Сделай Сам Свою Работу на 5

Резня на Сэнд-Крик 29 ноября 1864 г. 1 глава





 

расхаживал с ним. Лейтенант, имя которого не упоминалось, наблюдал оскальпирование трех женщин и пятерых детей, которые были захвачены живыми.

Роберт Бент, еще один сын торговца Уильяма Бента, видел, как солдат набросился на женщину с перебитой ногой. Когда кавалерист подошел к ней с саблей, она подняла руку, чтобы защититься: “... он ударил, разрубив ей руку. Она перекатилась на другой бок и подняла другую руку, солдат ударил опять, разрубив и ее, а затем бросил женщину, не прикончив ее”. Тридцать или сорок скво, пытавшихся укрыться в яме, выслали маленькую девочку с белым флагом, но она не сделала и нескольких шагов, как была застрелена. Бент утверждает, что видел беременную женщину с разрезанным чревом, внутри которого был виден неродившийся ребенок. “Я видел тело Белой Антилопы, у которого были отрезаны половые органы, и слышал, как один солдат говорил, что сделает из них табачный кисет”. Быть может, Белая Антилопа надел свою медаль, которую вручил ему Президент Линкольн. Если и так, то ее магия была ничуть не лучше магии флага Черного Котла.

Капрал Эймос Микш, рота “Е”, Первая Кавалерия Колорадо, показал, что утром после сражения он видел мальчика, еще живого, в канаве наполненной телами убитых взрослых: “я видел, как майор 3-его полка вытащил пистолет и выстрелил ему в затылок. Я видел, как отчленяют пальцы, чтобы снять с них кольца и как отрезают уши ради серебряных украшений. Я видел, как компания вместе с тем же самым майором вытаскивала захороненные ночью тела, чтобы оскальпировать их и забрать украшения. Я видел женщину с головой, разбитой перед тем, как ее убили. Следующим утром, после того, как они все умерли и окоченели, эти люди вытащили тела скво и выставили их самым непристойным образом ... Все это сотворили люди из 3-его Колорадского”.



Майор Скотт Энтони доложил об убийстве ребенка примерно трех лет от роду: “Я увидел, как один человек слез с лошади на расстоянии примерно семидесяти пяти ярдов от него, поднял ружье и выстрелил. Он промахнулся в ребенка. Подъехал другой человек и сказал: ‘Дай-ка я попробую достать сукиного сына. Я могу подстрелить его’. Он спешился, встал на колено и выстрелил в малыша, но промахнулся. Подъехал третий человек, сделал схожее замечание и выстрелил, и парнишка упал”.



Лейтенант Джеймс Коннор показал, что, проходя на следующий день по месту побоища, он не видел ни одного индейского трупа независимо от возраста и от пола, который не был бы оскальпирован. Солдаты уродовали тела “самым ужасным образом - половые органы мужчин, женщин и детей вырезаны и т.д. Я слышал, как один солдат говорил, что он вырезал у женщины половые органы и выставил их напоказ на палке... Я также слышал о многочисленных случаях, когда солдаты вырезали женские половые органы и натягивали их на луку седла или носили на шляпах, находясь в строю”.

С целью отразить все нападки, на пятьдесят девятый день этого следствия врач Калеб Бурдсал показал, что когда он в Шайенской палатке обрабатывал солдатам раны, к входу подошел солдат с пятью или шестью кавказоидными скальпами.

Доктора Бурдсала подвергли перекрестному допросу. Исходя из чего он решил, что эти скальпы были сняты с голов белых людей?

Доктор ответил, что его убедил цвет волос: белокурые, песочные, каштановые, но ни одного цвета воронова крыла.

Не могли ли они выцвести или изменить с годами свою природную окраску?

Доктор Бурдсал считал, что нет. “У меня сложилось впечатление, что один или два из них были сняты не более десяти дней назад”.

Его спросили, как он смог это определить.

“Кожа и плоть, соединенные с волосами, все еще казались достаточно влажными”.

Уильям Брейкенридж, более известный как шериф в Тумбстоуне, во время рейда Чивингтона был молодым солдатом. Его показания подтверждали слова доктора Бурдсала: “В индейских типи было найдено много скальпов белых людей и женщин, некоторые очень свежие”.



Сам Чивингтон говорил о скальпе белого в одной из палаток, и, хотя этот скальп никогда не предъявлялся как доказательство Шайенского варварства, слухи об этом множились до тех пор, пока жители Денвера не узнали, ничуть в этом не сомневаясь, что люди полковника обнаружили дюжины белокурых и каштановых трофеев. Хуже того, они видели одеяло, сотканное из человеческих волос - волос с голов белых женщин. Все знали, что это факт. Еще хуже - согласно редактору “Rocky Mountain News”, войска обнаружили кожу белой женщины, перекинутую через индейское седло.

Как бы эти истории не эволюционировали, они отражали ярость и страх граждан Колорадо.

Спустя недели три после нападения Чивингтона на селение, его милиционеры триумфально прошли рысью по Денверу, возглавляемые злобным экс-проповедником, который держал шест с привязанным к нему плененным орлом. Согласно “News”: “Возглавляемые оркестром Первого Полка и полковниками Чивингтоном и Шоупом, подполковником Боуэном и майором Сэйром, солдаты “кровавой Третьей” представляли собой впечатляющую процессию, растянувшуюся, вместе с обозом, от верхнего конца Ферри-стрит, через Латимер, G и Блейк, почти снова до Ферри-стрит. Когда отважные солдатушки проезжали по улицам, тротуары и перекрестки были переполнены гражданам, приветствующими своих старых друзей”.

Чувствительные души могут дрожать мелкой дрожью. Но не “News”. Заявление, посланное Тридцать восьмому Конгрессу, включало пространную редакторскую передовицу: “Среди блистательных подвигов на Индейской войне, эта последняя кампания колорадских добровольцев войдет в историю наряду с несколькими другими, соперничающими с ней, и никто не превзойдет ее... Среди убитых были ВСЕ вожди Шайенов: Черный Котел, Белая Антилопа, Маленький Плащ, Левая Рука, Бьющее Колено, Одноглазый и еще один, имя которого неизвестно. В племени не осталось ни одного выдающегося человека, и само по себе оно почти уничтожено... Солдаты Колорадо вновь покрыли себя славой”.

Полковник Чивингтон считал, что его солдаты хорошо сражались: “Я на рассвете атаковал Шайенское селение, состоящее из ста тридцати палаток, численностью от девятисот до тысячи воинов. Мы убили вождей - Черного Котла, Белую Антилопу и Маленького Плаща...”. На самом деле там было восемьдесят или девяносто палаток, в которых жило менее пятисот человек, две трети из которых - женщины и дети. Белая Антилопа был убит. Черный Котел и Маленький Плащ уцелели.

Вскоре после того, как кровавая Третья продефилировала по городу, еще одно волнующее представление прошло на сцене театра “Аполло”: там было выставлено сто индейских скальпов. Хелен Хант Джексон, которая не была в “Аполло” тем вечером, утверждает, что публика “восторженно аплодировала”.

Выставленная на сцене связка скальпов похоже является достоверным историческим фактом, хотя никто - ни мадам Джексон, ни кто-либо еще - не сохранили деталей этой атавистически живописной картины, таких как дата, программа представления. Неизвестно говорил ли, и если говорил, то что именно, Чивингтон или кто-нибудь из его Третьих, когда публике были представлены эти скальпы. Можно не сомневаться и в том, что этот спектакль был встречен неистовыми аплодисментами, поскольку многие из присутствующих в “Аполло” потеряли своих родных и соседей под скальпировальными ножами аборигенов. Если аудитория рукоплескала, эти аплодисменты, несомненно, подтверждают замечание заезжего британца, что Америка, возможно, единственная нация в истории, которая плавно перешла от первобытного состояния в упадок, минуя иные известные формы цивилизации.

Элизабет Толлман, давшая в 1936 году интервью “The Colorado Magazine”, сказала об этом так:

 

Я была в Денвере, когда полковник Чивингтон отправился на Сэнд-Крик. Джон М. Толлман, ставший впоследствии моим мужем, принадлежал к Третьему Полку, часть которого принимала участие в сражении. У меня есть несколько колец, сделанных из волос белой женщины и снятых с тел мертвых индейцев. Живи вы в одно время с нами, в постоянном состоянии страха и тревоги, почти ежедневно видя изуродованные индейцами тела друзей и знакомых, вы не обнаружили бы в своем сердце осуждения по отношению к поступку полковника Чивингтона.

 

Джей. П. Данн, рассудительный ученый девятнадцатого века, очень часто критиковавший политику правительства, назвал безумный рейд Чивингтона оправданным. Сегодня подобной оценке нельзя доверять, или, по крайней мере, ее следует обсудить, но во времена, когда писал и размышлял Данн, велись научные споры о том, обладает ли красный дикарь душой.

Конгрессмен от Монтаны Джеймс Каваноф (Cavanaugh) говорил от лица большинства американцев того периода: “Я никогда в жизни не видел хорошего индейца... за исключением тех случаев, когда я видел мертвого индейца”.

Генерал Шеридан сократил эту фразу. Выслушав вождя Пенатека-Команчей Тосави - Серебряную Брошь - упомянувшего о себе, как о хорошем индейце, Маленький Фил заметил: ”Единственные хорошие индейцы, из тех, кого я когда-либо видел, были мертвые”. И собирательный американец бессознательно мало-помалу ужал замечание Шеридана до знаменитого афоризма: “Хороший индеец - только мертвый индеец”.

Как и Наполеон, Шеридан был необычно короток: пять футов, пять дюймов. Говорят, у него был такой крупный череп, что ни одна шляпа не была ему впору - утверждение, которое невозможно подтвердить по фотографиям. С карими миндалевидными глазами и обвисшими усами он напоминает те старинные портреты монгольских императоров, хотя один штабной офицер называл его “коренастым и с внешностью обычного ирландца”. Историк Стивен Эмброуз охарактеризовал его как упрямого маленького человека, “подверженного сильным приступам гнева, человека, охватываемого боевой горячкой во время сражения, быстрого на осуждение и медленного на прощение, всегда требующего от своих людей невозможного”.

Кастер был на полголовы выше - женщины находили его волнующим - и, в отличие от Шеридана, он редко вынашивал недобрые чувства; во всем остальном они, должно быть, сильно походили друг на друга. Кастер мог взорваться в любой момент, он любил сражаться и был скор на порицание. Кастер мог быть саркастичным и до невозможности требовательным. Они понимали друг друга, эти двое. Шеридан ощущал в дерзком молодом кавалеристе родственный дух - Кастер был из тех, кто не сопротивлялся наведению порядка в войсках и полагал, что лучший способ сговориться с опасными краснокожими - сокрушить их.

Маленький Фил был поддержан своим боссом, Уильямом Текумсе Шерманом, который и сам не походил на увядшую фиалку. 15 октября он написал Шеридану, что пришло время индейцам самим решать, быть или не быть им уничтоженными:

 

Как храбрецы и как солдаты правительства, изнуренного своими усилиями по достижению мира, мы, во исполнение наиболее неприятной обязанности, принимаем войну, начатую нашими врагами, и сим решаем довести ее до конца. Если она завершится полным уничтожением этих индейцев, это будет лишь следствием того, о чем их предупреждали снова и снова, и к чему они, очевидно, полностью подготовлены. Я ни словом, ни делом не буду удерживать ваши войска от тех действий, которые они сочтут необходимыми на месте, и не допущу никаких общих и неопределенных обвинений в жестокости и негуманности, чтобы связать им руки, но использую все вверенные мне полномочия, чтобы эти индейцы, эти враги нашей расы и нашей цивилизации, никогда впредь не смогли бы возобновить и вести свою варварскую войну под любым предлогом, на который они могли бы сослаться... Вы можете теперь идти вперед своим путем, а я прикрою вас всеми своими полномочиями и встану между вами и любыми попытками, которые могут быть предприняты в вашем тылу, чтобы ограничить вашу волю или сдержать ваши войска.

 

Сэнд-Крика было бы более чем достаточно для Неистовой Лошади или Сидящего Быка, но отсутствие знакомства с такими профессиональными вояками как Шерман, Шеридан и Кастер - или, возможно, излишне гуманистический взгляд на вселенную - заставило Черного Котла упорствовать на своем искреннем пути. Он не перестал верить, что белые и красные могут поровну поделить землю. Поэтому осенью 1868 года, когда Маленький Фил подготавливал завершение того, что начал колорадский проповедник, Черный Котел из своей штаб-квартиры на Уашите был вовлечен в отдаленный мирный совет с еще одним бледнолицым, генералом У.Б. Хейзеном.

Белая женщина по имени Клара Блинн и ее малолетний сын были захвачены Шайенами и Арапахами. Они все еще были живы - это все, что знала армия – хотя и не было известно, кто держал их в плену: Шайены, Арапахи, или же соседствующие с ними Кайовы. За пленников предложили выкуп, и генерал Хейзен пытался договориться о их освобождении, когда Шерман оборвал эту затею: “После того как ее муж и брат были убиты, а сама она подверглась скотству со стороны, возможно, целого племени, было бы насмешкой над гуманизмом получить то, что от нее осталось, уплатив за это пять лошадей”.

Миссис Блинн (Blinn) смотрела на эту ситуацию по-иному. Послание от нее, адресованное ДОБРОМУ ДРУГУ, было доставлено эмиссаром за три недели до того, как нагрянула Седьмая Кавалерия. Существуют различные варианты этого письма, каждое представляется как подлинное, а фамилия женщины часто пишется “:Blynn”. Неважно. Ее страстное желание нельзя истолковать превратно.

 

Кем бы ты ни был, если ты только выкупишь нас у индейцев за лошадей или за что угодно и позволишь мне пойти и оставаться с тобой до тех пор, пока я не смогу отправить словечко моим друзьям, они хорошо заплатят тебе; а я также буду работать на тебя и сделаю для тебя все, что смогу.

Если до этого селения не слишком далеко, и ты не боишься прийти, я умоляю тебя: попытайся.

Индейцы говорят мне, насколько я могу понять, что они ожидают прибытия торговцев, которым намереваются продать нас. Не можешь ли ты выяснить у подателя письма и дать мне знать, белые ли это люди? Если это мексиканцы, я боюсь, они продадут нас в рабство в Мексике.

Если ты не можешь ничего для нас сделать, напиши, ради Бога! У.Т. Харрингтону, Оттава, округ Каунти, Канзас - моему отцу. Сообщи ему, что мы у Кайовов или Шайенов, и они говорят, что когда белые люди заключат мир, мы сможем отправиться домой.

Скажи ему, чтобы он написал об этом Губернатору Канзаса, и что индейцы хотят мира. Отправь ему это, пожалуйста.

Мы были захвачены 9 сентября, в Арканзасе, ниже Форта Лайон. Мое имя миссис Клара Блинн. Моему малышу Вилли Блинну два года.

Сделай для меня все, что можешь. Напиши Уполномоченному по мирным договорам заключить мир этой осенью. Ради нас сделай все, что в твоих силах, и Господь вознаградит тебя за это!

Если у тебя есть возможность послать мне весточку, позволь мне узнать, что ты думаешь об этом. Напиши моему отцу. Отправь ему это. До свидания!

Миссис Р.Ф. Блинн

P.S. - Я в порядке, насколько этого можно ожидать, но мой ребенок, мой дорогой, дорогой маленький Вилли очень слаб. О, Боже, помоги ему! Спаси его, дорогой друг, даже если ты не можешь спасти меня. Опять, до свидания.

 

Если Кастер и знал об этой неистовой мольбе, это не меняло дела. Он был солдатом, исполняющим приказы. Без сомнения, он надеялся спасти эту женщину, но это стояло на втором плане, а на первом - уничтожение вражеской твердыни. Угрожать этим людям демонстрацией силы было бы недостаточно, Кастер намеревался сокрушить их. Месяцем ранее капитан Барниц писал Дженни, что никакое милосердие не должно быть выказано. Солдата, попавшего в лапы врага, ожидали пытки и смерть; краснокожий, схваченный Седьмой, не мог рассчитывать на долгую жизнь.

Кастер решил окружить селение Черного Котла, разделив свой полк, почти так же, как он поступил восемью годами позже в Монтане.

Из базового лагеря за солдатами увязалось довольно много собак, и, примерно за полчаса до атаки, Кастер приказал перебить их, поскольку они могли завыть или залаять и таким образом насторожить индейцев. Одним из этих осужденных созданий была дворняжка по кличке Боб, которого сержант Райан называл безобидным как котенок. Большинству собак ремнями обмотали пасти, а затем задушили или зарубили, но Бобу кто-то пронзил голову сторожевым колышком. Через несколько дней Боб воссоединился с отрядом, что кажется невероятным, но Райан утверждает, что так оно и было. Боб прожил еще два года, страдая, вероятно, ужасной мигренью. Он сопровождал Седьмую из Форта Хейс в Канзас-Сити на экспрессе, когда полку было приказано двинуться на юг, чтобы застращать Ку-Клукс-Клан. Во время этой поездки Боб совершил самоубийство. Солдат известный как “Телеграф Смит” напился и стал настолько несдержан, что маленький Боб выпрыгнул в окно, “... и это завершило его карьеру”, говорит Райан, хотя никакая собака, выжившая после того, как ей проткнули колышком голову, не пострадала бы, выпрыгнув из поезда.

Так или иначе, но приказ Кастера означал смерть и двум его псам, а может и больше, чем двум; но они этой участи избежали, по крайней мере, один из них - любимец генерала, стагхаунд по кличке Блучер.

В полной тишине и под покровом тьмы - запрещено говорить кроме как шепотом, передвигаться, нельзя даже унять дрожь озябших ног - его солдаты ожидали зари. И внезапно утренняя звезда всплыла из покрывавшего землю тумана, восходя с таким ослепительным сиянием, что ошеломленные люди по ошибке приняли ее за ракету. Трудно понять, как можно было принять планету за ракету, если только кто-то не связал ее с индейцами. Тем не менее, они и в самом деле решили, что это ракета.

Сиу изобрели способ ночной передачи сигналов при помощи стрел. Смоченный порох следовало налепить на наконечник стрелы и поджечь. Запуская горящие стрелы в определенной последовательности, можно было передавать различные сообщения - визуальный вариант азбуки Морзе. Эти индейцы на Уашите были Шайенами, но воспоминание о фейерверках Сиу могло стать причиной ошибки.

Или же, быть может, некоторые солдаты припомнили фейерверки Шайенов. В Канзасе индейцы придумали разрывные стрелы, которые изготавливались следующим образом. На наконечнике закрепляли капсюль, а сверху надевали матерчатый чехольчик, наполненный порохом. От удара наконечник пробивал капсюль, воспламенявший порох, что могло вызвать небольшой огонь. Это не всегда срабатывало, но Шайены ухитрились при помощи такой ерунды спалить ряд почтовых станций.

Или, возможно, было известно, что Шайены покупали ракеты у торговцев.

Как бы не объяснялось это недоразумение, люди Кастера и сам командир были ошеломлены: “Медленно и величественно она поднималась над гребнем холма, поначалу казавшаяся сверкающим пылающим шариком ярко желтого цвета. Поднявшись выше, она, казалось, увеличилась в размерах, двигалась медленнее, а цвет быстро переходил из одного в другой, поочередно представляя наиболее прекрасные сочетания всех цветов радуги. Казалось, не было ни тени сомнения в том, что мы обнаружены”.

Уашита
Очень вероятно, что их бы заметили, если бы часовой Шайенов Двойной Волк находился на ногах, а не на спине. Но ночь была морозна, а армия голубых мундиров - далека. Двойной Волк ретировался в свою уютную палатку, где и заснул, что было весьма глупо, поскольку тем днем двое Кайовов остановились в селении с новостями о широком следе, оставленном подкованными лошадьми. Шайены посмеялись над этим

Атака на заре

сообщением; они не могли поверить в то, что армия в такую погоду может напасть на них. Один Кайова порывался ехать дальше, но его товарищ хотел остаться, поскольку той ночью у Шайенов были танцы. Итак, Кайовы остались потанцевать, в то время как люди Кастера подбирались все ближе и ближе, а Двойной Волк, окоченевший от холода, лег вздремнуть.

Элизабет в “Следуя за трубой” сделала все что могла, чтобы передать ту холодную ночь: “Возбуждение согревало пылких солдат, и когда оркестр поднес свои холодные губы к еще более холодному металлу и грянул “Гарри Оуэн”, солдатские сердца воспылали энтузиазмом и предвкушением ожидающей их славы”. Очень немногие участвовавшие в боях солдаты циничного двадцатого века могли бы описать свои чувства подобно Элизабет. Впрочем, вполне правдоподобно, что когда оркестр заиграл любимую песню Кастера, проходившую темой по всей его жизни, окоченевшие солдаты яростно и, может быть, даже с энтузиазмом бросились к селению, стреляя в высокие белые палатки Шайенов так быстро, как только могли. Элизабет дома, в безопасности, представила себе эту сцену или же повторила рассказанное ей; но лейтенант Фрэнсис Гибсон был там и также отметил этот патриотический пыл: “Наконец, воодушевляющие мотивы этой бесшабашной мелодии вырвались наружу, наполнив воздух раннего утра веселой музыкой... они увлекли эти хлынувшие со всех сторон кавалькады, массу жаждущей славы кавалерии Дядюшки Сэма...”.

Эта бешеная атака дала Кастеру новое имя. С того дня его называли - помимо прочих имен – Аучесс (Ouchess), Крадущейся Пантерой.

На Территории Дакота пятью годами позже Арикары окрестили его Сыном Утренней Звезды или Дитем Звезд. По крайней мере, именно так он мог получить данное имя. Или же, быть может, скаут Кроу по имени Белый Человек Гонит Его, известный также как Сын Утренней Звезды, даровал это - свое собственное имя - Кастеру. Назвали ли его так сперва Ри или Кроу, Сын Утренней Звезды должен считаться дитем Дакоты; но, очевидно, вернее будет сказать, что символически он был рожден на заре в Оклахоме под ярким мягким светом Венеры[157]. Неважно, как он приобрел его - ему нравилось, когда его называли Сыном Утренней Звезды. Без сомнений Кастер любил это имя больше чем те несколько прозвищ, которыми его прозывали солдаты: Крепкий Зад, Железная Задница, Локоны.

Во время этой атаки пуля пробила сердце внука Александра Гамильтона[158]- капитана Льюиса Гамильтона. Вероятно, она была выпущена из ружья воина по имени Человек С Причудами (Cranky Man). Большинство свидетельств говорит о том, что Гамильтон скакал один впереди своей роты. В “Моей жизни” Кастер намекает, что они с капитаном скакали бок о бок, хотя и написал матери Гамильтона, что они как раз разделились. Согласно офицеру, видевшему что произошло, Гамильтон конвульсивно дернулся, “застыл в стременах, и таким образом труп пронесся еще несколько ярдов, прежде чем упал с лошади...”. Ему было двадцать четыре года - самый молодой капитан регулярной армии. Говорят, он был честолюбив, энергичен, одарен и популярен.

На его шинели, позже подаренной Историческому обществу Оклахомы братом убитого, след от одной пули, и не спереди, а позади - под правой лопаткой. Этот странный факт стал поводом для предположений, что некий кавалерист намеревался застрелить Кастера, но случайно попал в Гамильтона. Хотя это и возможно, нет доказательств, подкрепляющих эту версию. Правильное объяснение может заключаться в том, что Гамильтон скакал в шинели нараспашку, пуля прошла через его тело и, выйдя, пробила шинель позади. Убивший его воин был пешим - деталь, отмеченная Джорджем Бентом, которому Красная Голень и Магическая Лосиная Трубка рассказали, что Человек С Причудами выскочил из своей палатки и застрелил офицера, позже идентифицированного как Гамильтон. Отсюда следует, что пуля должна была ударить снизу вверх. Это обстоятельно подтверждено в рапорте военного врача Генри Липпинкотта: “Пуля вошла на пять дюймов ниже левого соска и вышла у нижнего угла правой лопатки”.

Гамильтон развлекался, делая зарисовки, и явно преуспел в этом: Историческое общество Оклахомы владеет сделанным пером рисунком, на котором изображен какой-то политик или государственный деятель в цилиндре. Этот рисунок напоминает безжалостные карикатуры Домье[159]. Капитан любил зарисовывать образы своих товарищей по Седьмой, но после того, как все вдоволь посмеялись над ними, он разрывал их на клочки: “таким образом устраняя боль от насмешки”, говорит Элизабет, “которую могло бы вызвать постоянное лицезрение карикатуры”. С трудом можно представить себе подобную изысканность в наши дни.

Во время экспедиции Хэнкока Гамильтон свел знакомство с журналистом Теодором Дэвисом, а впоследствии, когда Дэвис вернулся на восток, они переписывались. Из лагеря вблизи Форта Додж за месяц до смерти Гамильтон писал, что готовится большая зимняя кампания. Затем он высказал нелестное замечание в адрес генерала Салли, но попросил Дэвиса не публиковать его, опасаясь задеть генеральские чувства. Кроме Гамильтон прокомментировал симпатию к индейцам, выражаемую правительственными Уполномочен-ными по мирным договорам и некоторыми газетами: “Я лишь хотел бы, чтобы доброту ‘Благородного Красного’ смогли познать на себе некоторые наиболее рьяные их почитатели, как мужчины, так и женщины, а не несчастные поселенцы с Сэйлайн и Соломона. Одна из женщин, доставленных в Форт Харкер, была изнасилована двадцатью тремя негодяями... Комсток стал одной из первых жертв этих дикарей. Он и скаут по имени Гровер посетили лагерь Черного Котла - вождя Шайенов, которого считали дружественным, а когда они покидали его, их нагнали и пристрелили. Гровер прикинулся мертвым и спасся...”.

Вождь Сорока
Барниц был более удачлив, чем Гамильтон. Он схлестнулся в зрелищном поединке с каким-то Шайеном - Барниц скакал взад-вперед, а индеец прыгал из стороны в сторону. Каждый из

них знал, что просчет может означать смерть. Они выстрелили одновременно. Шайен - возможно Вождь Сорока - вскинул вверх руки и вышел из боя. Годами позже Сорока вспоминал дуэль с крупным офицером на коричневой лошади, что точно описывает Барница.

Сам капитан получил пулю в живот с такого близкого расстояния, что пламя индейского ружья опалило ему шинель. Много лет спустя Барниц писал, что из-за того, что он наклонился вперед, ружейная пуля ударила в ребро и скользнула вниз, разбив следующее ребро, вырвав кусок из ребра под ним, отрикошетила от него и, пройдя тело насквозь, вышла через мышцу возле позвоночника. Барниц проскакал еще двести ярдов, спешился и лег, зажав в руке поводья своей лошади. Через какое-то время его обнаружили, положили на бизонью накидку и отнесли в полевой госпиталь, где двое врачей - оба страдающие снежной слепотой - решили, что он ранен смертельно. Капитан поверил им и продиктовал послание Дженни: “Передайте миссис Б., что я не так печалюсь о своей ране как о том, что покидаю ее…”.

К всеобщему изумлению он полностью оправился. К Сочельнику Барниц написал Дженни из Кэмп-Саплай, что образование ткани размером с кулак вылезло спереди наружу и напоминало колбасные шарики, которые можно найти в мясных лавках. Доктор Стернберг удалил это “недавно изобретенным любопытным инструментом”.

Случай Барница восхитил доктора Стернберга, который описал его в “Surgeon General’s Circular” № 3 за 1871 год: “Я начал операцию при помощи раздавливающего жома[160]…”. Доктор Стернберг настолько заинтересовался таким ранением, что подарил это образование ткани, известное как “omentum”[161], вашингтонскому Музею военной медицины, где его выставили на публичное обозрение в сосуде с формальдегидом.

Стернберг и его ассистент доктор Липпинкотт были более или менее правы в том, что ранение смертельно. Барниц прожил долго и умер в 1912 году в возрасте семидесяти семи лет, но вскрытие показало, что причиной смерти стала опухоль, образовавшаяся вокруг раны 1868 года. Вскрытие также обнаружило клочок его армейской шинели, который он со времен Уашиты носил в своем теле.

Круглая пуля большого калибра, подстрелившая Барница, вылетела из заряжаемого с дула ружья Ланкастера - возможно одного из множества ружей, выданных Шайенам правительством на мирном совете у ручья Медисин-Лодж. Барниц сам присутствовал на Медисин-Лодж и был изумлен: “Индейцы подписали договор. Розданы подарки - среди прочего 65 новых револьверов! - и сотни новых разделочных ножей!”.

Восемью годами позже, когда на берегах Йеллоустона майор Рино писал свой рапорт о деле Кастера, он завершил его такими строками: “Душераздирающее зрелище мертвых тел, увенчивающих высоту, на которой пал Кастер, которое моя память живо сохранит до самой смерти, слишком свежо для меня, чтобы не спросить любезный народ этой страны - неужели политика, сталкивающая в бою противоборствующие стороны вооруженные, снаряженные и одетые одним и тем же правительством, не должна быть упразднена”.

Веком позже очевидно, что на этот вопрос майора Рино так и не нашлось ответа.

Как и Барниц, раздражительный Бентин чуть не лишился жизни во время той яростной атаки. Молодой Шайен, очевидно четырнадцати лет от роду, выскочил из палатки вождя, вспрыгнул на лошадь и попытался сбежать. Бентин поскакал за ним, сигналя настолько ясно, насколько можно было в данной ситуации, что если индеец сдастся, то его не тронут. В ответ мальчик развернул лошадь и выстрелил - пуля просвистела у Бентина возле уха. Молодой Шайен стрелял еще дважды. Второй или третий выстрел свалил лошадь Бентина, и капитан кувырнулся в снег. Шайен снова ринулся в атаку. С Бентина было довольно. Он убил индейца.

 








Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.