РАССКАЗ О ДЖОНЕ АСКГЛАССЕ И УГЛЕЖОГЕ ИЗ КАМБРИИ

Этот пересказ известной североанглийской притчи взят из «Истории Короля-ворона для детей», написанной Джоном Уотербери, лордом Портишедом. Сходство с другими легендами, которых великого правителя посрамляет ничтожнейший из его подданных, заставляет ученых сомневаться в ее подлинности.

Много лет назад на поляне в камбрийском лесу жил углежог. Был он беден, если не сказать, нищ. Одежда его со временем износилась, а сам он делался черен от пыли и копоти. Ни жены, ни детей он не нажил, и только поросенок по кличке Уголек скрашивал его суровый быт. День-деньской проводил углежог на поляне, где всего-то и было хозяйства, что дымящаяся куча угля, присыпанная землей, и шалаш, выстроенный из валежника и дерна. Но углежог не унывал и радовался жизни – во всяком случае, пока его не трогали.

Однажды летним утром на поляну выскочил олень. Вслед за ним показалась большущая стая собак, а чуть погодя и толпа всадников с луками. Несколько мгновений на поляне стояли гвалт и сумятица: ничего было не разобрать за конским топотом, лаем своры и звуками охотничьих рогов.

Потом, так же внезапно, как появились, охотники исчезли в лесу – все, кроме одного.

Углежог огляделся. Ровная лужайка вокруг превратилась в грязное месиво, от шалаша ветки на ветке не осталось, а разворошенная куча угля полыхала огнем. Не помня себя от ярости, повернулся он к незнакомцу и принялся осыпать того отчаянной бранью.

Впрочем, охотнику было не до него. Он давно ускакал бы с остальными, когда б не Уголек, который с визгом носился у лошади под ногами и никак не желал отставать. Одет незнакомец был во все черное, но с изыском, на ногах у него красовались сафьяновые сапоги, а лошадиная сбруя блистала самоцветами. Это был не кто иной, как Джон Аскгласс, именуемый Королем-Вороном, правитель Северной Англии и части Иных Краев, величайший из магов, каких рождала земля. Но углежог, чьи познания о мире за пределами поляны были весьма скудны, ничего этого не знал. Он видел лишь, что всадник не обращает на него внимания, и не на шутку разозлился.

– А ну, отвечай! – прокричал углежог охотнику.

Через поляну тек ручей. Джон Аскгласс посмотрел на воду, потом на Уголька, который все сновал туда-сюда меж копытами лошади, протянул руку и превратил поросенка в лосося. Лосось высоко подскочил, нырнул в воду и уплыл. Затем и Джон Аскгласс исчез в лесной чаще.

Углежог проводил его взглядом, посокрушался и побрел к угольной куче. Там он прибил огонь и, как мог, восстановил насыпь. Как известно, куча угля, пострадавшая от собачьих лап и конских копыт едва ли сохраняет прежний вид. Углежогу слезы навернулись на глаза при виде поруганного детища.

Итак, он отправился в аббатство Фернесс попроситься к монахам поужинать, поскольку его собственный ужин втоптали в грязь. Дойдя до монастырских врат, углежог позвал Елемозинария, чьей обязанностью было наделять неимущих едой и одеждой. Монах радушно встретил его, дал добрую головку сыра и одеяло, а после спросил, отчего у бедняги такой несчастный вид.

Углежог и повел свой рассказ. Надобно знать, что изложение столь долгой и путаной истории требует некоторой сноровки, коей он не обладал. Так, уделив много времени охотнику, оставшемуся на поляне, он ни словом не обмолвился об его изысканной одежде и дорогих перстнях, отчего собеседник даже не заподозрил в обидчике короля. Углежог назвал его «черным человеком», и монах представил себе еще одного вымазанного в грязи бедняка.

Елемозинарий был само участие.

– Значит, Уголек теперь стал лососем… – грустно протянул он. – На твоем месте я пошел бы и потолковал со святым Кентигерном. Уверен, он найдет, чем тебе помочь. Лососи – по его части.

– Святым Кентигерном, говорите? И где же мне найти такого нужного человека? – оживился углежог.

– У него есть церковь в Гриздейле. Эта дорога приведет тебя прямо к ней.

Вот так углежог и отправился прямиком в Гриздейл, где, придя в церковь, стал барабанить по стенам и орать, что есть мочи, призывая святого Кентигерна, пока сам покровитель не выглянул с небес – спросить, в чем, собственно, дело.

Углежог долго и негодующе описывал причиненный ему ущерб, особо отметив роль охотника в черном.

– Ну-с, – бодро отозвался святой Кентигерн. – Посмотрим, что тут можно сделать, Святые вроде меня всегда обязаны внимать мольбам грязных, оборванных бедняков вроде тебя, даже таким грубиянам. Вы – наша особая забота.

– Это мы-то? – польщенно спросил углежог Святой Кентигерн спустился на землю, сунул руку в купель и извлек откуда лосося. Потом он немного встряхнул рыбину и – гляди-ка! – она превратилась в Уголька, такого же чумазого и смышленого, как прежде.

Углежог засмеялся и захлопал в ладоши Он, было, собрался обнять поросенка на радостях, но тот только взвизгнул и понесся кругом с обычной для него прытью.

– Ну вот, – произнес святой Кентигерн, не без удовольствия наблюдая за трогательной сценой. Счастлив, что сумел ответить на твои мольбы

– Но ты не ответил! – вскричал углежог. – Ты должен покарать этого негодяя, моего врага?

Тут святой Кентигерн наморщил брови и принялся втолковывать бедняку, что надо прощать врагов и подставлять другую щеку.

Однако углежог не привык к христианскому всепрощению, и привыкать не собирался.

– Бленкатра его задави! – воинственно ревел он, потрясая кулаками. (Бленкатрой звалась небольшая гора чуть севернее Гриздейла.)

– Пожалуй, обойдемся – тактично отказался святой. – Горы не в моей власти. Но, если я не ослышался, твой недруг – охотник? Быть может, если он вернется с пустой сумой, это научит его хоть отчасти уважать ближнего? Стоило святому Кентигерну так сказать, и Джон Аскгласс (который все еще охотился) свалился с лошади и угодил в ров с камнями. Он хотел выбраться, но не смог, как если бы его удерживала некая таинственная сила; попытался применить магию, но и это не помогло. Английские скалы и земля уважали Джона Аскгласса и охотно ему повиновались, однако неведомую силу, похоже, чтили еще больше.

Король просидел во рву целый день и всю ночь, на заре странная сила вдруг отпустила его – совершенно продрогшего, вымокшего и несчастного. Он выбрался на пригорок, нашел коня и поскакал к себе в замок, в Карлайл.

– Где вы были? – спросил Уильям Ланчестер. – Мы ждали вас вчера к вечеру.

Тут Джон Аскгласс решил не распространяться о том, что его превзошел неизвестный чародей, поэтому, на мгновение задумавшись, ответил:

– Во Франции.

– Во Франции?! – Уильям Ланчестер поразился. – И вы были у короля? Что он сказал? Не думают ли они снова на нас напасть?

Джон Аскгласс произнес несколько расплывчатых, туманных и загадочных фраз – словом, таких, какие можно ожидать от волшебника, – и удалился в свои покои, где тотчас сел на пол перед серебряным блюдом с водой. Там он обратился к сущностям великого значения (как-то: западному ветру и звездам) и попросил рассказать, кто загнал его в каменный ров. В блюде возник силуэт углежога.

Джон Аскгласс велел подать коня и свору собак, после чего поскакал прямиком на поляну.

Тем временем углежог поджарил головку сыра, которым снабдил его монах, и отправился поискать Уголька в надежде порадовать поросенка лакомством.

В его отсутствие появился Джон Аскгласс со своей сворой. Он обошел всю поляну, пытаясь понять ход событий и гадая, почему столь могучий и опасный чародей живет в убогом шалаше и жжет уголь. Но тут его взгляд упал на обжаренный сыр. Даже в наши дни не всякий сможет устоять перед таким искушением, и короли здесь не разнятся с углежогами. Джон Аскгласс рассудил так: раз ему принадлежит вся Камбрия, то и лес этот – его собственность, а значит, и сыр – тоже. Поэтому он сел и умял его без остатка, а закончив, дал собакам облизать себе пальцы.

Тут-то и вернулся углежог. Посмотрел он на Джона Аскгласса, на пустую подложку из листьев, где лежал сыр да как закричит

– Опять ты? Взял и оставил меня без ужина! Углежог подскочил к Джону Аскглассу и сгреб его за грудки.

– Что я тебе сделал? Отвечай!

Джон Аскгласс не произнес ни слова (видимо, чувствуя, что ситуация складывается не в его пользу). Он высвободился из углежоговой хватки, сел на коня и ускакал прочь.

Углежог снова пошел в аббатство Фернесс.

– Этот злодей опять явился ко мне и съел весь мой сыр! – пожаловался он елемозинарию.

Тот покачал головой, сокрушаясь о греховности мира сего.

– Возьми еще, – предложил он бедняку. – Может, хлеба в придачу?

– Какой святой отвечает за сыр? – не унимался углежог.

– Святая Бригитта, – ответил монах после минутного раздумья.

– И где же мне найти ее милость?

– В Бекермете есть посвященный ей храм. – Елемозинарий указал на дорогу, которой было удобнее всего туда добраться.

Итак, углежог пришел в Бекермет, а найдя церковь, принялся бряцать алтарной утварью и голосить, пока святая Бригитта не выглянула с небес и не спросила с тревогой, чем может служить.

Углежог долго и подробно описывал вред, нанесенный его молчаливым врагом.

Святая Бригитта сказала, что ей очень жаль это слышать.

– Мне кажется, тебе лучше обратиться к кому-то другому. Я покровительствую молочницам и сыроварам, помогаю маслу взбиваться, и сырам зреть. Если их съедают не те, кому положено, тут уж я ничего не могу поделать. Ворами и украденной собственностью заведует святой Николай. А еще есть святой Александр из Команды, который любит углежогов. Может быть, – с надеждой произнесла она, – ты помолишься им?

Углежог не пожелал обращаться к упомянутым особам.

– Грязные, оборванные бедняки вроде меня – ваша особая забота! – нажимал он – Сотвори чудо!

– А что, если человек этот вовсе не желал оскорбить тебя молчанием? – заметила святая Бригитта. – Не думал ли ты, что он может быть нем?

– Вот и нет! Он говорил со своими собаками, и те виляли хвостом, слыша хозяйский голос. Святая, принимайся за дело! Обрушь Бленкатру ему на голову!

Святая Бригитта вздохнула.

– Нет, этого мы не допустим. Но раз он похитил твой ужин, его следует проучить. Небольшой урок ему не повредит. Совсем маленький

Джон Аскгласс и его свита собирались опять поохотиться, как вдруг на конюшенный двор забрела корова. Она подошла прямо туда, где стоял король со своим скакуном, и завела долгую проповедь на латыни – проповедь о грехе воровства. Когда она замолчала, конь повернул голову и важно заметил, что совершенно согласен с коровой, и что ее слова требуют самого пристального внимания. Повисла долгая пауза. Слуги и придворные, онемев, не сводили глаз с короля. Ничего подобного здесь никогда не видели.

– Да это магия! – воскликнул Уильям Ланчестер. – Но кто посмел?…

– Я сам ее сотворил, – поспешно ответил Джон Аскгласс.

– Вот как? – удивился Уильям. – Но зачем?

– Чтобы полнее осознать собственные грехи и заблуждения, – ответил король после минутного замешательства, – как приличествует христианину.

– Да, но вы же ничего не крали! Зачем тогда…

– Боже правый, Уильям! – вскричал Джон Аскгласс. – Не слишком ли много вопросов? Решено: на охоту я нынче не еду!

Он уединился в розарии, чтобы не слышать нотаций коня и коровы, но легче от этого не стало – все розы вдруг повернули к нему красные и белые головки и принялись распространяться о долге богатого перед бедным, а цветы позловреднее верещали: «Вор! Вор!» Джон Аскгласс заткнул уши, закрыл глаза – тут же примчались его собаки, начали тыкаться носом в лицо и рассказывать, что очень-очень огорчены его поведением. Под конец король укрылся в тесной каморке под самой крышей, но камни замковых стен тут же пустились в долгий диспут о воровстве, сдабривая его цитатами из Библии.

Джону Аскглассу не пришлось долго гадать, кто все это подстроил, – и корова, и конь и цветы в саду особо упирали на хищение жареного сыра. Он решил разузнать побольше о странном колдуне и его намерениях. Для этого Джон Аскгласс призвал самых сведущих в магии существ – воронов. Через час полчище его крылатых слуг поднялось в небо и полетело, затмевая небо точно огромная каменная глыба.

Вскоре на поляне углежога стало черным-черно от тысяч мельтешащих крыльев. С деревьев сорвало все листья, углежога сбило с ног и прижало к земле. Вороны заглянули ему в душу, изучили все его воспоминания и сны на предмет магии. Для пущей предосторожности они заглянули в душу Угольку. Так вороны узнали все, что снилось человеку и поросенку еще в материнской утробе, узнали их мысли и чаяния на всю жизнь вперед, вплоть до встречи с Всевышним. И нигде – ни крупицы магии. Когда вороны сгинули, на поляну, нахмурившись и сложив руки, вышел сам Джон Аскгласс. Неудача крылатых посланцев его крайне разочаровала

Углежог медленно встал и ошарашенно огляделся. Сгори лес в пожаре – ему досталось бы меньше. Вместо деревьев кругом торчали одни голые стволы, а вся земля покрылась слоем обломанных веток и черных, как сажа, перьев.

– Почто ты меня преследуешь? – вскричал углежог с каким-то исступленным негодованием.

Джон Аскгласс по-прежнему не говорил ни слова.

– Я обрушу Бленкатру тебе на голову! Клянусь! Ты знаешь, на что я способен! – Углежог ткнул в его сторону измазанным пальцем. – Ты… это… знаешь!

На следующий день он спозаранку стоял у монастырских ворот. Отыскал Елемозинария – тот как раз собирался к заутрене.

– Мой враг пришел снова, – сказал углежог, – и разорил весь мой лес. Сгубил его на корню!

– Вот негодяй! – сочувственно покивал монах.

Углежог решил действовать напрямик.

– Какой святой отвечает за воронов?

– Воронов? Что-то не припомню. – Монах на мгновение задумался. – Хотя у святого Освальда жил ручной ворон, к которому тот был чрезвычайно привязан.

– И как же мне разыскать его святость?

– Ему недавно отстроили церковь в Грасмире.

Итак, углежог отправился в Грасмир, а дойдя туда, принялся голосить и дубасить по стенам подсвечником.

Святой Освальд выглянул с небес и закричал.

– Что, обязательно вопить во всю глотку? Я не глухой! Чего тебе надо? И поставь подсвечник на место – он денег стоил!

Здесь нелишне отметить, что святой Кентигерн и святая Бригитта вели монашескую жизнь и отличались кротостью и долготерпением. Святой Освальд, однако, был королем и сражался на поле брани, а следовательно, являл собой несколько иной тип угодника Божия.

– Монах из аббатства Фурнесс говорит, вы любите воронов, – объяснился углежог

– «Люблю» сильно сказано, – ответил святой Освальд. – В седьмом веке один из них повадился сидеть у меня на плече и расклевывать ухо в кровь.

Углежог рассказал о своем молчаливом обидчике.

– А нет ли у него причин тебе докучать? – спросил святой Освальд с ехидцей. – Ты, случайно, не крошил его стены дорогими подсвечниками? Углежог решительно отмел домыслы о заслуженной каре.

– Хмм… – задумался вслух святой. – Обычно только короли имеют право охотиться на оленей.

Углежог смотрел недоуменно.

– Итак, что мы имеем? – продолжал рассуждать святой Освальд. – Всадника в черном, обладателя большой магической силы, который вдобавок повелевает воронами и охотится с королевским размахом. Никого не напоминает? Увы, по-видимому, нет. Так вот, мне кажется, я знаю, о ком ты говоришь. Тип этот и впрямь очень заносчив, так что, пожалуй, будет нелишне немного его приструнить. Если я правильно понял, тебя оскорбило его молчание?

– Да!

– В таком случае, развяжу-ка я ему язык. Ненадолго.

– И это – наказание? – возмутился углежог. – Нет уж, пусть лучше его задавит Бленкатрой!

Святой Освальд рассерженно фыркнул,

– Тоже мне – учитель выискался! Будь покоен, я знаю, как ему досадить!

Стоило святому произнести эти слова, как Джон Аскгласс, до того молчавший, вдруг заговорил в несколько взволнованной и торопливой манере. Поначалу это никого не испугало, хотя раньше ничего подобного за ним не водилось Челядь и придворные почтительно внимали королю, но прошла минута, а за ней – час, другой, третий, миновало время ужина, вечерней службы, наступила ночь – а Джон Аскгласс не умолкал. Он изрекал пророчества, толковал библейские притчи, рассказывал истории эльфийских земель, диктовал поварские рецепты. Хуже того – он разглашал тайны: тайны военные, колдовские, сатанинские божественные, делился подробностями самого скандального свойства, вследствие чего в королевстве Северной Англии разразилось несколько теологических и политических кризисов. Чего только не делали Томас Дандейл и Уильям Ланчестер чтобы остановить короля, – молили, грозили, увещевали – все было напрасно. Наконец, им пришлось запереть его в башне – подальше от чужих ушей а так как подданным не годится оставлять государевы слова без внимания, оба советника разделили его заключение. Спустя ровно три дня Джон Аскгласс замолчал. Еще через два он отправился на разоренную поляну.

Встретив его, Углежог решил, что святой Освальд внял-таки просьбе и обрушил Бленкатру на голову незнакомцу – до того тот был бледен и жалок

– Что тебе от меня нужно? – устало произнес Джон Аскгласс.

– Ха! – выпалил углежог с победным видом. – Проси прощения за то, что превратил Уголька в рыбу.

Повисла долгая пауза.

В конце концов Джон Аскгласс, стиснув зубы, попросил у углежога прощения.

– Больше ничего?

– Исправь все, что разорил!

В тот же миг и куча угля, и шалаш вернулись к первозданному виду, деревья заново срослись, зазеленели листья, а всю поляну устлал ковер из густой мягкой травы.

– Что-нибудь еще?

Углежог зажмурил глаза и напрягся, пытаясь вообразить немыслимую роскошь.

– Еще одну свинью! – потребовал он наконец.

Джон Аскгласс уже начал подозревать, что где-то просчитался, хотя решительно не понимал, где именно. Тем не менее он нашел в себе силы ответить:

– Ты ее получишь, если пообещаешь никому не рассказывать, от кого она и за что тебе досталась.

– Как бы я это рассказал? – спросил углежог. – Я даже не знаю, кто ты. А что? – спохватился он, прищурившись. – Кто ты такой?

– Никто, – поспешно отозвался Джон Аскгласс.

Он сотворил вторую свинью – точную копию Уголька, и пока углежог славил удачу, сел на коня и ускакал прочь в совершеннейшем замешательстве.

Вскоре после этого король возвратился в столицу – Ньюкасл. Следующие полвека слуги и придворные частенько вспоминали богатые дичью угодья Камбрии, но Джон Аскгласс не терял бдительности и вернулся туда, лишь удостоверившись, что углежога больше нет в живых.

КОММЕНТАРИИ

Предисловие

С. 11. Сиды – от ирландского Aes Sidhe – люди холма) в кельтской мифологии божественные существа, обитавшие под землей, в холмах и пещерах, иногда на чудесных островах в океане. Впоследствии они превратились в банши, фей, эльфов и других персонажей народных преданий.

С. 13. «Король Джон и аббат» (в русском переводе С. Маршака «Король Джон и епископ» или «Король Джон и пастух») – старинная английская баллада, впервые вышедшая в лубочных листах между 1650 и 1690 гг. Король Джон (не исторический Иоанн Безземельный, а собирательный фольклорный образ короля), желая расправиться с аббатом Кентерберийским за «богатство и громкую славу», задает ему три вопроса, которые не могут разрешить ученые Оксфорда и Кембриджа, и лишь неграмотный пастух легко придумывает остроумные отгадки.

С. 20. Радклифф, Анна (1764–1823), английская писательница, автор готических романов.

С. 25. «Эдинбургский журнал» (точнее «Blackwood’s Edinburgh Magazine »по имени основателя Уильяма Блеквуда) издавался с 1817 года, поддерживал тори. Отличаясь воинственным духом, соперничал с «Эдинбургским обозрением» ( «Edinburg Review »которое поддерживало вигов (в тексте «Дам из Грейс-Адье» «Обозрение» упоминается чуть ранее). «Blackwood’s Magazine» также упомянут в предисловии к повести «Том Ветер-в-поле, или Как был построен волшебный мост в Торсби».

С. 40. Робин Добрый Малый, плутишка Робин, Пак – наряду с Обероном и Титанией персонаж комедии Шекспира «Сон в летнюю ночь». В отличие от имени Оберона, заимствованного Шекспиром, вероятно, из старофранцузского романа оГюоне Бордосском, или Титании, чье имя упоминается в метаморфозах Овидия и поэме Эдмунда Спенсера «Королева фей», Пак – исконный персонаж английских народных преданий и баллад. В пьесе Шекспира Robin Goodfellow появляется во втором акте (сцена первая).

Наружностью твоей и обращением,

Быть может, и обманываюсь я,

Но, кажется, ты точно дух лукавый

По имени Робин, иль Добрый Друг.

Не ты ль девиц пугаешь деревенских?

То сливочки снимаешь с молока,

То мельницы ручные их ломаешь,

То не даешь хозяйке масла сбить,

То не даешь закиснуть их напитками!

Не ты ль с пути сбиваешь пешеходов

И тешишься их страхом и досадой?

Но кто тебя зовет любезным Паком,

Тем счастие приносишь ты с собой,

И сам за них работы исполняешь,

Не ты ли, Пак?

(пер. Н. М. Сатина)

Иль просто с виду ты ему подобен,

Иль в самом деле ты Плутишка Робин,

Лукавый дух. Не ты по деревням

Девиц пугаешь? Зерна мелешь сам?

Снимаешь сливки и часами сплошь

Работнице сбить масло не даешь?

Ты портишь дрожжи в пиве? Ты морочишь

Ночного путника и вслед хохочешь?

А кто тебя зовет «дружочек Пак»,

Тому ты рад помочь и так и сяк.

Скажи мне, это ты?

(пер. М. Лозинского)

На Гиблом холме

С. 62. Джон Обри (1626–1697) – английский историк и антиквар, член Королевского научного общества, прославившийся краткими биографическими очерками знаменитых современников. Кроме того, множество старинных обычаев и историй об эльфах были бы навсегда потеряны для мира, если бы Джон Обри не упомянул о них в своих хрониках. Судебные тяжбы разорили наследника известного и богатого рода, поэтому большую часть жизни он прожил прихлебателем в знатных семействах, уповая на милость друзей. Джона Обри часто обвиняют в неточностях, отсутствии систематического подхода, использовании сомнительных материалов, слухов и сплетен. Впрочем, приводя в своих работах непроверенные сведения или непристойные анекдоты, он всегда указывал в примечаниях на сомнительность источника и зачастую был виноват лишь в том, что повторял слышанное от других или виденное собственными глазами.

С. 72. Лошадка и охапка (Horse and Hattock) – выражение пришло из шотландского фольклора. Эльфы обрели крылья лишь в викторианской литературе, раньше им было свойственно передвигаться, используя пук соломы или капустную кочерыжку. По свидетельству Джона Обри, когда эльфы хотят магическим способом переместиться из одного места в другое, то выкрикивают «Лошадка и охапка».

С. 73. Элиас Ашмол (1617–1692) – основатель музея и библиотеки древней истории, изящных искусств и археологии при Оксфордском университете, член Королевского научного общества, увлекался так же алхимией, астрологией и прочими эзотерическими материями.

С. 80. Pharisee – саффолкское название фей (эльфов). Слово fae или faerie пришло в староанглийский из старофранцузского и происходит от латинского «Фата» – Парка, сохранившегося в таких сочетаниях, как Фата-Моргана. Долгое время оно бытовало в форме phairie (в частности, так в «Демонологии» короля Якова I). Pharisee (farisee) возникло в саффолкском диалекте из формы множественного числа и как омоним слова «фарисей» частенько приводило к недоразумениям, в том числе к попыткам доказать существование фей при помощи Библии.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: