Вечер, встреча предводителей в Форт-Вейре 31 глава

Ф'нор быстро сходился с людьми, и его слегка забавляло, что многие, едва встретившись с ним, были готовы выложить все свои тайны. Таким образом ему удавалось узнать много полезного – ценой часов, потраченных на то, чтобы выслушивать многословные, часто бессвязные истории. Один из приятелей Ф'нора, молодой Торик из рыбачьего селения, рассказал ему о бухте с песчаным пляжем неподалеку от нового холда. Окруженная скалами, она была практически недосягаема со стороны материка. Молодой рыбак утверждал, что обнаружил там следы огненных ящериц. Он хотел запечатлить файра – и, возможно, ему повезет; он умел обращаться с животными, даже с хищными цеппи. В свое время Торик пытался убедить всадников Форт-Вейра, что достоин принять участие в обряде Запечатления драконов, но Т'рон отверг его. Юноша был сильно обижен на обитателей Форта и, узнав про их стычку с Ф'нором, полагал, что коричневый всадник тоже разделяет его чувства. Он сильно удивился, когда Ф'нор резко оборвал разговор на эту тему.

Двойственное отношение холдеров к всадникам давно занимало мысли Ф'нора. Неприязнь, смешанная с восхищением… Холдеры говорили, что всадники ставят себя выше их и обращаются с прочими жителями Перна высокомерно, надменно или снисходительно равнодушно. Но в то же время все обитатели холдов и мастерских – и мужчины и женщины – хотя бы в детстве мечтали пройти обряд Запечатления. И у многих это желание, перегорая, превращалось в озлобленную зависть. В свою очередь, люди Вейра считали, что во всем превосходят холдеров – но слишком часто проявляли не меньшую жадность к власти, богатству и женщинам. Иногда ремесленники были склонны упрощать ситуацию, утверждая, что Крылатые – просто один из цехов Перна, такой же, как и все остальные. Конечно, это не соответствовало истине. Ни один цех не заставлял своих членов постоянно рисковать жизнью, не требовал готовности в любой момент расстаться с ней – или с ее половиной, непроизвольно подумал Ф'нор. Он покачал головой; любая мысль о гибели или ранении его зверя была неприятна. Словно соглашаясь с ним, маленький золотой файр беспокойно шевельнулся на его плече, царапнув коготками широкий кожаный ремень перевязки.

Возможно, обида молодого Торика пройдет, если он запечатлит огненную ящерицу. В определенном смысле он почувствует себя удовлетворенным… как и другие люди, которым удастся обзавестись файрами. А если эти крохотные существа смогут переносить послания через Промежуток… Каким благодеянием это станет для Перна! Каждому – огненная ящерица? Звучит почти как боевой клич! Ф'нор фыркнул, представив, как на это отреагируют Древние. Неплохая встряска для них! Он захихикал, отгоняя заманчивое видение – обиженное лицо Т'рона, меж пальцев которого проскользнул файр – к какому-нибудь сопливому мальчишке-поваренку, низкорожденному холдеру. Что может сильнее ударить по высокомерной замкнутости Древних? Но надо быть справедливым к ним… В юности они посвятили свою жизнь драконам – и сделали это с чистым сердцем. Они терпят холод и боль, они рискуют жизнью в бесконечных сражениях с врагом. Они бьются с Нитями не ради славы, но потому, что в этом их предназначение. И выбор, который они совершили в юности, всего лишь первый шаг нелегкого жизненного пути. Когда проходит молодой задор и человек мужает, он все больше и больше ценит жизнь.

Тут Ф'нор вспомнил, что упустил возможность обсудить с братом некоторые проблемы, касающиеся Брекки. Теперь Ф'лар, вероятно, уже вернулся в Бенден. Втайне он ругал себя за то, что явно лез в чужие дела. Зачем ему вмешиваться в жизнь Южного? У Т'бора и так хватает неприятностей. Но стоило ему представить сцену, которую закатит Килара, если Орт' догонит Вирент'у… Нет, во имя Первого Яйца, с этим невозможно смириться!

Беспокойство не покидало его в течение всего путешествия, хотя Кант' время от времени успокаивающе посвистывал. Однако когда долгий путь был закончен и коричневый, кружа в лучах послеполуденного солнца, стал опускаться к полянам Южного, Ф'нор не чувствовал утомления. Несколько всадников кормили своих зверей, и он спросил Кант'а, не голоден ли тот.

«Брекка хочет тебя видеть», – сообщил в ответ коричневый, приземляясь около своего вейра.

– Наверно, будет меня бранить, – заметил Ф'нор, погладив лоснящуюся шею своего зверя. Он отошел в сторону, наблюдая, как дракон блаженно растянулся в теплой пыли.

Гралл соскользнула по ремню, и Ф'нор снова водворил ящерицу на плечо. Она недовольно чирикнула, цепляясь коготками за толстую кожу, когда он быстрыми шагами направился к вейру Вирент'ы. Гралл не любила тряски, а кроме того, была голодна.

Когда Ф'нор шагнул через порог, Брекка кормила Берда, своего файра. Она улыбнулась, услышав щебет Гралл, и подтолкнула к Ф'нору блюдо с мясом.

– Я беспокоилась, что ты отправишься назад Промежутком.

– Кант' не позволил.

– Он прав. Как твоя рука?

– С ней все в порядке. Там нечего было делать.

– Я слышала. – Брекка нахмурилась. – Все только об этом и говорят. У меня такое чувство… – Она нерешительно запнулась.

– Продолжай, – попросил Ф'нор, присаживаясь к столу. – Что ты чувствуешь? – Внезапно он ощутил волнение. Может быть, Вирент'а готова подняться в полет? Обычно Брекка оставалась спокойной; она не искала ни выгод, ни тщеславного удовлетворения в соревновании с другими обитателями Вейра. Брекка колеблется… Брекка в неуверенности… Само по себе это было событием.

Словно подслушав его мысли, девушка покачала головой и сжала губы.

– Нет, ничего такого… ничего личного. Мне просто кажется, что все пошло наперекос, начало странным образом меняться…

– И тебя это беспокоит? Мне помнится, ты тоже хотела кое-что изменить раз-другой? Скажем, позволить девочке запечатлить боевого дракона… раздать холдерам огненных ящериц…

– Я говорила об изменении традиций. А сейчас идет речь о том, что обстановка ухудшается, становится нестабильной…

– И твои прежние заботы уже не кажутся столь важными, да? О, милая моя девочка. – Он с любовью посмотрел на нее, глубоко тронутый печалью, которая читалась в ясных глазах девушки. – Килара сильно тебе докучает?

Глаза Брекки сузились, но она покачала головой.

– Вспомни, ты можешь потребовать, чтобы в первом полете Придит'у сопровождали и другие бронзовые… из чужих Вейров. Скажем, Н'тон из Бендена и Б'дор из Исты могли бы…

Брекка отвернулась и яростно затрясла головой.

– Не подсовывай мне своих друзей! – резко сказала она. – Мне нравится в Южном, и я хочу здесь остаться!

– Хочешь? Да тебя здесь бессовестно эксплуатируют… и не только местные!

Девушка уставилась на Ф'нора, удивленная его возбужденным видом. На миг коричневому всаднику показалось, что он уловил ее мысли, но в следующий момент глаза Брекки стали непроницаемыми. Что она хотела скрыть? Ф'нор многое бы отдал, чтобы узнать это.

– И все равно я останусь здесь, – прошептала девушка, положив кусочек мяса в широко разинутый рот коричневого файра. – Я не боюсь тяжелой работы. И, пожалуйста, – губы ее дрогнули, – не пытайся отнять у меня хотя бы те крошечные радости, которые я себе придумываю…

– Придумываешь?

– Ш-ш-ш… Ты беспокоишь файров.

– Они это переживут. Вот с тобой, Брекка, что-то неладно. Ты заслуживаешь много большего, чем жизнь в далеком маленьком Вейре. Ты такая… такая хорошая, великодушная, трудолюбивая… о, клянусь Скорлупой! – Ф'нор в смущении замолк.

– Да, трудолюбивая, добрая, способная, честная – целый список достоинств, – с улыбкой продолжала Брекка. Она тихо вздохнула. – Я выучила эту молитву наизусть, Ф'нор. Не надо, мой друг; я знаю, кто я есть.

И столько горечи было в ее словах, что Ф'нор, заглянув в затуманившиеся зеленые глаза девушки, не выдержал. Отбросив сдержанность и проклиная свою бестактность, он перегнулся через стол и поцеловал Брекку в губы.

Ф'нор хотел только утешить ее и был совершенно не подготовлен к тому, какое действие невинный поцелуй окажет на Брекку – и на него самого. Снаружи, где-то далеко, раздался трубный рев Кант'а.

Не отрывая взгляда от девушки, Ф'нор медленно поднялся, обошел стол и сел рядом на скамью, обняв Брекку здоровой рукой. Ее головка упала на плечо всадника, и, наклонившись, он ощутил аромат и свежесть ее губ. Тело девушки было покорным и мягким, руки обвились вокруг шеи Ф'нора. Словно вверяя себя его защите, она прижалась к нему с такой доверчивостью, какой Ф'нор никогда не встречал у другой женщины. Да он и не вспоминал сейчас о других – пылких, очаровательных, дарящих ему наслаждение… То, что он испытывал сейчас, было совсем иным. Брекка… такая потрясающая жертвенность и невинность…

Ф'нор резко поднял голову, всматриваясь в глубину зеленых глаз.

– Ты никогда не спала с Т'бором. – Он просто констатировал факт. – Ты вообще не спала с мужчиной.

Она спрятала лицо у него на плече, тело ее напряглось. Нежно коснувшись волос девушки, Ф'нор заставил ее поднять голову.

– Зачем же ты нарочно давала понять, что между тобой и Т'бором…

Она слабо покачала головой из стороны в сторону; глаза ее больше ничего не скрывали, лицо стало печальным.

– Ты хотела, чтобы другие мужчины держались подальше, не так ли? – настойчиво спросил Ф'нор, слегка встряхнув ее. – Для кого ты себя берегла?

Он знал ответ раньше, чем она произнесла хотя бы слово, знал его, когда пальцы девушки коснулись его губ, призывая к молчанию. Но почему она так печальна? Ф'нор не мог этого понять. Конечно, он был слепым глупцом, но теперь…

– Я люблю тебя с того дня, когда мы впервые встретились. Ты был так добр к нам… растерянным, вырванным из родных холдов и мастерских… Нас собрали во время того Поиска ради Вирент'ы, и одной из нас суждено было стать ее всадницей. Кому? Кто мог тогда сказать? А ты… ты был Крылатым, сыном Вейра, высоким, красивым и добрым… Разве я знала тогда… – Брекка запнулась, и глаза ее наполнились слезами, – разве я знала, что только бронзовые драконы летают с королевами!

Ф'нор притянул девушку к груди, его губы касались мягких волос, дрожащие пальцы Брекки гладили его плечи.

– Милая, – сказал он, когда ее рыдания затихли, – так вот почему ты отказалась от Н'тона?

Она кивнула и опять прижалась лбом к его груди, пряча лицо.

– Ты маленькая глупышка… изводишь сама себя… словно в наказание, – сказал Ф'нор с насмешливой нежностью. Он похлопал ее по плечу и с преувеличенным сожалением вздохнул. – Впрочем, ты родилась в мастерской, а что вы там знаете про обычаи племени Крылатых? Мораль холдеров – не для всадницы королевы. Госпожа Вейра должна считаться только с желаниями своего дракона и вступает в связь со многими всадниками, если ее королева выбирает разных самцов. Большинству девушек нравится такая свобода.

– Теперь я знаю об этом, – пробормотала Брекка, и тело ее словно застыло под руками Ф'нора.

– Что случилось? Я не нравлюсь Вирент'е?

– О, нет, нет! – Брекка выглядела испуганной. – Я хочу сказать… О, я не знаю, как объяснить тебе! Я люблю Вирент'у, но пойми же меня… Я не родилась в Вейре, и мне противно даже думать об этом! О такой… такой распущенности! Я не могу! Вот, я все сказала… Я не могу сделать это и боюсь, что буду мешать Вирент'е, когда придет ее время. Я не могу измениться так, чтобы принять обычаи Вейра. Я такая, какая есть!

Ф'нор попытался успокоить ее. Эта девушка, страдающая, неуверенная, разительно отличалась от той спокойной, серьезной Брекки, которую он знал.

– Никто не ожидает, что ты полностью изменишься… перестанешь быть прежней Бреккой… Но повадки драконов не осуждаются… во всяком случае, не всадниками. К тому же большинство королев предпочитает постоянно летать с одним бронзовым…

– Ты все еще не понимаешь… – Безнадежность звучала в ее голосе. – Я никогда не встречала мужчину, с которым могла бы… могла бы… – Ф'нор не разобрал ее тихий шепот. – Пока не увидела тебя. И я не хочу, чтобы другой владел мною… Я буду словно замороженной – и не сумею вернуть Вирент'у обратно! – Это был вопль отчаяния. – Я люблю ее, и когда она взлетит, я не смогу… Я думала, что мне удастся, но теперь я знаю… Нет, я… я…

Девушка попыталась вырваться, но Ф'нор даже одной рукой легко удержал ее. Внезапно она сникла в его объятиях.

– Значит, ты боишься потерять Вирент'у… Но любовь драконов отличается от человеческой. В такой момент мы живем их ощущениями, мы сами становимся драконами… и тут нет выбора. – Ф'нор крепко держал ее, чувствуя, что девушка старается отпрянуть от него, словно он стал ей также противен, как и неизбежно надвигающиеся события. Он подумал о всадниках Южного, о Т'боре – и тоже вздрогнул от гнева и отвращения. Люди, привыкшие потакать экзотическим вкусам Килары, могли нанести непоправимый вред этой невинной девочке.

Ф'нор бросил взгляд на низкое ложе и поднялся, прижимая Брекку к груди. Он шагнул к постели, потом замер, услышав чьи-то голоса, доносившиеся с опушки. Сюда могли войти.

Все еще удерживая девушку одной рукой, он понес ее к выходу, не обращая внимания на гневные протесты. Видимо, она разобралась наконец в его намерениях. Позади хижины Ф'нора, рядом с лежбищем Кант'а, была прогалина, заросшая высоким и мягким папоротником. Там им никто не помешает.

Ф'нор хотел быть нежным с ней, но девушка сопротивлялась с неожиданным ожесточением. Брекка кричала, что они разбудят спящую Вирент'у, умоляла не трогать ее. Он не был нежным – скорее настойчивым и жестоким, – но в конце, когда Брекка сдалась, ее страсть поразила Ф'нора. Казалось, их драконы тоже включились в любовную игру.

Ф'нор приподнялся на локте, осторожно отбросил пряди влажных, перепачканных соком папоротника волос с закрытых глаз девушки. Лицо ее стало спокойным, безмятежным, и горячая благодарность затопила Ф'нора. Мужчина никогда не знает заранее, как отзовется женщина на его любовь; слишком часто многообещающие намеки флирта в реальности оказываются пустым звуком.

Но Брекка и в любви была такой же искренней, такой же отзывчивой и щедрой, как всегда; в ее наивном неведении таилось больше чувства, чем в ухищрениях самой искусной женщины, когда-либо встречавшейся Ф'нору.

Веки девушки поднялись, и на долгий миг ее глаза задержались на лице Ф'нора. Затем она со стоном отвернулась, избегая его пристального взгляда.

– Ты жалеешь об этом, Брекка? – шепнул он, полный раскаяния.

– О, Ф'нор, что же я буду делать, когда поднимется Вирент'а?

Ф'нор чертыхнулся, затем замолчал и стал нежно баюкать прильнувшее к нему податливое тело. Он проклял про себя те различия, что существовали между Вейром и холдом, но пульсирующая боль в руке напомнила ему, что разница между всадниками была неменьшей. Он ясно понимал, что традиции и обычаи Крылатых, которые он почитал всю жизнь, теперь встали между ним и Бреккой. И он проклял их, и проклял себя, осознав наконец, что его неуклюжие попытки помочь девушке могли окончательно ее погубить.

Почти инстинктивно его сумбурные мысли достигли Кант'а, и Ф'нор попытался прервать контакт. Кант' не должен подозревать, какое сожаление сжимает сердце всадника из-за того, что его дракон – не бронзовый.

«Я так же велик, как самые большие бронзовые, – заявил Кант' с нерушимым спокойствием. Что-то промелькнуло в его ментальном сигнале – словно дракон слегка удивился, что должен напоминать своему всаднику про такой очевидный факт. – Я силен, достаточно силен, чтобы обогнать любого из здешних бронзовых».

– Верно! – Восклицание Ф'нора заставило Брекку повернуть голову. – Почему бы Кант'у не полететь за Вирент'ой? Во имя Первого Яйца, он может обойти любого бронзового! Даже Орт'а, если как следует постарается!

– Кант' полетит за Вирент'ой?

– Конечно.

– Но коричневые не летают с королевами. Только бронзовые могут…

Ф'нор крепко обнял девушку, пытаясь передать охватившее его ликование, облегчение и пьянящую радость, которую не мог выразить словами.

– Только по одной причине коричневые не летают с королевами – они меньше. Им не хватает выносливости для брачного полета с золотой самкой. Но Кант' огромен. Он самый большой, самый сильный, самый быстрый коричневый на Перне. Понимаешь, Брекка?

Внезапно тело ее ожило. Надежда вернула краски лицу девушки, блеск ее зеленым глазам.

– Такое когда-нибудь случалось?

Ф'нор нетерпеливо встряхнул головой.

– Пришло время отбросить те обычаи, что мешают нам. Почему бы не начать с этого?

Он снова начал ласкать ее. Брекка не сопротивлялась, но глаза ее оставались печальными, а тело застывшим.

– Я хочу, Ф'нор… О, как я хочу к тебе… – прошептала она. – Но холод охватывает меня… холод сжимает мое сердце…

Он поцеловал ее – долго, страстно, – без колебаний используя любую уловку, чтобы пробудить девушку.

– Брекка, прошу тебя…

– Испытать счастье… Что в этом может быть плохого, Ф'нор? – снова шепнула она; тело ее затрепетало.

Он снова приник к ее губам, призывая на помощь весь свой опыт, полученный в десятках случайных встреч, и всю силу своей любви, которая должна была соединить его с Бреккой телом, душой и мыслями навек. Да, навек – он чувствовал, знал… И коричневый дракон подтвердил это.

* * *

Килара кипела от ярости, когда мужчины, бросив ее на поляне, двинулись прочь. Волнение и гнев помешали ей найти подходящий ответ, но она сделает так, что эти двое пожалеют о своих словах! Она еще отплатит Ф'лару за потерю королевы файров! И с Т'бором она тоже сведет счеты! Он посмел сделать ей выговор в присутствии Ф'лара – ей, госпоже Южного, в чьих жилах течет благородная кровь властителей Телгара! О, Т'бор пожалеет об этом! Они оба пожалеют! Она им еще покажет!

Исцарапанная рука горела. Боль напомнила Киларе, что у нее были и другие причины для недовольства. Где эта соплячка? Где Брекка? Куда все подевались – в то время, когда Вейр должен быть полон людей? Почему они ее избегают? И где же, наконец, Брекка?

«Кормит ящериц. И мне тоже надо поесть». У Придит'ы был настолько сухой тон, что Килара, словно спросонок, удивленно посмотрела на свою королеву.

– Ты неважно выглядишь, – сказала она.

Поток мысленных проклятий и брани, которую Килара посылала вслед своим обидчикам, прервался, уступив место привычным заботам о самочувствии Придит'ы. Женщина инстинктивно ощутила, что не должна разрывать эмоциональной связи со своим драконом.

Ну, что ж, она не горит желанием лицезреть тупую крестьянскую физиономию этой Брекки. И ящериц она тоже не хочет видеть! Во всяком случае, не сейчас. Ужасные создания, неблагодарные! И вдобавок лишенные настоящих чувств. Эта маленькая тварь должна была понимать, что никто не собирается причинить ей вред… она хотела только показать ее.

Придит'а приземлилась на площадке кормления так резко, что Килара вскрикнула от пронзившей руку боли. Слезы выступили на ее глазах. И Придит'а тоже?

Но королева, не обращая на нее внимания, полурасправила крылья, прыгнула на жирного быка и начала насыщаться с такой жадностью, что Килара невольно забыла о своих обидах. Покончив с первой жертвой, Придит'а набросилась на вторую. Королева действительно была голодна, и Киларе пришлось признать, что в последнее время она пренебрегает своими обязанностями. Внезапно ей тоже захотелось есть; она представила себе, что второй бык – это Т'бор, третий, в которого вонзила зубы Придит'а, – Ф'лар, а завершившая обед крупная корова – Лесса. К тому времени, когда Придит'а насытилась, раздражение Килары утихло. Она вернулась в королевский вейр вместе с Придит'ой и долго скребла и чистила ее, пока кожа дракона не стала отливать ярким золотом. Наконец довольная Придит'а задремала, свернувшись на скале, нагретой солнцем, и Килара почувствовала, что искупила свою вину.

– Прости меня, Придит'а. Я не хотела обидеть тебя. Но они относятся ко мне так пренебрежительно… А каждый удар, нанесенный мне, роняет и твой престиж. Но скоро, скоро они не посмеют так обращаться с нами. Мы не останемся в этом унылом Вейре на краю света. Могущественные люди и самые сильные бронзовые станут искать наших милостей… Тебя будут чистить, скрести, умащивать маслом, холить и нежить. Ты увидишь, они еще пожалеют.

Веки Придит'ы были плотно сомкнуты, из ноздрей со слабым свистом вырывался воздух. Килара бросила взгляд на раздутый живот королевы. Она плотно поела и, пожалуй, будет спать долго.

– Я не должна позволять ей так наедаться, – прошептала Килара, качая головой. Но в тот момент, когда когти дракона вонзались в очередную жертву, она испытывала странное, необоримо притягательное чувство – словно горечь всех обид, оскорблений и неутоленных желаний вытекала из нее вместе с кровью животного, орошавшей траву пастбища.

Ее рука снова начала гореть. Она отряхнула куртку из толстой кожи; песок и пыль покрыли едва подсохшие царапины. Внезапно Килара ощутила грязь, отвратительную грязь, пыль, песок и пот, которые покрывали ее тело. Еще она почувствовала усталость. Ей надо выкупаться и поесть… и пусть Ранелли разотрет ее и умастит свежим маслом. Но сначала… сначала она даст кое-какие поручения Брекке… этой маленькой благонравной Брекке…

Она подошла к ее хижине сзади, со стороны окна, и услышала шепот. Это был мужской голос; в ответ раздался тихий смех Брекки. Килара замерла, пораженная. Радость? Да, радость и удовлетворение звучали в этом смехе. Она заглянула в окно, не опасаясь, что ее обнаружат; глаза Брекки были прикованы к лицу мужчины, стоявшего перед ней.

Ф'нор! И Брекка?

Коричневый всадник поднял руку и с такой нежностью погладил прядь волос, упавших на щеку девушки, что Килара больше не сомневалась – совсем недавно эти двое были любовниками.

Ее раздражение, почти остывшее, вспыхнуло снова; холодный, яростный гнев охватил Килару. Брекка и Ф'нор! Ф'нор, который столько раз отвергал ее милости! А теперь – Брекка и Ф'нор!

Килара отодвинулась от окна, и Кант' решил не беспокоить своего всадника.

Глава 10

Раннее утро, зал арфистов в холде Форт.
Полдень, холд Телгар

Робинтон, мастер-арфист Перна, надел новый камзол; прикосновение мягкой ткани к коже было таким же приятным, как и ее глубокий зеленый цвет, радующий глаз. Он повернулся из стороны в сторону перед зеркалом, проверяя, как лежит одежда на плечах и груди, и остался доволен. Видимо, мастер-ткач Зург учел его привычку сутулиться – полы камзола не провисали и не задирались. Позолоченный пояс и нож отлично гармонировали с новым платьем.

– Ножи! Ох уж эти поясные ножи! – Недовольная гримаса Робинтона отразила неприятные воспоминания. Он пригладил волосы и шагнул назад, чтобы осмотреть штаны. Да, мастер-кожевник Белесдан превзошел себя! Грубая и неяркая кожа цеппи была тонко выделана и окрашена зеленым – точно под цвет камзола. Оттенок башмаков был темнее; они мягко обнимали ступни и икры арфиста.

Зеленый! Робинтон усмехнулся про себя. Этот цвет не в почете ни у Зурга, ни у Белесдана, хотя получить соответствующий краситель не составляет труда. «Со временем мы избавимся от нелепых суеверий», – подумал Робинтон.

Он выглянул в окно, проверяя, высоко ли поднялось солнце. Сейчас оно стояло прямо над хребтом Форт. Следовательно, в Телгаре полдень и гости уже начали собираться. Ему надо подождать обещанного транспорта. Т'рон из Форт-Вейра неохотно согласился выполнить его просьбу, хотя по традиции, освященной сотнями Оборотов, глава арфистов мог требовать помощи от любого Вейра.

На северном небосклоне появился дракон.

Робинтон взял теплый плащ – в одной нарядной одежде он не выдержал бы леденящего холода Промежутка, – перчатки и свою лучшую гитару, упрятанную в войлочный чехол. Насчет нее он испытывал некоторые колебания. У Чада в Телгаре была превосходная гитара… с другой стороны, вряд ли мгновенный холод Промежутка повредит отличному дереву и струнам его собственного инструмента. В конце концов, дерево не столь уязвимо, как слабая плоть человека.

Проходя мимо окна, он заметил, как снижается второй дракон, и очень удивился.

Когда Робинтон вышел в небольшой дворик зала арфистов, то невольно издал возглас изумления. На востоке показался третий дракон!

Арфист вздохнул. Кажется, в этот день проблемы начались слишком рано; он надеялся, что его оставят в покое хотя бы до Телгара.

Итак, зеленая, синий и… о-о-о! – бронзовый! Крылья драконов сверкали в лучах утреннего солнца.

– Сибелл, Талмор, Брудеган, Тагетарл! Натяните лучшие тряпки и берите инструменты! Торопитесь – или я спущу ваши ленивые шкуры, а из кишок наделаю струн! – Громовой голос Робинтона проник в каждую комнату зданий, окружающих двор.

Две головы вынырнули из верхнего окна дома, где жили подмастерья.

– Сейчас, мастер!

– Идем!

– Одну минуточку!

Значит, четверо его арфистов да трое телгарских… у них будет прекрасный большой оркестр! Робинтон натянул на плечи плащ, забыв, что может измять прекрасный новый камзол, и иронически усмехнулся, рассматривая снижающихся драконов. Еще немного – и он узнает, чем вызвано это сборище.

Ему следует выбрать синего из Телгар-Вейра – он появился первым… Однако зеленого дракона прислал Форт, с которым у главной мастерской арфистов существовала долгая и прочная связь… С другой стороны, Бенден оказал наибольший почет, прислав бронзового…

«Выберу того, кто приземлится первым», – решил Робинтон и тут же озадачился, представив, как все три дракона одновременно касаются почвы. Он покинул двор, замкнутый четырехугольником строений, и вышел в расстилавшиеся перед ним поля. Крылатые звери могли опуститься только здесь.

Бронзовый приземлился последним, что исключало возможность почетного, но беспристрастного выбора. Три всадника сошлись на середине поля, в нескольких длинах дракона от растерянного пассажира, и тут же вступили в спор. Когда стало ясно, что синий и зеленый нападают на бронзового, Робинтон почувствовал, что должен вмешаться.

– Он связан с Форт-Вейром, – негодующе говорил зеленый всадник. – Мы имеем право…

– Он гость холда Телгар, – перебил синий. – Лорд Ларад потребовал, чтобы…

Бронзовый всадник, в котором мастер-арфист узнал Н'тона, одного из первых юношей простого звания, запечатливших дракона в Бендене несколько Оборотов назад, был терпелив и спокоен. Он отвесил вежливый поклон Робинтону и произнес:

– Достойный мастер сам разберется, кто прав.

Остальные обожгли его оскорбленными взглядами, но спор прекратили.

– Не вижу проблемы, – заявил Робинтон твердым, непререкаемым тоном, который он использовал весьма редко, давая понять, что возражения бесполезны.

Двое спорщиков замолчали и повернулись к арфисту, один – угрюмый, второй – негодующий.

– Для нашего цеха большая честь, что вы соперничаете из-за возможности послужить ему, – Робинтон сопроводил свои слова двумя ироничными поклонами, – и, должен вас обрадовать: мне нужны все три дракона. Пользуясь счастливой оказией, я намерен взять с собой в Телгар еще четырех арфистов.

Он подчеркнул слово «счастливой», заметив взгляды, которыми обменялись синий и зеленый всадники. У молодого Н'тона не дрогнул ни один мускул. Превосходные манеры у парня, хоть он родился в мастерской!

– Мне велели привезти тебя, – кисло заметил всадник из Форта.

– И выполнить поручение с таким удовольствием, чтобы я весь день чувствовал себя счастливым, – с живостью подхватил Робинтон. Он заметил, как синий всадник довольно ухмыльнулся, и поклонился ему: – Несмотря на то что я высоко ценю внимание Р'марта – хотя у него, кажется, были недавно какие-то трудности в Телгар-холде? – я полечу на драконе из Бендена. Его посланец, по крайней мере, оставил выбор за мной.

Его помощники уже выскочили из ворот и торопливо шли по полю, прижимая к себе инструменты; с их плеч свисали тяжелые плащи. Когда юноши, побледневшие от волнения, запыхавшиеся, но радостные, выстроились в ряд перед Робинтоном, он внимательно осмотрел каждого. Сибеллу было приказано подтянуть штаны, Талмору – застегнуть болтавшийся ремень, Тагетарлу – пригладить взлохмаченные волосы. Внешний вид Брудегана оказался безупречным, и мастер довольно кивнул.

– Мы готовы, мои господа, – объявил он и шагнул в сторону Н'тона, слегка поклонившись остальным всадникам.

– Я не могу сообразить… – начал зеленый всадник.

– Это заметно, – обрезал его Робинтон; голос его стал холоднее ледяного дыхания Промежутка. – Брудеган, Тагетарл, полетите на синем. Сибелл, Талмор – с ним. – Арфист кивнул на спорщика из Форт-Вейра.

Брудеган, сохраняя каменное спокойствие на лице, вежливым жестом предложил всадникам пройти вперед. Те подчинились без дальнейших возражений. Как все периниты, они немного побаивались арфистов. Никто не хотел в один прекрасный день стать героем какой-нибудь развеселой песенки, которую распевают по всей земле, от океана до океана.

Бронзовый Н'тона, на котором восседал арфист, появился в воздухе прямо над утесом, в толще которого был вырублен внутренний холд Телгара. Быстрая река, начинавшаяся на склонах восточного хребта, прорезала мягкий камень, образовав ущелье, которое постепенно расширялось и переходило в долину Телгара. Горный склон здесь спадал вниз уступами, напоминая гигантскую лестницу; на одном из таких уступов и располагался Телгар-холд. Сотня окон пяти его уровней была обращена к югу, благодаря чему внешние помещения холда были всегда хорошо освещены. Все окна закрывались тяжелыми бронзовыми ставнями – отличительный признак Телгара, подчеркивающий его богатство.

Сегодня стены великого Телгара переливались радугой знамен всех холдов Перна, кровь которых когда-либо смешивалась с благородной кровью телгарских властителей. Огромный двор был увит благоухающими ветвями и цветами лунного дерева; их аромат смешивался с аппетитными запахами, доносившимися из кухонь. Если судить по числу длинноногих скакунов, которые паслись между стадами скота по берегам реки, гости прибывали уже в течение нескольких часов. В эту ночь все комнаты в старом Телгар-холде будут заняты, и Робинтон порадовался, что ранг дает ему право на почетное место. Возможно, придется потесниться, ведь он привез с собой четырех арфистов. Они могут оказаться лишними; в этот день сюда наверняка устремились музыканты со всей округи. Впрочем, счастливой оказией нельзя пренебрегать.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: