Какой видит новая методология свою роль в развитии знаний о человеке?

Новая точка обзора развивающегося общества — это человек. Но объявить об этом и соответственно из­менить обстоятельства, способ думать — это не одно и то же. А ведь все, чем мы обладаем, — это человек. Все, что мы можем, — может человек. Все, что служит нам основой и перспективой, — человек. И самое главное, что нужно каждому из нас, — это человек. Человек — это золото, которое притаилось у нас под ногами и ждет своего часа, чтобы заблестеть в лучах восходящего сол­нца. И поэтому мы должны понять, что есть человек, как мы можем помочь ему реализовать себя, какими пу­тями возможно актуализировать его резервы. Мы дол­жны узнать его как конкретного индивида и как фено­мен, увидеть, каковы его перспективы и потенцирующие силы его развития. Вот почему мы обращаемся к тому, что составляет основное отличие человека от всего, с чем нам приходится сталкиваться в природе, — к его, человеческой, психологии.

Именно там в кратчайшие сроки реализуются всевоз­можные стратегии, процесс апробации достаточно скор, поскольку нет более пластичного материала в окружающем нас мире, сопоставимого по уровню органи­зации, нежели душевная сфера человека. Там и прогля­дываются ростки новой методологии. Что же с необхо­димостью должна обеспечить новая методология?

Очевидный крах закрыто-системного познания об­ращает нас к поиску путей создания по-настоящему от­крытых систем. Блистательные философы и, что осо­бенно ценно, выдающиеся психотерапевты, непосред­ственно работающие с человеком, приходят к выводу о существовании неких «живых понятий». Эти понятия несодержательны, неконтекстуальны, но закономерны по сути, а это позволяет наблюдать, как одно и то же «живое понятие» определяет существование совершен­но отличных друг от друга систем.

Но это уже второй шаг, а первый — это определен­ность в точке обзора, но эта методологическая четкость редко осознана и продиктована в большинстве случаев гордой убежденностью в своей жизненной позиции но­сителей этого мировоззрения.

Фредерик Пёрлз, обосновавший точку обзора своей теории в личности человека, так характеризует свое жиз­ненное кредо: «Я ответственен только за себя. Я возму­щаюсь вашими претензиями ко мне, поскольку я возму­щаюсь любыми вторжениями в мой образ жизни»¹. Та­кая же точка обзора у Карла Роджерса, хотя в его теории все большее место отводится другому человеку — Дру­гому — и отношениям с ним. Вот как Карл Роджерс пи­шет о себе: «Я нахожу, что добиваюсь большего успеха в отношениях с другими людьми, когда я могу воспри­нимать себя и быть самим собой, принимая себя таким, каков я есть»². У Якоба Морено точка обзора уже полно­стью перенесена в «других», в «социум», его точка обзо­ра — это отношение, без которого человек невозможен: «Между мной и другим нет посредника. Я непосредственен в общении. Я не один только в общении, будь я Богом, дураком или глупцом. Я освящен, я исцелен, раскрепо­щен в общении»³. Что это, как не убежденность в соб­ственном мировоззрении первого, второго и третьего— воплощенная в теориях?

Они подобны пророкам, и им можно только верить, но научиться этим идеям, основанным на «живых поня­тиях», — невозможно. Если же эта вера оказывается осознанной нами, их системы словно бы с дискет вирту­альной реальности воспроизводятся в нашем сознании, разворачиваясь в нем пронизывающими наше бытие голограммами, далее дело лишь за нашими личностны­ми качествами. Но для осознания необходимо понима­ние, нужны и эти «дискеты», и способы считывания, то есть наши головы должны быть «отформатированы» соответствующим образом, в них должны быть соответ­ствующие «дисководы». Именно этим целям в психоло­гии и служит новая методология.

Часть первая ЭВОЛЮЦИЯ мысли

Глава первая МИРОВОЗЗРЕНИЕ

Общие положения

Этапы развития человечества характеризуются в числе прочего определенной картиной мира: тем, как ее видит человек, и тем местом, которое он себе в ней от­водит, — это мировоззрение конкретной эпохи, которое выстраивается в соответствии с господствующей пара­дигмой, то есть способом восприятия явлений и собы­тий действительности. Парадигма пронизывает все многообразие форм общественного сознания: науку, культуру, религию и философию и прочее. Но мировоз­зрение эпохи определяет не только настоящее, оно про­ецирует себя и в прошлое, и в будущее человечества. Та­ким образом, оно «видит» историю и перспективы сво­его развития, что подчас делает оба этих заключения скорее необходимыми, нежели верными.

В определенные периоды человечество, чувствуя яв­ное несоответствие своего мировоззрения наличной действительности, объявляет этот этап «духовным кри­зисом». Общественное сознание во время таких «кризи­сов» до предела поляризовано, вследствие чего ему смут­ными кажутся всякие перспективы, а неопределенность пугает и тормозит деятельность. Но далеко не всегда в таких случаях мы оказываемся перед действительным «кризисом развития». Подчас в «смутные времена» ме­няются только политическое устройство государства, идеологии, иногда даже научные и культурные парадиг­мы, но сам человек остается прежним, а значит, и его ми­ровоззрение меняется лишь содержательно, а не сущностно. Вряд ли можно ожидать от таких эпох «эпохаль­ных перемен», оценить же, каким был на самом деле этот «кризис», можно лишь ретроспективно.

Наша с вами современность также вписывается в данное только что определение «духовного кризиса»: ни одно из направлений общественной мысли не спо­собно взять на себя ответственность и стать основани­ем нашего мировоззрения эпохи, очертить дальней­шие перспективы эволюции человека (а не своей толь­ко отрасли). Наука в погоне за решением утилитарных задач переполнена эмпирией и замкнута в собственных построениях, она с парадоксальной нелепостью проти­вопоставляет себя культуре, не желает знаться с фило­софией и религией, открещивается от гуманизма. Более того, она сама лишена целостности, будучи полуофи­циально разделена на естественнонаучные (математи­ческие) и общественные (гуманитарные) науки. И хотя эти части роднит формально общая методология, ак­центы в ней стоят на диаметрально противоположных полюсах.

Философия же развалилась на огромное количество персональных философских систем и, несмотря на на­стойчивые призывы к единению, продолжает ими толь­ко пополняться. Уже мало кто может определиться с тем, что же представляет собой философия как таковая, воп­рос в научной дискуссии, как правило, ставится теперь так: «Какую философию вы имеете в виду?» Вопрос ка­жется странным, потому что философия может быть только одна, если мы говорим о философии... Хотя, ко­нечно, существует множество философских систем. Но это уже принципиально иной вопрос. Впрочем, никто не занимается подобными уточнениями. Все мы уже постфактум приняли, что философий несколько — не­смотря на то, что это даже забавно звучит: «несколько философий». Причем живут эти философии недолго. Иногда лишь до первого опыта приложения их к прак­тике, поэтому самые живучие — как раз те, которые к практике вообще неприменимы, другие же умирают, едва успев народиться.

Системообразующую для общественного сознания функцию традиционно выполняла культура. Но и она не избежала сегодня участи дифференциации. Благода­ря техническому прогрессу, обеспечивающему новые формы реализации культурной деятельности, появляет­ся множество доселе неизвестных автономных культур­ных течений, никак не взаимодействующих между со­бой. Усилия малой части интеллектуальной элиты в по­исках неких средств интеграции, к сожалению, не могут приниматься серьезно — они осуществляются вне про­странства жизни основной массы людей, а внутренние противоречия самой культуры и так очевидны*.

* В качестве иллюстративного примера попробуйте дать определение понятию «классика». Понимание ее столь разнится в устах выпускника консерватории и поклонника рок-группы, что сразу и не скажешь, какой смысл они хотят вложить в это слово — время, признанность, стиль, оду­хотворенность и т. д. Что они понимают под этими словами и в чем раз­ница в «классичности» Моцарта и Pink Floyd?

Религия к исходу XX столетия и вовсе вытеснена на задворки общественного сознания. Несмотря на отча­янные попытки «общественной реабилитации» — по­явление шоу-проповедников, массы непритязательных доступных церквей, некой специфической «политкор­ректности», — религиозный взгляд на мир остается прибежищем лишь определенных, достаточно узких сло­ев населения. В остальном же мы верим, но эта наша ве­ра уже не имеет ровным счетом никакого отношения к нашему восприятию мира. Иными словами, вера совре­менного человека не равна религиозной картине мира. В силу ряда социально-исторических и этнопсихологи­ческих условий религия сохраняет часть своих мировоз­зренческих функций на Востоке, но и там она лишь орга­низует целостность восточного мировоззрения, не явля­ясь при этом системообразующим началом.

Идеи гуманизма, напротив, еще далеко впереди че­ловечества. Тут вспоминается шутка Конрада Лоренца: «Недостающее эволюционное звено между обезьяной и человеком — это как раз мы». К сожалению, в этой шут­ке не так много юмора, как хотелось бы. Хотя заявлен­ные гуманизмом принципы, объявляющие человека высшей ценностью, и озвучены, приживутся в общест­венном сознании они еще не скоро*. А до тех пор пока гуманистические идеи не достигнут основания каждого из нас, не станут истинным мотивом деятельности обще­ства и конкретных людей — вся совокупность гумани­стических идей будет восприниматься как причудливые иллюзии «группы товарищей». Вспомним Green Peace, правозащитников, антиглобалистов, недовольных рас­пределением финансовых средств на планете.

* Пресловутая западная «политкорректность» — это нечто вроде на­сильственной психологической практики. Здесь идеалы гуманизма, не бу­дем этого забывать, прививаются под страхом наказания — юридического или в виде общественного порицания, — что в общем-то противоречит главному идеалу гуманизма.

Есть в мировоззрении нашей эпохи и стоящая особня­ком область паранормальных явлений — парапсихоло­гия, экстрасенсорика, эзотерика. Категоричность суще­ствующих точек зрения в отношении данного феномена столь очевидна и жестко оформлена, что может пока­заться даже забавной: эти феномены и соответствующая идеология либо безоговорочно допускаются, либо так же безоговорочно отрицаются и более того — порицаются как необычные, а значит, ненормальные и несуществу­ющие. И хотя группа энтузиастов настойчиво ищет «нор­мальные» объяснения «ненормальным» явлениям, их до­стижения остаются доступны лишь им самим, никак су­щественно не влияя на традиционное мышление.

Таково мировоззрение нашей эпохи, такова в общих чертах картина «духовного кризиса» человечества, как о нем любят говорить. Господствующая на сегодня пара­дигма познания — неясная, неэффективная, регрессиру­ющая — теснит и искажает действительность, препят­ствуя осознанию прошлого и незамутненному взгляду в будущее.

Необходимость системного подхода кажется очевид­ной. Если точки соприкосновения не будут найдены, если знание не станет эффективным инструментом вза­имодействия человека с действительностью, нас ожида­ет мировоззренческий хаос.

Позиция «Это ваше мнение, а это — мое мнение. Каждый имеет право на свое мнение» — хорошая пози­ция, если бы речь в данном случае шла о мысли, — но ведь нет! Эта фраза призвана защитить субъективность оценки, а не истинность суждения. Истинность сужде­ний все меньше и меньше нас интересует, мы уже, ка­жется, и не верим в то, что она возможна. Поэтому, ког­да мы говорим о грядущем хаосе, это отнюдь не апока­липсические настроения, а нечто более серьезное.

Наука раздумывает о системном подходе, нельзя ска­зать, чтобы в этом направлении ничего не делалось. Сис­темный подход даже заявляется иногда в качестве но­вой парадигмы научного познания. Но методы суще­ствующего «системного подхода» пока не расширили возможностей познания, а вот дополнительные про­блемы уже возникли, потому что исходные позиции «метода» определены не были. Системный подход обер­нулся интегративным. Вместо постройки нового зда­ния на его место стали свозить части уже бывших в упо­треблении.

Более того, мы как-то не задались очень важным во­просом. Ведь мир целостен, а целостность предполага­ет системность, но системность и целостность не тожде­ственны друг другу. Целостность — это то, что есть, и в этом смысле она неизменна, а система — это то, что пребывает в развитии. Таким образом, система всегда больше, чем открыто познанию сейчас. И это необхо­димо иметь в виду. Образно выражаясь, в нашей табли­це всегда должны быть пустые клетки. Мы же привык­ли думать: есть пустые клетки, значит, работа не доде­лана. Почему?.. Но традиционное мышление есть традиционное мышление. Оно опирается на элементы це­лостности и их отношения, порождая тем самым замк­нутые системы, в которых все ячейки таблицы заполне­ны. Внешне все замечательно — система все объяснила. Но познанию будут открываться новые и новые отно­шения между элементами целостности, будут возникать новые элементы, потому что возникшие отношения — это тоже самостоятельные элементы. И все это будет противоречить уже созданной системе. Таким образом, создание закрытой системы — это что-то вроде водру­жения надгробной плиты. Мы расписываемся в том, что сказанное «было верно», но более таковым не явля­ется и употреблено в будущем быть не может. Впрочем, может, конечно. Но без особой гарантии на успех.

Необходимое методологическое отступление (введение понятия «точка обзора»)

Рис. 1. Точка обзора

И мы возвращается к точке обзора, ведь изменение точки обзора приводит к изменению опыта. Так, на­пример, один и тот же результат, осмысленный с пози­ций классической физики (одна точка обзора) и с по­зиций квантовой физики (другая точка обзора), полу­чит совершенно разные определения. Тот же самый «объективный мир» стал совсем другим из-за просто­го смещения точки обзора. И ведь нельзя даже сказать, что «новый опыт» (квантовой физики) дополняет «ста­рый» (классической физики). Он уже ничего не допол­няет, он существует сам по себе. Если же мы начнем сум­мировать, следует ли нам ожидать, что мы получим большую целостность, нежели прежде? Нет. Непосред­ственно «расширять» познаваемое мы можем только через увеличение «зоны охвата», «дальности обзора» из данной конкретной «точки». В противном случае мы получаем сумму, а не систему. Мы получаем здания, стоящие на разных фундаментах, которые, в свою оче­редь, стоят еще и на разных почвах. Гарантировать ус­тойчивость подобной конструкции сложно, а жить в ней опасно.

Однако же точка обзора — не есть только ограниче­ние, призванное указать нам на наше место и на несо­стоятельность наших интегративных амбиций (желания объединить все со всем). Нет, она, напротив, указывает нам на то, что можно было бы назвать скрытыми резер­вами познания. Конечно, куда легче провести одно ис­следование (находясь на какой-то определенной точке обзора), потом другое (с другой точки обзора), а потом отойти в третью и сложить полученные результаты. Но эта простота обманчива. Мы получаем мертвую сис­тему некоего понятийно-гносеологического Франкен­штейна.

Когда мы переходим к другой точке обзора, суще­ствуют уже только те результаты познания, которые осуществлены «из нее». Все остальное не сможет слу­жить методологически оправданными компонентами новой системы, в лучшем случае — некими технически­ми дополнениями, их можно учитывать, причем с ого­ворками, и то лишь при условии, что это «одноуровне­вые» точки обзора.

Тут существуют очень тонкие отличия, и скоропали­тельные решения здесь крайне неуместны. Поэтому при решении таких задач следует помнить о существующих ограничениях. Во-первых, не следует считать, что опыт одинаков в любой точке обзора. Во-вторых, недопусти­мо конструировать за кого-то его точки обзора с позиции своих точек обзора. В-третьих, необходимо помнить о том, что ни одна точка обзора не является лучше или ху­же другой (можно говорить лишь о предпочтительности той или другой в данной конкретной ситуации, но все они совершенно равноправны). Наконец, в-четвертых, не сле­дует додумывать результаты, полученные в определен­ной точке обзора, исходя из концептуальных схем других точек обзора, — на них можно ссылаться, ими можно ар­гументировать и проч., но не более того. В общем, дру­гая точка обзора в отношении реальности данной точки обзора обладает лишь «правом совещательного голоса».

Точка обзора определяет как путь достижения какой-то информации в процессе познания, так и избирательность в отношении информации—что-то ее «заинтере­сует», относительно чего другая точка обзора окажется равнодушна, и наоборот.

Определившись с тем, что является отправным пунк­том, — точкой обзора, мы очерчиваем тем самым пер­спективность познания и одновременно закладываем (или не закладываем) в него потенциальные ошибки. Воспользуемся образными аналогиями для пояснения сути этого вопроса.

Представим себе, что мир можно созерцать из котло­вана, а можно с горной вершины. Конечно, и то и дру­гое познание, при наличии исключительного усердия и тщательности исследования, в конце концов приведет нас к схожим выводам, поскольку познанием будет один и тот же путь, только в одном случае он пролегает из котлована к вершине, в другом — с вершины в кот­лован. Но при определенных выборах точки обзора возможны и более серьезные отличия, и большей оказы­вается вероятность ошибки. Например, мы можем по­знавать мир как из салона автомобиля, так и находясь вне машины. Кроме того, что точка обзора определит в данном случае весь набор наших практических пред­ставлений, теоретических знаний о мире, она же опре­делит и нашу избирательность, наши интересы, а так­же и возможности реализации заложенных в нас, вне зависимости от точки обзора, потенций. Если мы позна­ем мир лишь из салона автомобиля, то есть ни разу не побывав снаружи, многое останется для нас неизведан­ным просто потому, что из автомобиля это невозмож­но «познать». С другой стороны, нас будут кровно интере­совать определенные вещи (например, качество дорог, правила дорожного движения, расположение пунктов ГАИ, бензоколонок, авторемонтных станций, погодные условия и т. д.), тогда как многие другие вещи оставят нас абсолютно равнодушными. И совершенно естест­венно, что особенным (специфическим) будет в данном случае наше представление о мире, наша концепция, его описывающая, и сам наш опыт. Если же мы будем изу­чать мир, так ни разу и не увидев его из окон автомоби­ля, наш опыт, наши представления, концепции и инте­ресы будут совершенно другими. Колоссальные отли­чия! Но и в том и другом случае объект исследования был одним и тем же — мир, а различие точек обзора и вовсе смехотворное — из автомобиля и не из автомо­биля.

Теперь следует сделать небольшую оговорку. Когда мы говорим о «целостности», это вовсе не обязывает нас к разговору или размышлениям о частностях. Напро­тив, если мы говорим, например, об «общности», семан­тически совершенно отчетливо возникает вопрос о ча­стностях, элементах, составляющих: «Общность кого или чего?» А понятие целостности вовсе не ставит перед нами вопрос о необходимости какого-либо суммирова­ния. Существует ли насущная необходимость в сумми­ровании результатов различных точек зрения? Нет, при­чем по той простой причине, что нет такой точки обзо­ра, которая была бы ограничена в доступе к собственному опыту (хотя возможен вариант, что какая-то реальность практически не способна к трансформации в необходи­мые формы, то есть не может стать опытом для данной точки обзора).

Соответственно, для суммирования нет особенных предпосылок — это раз. А во-вторых, каково общее ко­личество возможных точек обзора? Их неограниченное множество. Как бы мы ни наращивали наш потенциал знаний, извлекая его из огромного количества различ­ных точек обзора, мы никогда не исчерпаем «резервов», мы вряд ли даже достигнем критической массы знаний. И даже если мы предпримем попытку суммировать по­лученные результаты, то ни на шаг не сдвинемся в смысле обретения целостности, скорее наоборот. Поло­жение Платона о том, что система—это нечто большее, нежели простая сумма ее частей, правомерно и при об­ратном прочтении: сумма элементов — это всегда мень­ше, нежели система этих элементов.

Итак, с одной стороны, точка обзора разрешает во­прос о первичности: любое познание из данной точки обзора первично, и оно — это познание — будет систем­но. С другой же стороны, когда будет утеряна непосред­ственная связь между точкой обзора и познаваемым, оно — это знание — утеряет и системность. Итак, точ­ка обзора актуальна для понимания как при системном, так и при частном познании. Теперь можно перейти к более конкретным вещам.

Современный исследователь (за весьма нечастым ис­ключением) злоупотребляет своей способностью, как он считает, к абстрактному анализу, данной ему систем­ным подходом. Абстракция представляется высшим достижением научного познания. Но попробуем во всем этом разобраться.

Что предполагает абстрактная форма познания? В пер­вую очередь необходимо говорить о некой условной не­зависимости от «субъективной» точки зрения, а значит, во многом и от своей точки обзора. Но возможно ли это? Не является ли это совершенной проформой? По­пробуем предположить, что это возможно. Тогда все факты бытия для осуществления этого познания долж­ны предстать перед нами как перед исследователями, что называется, «на равных правах». Наше отношение ко всем фактам должно быть одинаковым. Казалось бы, абстрактное познание предполагает такую возможность, поскольку оно не делает отличий по «конкретным» по­зициям. Итак, все факты в определенном смысле рав­нозначны, и мы можем исследовать их «непредвзято». Но кто исследует? Мы забыли о самом исследователе, о самом себе. А в данном - случае — это наиглавнейший пункт! Так можем ли мы увидеть себя непредвзято? Очевидно — нет. Доказательства этого — в основном психологического плана, но они и в таком виде здесь со­вершенно уместны*.

* Для примера можно привести интересный феномен «чуждости про­филя»: мы в подавляющем большинстве случаев «знакомимся» со своим собственным профилем, по очевидным причинам, намного позже, нежели с фасом, и перед этим «знакомством» у нас успевает сформироваться не­кое представление о своей внешности, представление это можно назвать «преимущественно анфасным». Учитывая же, что анфас далеко не всегда позволяет верно представить себе профиль человека, «знакомство» с соб­ственным профилем может пройти и не очень-то «гладко». Подчас люди, не видевшие себя прежде в профиль, не узнают собственную фотографию или иное изображение в этот самый профиль. Что уж тут говорить об объективности внутреннего восприятия?

Добавим также, что абстрактное познание требует знаковой системы опосредования результатов нашего познания и познаваемого. Иными словами, познаваемое, будучи познанным, представляется в виде некой знако­вой системы, которая устроена по своим собственным законам и предполагает те связи, которых не было в из­начальном акте познания, а также очевидно игнориру­ет значительное число отношений, в которых находит­ся познаваемое. Физико-математические науки создали богатейший язык специальных знаков, при том что ни­кто никогда не видел интеграла в природе. Что, собст­венно, мы познаем, вычисляя интеграл? Это игра внут­ри замкнутой системы, где все абстрактные символы поясняют сами себя.

Итак, скажем проще. Чтобы познать нечто «абстракт­но», необходимо познать все факты, при этом субъект познания сам не может быть фактом и должен находить­ся где-то вне их, но на равном удалении от каждого из них (не говоря о тех динамических и информационных спо­собностях, которыми должен обладать познающий, что­бы объять, во-первых, неограниченное множество фак­тов, а во-вторых, еще большее, если так позволительно будет выразиться, количество их взаимоотношений).

Может показаться, что проблема надумана, посколь­ку зачем познавать все факты? Почему бы не сделать некоторые исключения? Но вопрос не представится таким абсурдным, если мы отдадим себе отчет в том, что все факты бытия так или иначе соотносятся друг с другом, образуют события (отношения), которые все являются причинно-следственными отношениями!*

* Точнее говорить, что всякое событие есть условие, влияющее на все остальные события и вещи, хотя такое влияние может быть и сильно опо­средованным.

Несколько поясним вопрос о причинно-следственности всех отношений (этому будут позже посвящены це­лые разделы, поэтому здесь мы останавливаемся толь­ко на сюжетно важных моментах). Все в природе на­ходится в каких-то взаимоотношениях друг с другом, хотя бы потому, что нет ничего в мире, чего нельзя было бы соотнести с чем бы то ни было иным. Почему мы не видим этого в действительности? Мы «не видим» этого в действительности, потому что в действительности че­ловек по самой природе своей видит только логичные или, иначе, «целесообразные» для себя отношения. Это результат эволюции — видеть только то, что имеет смысл «видеть» (именно здесь исток феноменов «види­мого спектра» и т. д.).

Самым же важным доказательством данного положе­ния представляется яркий психопатологический симптом, носящий название «актуализация латентных свойств». Он заключается в том, что некоторые люди (преимуще­ственно шизоидного склада) при выполнении опреде­ленных заданий, направленных на установление взаимо­отношений тех или иных предметов друг с другом, пред­лагают нам экстравагантные и, как правило, более чем неожиданные решения. Например, при необходимости разбить карточки с картинками, на которых изображе­ны предметы, растения, животные и люди, на группы вместо стандартного для подавляющего большинства людей деления на предметы, растения, животных и лю­дей они осуществляют нечто весьма необычное: такой испытуемый может разложить эти карточки на деся­ток групп по весьма незаурядным признакам, — одной группе могут оказаться рисунки с растением, молот­ком, песцом, спортсменом и портрет человека с боро­дой. Он таким образом объясняет свой выбор: «Я вы­делил эту группу, потому что все в ней имеет отношение к железу. Во-первых, оно есть в почве на этой картин­ке, — и указывает на рисунок с растением, где изо­бражена и почва, но обычно испытуемые видят имен­но растение, а этот обратил свое внимание на узкую по­лоску земли под ним. — Во-вторых, из железа сделан молоток, в-третьих, песец водится в Сибири, где много железа, в-четвертых, у спортсмена в крови много гемог­лобина, где есть железо, а вот у этого старика борода как у Менделеева, который придумал периодическую табли­цу элементов, в которой также есть железо». Вероятно, нам эти отношения покажутся не слишком логичными. Действительно, в предложенной группе картинок были куда более очевидные и, казалось бы, целесообразные отношения, но это для нас. А нашему испытуемому бо­лее очевидными и целесообразными показались совер­шенно иные отношения. Причем (по крайней мере на момент обследования) он еще не страдал тяжелым пси­хическим заболеванием.

Итак, нестандартные «ассоциации», отношения — плохо это или хорошо? Однозначно ответить сложно, но что касается научного познания... Только один при­мер: около одной трети сотрудников физико-математи­ческих вузов, по данным различных исследований, име­ют подобные особенности, как у представленного нами выше испытуемого. Можно без преувеличения заклю­чить, что прогрессом цивилизации мы во многом обя­заны тому, что кто-то увидел ранее не замеченные от­ношения, которые были не «естественны» и предпола­гать их существование было бы верхом «нецелесообраз­ности».

Учитывая следующие позиции: фактов неограни­ченное множество, все факты находятся в причинно-следственных отношениях друг с другом, создавая та­ким образом события, все определяет все и это все не­ограниченно, — следует заключить, что абстрактное по­знание есть необходимый компромисс, позволяющий человеку осуществлять научное познание, а отношения познающего и познаваемого невозможны без опосреду­ющих систем, вносящих вместе с тем определенное ис­кажение.

Далее, так как само по себе абстрактное познание воз­можно лишь при условии равнозначности восприятия фактов и событий, подвергающихся познанию, его при­ходится расценивать как надуманное хотя бы потому, что основной компонент его—познающий — не может быть равноценным по восприятию с другими фактами или быть не фактом. Таким образом, научное познание должно строиться, исходя из представлений о точке об­зора, иное же — предмет методологической спекуляции. Это накладывает на нас как на познающих некие огра­ничения, точнее — это определяет те «результаты» по­знания, которые невозможно получить с соблюдением истинной научной строгости.

Теперь мы можем построить модель познания, где познающий действительно является центром. Она будет напоминать положение звездочета, стоящего под звезд­ным куполом. Одни звезды кажутся ему больше, другие меньше. Но что это, если не эффект перспективы? Рас­стояние между звездами кажется меньше, чем оно есть на самом деле. Купол двухмерен, хотя это не так. Возмож­но, одни звезды загораживают друг друга, сильно уда­лены друг от друга по отсутствующему третьему изме­рению —в глубину. Другие кажутся ему некими «компле­ксами», «системами», хотя в действительности ими не являются. И еще множество других деталей, которые де­лают результаты подобного познания смехотворными.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: