О странностях в образе жизни 9 глава

– А почему ты плачешь? Такие красивые, как ты, не должны плакать.

Дракона яростно вскочила на ноги и с ненавистью уставилась на самочку. Та щерила свои мелкие зубенки в пародии на улыбку. Живот Идорны свело от голода, и он отозвался на ее резкое движение болью. Она еще раз взглянула на самочку и подумала: «А почему бы и нет? Человек ведь тоже мясо. Правда Учитель говорил, что людей есть не следует…» Но ее тут же скрутило от отвращения – Серый Дракон таки вбил им в головы истину, что людей есть нельзя… Что их можно воспринимать как врагов, но не как еду. Она отряхнулась и рявкнула:

– Убирайся отсюда, тварь, если жить хочешь!

– Да я ничего плохого тебе не сделаю, – удивилась рыжая. – Может, ты кушать хочешь? У нас дома есть еще немного каши… Извини, что нет ничего лучше, но мы не едим мяса…

Идорна остановилась и несколько удивленно глянула на нее. Но заподозрив ловушку, столь же грубо, как и раньше, прорычала:

– Ничего мне не нужно! Оставь меня в покое!

– Ну, извини, если я нарушила твое уединение, – на лице самочки появилось обиженное выражение. – Я уже ухожу…

Но в этот момент кусты сверху, над оврагом раздвинулись и девушки увидели два грубых мужских лица. Но те видели лишь рыжую, Идорна стояла в тени под скалой, и сверху ее было не усмотреть.

– А это у нас еще что тут? – спросил один из охотников у другого.

– Спасайся! – отчаянно крикнула самочка и, подбежав к Идорне, так толкнула ее, что молодая дракона кубарем покатилась в кусты.

Она быстро спряталась за камнями, ругаясь сквозь зубы и потирая ушибленный бок, затем бросила взгляд вперед и увидела, что рыженькая тоже попыталась сбежать, но спрыгнувшие в овраг здоровые мужчины быстро поймали ее.

– Это она? – опять спросил первый охотник у второго.

– Не-а… – сипло ответил тот. – У той волос черный.

– А… – гнусно ухмыльнулся первый. – Ну, так поразвлечемся…

– Угу, – хмыкнул его приятель и одним движением сорвал с пойманной девушки ее заплатанное платьице.

Дракона спокойно наблюдала за тем, как они разложили рыдающую рыженькую на земле и принялись по очереди насиловать ее. «Пусть себе эти люди творят друг с другом все, что пожелают, – думала она с презрительной улыбкой на устах. – Мне-то до них что за дело?» Когда ублюдки, наконец, насытились, по несколько раз изнасиловав самочку и спереди, и сзади, и в рот, один из них достал нож и принялся чертить на животе истошно кричащей несчастной кровавые полосы. Второй раскалил в костерке, зажженном Идорной, какой-то прут и, подойдя к рыженькой, которую держал первый ублюдок, сунул ей этот прут между ног… Дикий крик, взметнувшийся над оврагом, казалось, разрывал уши драконы, ей захотелось заткнуть их, и она с отвращением отвернулась, желая лишь одного – чтобы скоты побыстрее закончили свои развлечения и убрались отсюда. Хотя, поняла она, оглядев поляну, залитую кровью, здесь отдохнуть уже не удастся, слишком грязно. Ибо один из охотников, тем временем, отрезал левую грудь несчастной самочки, и она уже даже не кричала, только слезы текли по щекам и слабые хрипы срывались из разбитых начисто губ. Но в момент, когда этот же скот сунул кинжал рыженькой между ног и вспорол ей живот, дракона вдруг поняла, что несчастная спасала ее, Идорну, абсолютно ей незнакомую, спасала, жертвуя собой… Точнее, думала, что спасает, ибо для драконы эти двое ублюдков не составляли никакой опасности, она могла бы справиться с ними одной рукой. Стыд ожег Идорну, и дракона вырвалась из-за камней, за которыми пряталась, как метеор, но было уже поздно. Да, она почти мгновенно свернула шеи охотникам, но рыженькой самочке это помочь уже не могло…

Раскаяние и стыд заставили Идорну опуститься на колени возле замученной по ее вине девушки, и она даже замычала – ни разу в жизни ей еще случалось испытывать подобные чувства. Умирающая приоткрыла один глаз и увидела стоящую перед ней дракону. Она хрипло дышала и, несколько раз попытавшись что-то выдавить из себя, все таки прошептала:

– А я думала, что драконы добрые…

Потрясенная ее словами, не понимающая, откуда девушка могла знать о том, что она дракон, Идорна начала спрашивать у нее, но самочка уже ничего не могла ей ответить, ее открытый глаз был устремлен в пустоту… Несчастная умерла. Дракона осторожно прикрыла этот глаз ладонью и тихо заплакала сама, проклиная собственную глупость и бесчувственность. Затем она похоронила самочку, завалив труп камнями и замаскировав могилу дерном. Еще более стыдно ей стало, когда она увидела распоротый живот той – самочка была беременна…

Идорна отволокла трупы охотников подальше и также завалила их камнями, а, вернувшись на поляну, натащила на нее дерну, скрывая всякие следы происшедшего здесь. В одной из сумок, принадлежащих ублюдкам, она нашла кусок вяленого мяса и сухари, впервые за неделю нормально поев. Затем отошла по дну оврага подальше, нашла небольшую полянку за кустами и легла спать. Но сразу заснуть ей не удалось – перед глазами стоял устремленный на нее укоризненныйй взгляд умирающей…

На следующий она встала довольно поздно, да и прошла за день не так много, всего миль двадцать пять, не более, решив дать себе небольшой отдых после сумасшедшей гонки. Охотников уже не было и слышно, видимо решили, что ее не поймать. Только изредка еще слышался над лесом крик одинокого грифона. Всю дорогу она продолжала размышлять о том, что произошло, и ей было больно из-за своей ошибки. Идорна дошла до обрыва, и спускаться вниз ей сегодня уже не хотелось, поэтому она и устроилась на ночь около него, довольная тем обстоятельством, что теперь незаметно подобраться к ней можно было только с одной стороны. Она разожгла костер, достала из узла оставшееся со вчера мясо и принялась задумчиво жевать. Ярость улеглась еще вчера, и надо было думать, что же делать дальше.

Итак, от магов ей удалось уйти. Она вспомнила погибших друзей и ее опять охватила скорбь. Почему же все-таки все произошло именно так? Она задумалась и вдруг поняла: они недооценили врага! Рохарх слишком ненавидел людей, а Нхар слишком презирал, чтобы воспринимать их всерьез. «Что ж, – вздохнула Идорна, – Этой глупой ошибки я постараюсь не повторять…» И если ради достижения цели ей придется принять унижение, она сумеет смирить свою ярость и гордость! Даже если для добывания информации ей придется лечь под человека (а им почему-то очень нравился ее человеческий облик), она это сделает. Дракону при этой мысли передернуло от отвращения. Но она понимала, что должна побороть себя и быть хитрее врагов! Победить их и выполнить задание Учителя.

Ее размышления прервал хруст веток и Идорна вскочила, хватая кинжал одного из охотников – никакого другого оружия при ней не осталось. С другой стороны поляны к костру подходил человек. «Да откуда же этих тварей столько развелось?!», – мелькнула злая мысль. Молодой русый коренастый мужчина, подошедший к костру был очень бедно одет и полностью безоружен. Он явно был поражен открывшимся ему зрелищем: обнаженной черноволосой красавицей, сжимающей в руке кинжал. Но, несмотря на это, он широко улыбнулся ей. После вчерашнего дракона чувствовала отвращение и раскаяние, ей почему-то не хотелось убивать.

– Здравствуй, прекрасная путница! – обратился к ней пришелец. – Меня зовут Сильнар.

– Убирайся отсюда, ублюдок! – прошипела ему Идорна.

– Прости, если я нарушил твой покой… – ничуть не удивившись реакции молодой женщины, сказал Сильнар и поклонился ей. – Я сейчас же уйду, но умоляю тебя, ответь мне – не видала ли ты тут рыжую девушку в сереньком платьице. Это моя жена, она вчера не вернулась домой и я целый день ищу ее.

«А… – подумала дракона. – Кажется, он ищет ту несчастную самочку…»

Он ничего ей не сделал, поэтому убивать его не хотелось, но и помогать этому человеку она также не собиралась и, еще раз зашипев, приняла свой истинный облик.

– Убирайся, человечек… Пока жив.

Но он не сдвинулся с места, рассматривая ее и улыбаясь во весь рот. Она начала приподыматься.

– Я еще раз приветствую тебя, прекрасная дракона! – радостно сказал Сильнар. – Я рад тебя видеть. Скажи мне, как поживает Учитель? Я уже лет пять не видел его…

Идорна от изумления, подобно несчастному Нхару, уселась на свой хвост, и у нее перехватило дыхание. Она едва смогла вымолвить:

– Ты… откуда… как…

– Откуда я знаю Учителя? – продолжал улыбаться человек. – Однажды, лет двенадцать назад, еще когда я был совсем мальчишкой, меня придавило деревом. Не имея возможности даже сдвинуться с места, я уже приготовился к медленной смерти от голода и жажды. Но мимо пролетал огромный серый дракон и, увидев меня, спустился. В моей голове уже мелькали мысли, что моя смерть будет хоть и более быстрой, но куда как менее приятной. Но он не съел меня, а освободил, и мы разговорились. Я впервые в своей жизни встретил кого-то столь мудрого и опытного. А я… Наверное я понравился ему своей любознательностью, или уж не знаю чем. Но он стал прилетать ко мне и обучать меня очень многому. И сколькому же я научился!

– Чему же? – глаза молодой драконы пылали любопытством, хвост слегка похлестывал по траве. Ей действительно было очень интересно, чему же ее Учитель мог обучать человека.

– Ну, сперва, естественно, грамоте… – рассмеялся Сильнар. – А потом он носил мне много старых книг откуда-то и объяснял, терпеливо учил. А потом к нашим урокам присоединилась моя милая Иллирин. И Учитель научил и ее…

– Так чему же? – в нетерпении приподнялась с земли дракона.

– Терпимости. Любви. Пониманию. Мудрости. Именно после его уроков я и моя любимая перестали есть мясо.

Челюсть драконы отвалилась.

– Как это?.. – в полном недоумении спросила она.

Он улыбнулся в ответ и сказал:

– Мы не хотим причинять зла или боли никому из живых существ, а ведь поедая мясо, даже если мы не убивали сами, мы уже становимся соучастниками убийства. Животным ведь тоже больно, когда ты их убиваешь. Хотя Учитель и говорил, что мы поняли его превратно, Иллирин очень часто с ним спорила по этому вопросу.

Идорне вдруг стало мучительно, нестерпимо стыдно, еще хуже, чем вчера. Это что же получается? Что вчера из-за ее ошибки, из-за ее черствости и глупости погибла девушка не только пытавшаяся спасти ее, но еще и бывшая ей почти что сестрой, ученицей ее же Учителя? Ей захотелось взвыть от несправедливости мира – ну почему, ну почему именно эту девочку вынесло на нее вчера? Почему не кого-то другого?! Откуда появились те ублюдки? Почему она, Идорна, не убила их сразу? Она даже застонала от душевной боли и чтобы попытаться отвлечься от этих мыслей, спросила:

– А… А почему ты пять лет не видел Учителя?

Он только вздохнул:

– Наш дом нашли воины Фофара и хотели продать нас обоих в Дом Удовольствий, но нам удалось сбежать и забиться совсем уж в глушь. Наш новый дом теперь в очень глубоком, скрытом от глаз овраге и Учитель, наверное, не смог найти его…

Он опять улыбнулся драконе и наклонился, подбирая свою котомку.

– Удачи и счастья тебе, прекрасная дракона. – И он поклонился ей. – А я пошел искать свою милую Иллирин. Надеюсь, с ней ничего не случилось… И передай, пожалуйста, Учителю мой привет и безмерное уважение…

Идорну вновь скрутило от стыда. Она никогда и представить себе не могла, что совесть может так сильно мучить. Но ведь Серый Дракон всегда учил их отвечать за свои поступки, поэтому она вскинула голову и с мучительным стоном вновь превратилась в человека. Сжала зубы и позвала удалявшегося Сильнара:

– Постой! Я видела ее…

Он с радостной улыбкой повернулся к ней и спросил:

– Где же?

– Вчера, когда я смертельно устав от недели погони за мной, не евши неделю и будучи в дикой ярости и отчаянии, плакала на полянке в вашем овраге, она на меня вышла… – с трудом выдавила Идорна и протянула ему обрывок платья несчастной, который она зачем-то взяла с собой.

– И что?.. – медленно бледнея, узнав тряпку и уже начиная что-то понимать, прошептал человек.

Она запинаясь, рассказала обо всем. И о том, как Иллирин увидала ее и предложила помощь; и о том, как девушка попыталась спасти ее; и о том, как она спокойно смотрела на то, как медленно убивают несчастную, не пытаясь помочь; и о том, как все же убила ублюдков и похоронила мертвую; и о ее беременности тоже. Глаза мужчины, залитые болью, медленно поднялись и посмотрели в глаза Идорны. Губы прошептали:

– За что?.. Она же никому не сделала зла за всю свою жизнь, она же пыталась тебя спасти… Почему же ты?..

Такого нестерпимо-жгучего стыда дракона не испытывала за все пятьдесят лет жизни и поэтому обозлилась:

– А… в-ваш-ши ох-хотн-ники… к-ког-гда… д-детиш-шек… з-за кр-рыл-лья к д-дер-рев-вьям-м… п-пр-риб-бив-вал-ли и м-муч-чал-ли?.. Эт-то ч-чт-то?… – От всего происшедшего голос почти отказался повиноваться, и ей приходилось проталкивать каждое слово в глотку, как камень в узкую пещеру.

– Неужели же, девочка… – с болью прошептал он. – Неужели же, Учитель не научил тебя тому, что убивая невинных, что даже просто позволяя другим делать это, ты сама становишься такой же, как те охотники… И что люди, как и драконы, могут быть разными… И, что позволяя причинять другому боль, ты калечишь саму себя… Что ж… Придет время и ты, возможно, это поймешь… Жизнь научит… Или нет… А сейчас – прощай, дракона. Пусть будет с тобой удача…

И он медленно пошел к обрыву. Стал на краю, потом обернулся и выронил свой узелок.

– Возьми это… – со слезами сказал ей этот человек. – В человеческом теле нужно быть одетым. А здесь ее лучшее платье, она была бы рада, что тебе это поможет…

И он всхлипнул, видимо вспомнив жену в нем. А потом улыбнулся, снова повернулся в сторону обрыва, протянул руки вверх и сказал:

– Любимая! Я знаю, что ты меня ждешь там… Я иду к тебе.

И с этими словами он сделал шаг вперед.

Черная дракона, свернувшись в клубок, сидела на краю обрыва и с недоумением и болью смотрела на изломанное тело внизу. В голове не было ни единой мысли, ей казалось, что из-под нее вырвано с корнем все то, чем она жила.

Зажигались звезды, ночь бесшумно вступала в свои права, а она, напоминающая памятник себе самой, все так же неподвижно сидела над обрывом.

Глава 8.

Чем угощают Владык…

Йаарх сидел за столом, и сам удивлялся своему спокойствию. Как же быстро он привык к смерти и трупам, привык убивать. Ведь прошло меньше двух недель, как он здесь, а на его совести уже почти три десятка мертвых, а он не чувствует ни малейших угрызений совести. Да, они, конечно, напали первыми, эти беловолосые воины хралов, но все-таки… Он покрутил головой и попытался понять, откуда же в нем появился этот необузданный, дикий, всепожирающий гнев. Эта слепая ярость, не дающая думать и осознавать что-либо, она то откуда в нем взялась? Может быть от Меча?

Однако в это же время Меч задавал себе те же самые вопросы. Он не понимал, каким образом парень так быстро взрослеет и становится на глазах воином, магом и повелителем. Да и Драконьего Гнева у него просто еще не должно быть, ведь прошлого Хранителя пришлось подводить к нему несколько лет… А у этого от одного только рассказа Свирольта о зверствах жрецов поднялась такая волна, что могло быть все, что угодно. Мечу, казалось, надо было бы радоваться, но он не понимал в чем тут дело и потому беспокоился. Да, он изменил мальчишке тело, очистил мозг от излишних наслоений, но и со всеми прошлыми Хранителями, а их точное число Совмещающий Разности давно уже не помнил, он поступал точно так же. Но ни у одного до сих пор так быстро не начинал просыпаться Дух. А Йаарх еще слишком многого не понимает, во многом еще остался максималистом, что крайне опасно в настоящей ситуации, когда страны начали падать ему под ноги (а Меч чувствовал, что хралы явно будут не последними) и, одним словом, он может натворить столько бед, что сам же потом не одну сотню лет расхлебывать будет. Он просканировал все вокруг и чуть не выматерился: Хранителю уже несли блюдо Подношения. Чувствовал ведь, что будут неприятности… Не забылся проклятый обычай за пять тысяч лет! Мальчишке ни в коем случае нельзя говорить, что же в этом блюде, а то он в гневе может наворотить такого…

На помост в это время уже подымались, очень медленно подымались, четверо красивых молодых женщин. Они были только в коротких юбках и блузах с короткими рукавами, а по внутренней стороне ног у каждой стекала кровь. Но Хранитель этого просто не увидел, он с удовольствием смотрел на их симпатичные лица. Девушки шли квадратом, по одной руке каждой было протянуто внутрь его и на этих руках покоилось не очень большое, странной формы, серебряное блюдо, накрытое серебряной же, высокой крышкой. Они приблизились к столу и опустились перед ним на колени, одновременно поставив блюдо перед Йаархом. И в один голос тихо произнесли:

– Мы молим тебя, Владыка, прими Подношение и нашу просьбу о прощении…

– Я принимаю, – улыбнулся он им. – Спасибо вам, красавицы.

И они облегченно вздохнули.

Девушки действительно были очень хороши, но каждая по-своему: смуглая и черноволосая; смуглая же, но блондинка; рыжая с белой кожей и шатенка, почти негритянка. На них очень приятно было смотреть. Но Йаарх, по неопытности, не заметил, что лица их слегка подергивало от очень сильной боли, а глотки сдерживали желавший вырваться крик. Князь же заметил все и был сильно обеспокоен – на лицо было явное отступление от ритуала. Старик задавал себе вопрос, что же еще пришло в голову глупым девчонкам. Все эти четверо были женами погибших беловолосых из Безумного отряда, что они решили сотворить, и почему Мелрия допустила их к Владыке? Может быть, нашли в книгах что-то, что он упустил? Но сейчас делать уже было нечего и князю, не находя себе места от волнения, пришлось продолжить ритуал. Он поклонился Владыке и сказал ему:

– И еще, прошу тебя, господин наш, прими дары нашего народа в подтверждение дарования тобой прощения.

И он взмахнул рукой. На помост тут же вывели обнаженную девушку такой красоты, что Йаарх чуть не задохнулся. Оливковая, сияющая кожа, крепкое, изумительной формы тело, высокая грудь, густые, прямые, до пояса, цвета вороного крыла, волосы, безупречное лицо. Лишь нос был с легкой горбинкой, ничуть, при чем, девушку не портящей и огромные глаза сияли гневом и вызовом. Йаарх едва сдержал себя – его взгляд как магнитом тянуло к треугольничку волос у нее в паху.

И эту красавицу дарят ему? Но нет! Он никогда не признавал рабства и не примет ее! Парень открыл было рот, чтобы возразить, но тут на него, буквально, как рассерженная кошка, зашипел Меч:

«Принимай! Принимай все, что тебе дарят! И умоляю, не болтай лишнего!»

Йаарх захлопнул рот и некоторое время размышлял, с откровенным удовольствием рассматривая девушку, но избегая смотреть на ее плотно сжатые ноги и торчком стоящую грудь. Потом согласно кивнул головой и сказал князю:

– Я благодарю тебя Фархат и твой народ за столь ценный дар и с благодарностью принимаю его.

Князь с явным облегчением улыбнулся и провозгласил:

– Это моя внучка, Риаллах. Отныне она твоя рабыня, Владыка!

Глаза красавицы гневно сверкнули, она, видимо, была не согласна со словами своего деда, но промолчала, лишь зашипев, как придавленная ногой змея. А на помост четверо воинов уже выносили облегающий, матово-черный металлический костюм. Они отодвинули новоиспеченную рабыню Хранителя в сторону и стали перед столом.

«Полный боевой костюм работы древних храргов! – раздался в голове Йаарха восторженный возглас Меча. – Такие были редкостью уже тогда, пять тысяч лет назад! Возьми его. Ни один меч в этом мире, кроме меня, конечно, не способен пробить эту броню…»

«А из чего же он сделан?» – удивился Йаарх.

«Из черного серебра»

«А…»

«Не время и не место, – отозвался Меч. – Позже расскажу, если захочешь, а пока продолжай ритуал»

Хранитель посмотрел на своих спутников. Глаза Свирольта выпучились, челюсть отвисла. Аральф выглядел не лучше. И они оба смотрели только на кольчугу, не видя больше ничего вокруг. Йаарх встал и принял драгоценность на вытянутые руки. Какая красота! Металлический костюм был почти невесом, в бездонной черноте его цвета, казалось, переливались какие-то мельчайшие искорки света. Он растягивался и сжимался, притягивал к себе любой взгляд…

– Я благодарю вас, князь, не ожидал… – с этими словами он еще раз опустил взгляд на боевой костюм, потом решительно передал его Аральфу со словами:

– Возьми, оруженосец, и сбереги его для меня.

Парень благоговейно принял отданное и поклонился своему господину.

Тем временем все замолкло. И князь, и стоящие на коленях девушки, и все собравшиеся на площади выжидающе смотрели в лицо Хранителя. Они все чего-то от него ожидали. Но чего?

«Подними крышку с блюда», – посоветовал ему Меч.

Йаарх так и сделал. Блюдо было сделано в виде неровной пентаграммы, усеяно изображениями драконов и, судя по виду, было очень древним. Внутри оно было поделено на семь частей, три больших и четыре маленьких, каждая из них была прикрыта своей крышкой. Малые отделения были расположены по краям, самое большое – в центре.

«Сними крышки с больших отделений, не трогая малые, и съешь все, что там найдешь. Прошу тебя… – голос Меча казался сиплым».

Йаарх пожал плечами и снял крышки. Во всех трех были какие-то неизвестные ему блюда. Он присмотрелся повнимательнее и понял, что в центральной части была небольшая горка очень мелких, сильно прожаренных, кусочков мяса, а лежащее в двух боковых мясо было нарезано тонкими пластинками. Запах был странноват и несколько знаком, но что же он напоминал, ему никак не удавалось вспомнить. Хранитель опять пожал плечами, не понимая, зачем было нужно столько церемоний для того, чтобы угостить его, взял нечто, отдаленно напоминающее то ли ложку, то ли маленькую загнутую лопатку и принялся за еду. О, все было приготовлено просто изумительно. Он с удовольствием съел то, что было на блюде. Тонко нарезанные лепестки были вкусны, лишь слегка сладковаты, зато мясо из центра блюда имело просто потрясающий вкус, кусочки похрустывали на зубах и буквально таяли на языке. Жаль только, что их было так немного. В этот момент Йаарх вспомнил, что же напомнил ему запах этих кушаний и весьма удивился – он был похож на запах возбужденной женщины. Покрутив головой, чтобы избавиться от наваждения, он обратился к князю:

– Спасибо! Очень вкусно, жаль только, что мало.

«Заткнись, скотина!», – буквально взвыл Меч.

«Не обзывайся! Мог бы сначала объяснить, что я не так сделал», – обиделся Хранитель.

«А ты посмотри на старика», – отозвался Меч.

Йаарх оглянулся и в который раз за этот день удивился. Князь прямо на глазах не то что бледнел, а, кажется, даже зеленел. В голове старика билась мысль: «Владыка посчитал извинение недостаточным… Нужно распорядиться о продолжении обряда… Бедные девочки…»

«Что с ним?», – спросил Хранитель.

«Потом объясню. Скажи ему, что этого достаточно, и ты полностью удовлетворен», – устало сказал ему Серый Меч.

– Нет, князь! – улыбнулся Йаарх, останавливая князя, уже повернувшегося к воинам и открывшего рот, чтобы отдать какой-то приказ. – Того, что было, полностью достаточно, вы меня неправильно поняли.

По лицу того было видно, какое огромное облегчение он испытывал. Йаарх же пришел в полное недоумение по поводу происходящего. Он уже хотел было начать расспрашивать об этом у Меча, когда обозвалась одна из стоящих перед столом на коленях девушек:

– Владыка не хочет принять наши личные извинения? Они в малых угловых отделениях… Мы были женами тех, кто напал на тебя… – ее голос похрипывал, лицо было очень напряжено и возникало ощущение, что она терпит какую-то очень сильную боль.

«Ну вот… – тут же обозвался Меч. – А я уж, дурень старый, рассчитывал, что все обойдется, что не придется объяснять тебе, в чем же дело…»

«А почему это я не должен знать, что происходит? – опять обиделся Йаарх.»

«А ты открой крышки с боковых отделений и посмотри, что там. Авось, да поймешь…»

Хранитель, ничего не понимая, снял все четыре крышечки и присмотрелся к лежащему там. В каждом из четырех отделений лежало опять же мелко порезанное мясо. Так ничего и не поняв, он съел все из них. Его только удивляло отношение стоящих перед столом девушек к тому, что он делал – по мере того, как содержимое какого-либо из отделений блюда оказывалось в его желудке, на лице очередной отображалось невыразимое облегчение. Когда блюдо опустело, и лишь в его ложке лежал последний небольшой кусок, Хранитель решил все же внимательнее рассмотреть его и поднес к глазам. И глаза его полезли на лоб – кусочек слишком уж напоминал часть женского органа любви. «Да не может быть…» – подумал он, встряхивая головой, чтобы избавиться от этой глупой мысли. Потом посмотрел внимательнее, перевел глаза на стоящих на коленях женщин и только тут обратил внимание, что пол под ними залит кровью, а их самих пошатывает от слабости. До него постепенно начало доходить, что же именно он съел… Лицо побелело, гнев опять поднялся пузырем со дна души, и он хотел что-то сказать, но губы отказывались повиноваться. Желудок его свернулся в тугую спираль и затрепыхался, но какая-то сила вдруг передавила его пищевод, и он не смог освободиться от съеденного, только разевал рот.

«Не смей! – донесся до него яростный голос Меча. – Не смей, или еще больше невинных будет убито и искалечено страшным образом!»

«Да что же это?! Они меня что, в людоеды записали? – мысленно взвыл Йаарх, продолжая судорожные попытки очистить желудок. – Такое с девочками сотворили, а я… это… сожрал?! Они мне осмелились подать такое?!»

Его мысль рвалась наружу.

В этот момент кто-то поставил рядом с ним кубок с вином, и Хранитель выпил его залпом, прекращая позывы к рвоте.

«А теперь слушай меня! – жестко и спокойно ответил ему Совмещающий Разности. – Эти несчастные женщины пожертвовали очень многим для своего народа, перетерпели адскую боль, считая, что только так могут спасти всех от твоего гнева и вымолить у тебя прощение. И если тебя вырвет, то их жертва будет напрасной и они должны будут умереть, медленно и жестоко. Ведь ты – Повелитель! Ты всегда должен жертвовать собой! Да, я согласен, обычай гнуснейший, не думал, что он доживет до этого времени и доберется до этого материка, и, тем более, до этого народа, но самые паскудные обычаи, как это ни странно, и самые живучие. Потом сможешь отменить его и запретить навсегда! Но это потом, когда они полностью перейдут под твою руку, а сейчас ты обязан подчиниться ему! И ты не можешь освободиться от съеденного, как бы противно тебе не было, если, конечно, не хочешь, чтобы сотни тысяч людей погибли из-за того, что ты не смог перебороть собственное отвращение… Выбирай, парень… И помни, что сейчас от каждого твоего движения, слова или выражения лица зависят человеческие судьбы…»

«Ну почему?! – буквально взвыл Йаарх. – Как можно творить подобную жестокость? И я… И я просто не могу, отпусти меня!!»

«Можешь! – голос Меча звучал металлом. – Должен! Да и не притворяйся целкой! Будто бы я твои сексуальные фантазии не просматривал! Сколько раз ты себе подобное представлял, имея себя в виду женщины, с которой это делают? Может расскажешь? Отчего же такой гнев? Объясни!»

«Ну… я… это… – промямлил Хранитель, чувствуя, как его щеки становятся алыми от стыда. – Это можно делать лишь с теми, кто сам этого хочет!»

Старый Фархат наблюдал за Владыкой с тревогой, он не понимал, что с ним происходит, ощущение было, что тот ведет яростный спор с самим собой, потом вдруг щеки его господина заалели краской то ли стыда, то ли гнева и князь приготовился к худшему.

«Так что я? – продолжал издеваться над Йаархом Меч. – С чего это тебя так задели эти четверо, съел же много больше и ничего!»

«А что же я уже съел?», – холодея от предчувствия спросил Хранитель.

«А эти, как ты их назвал, „кусочки мяса“, это знаешь что?»

«Нет…», – пролепетал, уже начиная догадываться, Хранитель. Совмещающий Разности намеренно решил додавить мальчишку, радуясь, что представилась возможность направить гнев Хранителя на конкретные вещи и сделать его сильнее. К тому же, если он не сможет заставить себя делать отвратительные, жестокие и неприятные лично для него вещи, Владыкой ему не быть. Он только погубит положившихся на него, убегая от того, что чего не хочет.

И Серый Меч продолжил:

«Так вот… У женщин там, между ногами, есть так называемый бугорок страсти. Вы его, кажется, называете клитором. И если народ приносит по этому гнусному обычаю извинения своему Повелителю, то отбираются триста тридцать три, или пятьсот пятьдесят пять, или девятьсот девяносто девять самых красивых и умелых молодых женщин. Неважно, замужних или нет. Каждой аккуратно, очень острыми и очень маленькими ножичками этот самый бугорок страсти выделяется, но не отсекается до конца. А затем, прямо в теле, он должен быть изжарен, для чего выделенный бугорок периодически обливают каплями кипящего масла. Для каждой из несчастных процедура продолжается несколько часов, пока клитор не изжарится до необходимой кондиции. Можешь ли ты себе представить, насколько это больно? А она даже не имеет права закричать или застонать… Если же кто-то умирает в процессе, то обряд не считается завершенным и берут другую женщину. И лишь когда все готово, изжаренный бугорок любви удаляют. Но не со всеми получается, даже из оставшихся в живых. Для правильного приготовления одного „кусочка“, – продолжал издеваться Меч, – обычно уходит до шести-семи женщин. Вот и посчитай сам количество искалеченных… В итоге уродуется намного больше, во много раз больше! Теперь ты понимаешь, почему так побледнел князь, когда ты заявил, что тебе мало?! А „тонко нарезанные мясные пластинки“, еще не догадался, что это? Приготовляются аналогично…»

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: