Сделай Сам Свою Работу на 5

У вас статус отклеился. 11.04.2013





Свой комментарий к одобренному нашей потешной Думой в первом чтении очередному мракобесному закону о запрете атеистической пропаганды лидер «Яблока» Сергей Митрохин начал словами «вчера Дума опять нагадила». Увы, такого рода сообщения становятся настолько обычными, что на их фоне решение лишить Дмитрия Гудкова слова на девять заседаний может показаться совсем уж малозначительным событием. А зря. Оно по-своему знаменательно. Не своим прямо-таки демонстративно-вопиющим беззаконием: наша власть все последнее время с каким-то торжествующим наслаждением постоянно демонстрирует беззаконие. И не своим непроходимым идиотизмом: в этом Дума опять-таки не оригинальна. Решение Думы совершенно ничтожно хотя бы потому, что оно абсолютно неэффективно. Заткнуть Гудкову-младшему рот пока все равно не удастся. Он всегда сможет выступить по тому же «Эху Москвы». В самой Думе от его имени уже пообещал выступить Илья Пономарев.

Значение этого смешного решения заключается в том, что неизбранные депутаты вольно или невольно, но очень четко обозначили свои истинные политические взгляды, свои, если так можно выразиться, идеалы. Обозначили модель государства, к которой они стремятся. Конечно, претензии к Гудкову по поводу употребления иностранного языка – это скорее для прикола. А вот заявления инициаторов «дела Гудкова» о том, что любой член корпорации, в просторечии именуемой «Государственная дума», за рубежами отечества представляет государство и потому обязан отстаивать политику правительства независимо от того, как он лично к ней относится, – это уже серьезно.



Можно посмеяться над тем, что дремучие депутаты не понимают сути парламентаризма. Не понимают того, что член парламента представляет не точку зрения правительства или парламента в целом, а прежде всего точку зрения своих избирателей, которые его и избрали именно за его индивидуальную точку зрения. Но дело не в непонимании. Дело в том, что их представления о государстве принципиально иные. Государство, в котором депутат является государственным чиновником, представляющим точку зрения правительства и той государственной корпорации, членом каковой он является, государство, в котором он не может идти с ними вразрез (неважно, в пределах отечества или за его пределами), – такое государство вполне может существовать. Более того, таких государств существовало много. Просто такое государство не является парламентским. В терминологии XX века такое государство называется фашистским.



Ярость депутатов вызвали в первую очередь заявления Гудкова о том, что в России фальсифицируются результаты выборов, фабрикуются уголовные дела и выносятся неправосудные приговоры по политическим мотивам. То есть о том, что власти нарушают закон. В представлении депутатов член Государственной думы не может обвинять власть в нарушении закона, не может ставить под сомнение законность ее действий. Ставить под сомнение законность действий власти действительно невозможно в государстве, где все, что делает власть, и есть по определению закон. Государство, где действия власти и есть по определению закон, называется фашистским.

Еще Гудкову поставили в вину то, что он призывал к смене власти. Призывать к смене власти действительно недопустимо в государстве, в котором власть считается принципиально несменяемой. Государство, в котором власть считается принципиально несменяемой, называется фашистским. Наши недодепутаты не только истерические идиоты и подлецы – они еще и законченные фашисты.

Действия взбесившегося принтера логичны и целеустремленны. Он последовательно ликвидирует возможности оспаривать законность действий власти и требовать ее смены. Для начала он пытается зачистить собственные ряды от тех, кто не желает подчиняться фашистским правилам поведения. Но совершенно очевидно, что этим он не ограничится. Пока такие возможности сохраняются за стенами Государственной думы, члены этого элитного клуба «государственных людей» не могут чувствовать себя в безопасности – их нелегитимность нависает над ними дамокловым мечом. Пока такие возможности сохраняются за стенами Думы, они не могут даже до конца зачистить собственные ряды. Но, пытаясь заткнуть рот тем немногим, кто портит праздник патриотического благолепия внутри этого гадюшника, они создают прецеденты, которые будут обращены против нас всех. И, защищая себя, мы должны сделать все, чтобы защитить этих немногих.



История с лишением слова Дмитрия Гудкова еще раз напомнила, какая ответственность перед нами лежит на тех, кто, оказавшись в подконтрольных режиму структурах, имитирующих институты демократического и правового государства, действительно пытается отстаивать в них принципы демократии, права и просто справедливости. Депутаты в очередной раз показали слабое место, имеющееся у нашей так называемой элиты – как у реальных хозяев, так и у их номенклатурной обслуги. Это статусное мышление, настоящее статусопоклонничество. Их бесит, что правду о них говорит человек, имеющий статус члена их корпорации. Их бесит то, где он это делает. Не где-нибудь на встрече с какими-нибудь общественными активистами – нищебродами, а в цитадели мировой элиты, в качестве каковой они подсознательно, но вполне однозначно воспринимают Конгресс США. Опять же статус. Их бесит, когда правду о них пишет не какое-нибудь интернет-издание (нематериальное «виртуальное пространство» по инерции воспринимается ими как нечто эфемерное, а потому несерьезное), а опять-таки статусная, вполне себе толстая газета с солидным тиражом.

Вспомните, как забеспокоилась мелкая номенклатура из верных режиму региональных уполномоченных по правам человека, когда Владимир Лукин стал публично заявлять, что власти действуют незаконно, разгоняя собрания на Триумфальной площади и хватая их участников. Сразу заголосили, что Лукин непозволительным для своего статуса образом становится в конфликте на одну из сторон, а значит, «это кому-то надо» (сама мысль о том, что государство может быть в конфликте всего лишь «одной из сторон», для них кощунственна). Эти люди благоговеют перед статусами, трепещут перед статусами, боятся статусов. Это их реально уязвимое место. Значит, в него и надо бить.

Из этого, кстати, следует очень важный вывод. Дело не в том, можно или нельзя состоять в имитационной структуре, будь то нелегитимная Дума или какая-нибудь декоративная общественная палатка. Дело в том, как ты при этом себя ведешь. Ведь свой статус можно использовать не только для того, чтобы, постоянно идя на компромиссы с совестью и режимом, принимая его правила игры, принести кому-то маленькую конкретную пользу. Его можно использовать и для прямого подрыва навязываемых режимом правил. На любой такой статусной должности можно повести себя так, что всем номенклатурным чертям тошно станет. Если, конечно, ты не боишься, что они от тебя быстро избавятся.

Ценность центра. 18.04.2013

Уважаемый Григорий Шалвович!

Я из тех самых непримиримых радикалов, торжества которых в оппозиции Вы опасаетесь. Я убежден, что созданная Путиным и его приспешниками система исключает смену власти в результате организованных самой этой властью выборов. А значит, смена власти (которая все равно рано или поздно произойдет) совершится вне рамок установленных этой властью процедур. Решающую роль в этой смене сыграют массовые протестные выступления, в том числе и кампании гражданского неповиновения. Вероятно, режим будет пытаться подавить протесты силой, но в какой-то момент силовики (или какая-то их часть) откажутся это делать. В любом случае смена власти в той или иной степени будет сопровождаться параличом и развалом властных структур. Все это, собственно, и называется революцией.

Я не раз публично утверждал, что «умеренным» или «центристам», мечтающим об эволюционной трансформации существующего режима, рано или поздно придется делать жесткий выбор. Выбор между прямой поддержкой все более фашизирующегося режима (и, соответственно, его действий по подавлению революции) и прямой поддержкой этой самой революции. И, казалось бы, меня должно радовать Ваше предсказание скорого разделения умеренных на привластных «правоцентристов» и революционных «левоцентристов». Меня должно радовать, что подобные Вам «самые центристские центристы», не пожелавшие встать ни на ту, ни на другую сторону, по Вашим словам, просто «заткнутся», то есть не будут мешать естественной поляризации.

Возможно, Вы будете удивлены, но меня это не радует.

Против ставки на революционный путь смены власти чаще всего приводится тот аргумент, что революция в современной России не может быть мирной и ненасильственной. Нынешняя правящая клика при возникновении реальной угрозы ее власти непременно начнет стрелять. Со всеми, как говорится, вытекающими. Но и Вы, и я знаем, что дело не в этом. Обвал власти сам по себе может произойти сравнительно мирно и бескровно (и так в российской истории бывало). Какое-то количество синяков и ссадин, полученных в ходе этого обвала, еще можно было бы пережить. Главный вопрос в том, что дальше. Какие процессы будут запущены? Сможет ли новая власть стабилизировать ситуацию? Или революционная столица начнет ломать через колено отстающую провинцию и месяцев эдак через девять страна окажется на грани масштабной гражданской войны? Вот здесь главные риски революционного пути.

Если бы взрыв возмущения после думских выборов оказался достаточно силен, чтобы заставить власть признать факт фальсификации и хотя бы пересчитать голоса, это сделало бы возможной постепенную эволюцию режима. И только взрыв мог пробить в стене реакционной власти ту брешь, которая открыла бы этот путь. Но что будет, если взрыв окажется сильнее, чем необходимо для образования пролома в стене? Взрыв может пробить брешь, а может и смести вообще все. Беда в том, что революционеры никак не могут дозировать силу революционного взрыва. Это от них не зависит. Люди пока не научились управлять социальными взрывами и вряд ли в ближайшей перспективе научатся. Всякие теории управляемых социальных взрывов из той же области, что и теории мировых заговоров.

Однако наши действия могут влиять на вероятность того или иного развития событий. Очевидно, что самый безопасный вариант – вынудить власть к уступкам до того, как назреет взрыв. Если же власть на уступки упорно не идет и, напротив, усиливает реакцию, то чем позже произойдет взрыв, тем больше опасность, что он примет катастрофический характер. Чем больше мерзостей, подлостей, насилий, несправедливостей успеет совершить власть, тем больший разрушительный заряд ненависти и агрессии накопится в обществе. Да Вы и сами именно об этом пишете. О том, что намеченные посадки (Навального, «болотников» и т.д.) окончательно хоронят надежды на мирную эволюцию. Может быть, это и не самая последняя «точка невозврата», но это, очевидно, важный рубеж.

А теперь я хочу спросить: кто из видных «умеренных» с именем и статусом не понимал, что процесс Pussy Riot носит точно такой же рубежный характер – и что надо отложить все свои важные дела и прийти к суду? Я спрашиваю об этом Вас, потому что Вы-то у суда были. Но других «центристов» (особенно «правоцентристов») там было недопустимо мало. И не потому, что они боялись получить дубинкой. А потому, что посчитали не приличествующим статусу. Кто-то из них все же высказался в том смысле, что девки, конечно, дуры, но так тоже нехорошо. А вот прийти к суду побрезговал. Девки-то дуры... Свяжешься с ними – возможность тихо влиять на власть по всяким негласным каналам потеряешь.

Социальная функция «правоцентристов» сегодня в том и состоит, чтобы, демонстрируя власти готовность вести с ней диалог на любых ее условиях, укреплять уверенность власти в себе и ее решимость ничего не уступать. Фактически «правоцентристы» прикрывают власть от ярости народной, сея в определенной части общества иллюзорные надежды, что они чего-нибудь у власти отхлопочут.

Если что-то и может склонить власть к уступкам, то не демонстрация готовности вести с ней диалог на ее условиях, а, наоборот, демонстрация готовности отказаться иметь с ней дело. Оставить ее в одиночестве. Перестать ее прикрывать. «Открыть фронт» для ее радикальных противников. Для этого, кстати, совсем не обязательно самим становиться революционерами. Чем больше «правоцентристов» удастся побудить порвать связи с режимом, тем выше шансы избежать катастрофы.

Понятно, что радикалов статусные правоцентристы слушать не будут, потому как те социально чуждые. А вот «центристские центристы» повлиять на них могут. Одно дело, когда системных либералов обвиняет в пособничестве бандитам отмороженный радикал, почти что большевик в душе, другое – когда это делает «самый центристский центрист» и вообще человек интеллигентный. Именно потому, что интеллигентным людям вообще не свойственно по-большевистски осуждать других за конформизм и приспособленчество. А значит, и слово их будет значить больше.

Да, возможно, и это не поможет склонить правящую клику к уступкам. Тогда радикализация умеренных будет объективно работать на приближение взрыва. Но опять-таки, чем раньше он произойдет, тем меньше будет опасность катастрофы. И миссия «центристских центристов» в этом случае – оказывать сдерживающее влияние на радикалов. Их главное преимущество перед «правоцентристами» – безупречность в отношениях со «смердящей властью», дающая им право голоса в революционном лагере. Если же их голос не будет слышен, если они самоустранятся, посчитав, что им нет места в этом жестоком мире, освободившееся место займут другие люди. Менее разумные, менее сдержанные, менее щепетильные, менее интеллигентные. Опасность катастрофического развития событий увеличится. Поэтому – не оставляйте Ваших попыток остановить Большую Беду, не уходите из «чужих» для Вас политических новостей, не бросайте Ваш «центризм», Григорий Шалвович!

Предупрежденные, вооружайтесь! Грани.ру, раздел блогов «Свободное место», 24.04.2013

http://grani.ru/blogs/free/entries/214055.html

Роскомнадзор вынес предупреждения Граням.Ру, а также изданиям Полит.Ру, Обещания.Ру и Сибкрай.Ру за размещение информации о преследовании Артема Лоскутова, распространявшего футболки с изображением иконы Pussy Riot. О полной незаконности этого предупреждения уже написал Илья Мильштейн. В настоящее время не существует никакого юридического акта, на основании которого можно запретить распространение информации об этих футболках или их изображений. Однако нет никакого сомнения, что если власти захотят, они таких актов наштампуют в любых количествах. И при этом нисколько не будут заморачиваться по поводу противоречия этих актов действующим законам, Конституции и международным обязательствам.

В равной степени нет сомнений и в том, что при желании власти могут обойтись и без заделывания юридических дыр, а просто объявить эти футболки запретными «по произволу». Как они делали такое не раз. Как они провели абсолютно незаконное судилище над Pussy Riot. Как они признали экстремистским их ролик. Поэтому опасность нового витка репрессий, на этот раз против тех, кто оказывает моральную или хотя бы информационную поддержку Pussy Riot, я рассматриваю как реальную. Не исключено также, что власти просто хотят использовать этот предлог для того, чтобы прикрыть несколько особенно раздражающих их изданий – ну и запугать остальные. Этим может объясняться то, что из всех СМИ, разместивших информацию об иконах Pussy Riot, выбраны только четыре.

Когда юридическая машина поставлена в полную зависимость от беззаконной воли властей, единственный способ сопротивления беззаконию – неповиновение беззаконным запретам. И только массовость этого неповиновения может остановить репрессии. Поэтому я призываю проявить солидарность с «Гранями» и другими изданиями, с Pussy Riot и всеми, кто их поддерживает. Я призываю распространять иконы Pussy Riot как можно шире. И не только через интернет. Любой же может распечатать какое-то количество экземпляров.

Властям должен быть навязан жесткий выбор: либо оставить иконы Pussy Riot в покое, либо начать за них всерьез сажать. Репрессии будут остановлены, если решимость за эти иконы сесть окажется сильнее решимости за них сажать. Репрессии будут остановлены, если этому делу будет придана такая степень скандальности, что издержки от нее перевесят в глазах властей выгоды от запретов. Это не романтика, а элементарный прагматический расчет. Pussy Riot должны стать символом сопротивления беззаконию и мракобесию. И если у кого-то есть к ним эстетические и стилистические претензии, эти претензии должны быть отложены до того момента, когда девушки выйдут на свободу, все обвинения с них будут сняты, а полицейские и судебные чиновники, беззаконно бросившие их в тюрьму, окажутся на их нынешнем месте.

Ну и еще раз об «оскорбленных чувствах» православных мракобесов. У тех, кто требует государственной расправы над своими оппонентами, пишет доносы или хотя бы поддерживает такие расправы, нет чувств, достойных уважения. Перетопчутся на самолюбии.

На силу додумались. 25.04.2013

Кони губернаторской коляски

По булыжной мостовой в опор.

Мальчик за несбывшиеся сказки,

Закусив губу, – пять пуль в упор.

Михаил Генделев. «Трефовая полька»

В коротком послесловии к общественным слушаниям по Болотному делу Виктор Шендерович сумел выразить все мучительные сомнения и страхи российской либеральной интеллигенции. Его потрясло то, что замечательная пианистка Полина Осетинская повторила слова, принадлежавшие, как выяснилось, западногерманской левой террористке 70-х годов Ульрике Майнхоф. Хотя, как признает сам Шендерович, фразу «Когда право становится бесправием, сопротивление становится долгом» вполне мог произнести и один из отцов-основателей США Томас Джефферсон, человек для российских либералов весьма авторитетный.

Шендеровича тревожит, что уровень государственного насилия и социальной несправедливости в сегодняшней России несравним с западногерманскими образцами сорокалетней давности. Как несравнимы и традиции — как терпения, так и ответного насилия, когда это терпение кончается. Поэтому писатель без всякого энтузиазма наблюдает за тем, как «мысль о нравственной обязанности выхода за легальное поле становится актуальной для широких масс интеллигенции».

Именно здесь кроются причины, скажем так, весьма неоднозначного и более чем сдержанного отношения многих участников протестного движения к Болотному делу. С одной стороны, очевидна чудовищная несправедливость происходящего. Очевидно, что государственная машина последовательно доводила людей до срыва. Что она действовала и продолжает действовать беззаконно и подло. Очевидна чудовищная неадекватность жестокости репрессивной машины по отношению к «болотным узникам» – неадекватность формам оказанного ими сопротивления. Но прямо их поддержать что-то мешало. Ведь хотя бы часть из них действительно оказала сопротивление полиции: кто-то схватил омоновца за рукав, кто-то толкнул, кто-то вырывал из его лап задержанного. Признать, что они имели на это право, означает подталкивать других к «выходу за легальное поле». Сделать то же, что сделали присяжные, оправдавшие Веру Засулич.

Когда революционную мифологию советской эпохи сменила такая же мифология, только антиреволюционная, либеральная общественность много лет усиленно внушала себе и другим, что те присяжные были неправы. И вообще, именно тогдашняя общественность с ее нетерпением сорвала процесс осторожной модернизации, по пути которой вели страну мудрые профессионалы из царского правительства. Надо было налаживать с ними диалог в рамках установленных ими законов, а не сочувствовать любым действиям против них и морально поддерживать террористов.

При этом как-то упускали из виду, что «уровень государственного насилия и социальной несправедливости» в тогдашней России был несоизмерим с западноевропейскими образцами 70-х годов XX века. Традиция левого терроризма в России имела принципиальное отличие от аналогичной западноевропейской традиции. Все-таки «Красные бригады» в Италии стреляли потому, что их не хотели слушать. Народовольцы стреляли потому, что им не давали говорить.

Сейчас говорить пока дают, и это удерживает многих от перехода к политическому насилию. Но уровень государственного насилия, государственного беззакония и государственной подлости продолжает расти. Что с неизбежностью ставит либеральную интеллигенцию перед вопросом: а так ли уж неправы были присяжные, оправдавшие Веру Засулич?

22 апреля общественная комиссия по расследованию событий 6 мая представила свои однозначные выводы: большинство случаев сопротивления полиции на Болотной площади были вынужденной самозащитой либо защитой других участников мирной акции от массированного, грубого и беззаконного насилия со стороны полиции. Это беззаконное насилие явилось результатом не какой-то ошибки или случайности, а умышленного преступления, спланированного и подготовленного полицейским начальством по заказу высшего политического руководства страны.

Эта комиссия – представительный форум либеральной интеллигенции. В большинстве весьма умеренной. Настроенной на диалог и компромисс с властью и потратившей много лет на поиски вменяемых партнеров в правящей элите. Готовой ради этого при случае обходить острые углы, чтобы лишний раз власть не злить. И именно такой публикой был битком набит зал гостиницы «Космос». Именно эта публика встречала овациями заявления о невиновности «узников Болотной» и виновности властей в совершении умышленного преступления.

И выводы комиссии, и реакция на них собравшейся публики – это внятное свидетельство о том, что либеральная интеллигенция больше не считает «узников Болотной» навязавшимися на нашу голову чужаками, испортившими своей несдержанностью наш такой хороший, такой позитивный, такой добрый белоленточный протест улыбок и шариков. Она считает их своими и дело их считает своим делом. Она считает их не просто жертвами несправедливости, но своими защитниками, героями, выполнявшими свой гражданский и человеческий долг, пусть, может быть, и неловко.

Это свидетельство признания либеральной интеллигенцией того факта, что улыбками и шариками можно обойтись не всегда, что бывают ситуации, когда применение ответной силы оправдано. И речь должна идти не о принципиальной допустимости применения ответной силы к представителям власти, а о том, в каких ситуациях и в каких формах это применение допустимо.

Это также свидетельствует о том, что либеральная интеллигенция признала дальнейшие поиски взаимопонимания с путинской властью бесперспективными. Осознала, что никакая дипломатия не поможет убедить режим отпустить заложников. А значит, хуже им уже не сделать и можно не стесняться в выражениях. Можно называть вещи своими именами. Белое называть белым, черное черным, а преступную власть преступной. Понятно, что полностью управляемые путинской кликой суды никогда не признают право на сопротивление полицейскому насилию. Так же, как не признают они того, что полиция совершила умышленное преступление по заказу высшего политического руководства. Либеральная интеллигенция больше не надеется повлиять на решение суда. Она намерена использовать этот суд для максимальной дискредитации власти, для ее подрыва.

Похоже, что наша либеральная интеллигенция наконец-то осознала еще одну очень важную вещь: на путь насилия страну толкает не поддержка тех, кто «вышел за легальное поле», а отсутствие такой поддержки. Терроризм часто называют оружием слабых. Еще это оружие одиноких. Оружие отчаявшихся. Вина либеральной общественности 70-х годов XIX века не в том, что она морально поддержала революционеров, а в том, что она сделала это слишком поздно. Лишь тогда, когда на собственной шкуре почувствовала, что такое, например, административная ссылка. Сделала бы это раньше – может быть, и не дошло бы до террора.

Какие бы теоретические конструкции ни подводили революционеры 70-х под свое намерение перейти к террору, решающим был психологический фактор. Им просто надоело, что их берут голыми руками и бросают в казематы за вещи вполне мирные. За слово. И никакой моральной поддержки со стороны законопослушной либеральной публики у них тогда не было. А им хотелось дать сдачи.

Потребность в силовом отпоре произволу, желание «не просто жертвою пасть, а порвать пасть» может быть компенсировано только массовостью ненасильственного неповиновения. 6 мая в поддержку «узников Болотной» вряд ли выйдет миллион. Но если бы вышло хотя бы 50 тысяч, это избавило бы будущих русских мальчиков от необходимости самостоятельно заставлять подлую и самодовольную власть ответить за несбывшиеся сказки о правовом государстве.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.