ЧЕЛОВЕК С ПРЕКРАСНЫМ ХАРАКТЕРОМ 10 глава

Вслед за первым апотекарием подбежали остальные, в тело Воителя воткнули шипящие иглы и морнивальцев бесцеремонно отодвинули в сторону.

Локен беспомощно наблюдал за усилиями апотекариев стабилизировать состояние Воителя. На глаза навернулись слезы, и он оглянулся по сторонам, тщетно пытаясь найти себе дело, чтобы оказаться полезным. Ничего не придумав, он почувствовал, что готов сетовать на небеса за то, что его сотворили таким могучим и таким бессильным.

Абаддон открыто плакал, и вид Первого капитана в таком состоянии лишь усилил страх Локена за жизнь Воителя. Аксиманд с угрюмым стоицизмом наблюдал за работой апотекариев, а Торгаддон, прикусив нижнюю губу, удерживал летописца от попыток подойти ближе.

Кожа Воителя приобрела пепельно-серый оттенок, губы посинели, а конечности стали твердыми; Локен решил, что он должен уничтожить силу, которая сокрушила Хоруса. Повернувшись, он решительно зашагал к «Славе Терры», намереваясь, если потребуется, разобрать зараженный гнилью корабль на молекулы.

– Капитан! – окликнул его один из апотекариев, воин по имени Ваддон. – Немедленно вызовите штурмкатер. Надо как можно скорее доставить Воителя на борт «Духа мщения».

Локен остановился, разрываясь между жаждой мести и своим долгом перед Воителем.

– Скорее, капитан! – поторопил его апотекарий, и сомнения мгновенно развеялись.

Локен молча кивнул и настроился на канал капитанов штурмкатеров, радуясь, что в этой суматохе у него появилась хоть какая-то цель. Через несколько мгновений один из медицинских катеров подтвердил получение вызова, а Локен, словно загипнотизированный, продолжал смотреть, как апотекарий борются за жизнь Воителя.

Судя по их лихорадочным движениям, битва была нелегкой. Жужжащий нартециум обрабатывал кровь в миниатюрных центрифугах и выдавал лоскутки синтетической кожи для обработки ран. Апотекарий, не понижая голосов, разговаривали между собой, но Локен улавливал только отдельные знакомые слова.

– Элементы Ларрамана не справляются…

– Гипоксическое отравление…

К Локену подошел Аксиманд и положил руку на его плечо.

– Ничего не говори, Маленький Хорус, – предостерег его Локен.

– Я и не собирался, – проворчал Аксиманд. – Он поправится. В этом месте нет ничего такого, что могло бы надолго вывести Воителя из строя, Гарвель.

– Откуда ты знаешь? – срывающимся голосом спросил Локен.

– Просто знаю, и все. Я верю в него.

– Веришь?

– Да, – ответил Аксиманд. – Верю, что Воитель слишком силен и слишком упрям, чтобы поддаться тому, что случилось. Ты и опомниться не успеешь, как мы снова станем его боевыми псами.

Локен кивнул, и в это время воздух, взвихренный двигателями снижающегося штурмкатера, лишил их возможности говорить. Корабль с воем покружил над головами, расплескивая болотную жижу, но вот полозья коснулись земли, и судно совершило посадку, обдав всех брызгами мутной воды.

Еще до того как катер окончательно замер, морнивальцы вместе с апотекариями подняли тело Воителя и подбежали к кораблю в тот момент, когда трап едва коснулся земли. Не успели они уложить раненого на медицинскую каталку, как двигатели снова взвыли, поднимая катер с поверхности спутника Давина. Трап с треском захлопнулся за ними, и Локен заметил, как накренился катер, направляемый пилотом почти отвесно вверх. Апотекарии тотчас присоединили Воителя к медицинским приборам, в вены воткнули толстые иглы и трубки, а рот и нос закрыли маской для подачи кислорода.

Внезапно почувствовав себя лишним, Локен упал на одно из сидений в корме катера и уронил голову на руки.

Остальные морнивальцы сделали то же самое.

Сказать, что Каркази был несчастлив, значило ничего не сказать. Его обед остывал, Мерсади Олитон опаздывала, а вино, которое он пил, мало чем отличалось от машинной смазки. И в довершение ко всему его перо скользило по плотной бумаге «Бондсмана № 7» без всякого вдохновения. Игнаций стал избегать шумных сборищ в Убежище частично из-за опасений снова встретиться с Вендуин, но больше всего из-за царившей там угнетающей обстановки. Вандализм посетителей превратил бар в мрачное и унылое место, и хотя многие летописцы собирались там в поисках вдохновения, Каркази не испытывал такой потребности.

Вместо этого он приобрел привычку оставаться на одной из нижних палуб, где летописцы часто перекусывали, но в остальное время помещение пустовало. Одиночество помогало ему обдумывать то, что произошло в тот вечер, когда он уличил Эуфратию Киилер в распространении брошюр Божественного Откровения, но никак не помогало в творчестве.

Она не проявила ни тени раскаяния, когда Игнаций предстал перед ней с листками в руке, а только убеждала присоединиться к ней в молитве Богу-Императору перед импровизированным алтарем в ее комнатке.

– Я не могу, – сказал он тогда. – Это же смешно, Эуфратия, неужели ты сама не понимаешь?

– Что же в этом смешного, Иг? – спросила она. – Подумай сам: мы принимаем участие в величайшем Крестовом Походе, известном человечеству. В Великом Крестовом Походе – то есть в религиозной войне!

– Нет, нет! – запротестовал он. – Это совсем не одно и то же. Целью Похода является вовсе не распространение религии, и мы покинули Терру не ради того, чтобы вернуться к устаревшим концепциям веры. Только рассеяв тучи религиозных предрассудков, мы можем постичь истину, здравый смысл и моральные устои.

– Верить в бога не значит поддаваться предрассудкам, Игнаций, – сказала Эуфратия, протягивая ему еще одну книжицу Божественного Откровения. – Вот, прочти ее и сам все поймешь.

– Я не собираюсь это читать! – Он швырнул брошюру на пол. – Я и так знаю, о чем там говорится, и мне это не интересно.

– Игнаций, но ты же ничего не понимаешь. А для меня теперь все совершенно ясно. После того, как это чудовище на меня напало, я пряталась. Пряталась в своей комнате и в своих мыслях, а теперь понимаю, что мне надо было только впустить свет Императора в свое сердце, и я сразу же исцелилась бы.

– А разве Мерсади и я не имели к твоему выздоровлению никакого отношения? – саркастически усмехнулся Каркази. – Зачем же ты тогда провела столько времени, выплакивая свои страхи у нас на плече?

– Конечно, вы помогли мне, – сказала Эуфратия, подходя ближе и протягивая руки к его щекам. – Вот поэтому я и решила донести до тебя это послание и рассказать о том, что поняла сама. Игнаций, это очень просто. Мы создаем своих собственных богов, а благословенный Император – Повелитель Человечества.

– Создаем собственных богов? – возмутился Игнаций, отшатнувшись от нее. – Нет, моя дорогая, невежество и страх создают богов, восторженность и обман поддерживают их, а человеческая слабость им поклоняется. Так было всегда, на протяжении всей истории. А когда люди ниспровергают старых богов, они находят новых, чтобы поставить на освободившееся место. Почему ты считаешь, что это что-то другое?

– Потому что чувствую, как свет Императора горит во мне.

– Ну конечно, как я могу с этим спорить!

– Избавь меня от своего сарказма, Игнаций! – с неожиданной враждебностью воскликнула Эуфратия. – Я считала, что ты достаточно открыт для доброй вести, но вижу перед собой ограниченного глупца. Уходи, Игнаций, я больше не хочу видеть тебя.

Так он оказался один в коридоре, смущенный и лишившийся единственного друга, которого обрел совсем недавно. После того случая Эуфратия больше не разговаривала с ним. Он и видел ее всего лишь однажды, но она даже не ответила на его приветствие.

– Игнаций, ты заблудился в собственных мыслях? – спросила Мерсади Олитон, и ее неожиданное появление прогнало грустные воспоминания.

– Прости, дорогая, – сказал он. – Я не слышал, как ты подошла. Я был очень далеко отсюда – сочинял очередную поэму, недоступную пониманию капитана Локена и не заслуживающую внимания Зиндерманна.

Она улыбнулась, мгновенно принимая его легкомысленный тон. Рядом с Мерсади невозможно было долго предаваться унынию, она была из тех, кто заставляет человека постоянно радоваться жизни.

– Одиночество идет тебе на пользу, Игнаций, ты меньше склонен поддаваться соблазнам.

– Ну, не знаю, не знаю,– сказал он, поднимая бутылку с вином.– В моей жизни всегда найдется место для соблазнов. Если я не поддамся хоть какому-то из них, я считаю день прожитым зря.

– Игнаций, ты неисправим! – засмеялась Мерсади.– Но хватит об этом. Что такое случилось, что ты оторвал меня от моих записей и попросил о встрече? Я должна сегодня присутствовать при возвращении штурмгруппы со спутника.

Смущенный ее прямотой, Игнаций не мог решить, с чего начать свой рассказ, а потому предпочел самый осторожный подход.

– Ты давно не встречалась с Эуфратией?

– Я видела ее вчера вечером, как раз накануне отправки штурмгруппы. А что случилось?

– Ты не заметила ничего странного?

– Думаю, заметила. Резкое изменение ее внешности меня несколько удивило, но она же работает в области изобразительных искусств. Я решила, что такие перемены для нее – обычное дело.

– Она не пыталась тебе что-нибудь передать?

– Передать мне? Нет. Послушай, Игнаций, к чему ты клонишь?

Каркази передвинул к ней по столу потрепанную брошюру и увидел, как изменялось выражение ее лица по мере того, как Мерсади читала заголовок. Она явно поняла, что это за произведение.

– Где ты это взял? – спросила она, оторвавшись от чтения.

– Мне дала ее Эуфратия, – ответил Каркази. – Очевидно, она захотела распространить идею о Боге-Императоре в первую очередь среди нас, поскольку мы ей помогли, когда она нуждалась в поддержке.

– Бог-Император? Она что, совсем лишилась рассудка?

– Не знаю, может, и так, – сказал Каркази, наливая себе вина. Мерсади протянула ему стакан, и он наполнил его тоже. – Я не думаю, что она вполне оправилась после пережитого в Шепчущих Вершинах, несмотря на ее заверения в обратном.

– Это безумие,– сказала Мерсади.– Ее сертификат мгновенно будет отозван. Ты сказал ей об этом?

– Почти, – ответил Каркази. – Я пытался ее образумить, но ты знаешь, как ведут себя религиозные люди – они не желают воспринимать никаких доводов.

– И?

– И ничего. После этого она просто вышвырнула меня из своей комнаты!

– Так, значит, ты действовал с присущим тебе «тактом»?

– Возможно, я мог быть и поделикатнее, – согласился Каркази. – Но я был потрясен, что такая умная женщина повелась на такую чепуху.

– И что же нам с этим делать?

– Вот об этом я и хотел поговорить с тобой. Я не имею ни малейшего представления. Как ты думаешь, может, поговорить об Эуфратии с кем-то еще?

Мерсади, прежде чем ответить, сделала большой глоток вина.

– Я думаю, что стоит попытаться.

– Есть какие-то идеи насчет подходящей кандидатуры?

– Зиндерманн?

Каркази вздохнул:

– Я так и знал, что ты предложишь его. Я недолюбливаю этого человека, но, возможно, в нашей ситуации это лучший выбор. Если кто-то и сможет разубедить Эуфратию, то только итератор.

Мерсади вздохнула и наполнила оба стакана.

– Не хочешь ли выпить?

– Вот теперь ты заговорила на моем языке, – ответил Каркази.

Еще около часа они обменивались историями и воспоминаниями о менее сложных временах, прикончили бутылку вина и послали сервитора за следующей. К тому моменту, когда опустела и эта бутылка, Каркази и Мерсади уже строили планы грандиозной симфонической поэмы из документальных находок Мерсади в стихотворной обработке Игнация.

Они смеялись и болтали, старательно избегая всяческих упоминаний об Эуфратии Киилер и грядущем предательстве по отношению к ней.

Но звон тревожного колокола прервал их болтовню, а коридор стал быстро наполняться бегущими людьми. Поначалу Мерсади и Игнаций не обращали на них внимания, но людей становилось все больше и больше, и друзья решили выяснить, что происходит. С бутылкой и стаканами в руках они неверными шагами направились к люку, ведущему в коридор, где царил сущий бедлам.

Солдаты, гражданские служащие, летописцы и рабочие палубной команды торопливо стекались на стартовую палубу. Повсюду виднелись залитые слезами лица, а кое-где люди обнимали друг друга, разделяя горе.

– Что происходит? – крикнул Каркази, хватая за плечо пробегавшего мимо солдата.

Человек раздраженно обернулся:

– Отцепись от меня, старый дурак!

– Я только хотел узнать, что случилось, – сказал Каркази, пораженный его грубостью.

– Вы что, не слышали? – всхлипнул солдат. – Все только об этом и говорят.

– О чем? – прервала его Мерсади.

– Воитель…

– Что с ним? Он в порядке?

Человек печально качнул головой:

– Спаси нас, Император, но Воитель погиб.

Бутылка, выскользнув из пальцев Каркази, разлетелась осколками по полу, а сам он мгновенно протрезвел. Воитель мертв? Нет, конечно, здесь какая-то ошибка. Воитель наверняка выше таких понятий, как смертность. Игнаций взглянул на Мерсади, и на ее лице прочел те же самые мысли. Солдат, которого они остановили, стряхнул с плеча руку Игнация и побежал дальше по коридору, оставив летописцев переваривать ужасное известие.

– Это не может быть правдой, – прошептала Мерсади. – Этого просто не может быть!

– Я знаю. Здесь какая-то ошибка.

– А если ошибки нет?

– Я не знаю, – сказал Каркази. – Но все равно нам надо все подробно разузнать.

Мерсади кивнула и подождала, пока Игнаций заберет со стола свой «Бондсман № 7», а затем они присоединились к толпе, плотным потоком устремившейся к стартовой палубе. Переваривая мысль о возможной смерти Воителя, оба они проделали весь путь молча. Каркази ощутил, как под грузом тяжелого известия зашевелилась его муза, и постарался не отталкивать ее только потому, что она явилась в неподходящее время.

Случайно подняв голову, он заметил отходящий в сторону коридор, ведущий на наблюдательную палубу, расположенную как раз над пусковым люком, через который влетали и вылетали штурмкатера. Он потянул туда Мерсади, но она упиралась, пока не выслушала его план.

– У нас нет никакой возможности попасть на посадочную палубу, – пояснил Каркази, отдуваясь. – А там нам удастся увидеть прибытие штурмкатера, и с верхней галереи видно все, что творится на палубе.

Они откололись от людского потока и свернули в сводчатый коридор, ведущий на наблюдательную палубу. Оттуда через сплошную стену из закаленного стекла можно было видеть свет далеких звезд и сияющие корпуса далеких грузовых крейсеров, принадлежащих Адептус Механикус. Внизу зиял огромный, как пещера, люк грузовой палубы, подсвеченный злобно мигающими красными огоньками локаторов.

Мерсади притушила свет, и вид за окном стал отчетливее.

Желто-коричневая сфера спутника Давина висела в пустоте перед ними, ее грязноватая поверхность была прикрыта тонким слоем облаков. Туманная корона неяркого света обволакивала спутник, и издали все выглядело вполне мирно.

– Я ничего не вижу, – пожаловалась Мерсади.

Каркази прижал лицо и руки к стеклу, чтобы отгородиться от отражений и рассмотреть хоть что-то кроме себя и Мерсади. И вот он увидел. Взлетающим мотыльком с поверхности поднялось далекое пятнышко огня и направилось к «Духу мщения».

– Вон он! – воскликнул Игнаций, указывая на летящий огонек.

– Где? Подожди-ка, я вижу его! – отозвалась Мерсади и замигала, чтобы запечатлеть в памяти образ летящего корабля.

Каркази видел, что огненное пятно увеличивается, по мере приближения берет курс на пусковой люк и принимает очертания летящего штурмкатера. Не надо было быть пилотом, чтобы понять, насколько рискованным и нервным был его полет. Крылья корабля сложились в последнее мгновение перед тем, как катер нырнул в обрамленный красными огнями люк.

– Пошли! – сказал Игнаций и, взяв Мерсади за руку, повел ее к лесенке на галерею.

Ступеньки оказались узкими и крутыми, так что Каркази пришлось пару раз остановиться и перевести дух. Оказавшись на галерее, он увидел, что штурмкатер уже замер на палубе и трап заднего люка медленно опускается.

Почти непрерывно звенел колокол возвращения, вокруг трапа собралось множество Астартес, и вот из корабля появились четверо космодесантников в помятых и заляпанных грязью доспехах. На своих плечах они несли тело, прикрытое знаменем Легиона.

У Каркази при виде их сдавило грудь, а сердце словно окаменело.

– Морнивальцы! – воскликнула Мерсади. – О нет…

Вслед за этой четверкой из люка выехала каталка, на которой лежал огромного роста воин без верхних доспехов.

Даже с такого расстояния Каркази не мог сомневаться, что на каталке лежит не кто иной, как Воитель, и хотя при виде поверженного воина еще непролитые слезы наполнили глаза, он испытал облегчение, поняв, что мертвое тело принадлежало не Хорусу. Он услышал, как Мерсади моргает, запечатлевая в памяти развернувшуюся сцену, но знал, что это напрасно: ее взгляд тоже был затуманен слезами. Следом за носилками из штурмкатера вышла женщина-летописец, леди Вивар, ее одежда тоже была порвана, покрыта пятнами крови и болотной грязью, но Каркази тотчас забыл о ней, как только увидел, что к каталке подбежали еще несколько воинов. Эти Астартес носили белые доспехи. Не останавливая стремительное продвижение носилок по посадочной палубе, они окружили Воителя, и сердце Каркази взволнованно встрепенулось – он узнал апотекариев Легиона.

– Он еще жив, – сказал Игнаций.

– Как? Откуда ты знаешь?

– Апотекарии еще работают с ним! – рассмеялся Игнаций, и чувство облегчения показалось ему слаще самого сладкого вина.

От радости, что Воитель не погиб, они бросились друг другу в объятия.

– Он жив! – всхлипывала Мерсади. – Я знала, что это так. Он не может умереть.

– Нет,– кивнул Каркази.– Не может.

Разомкнув руки, они склонились над перилами и смотрели, как Астартес везут лежащего Воителя по грузовой палубе. Огромные противовзрывные двери распахнулись при их приближении, но навстречу хлынула толпа собравшихся людей. Их горестные крики и стенания были слышны даже сквозь стекло обзорной палубы.

– Нет,– прошептал Каркази. – Нет, нет, нет.

Астартес не собирались замедлять шагов перед этой массой людей и стали грубо расталкивать их, расчищая себе путь. Морнивальцы везли каталку и беспощадно расшвыривали людей, не обращая внимания на последствия. Каркази увидел, как упали и были затоптаны несколько человек, и похолодел.

Продвижение Астартес по палубе было отмечено кровью. Каталка вскоре скрылась за створками люка, направляясь на медицинскую палубу.

– Несчастные…– прошептала Мерсади.

Она опустилась на колени, с ужасом глядя на палубу, которая выглядела как поле битвы: раненые солдаты, летописцы и рабочие лежали, истекая кровью. Были погибшие. И только потому, что эти люди оказались на пути Астартес.

– Им все равно, – выдавил Каркази, с трудом веря своим глазам. – Они убили этих людей и даже не обратили на это внимания.

Не в силах оправиться от шока, вызванного легкостью, с которой Астартес пробивали себе дорогу через толпу людей, Каркази вцепился в перила так, что побелели костяшки пальцев.

– Как они посмели? – твердил он.– Как они посмели?

Он чувствовал, что в его сердце закипает ярость. Внезапно Игнаций заметил закутанную в накидку женщину, пробиравшуюся к раненым и покалеченным людям.

Прищурившись, он узнал стройную фигуру Эуфратии Киилер.

Эуфратия раздавала брошюры Божественного Откровения, и она была не одна.

Малогарст просматривал запись высадки на стартовой палубе и угрюмо хмурился, глядя, как Сыны Хоруса пробивают себе дорогу через толпу, бросившуюся к телу Воителя. Пиктпроектор, установленный на столе в личных покоях Хоруса, повторял запись снова и снова, и каждый раз, когда изображение появлялось, Малогарсту хотелось, чтобы оно было другим, но мерцающие образы складывались в одну и ту же картину.

– Сколько убитых? – спросил Гектор Варварус, стоящий за спиной Малогарста.

– У меня еще нет точных сведений, но, по меньшей мере, двадцать один человек умер, многие тяжело покалечены, а кое-кто никогда не выйдет из комы.

Проектор снова включил изображение, и Малогарст мысленно проклял тяжелые кулаки Локена и остальных, хотя ему трудно было осуждать Астартес за их рвение. Состояние Воителя было критическим, и никто не знал, выживет ли он, так что стремление поскорее доставить раненого в медицинский отсек было вполне понятно.

– Плохо дело, Малогарст, – вздохнул Варварус. – Астартес не выбраться из этого дела без потерь.

Малогарст тоже вздохнул.

– Они считали, что Воитель умирает, и действовали соответственно обстановке.

– Соответственно? – переспросил Варварус– Я не думаю, что люди с этим согласятся, друг мой. Когда слух о происшествии распространится, это сильно подорвет репутацию Космодесанта.

– Слух не распространится, – заверил его Малогарст. – Я наблюдаю за всеми, кто был на палубе в тот день, и заблокировал все линии вокс-связи корабля, кроме командной.

Гектор Варварус, худой, высокий и угловатый, как грабли, обладал особой отточенностью движений – эти черты он приобрел, занимая пост лорда-командира армии Шестьдесят третьей экспедиции.

– Можете мне поверить, Малогарст, это дело наверняка выйдет наружу. Раньше или позже, но о нем станет известно. Все тайное становится явным. О подобных вещах люди не могут молчать, и в нашем случае исключений не будет.

– Так что вы предлагаете, лорд-командир? – спросил Малогарст.

– Вы в самом деле хотите услышать мое мнение, Мал, или ваш вопрос – дань вежливости?

– Я действительно хочу знать ваше мнение, – ответил Малогарст и улыбнулся, сознавая, что говорит искренне.

Варварус был хитер и опытен и хорошо понимал мысли и настроения смертных.

– Тогда вы должны рассказать людям о том, что случилось. Надо быть честным.

– В таком случае покатятся чьи-то головы, – заметил Малогарст. – Люди будут требовать крови.

– Так дайте им кровь. Если это то, что они потребуют, надо уступить. Кто-то должен заплатить за жестокость.

– Жестокость? Неужели мы должны употребить это слово?

– А как еще это можно назвать? Воины Астартес совершили убийство.

Тяжесть предъявленного Варварусом обвинения подкосила Малогарста, и он медленно опустился на один из стульев у стола Воителя.

– Вы хотите, чтобы я пожертвовал воином Астартес ради их спокойствия? Я не могу на это пойти.

Варварус навис над столом, многочисленные знаки отличия и регалии маленькими солнцами отразились в черной полированной поверхности.

– Пролилась кровь невинных, и, насколько я могу судить, причины, заставившие ваших воинов так поступить, ничего не изменят.

– Гектор, я не могу этого сделать, – сказал Малогарст, качая головой.

Варварус подошел и встал рядом с ним.

– И вы, и я, мы оба поклялись в верности Империуму, разве не так?

– Да, так, но я не понимаю, какое сейчас это имеет значение?

Генерал посмотрел в глаза Малогарста.

– Мы поклялись нести идеалы благородства и справедливости, которые проповедует Империум, так?

– Да, но это же совсем другое. В этом случае есть смягчающие обстоятельства…

– Это к делу не относится, – отрезал Варварус. – Принципы Империума должны что-то значить, иначе государство бесполезно. Если вы отвернетесь от них, вы нарушите клятву верности. Вы этого хотите, Малогарст?

Не успел он ответить, как в застекленную дверь покоев Воителя кто-то негромко постучал, и Малогарст обернулся посмотреть, кто им мешает.

Белым призраком в накидке с капюшоном, закрывающим верхнюю часть лица, перед ними предстала Инг Мае Синг.

– Госпожа Синг, – произнес Варварус, склоняясь в глубоком поклоне.

– Лорд Варварус, – ответила она мягким и каким-то невесомым голосом.

Она вернула поклон лорду-командиру и, несмотря на свою слепоту, абсолютно точно определила направление – эта способность никогда не переставала нервировать Малогарста.

– Что случилось, госпожа Синг? – спросил он, втайне радуясь ее вмешательству.

– Я принесла известия, которые имеют отношение к вам, сэр Малогарст, – ответила она, обращаясь лицом к нему. – Равновесие астропатических потоков нарушено. Мои коллеги ощущают зарождение в варпе большой волны – мощной и быстро увеличивающейся.

– И что это означает?

– Что грань между мирами становится тоньше, – сказала Инг Мае Синг.

АПОТЕКАРИОН

МОЛИТВЫ

ИСПОВЕДЬ

Ваддон, сменивший доспехи на хирургическую робу, еще никогда за всю долгую службу апотекарием Сынов Хоруса не был так близок к отчаянию, как сейчас. Перед ним на операционном столе лежал Воитель, и его беззащитное тело было облеплено датчиками и утыкано иглами. Для нормализации кровяного давления через плотную маску к его лицу подавался кислород, а капельницы впрыскивали в вены сыворотки и растворы. Медицинские сервиторы готовили свежую кровь для полного переливания, и вся операционная гудела от лихорадочной деятельности.

– Мы теряем его! – закричал апотекарий Логаан, глядя на монитор, отражающий сердечную деятельность. – Кровяное давление стремительно падает, сердечный ритм прерывистый. Сердца вот-вот остановятся!

– Проклятье! – выругался Ваддон. – Введите еще дозу сыворотки Ларрамана, кровь никак не желает сворачиваться… И подведите еще одну капельницу!

С потолка мгновенно спустился жужжащий нартециум, и многочисленные руки помощников, повинуясь громкому крику Ваддона, принялись за работу. Свежие клетки Ларрамана были введены непосредственно в плечо Воителя, и кровотечение замедлилось, хотя и не прекратилось. По многочисленным трубкам в тело Воителя подавалась перенасыщенная кислородом кровь, но ее запас истощался с невероятной быстротой.

– Состояние стабилизируется, – выдохнул Логаан. – Пульс замедлился, а кровяное давление немного поднялось.

– Хорошо, – сказал Ваддон. – Значит, мы получили небольшую передышку.

– Но этого явно недостаточно, – заметил Логаан. – Скоро мы исчерпаем все свои возможности.

– Я не желаю слышать таких вещей в операционной! – бросил Ваддон. – Мы не можем его потерять.

Грудь Воителя резко поднималась и опускалась, дыхание вырывалось из груди резкими, частыми толчками, а из раны на плече снова выступила кровь.

Из двух полученных Воителем ран эта выглядела наименее опасной, но Ваддон понимал, что именно она лишает его жизни. Колотое ранение в груди уже практически исцелилось, ультразвуковые сканограммы показывали, что легкие восстановились и отключились от резервной системы.

В то время как апотекарии работали с максимальным напряжением, морнивальцы бесцельно слонялись в тревожном ожидании. Ваддон никогда не предполагал, что его пациентом станет Воитель. Организм примарха настолько же отличался от организма обычного воина Астартес, как физиология космодесантника от физиологии смертного человека. Только Император обладал достаточными знаниями, чтобы что-то исправлять в телах примархов, и этот факт не мог не оказывать влияния на состояние апотекариев.

На панели нартециума зажегся зеленый огонек, и Ваддон подошел, чтобы взять информационный планшет с последними данными. Столбцы цифр и текста скользили по блестящей поверхности, и хотя большая часть данных ничего не говорила Ваддону, того, что он понял, было достаточно, чтобы впасть в отчаяние.

Убедившись в стабильности состояния Воителя, апотекарии вышел из операционной и подошел к морнивальцам, сожалея, что не может сказать им ничего утешительного.

– Что с ним случилось? – резко спросил Абаддон. – Почему он до сих пор там лежит?

– Если говорить честно, Первый капитан, я не знаю.

– Что значит «я не знаю»?! – закричал Абаддон. Он схватил Ваддона за грудки и стукнул его о переборку так, что с другой стороны на изразцовый пол со звоном посыпались серебряные подносы со скальпелями, хирургическими ножницами и зажимами.

– Почему ты не знаешь?!

Локен и Аксиманд бросились оттаскивать Абаддона, а Ваддон ощутил, как железные пальцы медленно сворачивают ему шею.

– Эзекиль, отпусти его! – кричал Локен. – Это никому не поможет!

– Ты не можешь допустить, чтобы он умер! – рычал Абаддон, и Ваддон поразился, увидев в его глазах всепоглощающий ужас. – Это же Воитель!

– А ты думаешь, я этого не знаю? – выдохнул Ваддон, как только с его шеи отцепили руку Абаддона.

Он медленно сполз по стене, чувствуя, как опухает поврежденное горло.

– Если ты позволишь ему умереть, Император тебя проклянет, – прошипел Абаддон, порывисто меряя шагами операционный зал. – Если он погибнет, я сам тебя уничтожу!

Аксиманд увел Абаддона подальше от апотекария, а Локен и Торгаддон помогли ему подняться на ноги.

– Это какой-то маньяк, – прохрипел Ваддон. – Уберите его из медицинского отсека!

– Он не в себе, апотекарий, – сказал Локен. – Да и все мы тоже.

– Тогда держите его подальше от моих людей, – предупредил его Ваддон.– Он не может контролировать свои поступки и становится опасным.

– Это мы сделаем, – пообещал Торгаддон. – А теперь – что ты можешь нам сказать? Он выживет?

Ваддон немного помедлил, собираясь с мыслями, и поднял упавший планшет.

– Как я уже говорил, я не знаю. Мы словно дети, пытающиеся починить сложнейший механизм. Мы даже отдаленно не представляем себе, как устроено его тело и на что оно способно. У меня нет никаких догадок относительно полученных повреждений и их последствий.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: