Избирательные правые. 29.11.2011

Уточним детали. Когда я говорю о внутренней близости по ряду важных моментов фашизма и латынинского правого «либерал-прагматизма», это вовсе не означает, что я не вижу разницы между тоталитарной фашистской диктатурой и либеральной олигархией с легким налетом авторитаризма. В тоталитарном государстве полностью лишены свободы все; «избранные», наделенные от природы «волей к власти», лишь получают за это компенсацию в виде безграничной власти над нижестоящими. Либеральная же олигархия оставляет известную свободу даже своим «лузерам». Во всяком случае, она не стремится вмешиваться в их частную жизнь, лишь бы те не лезли в ее частную жизнь. Ее принцип: «Не твое дело, почему я богатый. Не мое дело, почему ты бедный». То есть общественно значимые вопросы не являются для правых либералов res publica — «общим делом», на чем основана демократия. Для них это дело «лучших» и «сильных» – как и для фашистов.

«Воля к власти» для фашистов является самоцелью. Для правых либералов это лишь средство для того, чтобы оградить нажитое непосильным трудом на галерах «успешными и состоятельными гражданами». Нажитое трудом лузеров и их детей – от них и оградить. Об этом еще в середине XVII века со свойственной раннему пуританству откровенностью прямо заявили «гранды» уравнителям-левеллерам в ходе знаменитых дебатов об избирательном праве. Бедных больше, чем богатых, и если они получат большинство в парламенте, они могут посягнуть на собственность богатых. В этом все дело. А про то, что чернь по природе враждебна свободе личности, придумали позже.

Что свободный рынок воздает каждому в соответствии с его способностями и заслугами — это фарисейское вранье. Сказка, которую люди, считающие себя очень умными, придумали для людей, которых они считают не очень умными. Свободный рынок — это очень жесткая гонка с препятствиями, в которой победитель получает если и не все, то очень ощутимый приз. За счет проигравших, естественно: ведь пряники с неба не падают. В результате для большинства участников гонки возникает непреодолимый барьер, не позволяющий им вырваться вперед. Участие в соревновании превращается для них в вечный бег за подвешенной перед носом морковкой. Оказавшиеся же в самом конце теряют действительно все, вообще вылетают из гонки и становятся люмпенами. Был такой американский фильм «Загнанных лошадей пристреливают». Вот там это показано очень наглядно.

Таким образом, свободный рынок постоянно перераспределяет ресурсы от более слабых к более сильным. В нем заложен механизм саморазрушения. И даже не потому, что лузеры рано или поздно могут взбунтоваться, а потому, что свободно-рыночное перераспределение создает постоянную угрозу кризиса перепроизводства. И стабилизировать капитализм удалось, лишь создав в противовес этому естественному и свободному перераспределительному механизму искусственный, работающий в противоположную сторону. Тот самый механизм, который так пламенно ненавидят правые либералы.

Являющийся предметом поклонения правых либералов свободный рынок расцвел в эпоху, когда западная цивилизация проходила стадию так называемой модернизации. Добавлю: форсированной модернизации. Да-да, по-сталински форсированной. Свободный рынок был способом мобилизации ресурсов, проводимой за счет того, что людей заставляют работать больше, а потреблять меньше. Мне уже приходилось говорить, что спор между правыми либералами и сталинистами фактически сводится к тому, кто является более эффективным менеджером — начальник концлагеря или собственник фабрики эпохи первоначального накопления. Тут скорее следует отдать предпочтение правым либералам. Их система более экономична. Меньше надо тратить на колючую проволоку, вышки и вертухаев. Лузеры сами приводят своих детей в шахты. Как говорится, добровольно и с песнями.

«Да, заставили несколько поколений помучиться, — скажет умеренно-честный правый либерал, — зато последующим поколениям обеспечили благополучие и достаток» (обратите внимание – логика опять классически-сталинистская). Но повторюсь: без пламенно ненавидимого правыми либералами «антирыночного» перераспределительного механизма свободный рынок благополучия и достатка для большинства не достиг бы никогда. Он запрограммирован на бесконечное продолжение гонки, а не на пользование ее результатами.

Этот механизм был создан потому, что западная цивилизация имела несчастье поддаться шантажу социальных лузеров и выражающих их интересы левых сил и перейти ко всеобщему избирательному праву. Отдадим должное Латыниной: сегодня публичное выступление против всеобщего избирательного права требует куда большей смелости, чем его отстаивание. Оно вошло в набор базовых ценностей мировой цивилизации, в число прав, признаваемых неотъемлемыми. Отказ от него будет возможен лишь в случае глобального цивилизационного кризиса, по масштабам сопоставимого с крахом Западной Римской империи. Я думаю, Латынина это понимает. Возможно, ей доставляет эстетическое удовольствие договаривать до конца то, о чем ее единомышленники предпочитают стыдливо умалчивать. Но получается не более чем эпатажная демонстрация отношения «право имеющего» к «тварям дрожащим». Для всеобщего избирательного права выступления Латыниной опасности пока не представляют. Опаснее другое: романтизация всевозможных бандитов и мерзавцев.

Сегодняшние господствующие элиты предпочитают идти по пути выхолащивания всеобщего избирательного права при формальном его сохранении. Существуют два варианта такого выхолащивания: жесткий, тоталитарный (когда выборы превращаются просто в ритуальную присягу народа на верность правящей элите) и «мягкий». Это так называемая манипулятивная или имитационная демократия, когда при формальном сохранении конкурентности выборов избирательный процесс обставляется сложной системой мелких, почти незаметных законодательных ограничений. Каждое из них может представляться незначительным, но вместе они образуют сеть, из которой не дернуться. Так выборы превращаются в лохотрон. В России далеко ходить за примерами не надо.

Правым либералам не близка ни одна из этих систем. Вторая слишком сложна и хитроумна, первая слишком громоздка и бюрократична. А правые либералы, как известно, за высшую ценность почитают экономичность. Поэтому в случае возникновения серьезной угрозы социальным позициям «успешных и состоятельных» они предпочитают что попроще. Например, какую-нибудь типичную для стран третьего мира «гориллу в потном мундире», которая вообще отменит любые выборы. Она не будет сгонять народ на шествия для выражения всенародной любви к ней (все это лишние расходы), но по масштабам репрессий на душу населения может превзойти самого отца всех народов. Столь любимый правыми либералами Пиночет немного до Сталина не дотянул, но Сухарто таки его обогнал. Подобные режимы настолько экономичны, что не тратятся даже на сталинские «тройки» – люди просто «пропадают без вести».

И последнее. Да вижу я серьезнейший кризис левых движений и левой идеологи как таковой! О советском проекте вообще говорить не приходится. Экономические рецепты, обеспечивавшие после Второй мировой войны стабильность и динамичное развитие западному капитализму, к 80-м годам выдохлись, перестали работать. Возможно, как считают умеренные, общество злоупотребило «антирыночными» лекарствами, «подсело» на них (правые либералы считают эти лекарства изначально вредными), так что возник перекос в противоположную от свободного рынка сторону. Возможно, после ряда корректировок вправо-влево капитализм вновь обретет равновесие. А может быть, и нет. Это будет означать, что все способы поддержания капитализма исчерпаны (левые на самом деле были его «последним якорем»), а альтернативы пока не просматривается. Это значит, что впереди хаос «нового средневековья». Объективно правые либералы подталкивают человечество именно в эту сторону. Они пытаются вернуть капитализму его шальную разбойничью молодость, оставив старого и больного человека вообще без лекарств. Может, так и надо. Чтоб не мучился.

Без нечисти и немочи. 02.12.2011

Ощущая назревание обвала путинизма, который может вывести нынешнюю оппозицию из «песочницы», где все пока «понарошку», на реальную политическую арену, Евгений Ихлов в серии публикаций последнего времени призывает приверженцев демократии поторопиться с выработкой стратегии. Эта стратегия должна быть направлена на воспрепятствование, с одной стороны, сохранению путинизма в несколько обновленном виде, а с другой – прорыву к власти неототалитарных сил и скатыванию страны в кровавый хаос. Автор ищет некую формулу, которая позволила бы демократической оппозиции, во-первых, объединить возможно более широкий спектр политических и социальных сил для «нокаутирующего удара по путинизму», во-вторых – очертить себя неким «меловым кругом», отделяющим ее от «политической нечисти».

Крайне недальновидным считает Ихлов отталкивать от предстоящей революции «успешный класс» выдвижением чрезмерно радикальных социально-экономических требований, таких как пересмотр приватизации 90-х годов. Этот класс, изначально действительно бывший социальной опорой путинизма, теперь все более недоволен путинскими опричниками, а надежды на медведевский «путинизм с человеческим лицом» потерпели крах. Между тем он сохраняет серьезное влияние на масс-медиа, культуру, средние слои бюрократии и в критический момент может обеспечить переход части истеблишмента на сторону народа.

В то же время Ихлов понимает, что ограничиться программой только политической демократизации оппозиция не может, что ей необходимо будет предложить какую-то «систему, защищающую простых людей от социально сильных, легко захватывающих контроль над государством, медиа, образованием, масс-культурой». Он призывает демократическую оппозицию разработать «такие механизмы институциональной защиты «маленьких людей» от диктата чиновников, бизнеса, оргпреступности и манипуляций профессиональных политиков, которые не приводили бы к усилению бюрократической составляющей государства». А чтобы успокоить «нечекистский крупный бизнес» (собирательных Прохоровых) и буржуазный средний класс (потенциальных Магнитских и Гулевич), Ихлов предлагает дать им понять, «что национализация будет грозить только бизнесу, аффилированному с чекистской опричниной».

Одновременно Евгений Ихлов настойчиво обращает внимание сторонников демократических ценностей, что изрядная часть «как бы левых» политических групп, стоящих в оппозиции путинизму, приняла «основные буржуазно-демократические свободы» лишь очень поверхностно, а в глубине души «сохраняет веру в насилие как социальную панацею». И это может вылезти из них на любом крутом вираже истории. Поэтому действительно демократическая оппозиция должна быть готова к решительному размежеванию с ними. Наконец, на сцене присутствуют и ультраправые, откровенно ксенофобские и погромные силы, от которых любой участник демократической коалиции должен себя резко отграничить изначально.

Я очень рад, что Евгений Ихлов признает необходимость национализации хотя бы части крупного капитала. Объектом «торга» внутри оппозиции должен стать (и неизбежно станет) вопрос не о том, быть или не быть национализации, а о ее границах и механизмах. Однако опасаюсь, что при попытке отделить «бизнес, аффилированный с чекистской опричниной» от «нечекистского бизнеса» могут возникнуть затруднения. Я предлагаю другой путь: отделить «собирательных Прохоровых» от «потенциальных Магнитских».

Мне представляется, что границы социального компромисса должны пройти несколько левее того, что предлагает Евгений Ихлов. Примерно вот так:

1. Национализация не должна ограничиваться кругом олигархов исключительно «путинского призыва».

2. Круг «допутинских» олигархов, подлежащих национализации, должен быть минимален и определен заранее.

3. Определение этого круга – предмет компромисса внутри оппозиции, а не между оппозицией и правящей олигархией.

4. Национализация должна быть результатом политического решения, а не серии сомнительных судебных процессов, объективность которых никогда не будет признана всеми сторонами.

5. Попадание под национализацию автоматически освобождает от уголовной ответственности за совершенные ранее экономические преступления.

Теперь о наших «как бы левых» (я совершенно согласен с Ихловым, что наши «красные» очень не похожи на классических западных «красных» – последовательных антиимпериалистов и антиколониалистов). Насколько глубоко эти течения прониклись осознанием необходимости основных буржуазно-демократических свобод, не знают не только их либеральные соседи по демократической оппозиции, но зачастую и они сами. И как они себя поведут в критической ситуации, будет зависеть от самой ситуации. В том числе от того, насколько готовы будут пойти на социальный компромисс буржуазно-либеральные силы.

Ну и о политической нечисти. Недавние выплески ксенофобии показали, что эта проблема существует. Можно долго искать идеологические критерии различия между приемлемым и неприемлемым национализмом. Можно рассуждать о том, что одни на первое место ставят поиск оптимальных путей обеспечения интересов собственной нации, а другие самоутверждаются в стремлении принизить другие нации. А можно и гораздо проще: тот, кто позволяет себе провозглашать лозунг, призывающий к групповому изнасилованию, ни при каких условиях не может быть участником демократической коалиции. Он – политическая нечисть. Безо всякой философии. Обыкновенное человеческое скотство. Тот, кто надеется эту публику перевоспитать и «окультурить», волен тратить на это свои силы и время. Но если какой-то участник демократической коалиции периодически оказывается в изрядной близости от подобных людей, он должен как минимум объяснить своим партнерам собственное отношение к вышеозначенному лозунгу.

Но к этому хотелось бы добавить: открытые сторонники политической дискриминации по имущественному признаку являются такой же политической нечистью, как и сторонники насильственных этнических чисток. И в демократической оппозиции им нечего делать по определению.

Идеологический состав возможной демократической коалиции достаточно понятен: признающая необходимость социальной защиты «простого человека» часть либералов, признающая демократические процедуры и политические свободы часть коммунистов, не озабоченная сексуально часть националистов. Скрепляющим материалом коалиции должен стать вопрос не идеологический, а тактический: общее понимание того, что путь к эволюционной трансформации существующая система себе отрезала. Демократическая оппозиция должна состоять из людей, которые не будут теряться от криков охранителей: «Вы хотите дестабилизировать ситуацию!» Они должны быть готовы ответить: «Да, мы действительно хотим это сделать!»

И вот здесь проходит еще одна разграничительная линия. Из числа участников демократической оппозиции естественным образом выпадают те, кто к месту и не к месту твердит: «Мы никогда не поддержим революционный способ изменения системы! Чур меня!» История показала, что все попытки вовлечь партию «Яблоко» в демократическую оппозицию бесперспективны. Кроме политической нечисти есть еще политическая немочь.

Конечно, когда дело дойдет до дела, на улице окажутся все. И ксенофобы, и поклонники Латыниной. Даже многие члены «Яблока» прибегут. Под шумок. Пока их вожди будут заняты произнесением заявлений о том, что они никогда не поддержат революцию. Что ж, ни одна политическая сила не может приватизировать улицу и прогнать с нее других. Но если при этом будет существовать дружная, сработавшаяся объединенная демократическая оппозиция, представляющая все основные идеологи и одновременно свободная от нечисти и немочи, ведущая роль будет обеспечена именно ей.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: