, производимое на людей, сообщением нового, лучше всего еще «небывалого», сенсацией. Излишне приводить доказательства того факта, что наше время в высшей степени «жадно к сенсации». Современная газета есть ведь одно сплошное доказательство этого. Характер наших увеселений (перемена танцев каждую зиму!), моды (смена всех стилей за десять лет!), радость от новых изобретений (воздухоплавание!) — все решительно свидетельствует об этом сильном интересе к новому, гнездящемся в психике современных людей и побуждающем их постоянно снова стремиться к новому и искать его.

4. Позыв к могуществу, который я бы обозначил как четвертый признак современного духа, — это радость от того, что имеешь возможность показать свое превосходство над другими. Это в конечном счете сознание в слабости, вследствие чего это чувство и составляет, как мы видели, важную часть детского мира ценностей. Человек истинного внутреннего и природного величия никогда не припишет внешнему могуществу особенно высокой ценности. Для Зигфрида могущество не имеет привлекательности, но оно имеет ее для Миме. Бисмарк, несомненно, никогда особенно не заботился о той власти, которой он естественным образом пользовался, в то время как у Лассаля не было более сильного стремления, чем стремление к власти. Король имеет власть, поэтому она для него — небольшая ценность; мелкий торговец с польской границы, который заставляет короля, потому что тот нуждается в его деньгах, ждать в передней, греется в лучах своего могущества, потому что ему его внутренне недостает. Предприниматель, который командует 10 000 людей и радуется этой власти, похож на мальчика, который беспрерывно заставляет свою собаку апортировать. А если ни деньги, ни какое-нибудь другое внешнее средство принуждения не дает нам непосредственной власти над людьми, то мы удовлетворяемся гордым сознанием, что покорили стихии. Отсюда детская радость нашего времени от новых, «делающих эпоху» «изобретений», отсюда необыкновенное восхищение, например, «покорением воздуха» аэротехникой.

На человека, которому

 

«врождено,

Что его чувство стремится ввысь и вперед,

Когда над нами, потерянный в голубом пространстве,

Жаворонок поет свою звучную песню…»,

 

на него не произведет слишком большого впечатления, когда теперь в воздухе трещат бензиновые моторы. Истинно великое поколение, которое трудится над разрешением глубоких проблем души человеческой, не будет чувствовать себя великим от того, что ему удалось несколько технических изобретений. Оно будет пренебрегать такого рода внешним могуществом. А наша эпоха, лишенная всякого истинного величия, тешится, как дитя, именно этим могуществом и переоценивает тех, кто им владеет. Вследствие этого ныне выше всего стоят во мнении массы изобретатели и миллионеры.

Возможно, что у предпринимателя, стремящегося совершить свое дело, все эти идеалы носятся перед глазами более ясно или более расплывчато. Но все они для него воплощаются, приобретают для него осязательную форму все же только в ближайшей цели, на достижение которой направлено его стремление: в величине и процветании его дела, которые ведь всегда составляли для него необходимую предпосылку, чтобы осуществить какой-нибудь из этих общих идеалов. Итак, направление и меру его деятельности как предпринимателя дают стремление к наживе и интерес дела. Какою сложится под влиянием этих сил деятельность современного предпринимателя?

II. Деятельность. По видам ее деятельность современного капиталистического предпринимателя в ее основных чертах та же, что и прежде, — он должен завоевывать, организовывать, вести переговоры, спекулировать и калькулировать. Но все же в видимом характере его деятельности могут быть указаны перемены, которые происходят от изменения участия различных отдельных ее проявлений в совокупной деятельности.

В наше время, очевидно, приобретает все большее и большее значение в общей деятельности предпринимателя функция «торговца» — если мы, как и выше, будем употреблять это слово в смысле человека, ведущего переговоры. Деловые успехи все больше зависят от мощной силы внушения и умелости, с которою заключаются многочисленные договоры. Узлы все больше приходится развязывать, и их нельзя так часто разрубать, как прежде.

Затем все более важной для предпринимателя становится умелая спекуляция, под которой я разумею здесь совершение биржевых операций. Современное предприятие все более втягивается в биржевую спекуляцию. Образование треста, например, в Соединенных Штатах означает, в сущности, не что иное, как превращение производственных и торговых предприятий в биржевые предприятия, благодаря чему, следовательно, и для руководителя производственного и торгового предприятия возникают совершенно новые задачи, преодоление которых требует и новых форм деятельности.

Калькуляция становится все более утонченной и — как вследствие ее усовершенствования, так и вследствие расширения ее объема — все более трудной.

Наконец, деятельность современного предпринимателя становится все многостороннее, пока еще не появилось то функциональное деление, о котором была речь выше, именно в той мере, как расширяется предприятие, «комбинированное» из всех отраслей хозяйственной жизни.

Но решающе новым в деятельности современного экономического человека является все-таки изменение, которое испытали размеры его деятельности. Так как отпало всякое естественное ограничение стремления, так как требования живого человека, количество подлежащих переработке благ не ставят преград деятельности предпринимателя, эти размеры стали «безмерными», «безграничными». Non sunt certi deninque fines65. Положительно это означает, что трата энергии у современного экономического человека как экстенсивно, так и интенсивно повышается до границ возможного для человека. Всякое время дня, года, жизни посвящается труду. И в течение этого времени все силы до крайности напрягаются. Перед глазами каждого стоит ведь картина этих до безумия работающих людей. Это общий признак этих людей, будь они предпринимателями или рабочими: они постоянно грозят свалиться от переутомления. И вечно они в возбуждении и спешат. Время, время! Это стало лозунгом нашего времени. Усиленное до бешенства движение вперед и гонка — его особенность; это ведь общеизвестно.

Известно также, как этот избыток деловой деятельности расслабляет тела и искушает души. Все жизненные ценности приносятся в жертву Молоху труда, все порывы духа и сердца отдаются в жертву одному интересу: делу. Это опять-таки искусно изобразил нам Келлерманн в своей книге «Туннель», когда он в заключение говорит о своем герое, который раньше был пышущей жизнью силой, цельной натурой: «Создатель туннеля — он стал его рабом. Его мозг не знал более никакой иной ассоциации идей, как только машины, типы вагонов, станции, аппараты, числа, кубические метры и лошадиные силы. Почти все человеческие ощущения в нем притупились. Один только друг оставался еще у него, это был Ллойд. Они оба часто проводили вечера вместе. Они сидели тогда в своих креслах и — молчали».

Особенно ясно проявляется эта расшатанность духовной жизни в современном экономическом человеке, когда дело идет о зерне естественной жизни: об отношении к женщинам. Для интенсивного воодушевления нежными любовными чувствами у этих людей так же недостает времени, как и для галантной игры в любовь, а способностью к большой любви, к страсти они не обладают. Обе формы, которые принимает их любовная жизнь, — это либо полная апатия, либо короткое внешнее опьянение чувств. Либо им совершенно нет никакого дела до женщин, либо они удовлетворяются внешними наслаждениями, которые может дать продажная любовь. (В какой мере в этом своеобразном и вполне типичном отношении экономического человека к женщинам играет роль природное расположение, нам придется проверить в другой связи.)

III. Деловые принципы, естественно, соответственно тому сдвигу, который испытала цель хозяйства, также проделали перемену. Ныне хозяйственное поведение современного предпринимателя подчиняется преимущественно следующим правилам: а) вся вообще деятельность подчиняется наивысшей, по возможности абсолютной рационализации. Эта рационализация с давних пор была составной частью капиталистического духа, как мы это установили в ходе этого исследования. Она издавна выражалась в планомерности, целесообразности ведения хозяйства. Но то, что отличает в этом отношении современный капиталистический дух от раннекапиталистического, — это строгое, последовательное, безусловное проведение рациональных деловых принципов во всех областях. Последние остатки традиционализма истреблены. Современного экономического человека (каким он всегда в наиболее чистом виде проявляется в американском предпринимателе) воодушевляет воля к единственно рациональному устроению хозяйства, и он обладает и решимостью осуществить эту волю, следовательно, применить всякий наиболее совершенный метод, будь то метод коммерческой организации или счетоводства или производственной техники, потому что он самый рациональный, что, естественно, с другой стороны, означает, что он, не стесняясь какими бы то ни было трудностями, оставит старый метод в тот момент, когда он узнает о существовании лучшего;

б) хозяйство направлено на чистое производство благ для обмена. Так как высота достигнутой прибыли есть единственная разумная цель капиталистического предприятия, то решающее значение относительно направления производства благ имеют не сорт и доброкачественность изготовляемых продуктов, но исключительно их способность к сбыту. Чем достигается наибольшая выручка, понятно, безразлично. Отсюда безразличие современного предпринимателя как в отношении производства низкосортных товаров, так и в отношении фабрикации суррогатов. Если скверными сапогами достигается больше прибыли, чем хорошими, то изготовлять хорошие сапоги значило бы порешать против духа святого капитализма. То, что ныне в некоторых отраслях производства (химическая промышленность!) началось движение, стремящееся к «повышению качества», так же мало доказывает что-нибудь против правильности только что выраженной мысли, как, например, старание владельца магазинов способствовать продаже более дорогих сортов при помощи раздачи премий приказчикам. Это, напротив, только доказывает, что в подобных случаях капиталистический интерес (прибыли) начал двигаться в направлении производства продуктов более высокого качества или сбыта более ценных предметов. В тот момент, когда предприниматель бы убедился, что это благоприятствование вышестоящим по качеству товарам принесло бы ему убыток, он, конечно, немедленно снова стал бы изготовлять или сбывать менее доброкачественный товар. Да это, в сущности, представляется само собою понятным, как только мы согласимся взглянуть на мир глазами капиталистического предпринимателя.

Так как размеры сбыта определяют высоту прибыли и так как — мы это видели — стремлению к наживе присуще стремление как можно больше расширять возможности получения прибыли, то деятельность современного предпринимателя с неизбежной необходимостью направлена на беспрерывное увеличение сбыта, к которому и потому еще лежит его сердце, что оно представляет ему многочисленные преимущества в борьбе с конкурентами. Это судорожное стремление к расширению области сбыта и увеличению количества сбыта (являющееся самой мощной движущей силой в современном капиталистическом механизме) создает затем ряд деловых принципов, которые все имеют одну цель — побудить публику покупать. Я назову из них важнейшие:

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.