Сделай Сам Свою Работу на 5

Языки, отклоняющиеся от полностью закономерной формы





Не все такие языки можно равно просто охарактеризовать. •Поскольку они стремятся к тем же конечным целям, что и полно­стью закономерные языки, но достигают их в меньшей степени или неправильными путями, то в их строении не может наблюдаться столь ясная последовательность. Выше, при обсуждении строения предложения, кроме китайского языка, обходящегося вообще без грамматических форм, мы выделили три возможные формы язы­ков: флективную, агглютинативную и инкорпорирующую. Все язы-кинесут в себе одну или несколько из этих форм, и при сравнитель­ной оценке их достоинств вопрос упирается в то, как они воплощают эти абстрактные формы в своих конкретных формах или даже, ско­рее, каков принцип этого воплощения или смешения. Отличие аб­страктных языковых форм от конкретных, реально представленных, как я надеюсь, будет полезно уже тем, что смягчит неприятное впе­чатление от возвеличения одних языков как единственно оправдан­ных, тогда как другие тем самым объявляются менее совершенными. Ведь то, что среди абстрактных форм флективную можно назвать единственно правильной, было бы трудно оспорить. Однако нега­тивная оценка остальных форм не в равной мере годится для конк­ретных языков, поскольку ни в одном из них нет исключительного господства какой-либо одной из этих форм, но всегда живо отчетли­вое стремление к правильной форме. Тем не менее этот момент нуж­дается в еще более пристальном рассмотрении.




Тем, кто знаком с несколькими языками, должно быть хорошо известно чувство того, что если эти языки находятся на одинаковом культурном уровне, то каждый из них имеет свои собственные досто­инства и ни для одного нельзя допустить решительного преимущества перед другими. Но точка зрения, предложенная в настоящих замет­ках, находится в прямом противоречии с этим наблюдением; для мно­гих она могла бы показаться еще более отталкивающей, поскольку основной упор в данных заметках делается на то, чтобы показать тесную и неразрывную взаимосвязь языков и духовных способностей наций. Кажется поэтому, что негативная оценка языков касается также и народов. Здесь, однако, необходима более тонкая дифферен­циация. Выше мы уже отмечали, что, хотя достоинства языков вооб­ще зависят от энергии духовной деятельности, еще более конкретно они зависят от специфической склонности последней к выражению мысли посредством звука. Несовершенство языка поэтому указыва­ет лишь на то, что нация уделяет ему меньше внимания, но ничего не говорит о других интеллектуальных достоинствах последней. Во всех рассуждениях мы прежде всего исходили из строения языков и при оценке его также не выходили за его собственные пределы. Беспристрастные исследователи едва ли станут отрицать, что это строение в одном языке обладает большими преимуществами по сравнению с другим: в санскрите — по сравнению с китайским, в гре­ческом — по сравнению с арабским. Хотя можно пытаться произве­сти сравнительную оценку достоинств этих языков, все же нужно в любом случае признать, что плодотворный принцип духовного развития одухотворяет все эти языки. Отсюда, однако, вытекают разнообразные следствия, и если бы мы захотели не распростра­нять их на такие предметы, как обратное воздействие этих языков на национальный дух и интеллектуальный уровень народов, кото­рые их создали (насколько это вообще находится в пределах чело­веческих возможностей), мы должны были бы вообще отрицать на­личие каких бы то ни было связей между духом и языком. С этой стороны, следовательно, предлагаемая точка зрения полностью оправдывается. Возможно, однако, еще то возражение, что отдель­ные, преимущества языка могут предпочтительно способствовать развитию отдельных аспектов интеллектуальной жизни и что сами духовные способности наций гораздо более различаются в соответст­вии с их смешанным характером и конкретными свойствами, неже­ли по параметрам, поддающимся количественному измерению. И то и другое, бесспорно, верно. Однако истинные преимущества языков нужно все же искать в их всесторонней и гармонической силе. Они суть орудия, в которых нуждается духовная деятельность, пути, по которым она движется. Поэтому они только тогда оказываются действительно благотворными, когда облегчают и вдохновляют дви­жение этой деятельности в любом направлении, превращают ее в ту отправную точку, из которой гармонически развивается любая конк­ретная их разновидность. Притом, что можно охотно признать, что форма китайского языка, может быть, лучше любой другой подчер­кивает силу чистой мысли и как раз ввиду отсечения всех мелких






и служащих помехой соединительных звуков более полным и интен­сивным образом направляет дух в эту сторону; притом, что чтение даже немногих китайских текстов доводит это впечатление до вос­хищения, все же даже самые решительные защитники этого языка вряд ли могли бы утверждать, что он отводит духовной деятельности то истинно центральное место, отправляясь от которого равно ус­пешно могли бы расцвести поэзия и философия, научное исследова­ние и искусство красноречия.

Следовательно, из чего бы я ни исходил в своих наблюдениях, я не могу не констатировать в явном и неприкрытом виде решитель­ного противопоставления языков с полностью закономерной и от­клоняющейся от этой полной закономерности формой. Согласно моему глубочайшему убеждению, это утверждение выражает прос­то неоспоримый факт. Я не игнорирую и не пренебрегаю наличием отдельных преимуществ и у отклоняющихся языков, не отрицаю искусности их технического строения; я не признаю за ними лишь способности упорядоченно, всесторонне и гармонически оказывать самостоятельное воздействие на дух. Никто не может отстоять даль­ше, чем я, от осуждающей оценки какого бы то ни было языка, пусть даже самого дикого. Я счел бы такое суждение не только унижаю­щим самые сокровенные черты человеческой природы, но и несовмес­тимым с любой правильной теорией, основанной на размышлениях и языковом опыте. Ибо каждый язык всегда остается отображением первоначальной врожденной языковой способности, и для достиже-

ния простейших целей, необходимо стоящих перед всяким языком, воздвигается столь искусное строение, что для его постижения тре­буется специальное исследование, не говоря уже о том, что любой язык, помимо уже развитой своей части, обладает непостижимой способностью как к собственной своей модификации, так и к вклю-

чению в себя все более богатых и высоких идей. При всем сказанном выше я подразумевал нации, ограниченные сами собой. Однако они подвержены также и иностранным влияниям, и их духовная дея­тельность тем самым может получать дополнительный стимул, ко­торым они не обязаны языку и который, напротив, служит для рас­ширения объема последнего, ибо каждый язык обладает гибкостью, позволяющей ему вбирать в себя все лежащее на его пути и всему этому придавать собственное выражение. Он никогда и ни при ка­ких условиях не может стать абсолютным пределом для человека. Вопрос состоит лишь в том, находится ли исходный пункт для роста творческих сил и расширения идей в самом языке или он чужд ему, другими словами — одухотворенно или всего лишь пассивно и по-

датливо стремится он к этим целям.

Итак, если подобное различие между языками действительно существует, то спрашивается, по каким признакам его можно рас­познать? И может показаться односторонним и не соответствующим всей глубине предмета то, что я нашел его именно в грамматическом методе построения предложения. Поэтому в мои намерения вовсе не входило подобное ограничение этого различия, ибо оно, очевидно, в равной мере содержится в любом элементе и в любом их соединении.


Однако я намеренно обратился к тому, что образует как бы фунда­мент языка и в то же время играет решающую роль в развитии понятий. Логическая упорядоченность предложений, их ясная раз­граниченность, точная определенность их взаимоотношений созда­ют необходимое основание для любых, даже высочайших, проявле­ний духовной деятельности, но, как должно быть очевидно для каждого, существенным образом зависят от рассмотренных выше различных языковых методов. При правильном методе с легкостью осуществляется и правильное мышление, и естественно, что при дру­гих методах ему приходится преодолевать трудности или по мень­шей мере пользоваться гораздо меньшим содействием со стороны языка. То же самое состояние духа, из которого происходят три выделенные выше типа языкового устройства, само собой, распрост­раняется и на формирование всех остальных элементов языка, од­нако все же более явно сказывается на построении предложений. Надо сказать, что построение предложений оказалось предметом, особенно хорошо пригодным для фактического рассмотрения язы­кового строя, и это обстоятельство чрезвычайно важно для иссле­дования, которое, в сущности, стремится к разысканию в факти­ческом, исторически манифестированном языковом материале той формы, которую языки придают духу или в которой они внутренне перед ним предстают.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.