ЗЛОВЕЩАЯ ВЫПИВКА С ДОЛГОВЯЗЫМ НЕЗНАКОМЦЕМ

зад бетти, черный хлебец блэм де лэм! чертовка родила всё ж блэм де лэм! бери того кто равен блэм де лэм! сажай на колесо блэм де лэм! жги его как гущу блэм де лэм! режь ножиком рыбным блэм де лэм! в колледж отошли и палочкой ласкай его блэм де лэм! вскипяти его в поваренной книжонке блэм де лэм! устрой слона ему блэм! продай докторам его блэм де лэм! зад бетти, во хлебец блэм де лэм! у бетти был молочник блэм де лэм! в каторгу услала блэм де лэм! пуп ему устроила блэм де лэм/ держи сиську пока жду я. Держи так вот — попаду я… блэм!/ снабжала поясами, растила в пневмонии… чёрен чёртов, банка солянка, блэм де лэм! говорит, есть отливная, блэм де лэм! он в чулке запрятан, с артишоком в ухе, высажен в фасоли, стукнутый по компасу, блэм де лэм! когда в последний раз я обсеменял его, блэм де лэм! он стоял в окне, блэм де лэм! сотней этажей выше, блэм де лэм! со своими молитвами и свиной ногой, блэм де лэм! чернобетти, блэм де лэм! у бетти был парашек, блэм де лэм, я выследил его в океане с длинной цепочкой муслимов — блэм де лэм! и все они становились ква кря… блэм де лэм! становились кря ква. блэм!

как мне ни жаль, но мне придется

вернуть твое кольцо.

никаких личных обид кроме того,

что я ничего не могу сделать со

своим пальцем и он уже

начинает вонять как

глазное яблоко! знаешь же, мне, ну, вроде нравится

выглядеть типа зловещим, но, тем не менее,

когда я играю на банджо на сцене, то

приходится надевать перчатку, нечего

и говорить о том, что это стало отражаться

на моей игре. пожалуйста, поверь мне.

это совершенно не

связано с моей любовью к тебе…

в действительности, то, что я отсылаю назад кольцо.

сделает мою любовь к тебе

еще глубже и сильнее…

привет твоему доктору

люблю

Тоби Сельдерей

(БЕЗ ЦЕЛЬНО КАК ВЕДЬМА)

забреди–ка сюда в свет авраам … как там насчет этого твоего босса? и не говори мне, что ты всего лишь делаешь то, что тебе говорят! может быть, для твоего языка знаков я не хип, но я пришел с миром, я ищу знания. взамен кое–какой информации я отдам тебе мои пластинки фэтс домино, несколько его и ее полотенец и твоего собственного личного пресс–секретаря … давай. падай сюда. мой разум пуст. во мне нет враждебности. мои глаза — две использованные автостоянки, я предложу тебе чашечку жидкости для чистки урн — мы можем учиться друг у друга/ только не пытайся и не трогай моего ребенка

пррошлый нощщью был ссышком пьян. длжно быть

выпил сслишкам многа. утром сёдни праснулся а в

мазгу — свабода и галава как

нутреность чернослива… планирую

сёдни читать лекцыю про жестокось

палиции. прихади есси сможеш збежать.

увидимся када приедеш. пиши

када приижжаиш

твой друк,

гомер–потаскуха

БАЛЛАДА НА ПЛОСКОЙ СИ БЕМОЛИ

ноги застряли между нижней юбкой и том дик и гарри проскакали и все они вопили… ее губы были так маленьки и у нее был траншеерот и когда я увидел, что я наделал и закрыл лицо/ временем управляет какой–то сумасшедший сноб, начинающий первым овацию и она высовывает язык, роняя пурпурный чепчик, она теряется в автобусе, ласкает окровавленное распятие и молится, чтобы ее кошелек украли там, в пороховом переулке! имя ее, Делия, она завидует цепному блоку и царству, где дитя термометра из хаки, очевидно, подставное лицо я получая задание с ворчанием «она тебя утопит! раскроит тебе глаза! вложит разум вместо рта! видишь — взрывается! только 65 и она не прочь умереть!» перегибается за ошмотьями пищи, сражаясь с припадком эпилепсии и стараясь остаться сухим при типичной цинциннатской погоде … Клодетта, ученица песочного человечка, раненная в свой пятый год участия в деле и ей всего 15 и ну давай спроси ее, что она думает о женатых мужчинах и о гавернаторах и условиях усыпальников ну давай спроси же ее и Делия, которую называют Деброй, когда она гуляет в своей форме медсестры, она отбрасывает в погреб чистый свет и у нее есть принципы/ попроси ее о бумажной услуге и она даст тебе стихи герани… чикаго? живодер! мясник! всё что угодно! кому какое дело? это тоже похоже на Кливленд! на цинцинннати я дал любимой вишенку, конечно ты дал. она тебе сказала какова она на вкус? что? ты дал ей еще и цыпленка? дурак не удивительно что ты хочешь начать революцию

слушай, мне наплевать, что говорит

твой папа. дж. эдгар гувер — парень не настолько

уж и хороший, типа он должен иметь инфор-

мацию на каждого в

белом доме, чтоб если про это прознает обществен-

ность, мог бы тех людей уничтожить/

если хоть что–нибудь из тех сведений, что у него

есть, когда–нибудь выйдет наружу, ты шутишь,

вся страна целиком, возможно,

бросит работу и взбунтуется, он–то никогда не

потеряет свою работу, он уйдет в отставку с

почетом, вот подожди только н сам убедишься…

неужели ты не можешь самостоятельно вычислить

все эти коммунистические дела? знаешь, типа как

долго еще автомобильные воры будут терроризиро-

вать нацию? пора идти. меня

преследует пожарный насос. увидимся когда я

получу свою степень, без тебя я схожу с ума.

никак не насмотрюсь кино.

твой увечный возлюбленный,

бенджамин черепах

НА ПРОЛОМ ЗВУКОВОГО БАРЬЕРА

гнусавый звук F–дыры неонового добра и климакс от разочаровывающих стихов матраса изгоя жилых кварталов, лапая гастролирующие трофеи и подпорный никудышник с сумкой на голове в постели с почти ровней обнаженной тени — болтливое сердце и волк неизбежной серебряной мороси угрожает чреву с разверстым ржавым прудом, бездонным, грубое пробуждение и напрочь замерзнув от мечтаний о тумане в день рождения/ в рессорной коробке печально без свечки сидя и завися от запятнавшего себя гида, ты не чувствуешь себя таким уж архиважным/ успех, ее ноздри скулят, старшие басни и зарезанные короли и вдыхай манеры свирепых пропорций, выдыхай их прямо в стекловатую грязь … страшиться убожества водянистых поветрий, гротесковых и блюющих в цветы дополнительной помощи будущему заговору и рассказывающих кошмарные истории о вчерашнем влиянии/ пусть эти голоса объединятся с агонией и колоколами и растопят сейчас же свои тысячи сонетов… пока нафталиновая женщина, белая, такая милая, усыхает на своем радиаторе так далеко и вглядывается внутрь своим телескопом/ ты будешь сидеть, мучаясь холодностью и в неочарованном чулане… облегчение тебе приносит только твой темнокожий друг с ямайки — ты нарисуешь на электролампочке рот, чтоб она могла смеяться более свободно

забудь о том, куда направляешься.

ты направляешься к трехоктавной

фантастической гексаграмме. ты увидишь

ее. не беспокойся, ты направляешься Не

собирать дикие лесные цветочки… как я

уже сказал, ты направляешься к трех

октавной титановой тантаграмме

твой маленький бельчонок,

Пети, Пшеничинка

ТЕРМОМЕТР ПАДАЕТ

оригинальная гробовщица, Джейн, с бацами и своим истеричным телохранителем Куу родом из Джерси и всегда носящим свой завтрак с собой/ со скрежетом провизжав из–за угла, они ввязывают старый бьюик в фонарный столб/ мимо шли три бакалавра, окропляя тротуар рыбой/ они просекают такое дело. первый бакалавр, Константин, тот подмигивает второму бакалавру, Лютеру, который немедленно снимает башмаки и вешает их себе на шею. Джордж Кастер IV, третий бакалавр, устав хряпать аиста, вынимает свою губную гармошку и передает ее первому бакалавру Константину, который, после перекручивания оной в некое подобие вилки, залезает в кобуру телохранителя, вытаскивает серп и заменяет его этим бесформенным музыкальным инструментом… Лютер начинает насвистывать «Пробираясь до калитки» Джордж IV испускает еле слышный смешок… все трое продолжают свой путь по авеню и сваливают остаток рыбы в контору по найму рабочей силы. всё полностью — конечно, за исключением нескольких форелей, которых они отдают даме в бюро находок/ о случившемся доложено в 15.00, температура десять градусов мороза

а говорят вам в лицо,

что вы изменились? вы

обижаетесь? вы ищете

общества? вы пухлы?

рост 135 см? если вы подходите и

являетесь полнокровным алкоголиком

католиком, просьба дать знать

УХ2–6969

спросить Уумпу

ПРЕЛЮДИЯ К ТУПОМУ КАЙЛУ

мама/ хоть я не делаю ни малейшей попытки дисквалифицировать унылую мрачную тебя. мама с безутешным пастырем на плече, брильянт за двадцать центов у тебя на пальце, я больше не играю со своей душой как с жестяною игрушкой/ теперь у меня глаза верблюда и сон на крюке… прославить твои судебные процессы было бы легче всего, но ты не королева — звук, вот королева/ ты принцесса … и я был твоею медовой землею, ты была моей гостьей и я не стану терзать тебя

«есть вопросы?»

спрашивает преподаватель, маленький

светловолосый мальчик в первом ряду

поднимает руку и спрашивает

«сколько до Мексики?»

бедная оптическая муза, известная как дядя и несущая шмат ветра и деревьев с луга и дядя такого рода, что говорит нежным шепотом «хули мули» при встрече с фермером, который говорит «вот. вот вам немножко голода.» и оттягивает к тошнотворному себе кое–какую прекрасную и тонкую работу/ торговая палата пытается сообщить музе, что миннесотский жир был из Канзаса, да и не таким уж жирным, а просто широко известным своей тяжестью, но они возводят напротив, через луг, супермаркет и это будет заботой о фермере

«кто–нибудь хочет быть чем–нибудь

неординарным?» спрашивает

преподаватель. самый находчивый пацан

в классе, который приходит в школу

пьяным, поднимает руку и говорит

«да, сер. я бы хотел быть

долларом, сер»

дадаист–метеоролог выходит из библиотеки после того, как внутри его побила кодла хулиганов/ он открывает почтовый ящик, влезает в него н засыпает/ выходят хулиганы/ они этого не знают, но в их среду проникла кодла религиозных фанатиков… вся группа озирается в поисках какой–нибудь легкой добычи … и решает заняться каким–то безработным билетером из кино одетым в одеяло и лётную пилотку/ без одной секунды четвертое июля и он не отбивается/ дадаиста–метеоролога отправляют по почте в Монако, у грейс келли рождается еще один ребенок и все хулиганы превращаются в пьяных бизнесменов

«кто может назвать мне имя

третьего президента

соединенных штатов?» девочка со

спиной, полной чернил, поднимает

руку и говорит «эрнест табб»

еще голубых пилюль папа и кулдыкни маленьких замысловатеньких пилюль/ эти фонтанирующие лебеди, ритуалы и цыплята в твоих снах — их одобрили и дали ордер на бешеный обыск да и ты, знаменитый Викинг, выхватывающий мину замедленного действия из наконечника фильтра Софии, а потом вниз по какому–то джеку дэниэлсу и выбираешься там, чтобы встретить Джеймса Кегни… раскачивающийся армадил–броненосец для твоего друга, твоей верной толпы и мона лиза у тебя за спиной… Боже ма, обожатели пекут его и как бы я хотел принести облегчение ему и почтить миром его через вены его. успокоить его. всемогущий и убить ужасного гиппопотама из его кошмара… но я не могу ни принять никакого имени мученика, ни заснуть ни в каком наслаждении застенка и устал от полости… смехотворный, мертвый ангел монополизирует мое право на голосовые связки, собирая ее овцеродителя загодя и в–дом–вводя в поминальный список. она враждебна, она древня… арета — золотая сладкая/ чья нагота — пронизывающая штука — она как лоза/ твой счастливый язык ни за что не сгноит меня

«есть ли кто–нибудь в классе, кто

может назвать точное время, когда его

или ее отца нет дома?» спрашивает

преподаватель, все

внезапно роняют карандаши

и выбегают за дверь — все, кроме,

разумеется, мальчика в последнем

ряду, того, что носит очки и

таскает яблоко

собираются сочные розы к кашляющим рукам и срывают национальные гимны! всем привет! футбольное поле объято пламенем, голубиным с аллеями, где автостопщики бродят и поджигают свои карманы, резонируя монахинями и бродягами и отказывая хилому сирийцу, буруны полуразума; неразлучные как джеки и джиллы и восковой Михаил с церковного акра, которые плачут в расцвете себя и кляпа их близнецов… пустые корабли в пустыне и постовые регулировщики на метле и плача и прицепившись к дурацкой кувалде и все тромбоны разваливаются, ксилофоны трескаются а флейтисты теряют своих ближних… пока весь оркестр, стеная, отшвыривает меры и удары сердца, пока знание того, кто на самом деле твои друзья, окупается, но также окупается и знание того, что у тебя нет никаких друзей… как окупается знание того, чего нет у твоих друзей — дружелюбнее иметь то, за что платишь

долой тебя, сэм. долой и твои

ответы. гитлер не менял

историю, гитлер БЫЛ историей/ конечно

ты не можешь учить людей быть прекрасными,

но разве ты не знаешь, что есть

сила, более могущественная, чем та, которая учит

их быть легковерными — да, она называется

проблемной силой/ они каждому назна-

чают проблему/ твоя проблема в том, что ты

хочешь лучшего слова для мира…

ты не можешь убить то, что живет, и думаешь, что

никто не замечает, история жива/

она дышит/ ну, прекрати эту дребедень/

иди считай своих рыб. пора идти. кто–то

пришел укрощать мою мегеру, надеюсь, они из-

влекли твое легкое успешно, привет

сестре

люблю,

Рохля, Твой

Дружелюбный Пират

МАРИЯ НА ПЛОВУЧЕЙ БАРЖЕ

в выжженной солнцем земле зима спит снежной головой на запад от кровати/ Мадонна. Мария–Храмовница. Джейн Расселл. Ангелина–Шлюха, все эти женщины, их слезы могли бы наполнить океаны. в выброшенном картонном ящике из–под холодильника дети в Пепельную Среду, день покаяния, готовятся к войне и к гению… а в это время измотанная архаичная цыганка — зевая — заливается в отрыжке, и, засекая котов и противоборствуя с тараканом размером с крысу, она едва выглядит и опускает взгляд на свою чувственную арену

дорогой клык, как оно, старина?

давно, не виделись, думаешь, чё?

собирался голосовать за голдуотера, потому что,

знаешь сам,

он пал жертвой несправедливости, но потом

я узнал об этой штуке с дженкинсом

и думаю, это немного, но оно

единственное, что срабатывает

на него, поэтому я передумал и буду голосовать

за джонсона. получил ли ты одежду, что я

послал тебе? рубашка раньше принадлежала

сэмми рукоятке, поэтому хорошенько займись

ею

до встречи

Мыш

ПЕСОК ВО РТУ КИНОЗВЕЗДЫ

странный человек, которого мы называем Просто Это просыпается и находит «что» накарябанным в своем саду. он омывается омлетом, засовывает очки в трусы и натягивает штаны, в его дверь стучится счетчик населения и его распоряжения на день приколочены к почтовому ящику и гласят, что маршрут по балдежному понедельнику, значитца, таков: две пинты безалкогольной свободы. книга зулусских поговорок, гражданин кейн в переводе на грязный французский. оранжевая телестудия. три библии с автографами хиллбиллиста, который может петь соленого пса быстрее всех. последняя страница дейли уоркер за 1941 год. соленый пес. любая дочь любого окружного судьи. столовая ложка коки с сахаром, нагретая до 300 градусов. левое ухо джека лондона. семь частей смертельного паспорта. зерна кукурузы на початке. пять деревянных подушек. один бойскаут, похожий на чарли чана и по–ворованному–канату–ходца/ «что» в моем саду, говорит он в телефон своему другу, альфонсу–пожарнику/ альфонс отвечает «я не знаю. я правда не могу ничего сказать, меня там нет.» а тот говорит «то есть как не знаешь! что написано у меня в саду» альфонс говорит «что?» и тот говорит «вот именно»… альфонс отвечает, что уже спускается с шеста и спрашивает человека, видит ли тот какую–нибудь связь между дорис дэй н тарзаном? тот отвечает «нет, но у меня есть кое–какне книжки джеймса болдуина и хемингуэя» «это недостаточно хорошо» говорит альфонс, который снова спрашивает «как насчет козявки и американского флага? ты видишь какую–нибудь связь между этими двумя вещами?» человек говорит «нет, но я смотрю кино бергмана и мне очень нравится стравинский» альфонс делает еще одну попытку и говорит «можешь ты мне выразить в миллионе слов, что общего у билля о правах с перышком?» человек на минуту задумывается и говорит «нет, этого я сделать не могу, но я большой поклонник генри миллера» альфонс швыряет трубку и человек, Просто Это, он снова укладывается в постель н начинает читать «Смысл Апельсина» на немецком… но под вечер ему надоедает, он откладывает книгу и идет бриться, смотрясь в фотографию томаса эдисона/ за чашкой молока он решил выйти и повеселиться и он открывает дверь и кто же там стоит как не счетчик населения «я всего лишь приятель того человека, который здесь живет» говорит он н опять заходит в дом п выходит через черный ход и вниз но улице и в бар с головой лося… бармен дает ему двойной бренди, дает ему по паху и заталкивает в телефонную будку — очевидно, что все преступление человека состоит в том, что он видит, как ничто ни на что похоже — носовым платком он стирает кровь с паха и решает ждать звонка/ «что» по–прежнему написано в его саду. клиники объединены. солнце по–прежнему желтое. некоторые, возможно, скажут, что это цыпленок… альфонс спускается с шеста, счетчик населения прибывает, чтобы позвонить по телефону, а в телефонных будках нет черного хода/ едет балдежный понедельник, спускается по улице с односторонним движением, превращаясь в пятницу, 13–е… Ах девственная пустошь! темень! и Просто Это

прошел пять часов без глотка

воды. думаю, что готов к

пустыне, хочешь со мной? я

возьму своего пса. с ним

всегда весело, заскочу за тобой

в семь

твой верный

Свин

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: