|
|
Путешественники и виноградСуфии Содержание
Введение Суфии представляют собой древнее духовное братство, происхождение которого никогда не было установлено или датировано. Сами они не проявляют большого интереса к подобным исследованиям, довольствуясь ссылками на проявления их образа мышления в различных странах в разные периоды времени. Несмотря на то, что суфиев ошибочно считают мусульманской сектой, их можно встретить в любой религии, и этим они похожи на "Вольных Каменщиков", которые, в зависимости от конкретной ситуации, могут положить перед собой в Ложе Библию, Коран или Тору. Они называют ислам "оболочкой" суфизма только потому, что считают суфизм тайным учением всех религий. Один из ранних авторитетных суфийских авторов Али аль-Худжвири приписывает самому пророку Мухаммаду такие слова: "Тот, кто услышит голос суфиев и не скажет при этом "Аминь", будет записан перед Господом как неосторожный". С суфиями Мухаммада связывают и многие другие традиции. Так, например, можно считать суфийским приказание, отданное Мухаммадом своим последователям, смысл которого сводится к тому, что необходимо уважать всех Людей Книги. Здесь имеются в виду те, кто почитает свои собственные священные писания, термин, принятый позднее, чтобы включать сюда зороастрийцев. Суфиев нельзя назвать сектой, ибо они не связаны абсолютно никакими религиозными догматами и не используют никаких постоянных мест для поклонения. У них нет ни священного города, ни монастырей, ни религиозных принадлежностей. Они отрицательно относятся к любым названиям, которые могут их склонить к той или иной форме догматизма. Суфий, как и "квакер", это не более чем прозвище, к которому они относятся с добрым юмором. Самих себя они обычно называют "друзьями" или людьми, "подобными нам", и узнают друг друга по некоторым природным способностям, привычкам и категориям мышления. Несомненно, что суфийские школы собирались вокруг определенных учителей. "Окончить" такую школу невозможно, да и сами школы существуют только для удобства тех, кто работает над совершенствованием своего обучения посредством близкого общения с другими суфиями. Характерные суфийские черты отличают самые разнообразные литературные произведения, начиная, по крайней мере, со П тыс. до н.э., и хотя наибольшее влияние на цивилизацию они оказали между VIII и XVIII вв. н.э., суфии и сейчас не менее активны, чем раньше. Число их достигает 50 000 000 человек. О суфиях очень трудно говорить, т. к. способы, с помощью которых они узнают друг друга, невозможно описать с помощью обычных моральных или психологических терминов - это понятно только самим суфиям. Хотя знание этого тайного качества или инстинкта может быть увеличено благодаря близкому контакту с опытными суфиями, надо сказать, что никаких иерархических различий между ними не существует, если не считать общего и неоспоримого признания больших или меньших способностей человека. Суфизм приобрел восточный оттенок, т.к. он очень долгое время существовал в рамках ислама, но настоящего суфия можно встретить и на Западе и на Востоке, он может быть генералом, крестьянином, торговцем, адвокатом, школьным учителем, домашней хозяйкой и вообще кем угодно. "Быть в миру, но не от мира", быть свободным от честолюбия, алчности, интеллектуальной спеси, слепого повиновения обычаю или благоговейного страха перед вышестоящими лицами - вот идеал суфия. Суфии уважают религиозные обряды в той мере, в какой они способствуют социальной гармонии, и одновременно расширяют базис религиозного учения, где это только возможно, толкуя религиозные мифы на более высоком уровне: так, например, ангелы олицетворяют для них высшие способности человека. Искателю предлагают "тайный сад" для роста его понимания, но никогда не требуют от него становиться монахом или отшельником подобно мистикам; он же впоследствии может заявить о том, что озарение пришло к нему благодаря настоящему опыту ("тот, кто пробует, знает"), а не философским аргументам. Самая ранняя из известных теорий сознательной эволюции суфийского происхождения, и хотя ее так часто использовали дарвинисты в великой полемике XIX в., эта теория применима скорее к индивидуальности, чем к массе. Ребенок немедленно превращается в мужчину или женщину, но это только одна из стадий развития более высоких способностей, для которых движущей силой служит любовь, а не аскетизм или интеллект. Озарение приходит с любовью, требующей от поэта полной преданности Музе, которая знает, что делает, несмотря на все жестокости и кажущееся неразумным поведение. Она редко одаряет поэта явными проявлениями милости, но укрепляет его преданность своим живительным воздействием на него. Ибн аль-Араби (1165 - 1240), испанский араб из Мурсии, которого суфии называют своим Мастером Поэзии, писал в своем произведении "Тарджуман аль-Ашук" ("Толкователь желаний"): "Если я поклоняюсь ей, считая это своим долгом, "Любимая женщина не знает никаких обязательств". Эта любовная тема позднее была использована в экстатическом культе девы Марии, которая до крестовых походов не занимала важного места в христианской религии. Сегодня ее больше всего почитают именно в тех странах Европы, которые испытали наиболее сильное влияние суфизма. Ибн аль-Араби говорит о себе: "Я исповедую религию Любви. Поэты были основными распространителями суфийской мысли и заслужили такое же уважение, как и "ученые люди" Ирландии раннего средневековья; они пользовались сходным тайным языком метафор и словесным шрифтом. Персидский суфий Низами писал: "Во рту поэта спрятан ключ от сокровищницы". Тайный язык служил зашитой от вульгаризации образа мышления, доступного только тем, кто понимал его, а также от обвинений в ереси или гражданском неповиновении. Ибн аль-Араби, представший перед мусульманской инквизицией в Алеппо, в ответ на обвинение в ереси заявил в свое оправдание, что его произведения метафоричны, а их главная цель заключалась в том, чтобы показать божественное совершенство человека, достигаемое с помощью религиозной любви. В качестве прецедента он сослался на эротическую "Песнь песней", включенную в иудейское священное писание, которую фарисейские мудрецы толковали как метафору любви Бога к Израилю, а католические авторитеты считали ее метафорой любви Бога к своей церкви. В своей наиболее развитой форме тайный язык использует семитские корни, состоящие из согласных букв, для шифровки или дешифровки тех или иных значений, западные же ученые, похоже, даже не знают о том, что популярные сказки "1001 ночи" являются суфийскими по содержанию, и что арабское название этой книги "Альф ляйля ва ляйля" представляет собой закодированную фразу, указывающую на основное содержание и смысл этого сборника, и может быть преобразовано в другую фразу - "Источник рассказов". То, что на первый взгляд представляется восточным оккультизмом, на самом деле может оказаться старым и знакомым западным образом мышления. Большинство английских и французских школьников начинает свои уроки по истории с картинок, изображающих их предков друидов, срывающих побеги омелы со священного дуба. Хотя Цезарь считал друидов хранителями наследственных тайн, использовавшими секретный язык, это собирание побегов омелы, до сих пор применяемых в рождественских украшениях, кажется столь обычным занятием, что мало кто из читателей станет задумываться над тем, что это означает в действительности. Современная точка зрения - друиды кастрируют дуб - представляется лишенной смысла. Надо сказать, что всем священным деревьям, кустарникам и травам присущи свои особенности. Древесина ольхи не пропускает воду, а из ее листьев получается отличная красная краска, под березами растут галлюциногенные грибы, дуб и ясень привлекают молнии, зажигающие священный огонь, корень мандрагоры помогает против спазм. Из наперстянки получают дигиталис, ускоряющий работу сердца, мак содержит наркотические вещества, у плюща ядовитая листва, а из его цветов пчелы собирают последний мед в году. Несмотря на то, что лесные голуби и другие перелетные птицы зимой охотно поедают ягоды омелы, которые считаются в фольклоре "панацеей" от всех болезней, в них нет никаких целебных свойств. Листья ее столь же бесполезны, а сфера применения твердой древесины весьма ограничена. Почему же она в таком случае считается самым священным и целебным растением? Единственным ответом может служить то, что друиды использовали ее в качестве символа своего особого образа мышления. Это и дерево и не дерево, оно цепляется за дуб, яблоню, тополь, бук, колючки и даже за сосну, оно зеленеет, добираясь до самых вершин, в то время как остальные деревья кажутся спящими, ее плоды считаются лекарством от всех душевных болезней. Побеги омелы, привязанные к дверям, неожиданно касаются входящего. Налицо символ, если можно только сравнить друидское и суфийское мышление, которое не выращивается, подобно религиям, как дерево, а само утверждается на выросшем уже дереве. Оно зеленеет, хотя само дерево спит, что напоминает мертвый сон религий, погрязших в формализме. Основной движущей силой его роста является любовь, а не примитивная животная страсть и не привязанность, но внезапное и удивительное осознание любви, настолько возвышенной и необыкновенной, что у сердца, кажется, вырастают крылья. Довольно удивительно, что сейчас исследователи Библии считают пылающий куст, из которого Бог явился Моисею в пустыне, акацией, оплетенной красными листьями локантуса, восточного эквивалента омелы. [1] Подобно Музе, воспетой Ибн аль-Араби, ирландская Муза - Богиня Бриджет - была триединой и не только в том смысле, что она была одновременно девой, нимфой и старухой, но и потому, что она покровительствовала трем сферам духовной жизни - поэзии, врачеванию, ремеслу. Нас не очень интересует, был ли этот образ чисто ирландским или же он пришел с Востока вместе со сложными арабесками средневековой ирландской традиции украшения рукописей и удивительно напоминающими формы арабской и персидской поэзии ирландскими поэмами IX века. Ясно, однако, что хорошо известный кельтский крест IX столетия знаменит тем, что на нем написана арабская формула "Висмиллах ар-Рахман, ар-Рахим" ("Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного"), и это может служить доказательством совместимости суфизма с обеими религиями. В этом смысле, возможно, большое значение имеет то, что самые выдающиеся произведения мусульманского искусства и архитектуры являются суфийскими, и что суфии (правда, проучившиеся не менее 12 лет), повинуясь естественному долгу любви, постоянно занимаются лечением людей, в особенности страдающих психическими расстройствами. "Ученые люди", о которых упоминалось ранее, тоже были врачами и учились по 12 лет в своих лесных школах. Суфийский врач не должен принимать в качестве платы более горсти ячменя, и навязывать свою волю пациенту, как делает большинство современных психиатров. Погружая больного в состояние глубокого гипноза, он заставляет его самостоятельно определить свою болезнь и найти лекарство против нее. Затем врач дает совет, как предупредить рецидив болезни. При этом просьба о лечении должна исходить от самого больного, а не от его семьи или доброжелателей. [2] После того как Сицилия и Испания были завоеваны мусульманами в VIII в., они стали центрами мусульманской цивилизации, известными своей религиозной строгостью. Однако ученые, приезжавшие сюда из других европейских стран, чтобы покупать арабские книги для перевода их на латынь, не интересовались ортодоксальными мусульманскими теориями, приобретая только суфийскую литературу и отдельные научные трактаты. Ныне точно установлено, что песни трубадуров - мусульманского происхождения, а само слово "трубадур" не имеет отношения к слову "тробар" ("находить"), но происходит от арабского корня ТРБ, одно из значений которого - "лютнист". В своей работе "Наследие ислама" профессор Гий-ом отмечает, что ортодоксальные мусульманские авторитеты относились к поэзии, романсам, музыке и танцам, которым суфии уделяли особое внимание, не лучше, чем христианские епископы. Несмотря на это, арабский язык, на котором изложены все положения мусульманской религии, а также суфийские теории, остался независимым и от тех, и от других. В 1229 г. остров Майорка, где я жил с 1929 г., отвоевал у мусульман, владевших им 500 лет, король Хайме Арагонский. Затем он избрал в качестве своей эмблемы летучую мышь, которую и до сих пор можно видеть на гербе нашей столицы Пальмы. Этот герб долго не давал мне покоя, а местное истолкование его как призыв к "бдительности" не представлялось мне достаточно убедительным, т. к. христиане считали летучую мышь дурным предзнаменованием, связанным с колдовством. Затем я вспомнил, что Хайме I штурмовал Пальму с помощью тамплиеров и двух-трех отступников из среды мавританской аристократии, живших на острове, что тамплиеры обучали его le bon saber, т. е. мудрости, и что во время крестовых походов тамплиеров обвиняли в связях с мусульманскими суфиями. Мне пришло в голову, что слово "летучая мышь" могло иметь и другое значение в арабском языке и, благодаря этому, служить сигналом местным мавританским союзникам Хайме, возможно суфиям, о том, что он обучается их мудрости. Я написал сейиду Идрису Шаху и получил такой ответ: "По-арабски летучая мышь называется "хуффаш" от трехбуквенного корня ХФШ. Другое значение этого корня - опрокидывать, разрушать, растаптывать. Возможно, это связано с тем, что летучие мыши обитают в развалинах. Таким образом, герб Хайме был простым ребусом, объявляющим его "завоевателем", в Испании же его называли El Key Laime, el Conquistador (Король Хайме-завоеватель). Но это еще не все. В суфийской литературе, а особенно в любовной поэзии Ибн аль-Араби из Мурсии, которая была известна во всей Испании, "развалины" означают ум, разрушенный упорствующим в своих заблуждениях мышлением и ожидающий возрождения. Последним значением этого корня будет "подслеповатый, видящий только ночью". Это может означать намного больше, чем просто "быть слепым, как летучая мышь". Суфии называют упорствующих в своих заблуждениях слепыми по отношению к истинной реальности, а о себе говорят, что они слепы к вещам, представляющим ценность для таких людей. Подобно летучей мыши, суфий спит во время "событий дня", т. е. привычной борьбы за существование, которую обычный человек считает важнейшим делом, но он бдителен, когда спят другие. Иными словами, бодрствует его духовное внимание, дремлющее в других людях. В любом суфийском литературном произведении можно найти слова о том, что человечество спит в кошмаре незавершенности. Итак, не следует игнорировать понимание "летучей мыши" в Пальме как призыв к "бдительности". Т. о., герб Пальмы сочетает в себе предмет открытой гордости короля Хайме по поводу того, что он уничтожил власть фанатичных мусульман, правивших Майоркой, с тайным иносказанием, заверявшим его союзников в том, что он принадлежит к их братству. Можно сомневаться в том, знал ли король Хайме арабский язык достаточно свободно, но для большинства его советников он был вторым языком, если не основным. Более того, множество авторов использовали игру слов с включением в нее ассоциативных значений арабских корней даже в тех странах, где этим языком не пользуются. Поэты, пишущие на урду и персидском языках, которые относятся к индо-европейской, а не к семитской группе языков, обращаются с этими корнями как с алгебраическими формулами. В Вельтлише-Шатпкамер в Вене демонстрируется коронационная мантия, которую надевал король Сицилии Роджер II (1093 - 1154), а затем Фридрих II Гогенштауфен, император Священной Римской Империи (1194 - 1250). Сейид Идрис Шах так объяснил мне ее символическое значение: "В центре находится пальмовое дерево, содержащее 9 элементов "магического квадрата пятнадцати", сложной диаграммы, приписываемой суфию Геберу (Джабиру), которого в равной степени почитали латинские алхимики и китайские даосы. Пальмовое дерево (НаХД) выбрано из-за трехбуквенного корня НХ/1, означающего также "тонкую сущность, нисходящую почти неосязаемо", такую, как божественный элемент барака или "блаженство". Другие значения этого корня - "просеянная мука" и "моросящий дождик". Т. к. пальма - это священное дерево для арабов, связываемое с жизнью, ее изображение на коронационной мантии символизирует собой "Источник блаженства". Более того, слово "тарикат" также означает по-арабски "пальмовое дерево" и является суфийским техническим термином, означающим "пребывание на пути", другими словами, суфизм. По обе стороны этой пальмы изображен тигр, напавший на верблюда. Корень НМР передает в арабском языке значение "тигр", а "ДЖМЛ" - верблюд. Получается, что НМР превосходит ДЖМЛ. Корень НМР означает также "шерстяная одежда" и "незапятнанная честь", а поскольку слово "суфий" можно переводить как "одетый в шерстяную одежду", а незапятнанная честь и любовь - это главные столпы суфизма, мы можем слово суфий заменить на тигр: т. о. получается, что "суфий" превосходит ДЖМЛ. В свою очередь ДЖМЛ означает не только верблюд, но и "изысканность". В качестве указания на то, что под тигром и верблюдом подразумеваются люди, оба они имеют полосы, но у верблюда их меньше. Это говорит о том, что незапятнанная честь также является изысканной. Итак: "Под этим божественным источником суфийского блаженства незапятнанная честь носящих шерсть превосходит обычную изысканность". Все суфий знают, что погруженность в мысли о любви приводит к экстазу. Но если христианские мистики считают экстаз единением с Богом, и, следовательно, вершиной религиозных достижений, суфий признают его ценность только в том случае, если человек, достигший этого состояния, сможет потом вернуться в мир и жить там в соответствии со своим опытом. На западную литературу большое влияние оказали сочинения, описывающие закаливание человеческого духа посредством любви, написанные испанскими арабами Х в., такими как Ибн Масарра из Кордовы, Ибн Бар-раджан из Севильи, Абу Бакр из Гранады (родившийся на Майорке) и Ибн Кази из Агарабиса в Португалии. Наиболее известным суфийским ученым был Аверроэс (Ибн Рушд, XII в.), преобразовавший всю христианскую схоластическую мысль. Суфий всегда подчеркивали практическую применимость своих взглядов. Метафизика для них совершенно бесполезна, если она не сопровождается примерами разумного человеческого поведения, подкрепленными народными легендами и баснями. Поскольку Папы отлучали от церкви донатистов, утверждавших, что благословение какого-нибудь дурно живущего священника не равно благословению святого, положение "Не делай, что делаю я, но делай, что я говорю тебе" стало общим для всего католического мира. При этом ссылались на главу 23 Евангелия от Матфея, где Христос призывает своих учеников точно следовать учению фарисеев, но не подражать при этом самим фарисеям, отличавшимся формализмом. Христиане приводят Христа в качестве примера совершенного поведения человека. Суфий же, считая его вдохновленным свыше пророком, цитируют слова из четвертого Евангелия: "Разве не записано в вашем Законе, сказал я, что вы боги?" Это означает, что судьям и пророкам дано толковать закон божий, но, несмотря на то, что такой мнимой божественностью может обладать любой человек, не существует иных богов, кроме Бога. Подобным же образом они отвергли тибетский ламаизм и индийские теории о воплощении божества. Хотя ортодоксальные мусульмане обвиняют суфиев в подверженности христианским влияниям, они относятся к рождеству только как к притче о скрытых возможностях человека, которые могут отделить его от его непросвещенных собратьев. Точно так же они понимают сверхъестественные предания Корана как метафоры, оставляя буквальное понимание для непросвещенных. Например, они заявляют, что рая не видел никто из живых, а его гурии ("создания из света") не похожи ни на одно человеческое существо и поэтому им нельзя придавать какие бы то ни было физические атрибуты, как это делается в вульгарных баснях. В литературе любой европейской страны можно найти следы суфийских влияний. Легенда о Вильгельме Телле появляется в "Парламенте птиц" (XII в.) задолго до ее появления в Швейцарии, а то, что члены немецких гильдий стрелков из лука (если верить "Malleus Maleficarum", руководству по охоте за ведьмами, 1460 год) стреляли по симметрично расположенным яблокам "во имя Дьявола", наводит на мысль о мусульманских влияниях. Хоть Дон Кихот (арагонцы и провансальцы произносят "Кишот") и представляется самым типичным из всех испанцев, сам Сервантес признавал, что при создании образа этого он пользовался каким-то арабским источником. Ученые считали подобные заявления шутками в духе Дон Кихота и не принимали их всерьез, однако повествование Сервантеса очень часто напоминает случаи из жизни легендарного софийского учителя Сиди Кишара (которого иногда сравнивают с Насреддином), включая и известный случай, когда он принял мельницы, правда не ветряные, а водяные, за гигантов. Испанское слово "Кихада" - настоящее имя Дон Кихота по Сервантесу - происходит от того же арабского корня, что и Кишар, сохраняя при этом тот же смысл - "угрожающая гримаса". Благословенный Раймунд Луллий, мистик и мученик с Майорки, признавал, что его известная поэма "Повесть о любящем и любимом" (1283) была написана по суфийскому образцу. Каталонский христианский мистик брат Ансельм из Турмеды был также хорошо известен как просвещенный суфийский мудрец Абдулла аль-Тарджуман, "Толкователь". Монах Роджер Бэкон, который читал лекции по философии в Оксфорде и был похоронен там, учился в мусульманской Испании. Опасаясь вызвать раздражение университетских авторитетов, он тщательно избегал прямых ссылок на "просвещенных" и называл этот образ мышления попросту "восточным", тем более, что это слово в арабском языке образуется от того же корня, что и "просвещенность". Профессор Асин из Мадрида и его коллеги проследили связь Бэкона со школой просвещенных в Кордове, основанной Ибн Масаррой (883 - 931). Дальнейшим своим развитием эта школа была обязана еврейскому мудрецу суфию Соломону бен Гебиролю (1021 - 1058), которого мусульмане называли Супейман ибн Яхья ибн Джабриоль, а христиане - Авицеброн. Сейчас установлено, что святой Франциск Ассизский основал францисканский орден, к которому Бэкон присоединился в 1247 году, испытав огромное влияние Авицеброна. Отрывок одной из латинских работ Бэкона имеет отношение к суфийской эволюционной теории: "Об этом не знают ни естественные философы, ни все латинские авторы, вместе взятые. Поскольку большинство ученых не знают этой науки, они не знают и того, что от нее зависит и имеет отношение и к неодушевленным предметам, и к растениям, и к животным, и к людям; не зная предшествующего, они неизбежно не будут знать и о последующем". Хотя на монаха Бэкона смотрели со страхом и подозрением, т. к. он изучал "Черную магию", слово "черный" вовсе не означает "плохой" или "злой". Здесь наблюдается игра слов, основанная на двух арабских корнях ФХМ и ФХМ. Слова, образованные от этих корней, произносятся как "фехам" и "фахам", что означает соответственно "черный" и "мудрый". Такое же иносказание заключено в гербе основателя ордена тамплиеров Гюго де Пейна ("из язычников"), родившегося в 1070 году [3], где чернеют три сарацинские головы, будто бы отсеченные на поле боя, но в действительности указывающие на истоки мудрости. Мусульманским суфиям удалось оградить себя от обвинений в ереси благодаря усилиям Аль-Газали (1058 - 1111), известного в Европе под именем Альгазель и признанного высшим авторитетом мусульманского мира в вопросах теории. Аль-Газали примирил религиозные мифы Корана с рационалистической философией, заслужив тем самым титул "Опора Ислама". Несмотря на это, суфии часто становились жертвами погромов в менее культурных районах и были вынуждены применять секретные пароли, особые рукопожатия и другие средства самозащиты. На Западе ни один христианский суфий, даже обладавший большим авторитетом в церковных кругах, не смог бы защитить своих друзей перед церковным советом, и тем не менее, суфийская мысль продолжала оставаться тайной силой, развивающейся параллельно с ортодоксальным христианством. Отсюда и восхищение, смешанное с подозрением, с которым относились к монаху Роджеру Бэкону, благословенному Рай-мунду Луллию (ждавшему канонизации в течение 700 лет) и другим суфиям, которым приписывали обладание странными способностями и знание незнакомых учений. На суфийские труды Газали ссылались Авероэс и Абу Бакр ("Абубацер"), пользовавшиеся огромным авторитетом в христианских университетах. "Суфии - это древнее духовное масонское братство..." В действительности же сами масоны первоначально были членами суфийских обществ. В Англии такие общества появились в царствование короля Ательстана (924 - 939), а затем под видом профессиональных гильдий они возникли и в Шотландии, что, несомненно, является результатом деятельности Тамплиеров. [4] Реформация братства, осуществленная в начале XVIII в. в Лондоне группой протестантских ученых мужей, принявших мусульманские термины за древнееврейские, привела к тому, что многие ранние традиции оказались оттесненными на второй план. Переводчик "1001 ночи" Ричард Бартон, который был и масоном и суфием, первым указал на близкую связь жду этими двумя обществами, но он не был продвинут настолько, чтобы осознать, что масоны когда-то начинали как суфийская группа. Сейид Идрис Шах указывает на то, что это была метафора, подразумевающая собой "восстановление" или перестройку разрушенного состояния духовного человека, и что три рабочих инструмента, ставленные в современных масонских ложах, символизируют собой три молитвенные позы. "Буизз" или "Боаз" и "Соломон, сын Давидов", которые почитаются масонами как строители храма царя Соломона в Иерусалиме, не были, как считают, израильтянами и подданными царя Соломона или финикийцами. Это суфийские архитекторы Абд аль-Малика, построившие Купол Скалы на развалинах ама Соломона, и их последователи. Их настоящими именами были бан Абд-аль-Файз (Изз) и его "великий внук" Маруф, сын (ученик) Давида Таи, суфийское имя которого было Соломон, так как он был сын Давида". Архитектурные пропорции, избранные для храма, как для Каабы в Мекке, соответствовали цифровым эквивалентам определенных арабских корней, передающих священные послания; при этом каждая часть здания соотносилась с любой другой в строго опрелеленной пропорции. Английский академический принцип гласит, что рыба - не самый лучший учитель по ихтиологии, а ангел - по теологии. Наверное поэтому наиболее авторитетные современные книги и статьи о суфизме были написаны европейскими и американскими универси-тетскими профессорами, мыслящими историческими категориями, которые никогда не погружались в глубины суфийской мысли и не поднимались до вершин суфийского экстаза и которые даже не разбираются в персо-арабской поэтической игре слов. Я попросил сейида Идриса устранить этот недостаток точной публичной ин-формации хотя бы только для того, чтобы уверить людей с естественными суфийскими склонностями, живущих на Западе, что их особый образ мышления разделяет еще кое-кто, и что их интуитивные знания могут быть отточены опытом других. Он согласился, хотя и знал, что это будет связано с большими трудностями. Сейид Идрис Шах является потомком пророка Мухаммада по старшей мужской линии и наследником тайных обрядов, дошедших от его предков-халифов. Фактически, он - Великий Шейх суфийского Тарика ("Устава"), но поскольку все суфии по определению равны и ответственны только перед собой за свои духовные достижения, "Шейх" не совсем правильный титул. Он означает не столько "лидер", сколько "флигельман", старый армейский термин, обозначавший солдата, стоявшего впереди группы на параде и показывавшего образцы упражнений. Трудность, которую он предвидел (хотя он много лет постоянно живет в Европе и в той же степени владеет английским и другими основными европейскими языками, как и арабским, пушту, урду, классическим и современным персидским языками), заключается в том, что предполагаемый читатель этой книги должен обладать необычными способностями к восприятию, поэтическим воображением, строгими представлениями о чести, он должен уже столкнуться с основной тайной, чего ожидать, конечно, трудно. Идрис Шах вовсе не желает, чтобы его считали миссионером. Суфийские учителя делают все, чтобы обескуражить учеников, и не принимают тех, кто приходит к ним, так сказать, с "пустыми руками", тех, кому не достает врожденного чувства основной тайны. Ученик учится у учителя не столько в соответствии с литературными или терапевтическими традициями, сколько наблюдая за тем, как он решает проблемы повседневной жизни: ученик не должен докучать ему вопросами, но принимать на веру многое такое, что кажется нелогичным или глупым, но в конечном итоге оказывается осмысленным. Многие из суфийских парадоксов существуют в форме забавных рассказов, в особенности тех, которые связаны с Ходжой (школьным учителем) Насреддином; они встречаются также в баснях Эзопа, которого суфии считают одним из своих предшественников. Придворный шут испанских королей со своим бычьим пузырем, пестрой одеждой, петушиным гребнем, звенящими колокольчиками, незамысловатой мудростью и полным пренебрежением к авторитетам, является суфийской фигурой. Властители считали, что в его шутках больше мудрости, чем в самых серьезных советах старейших советников. Когда Филипп II усилил гонения на евреев, он решил, что каждый испанец с примесью еврейской крови должен носить шляпу особой формы. Предчувствуя беду, шут в тот же вечер появился при дворе с тремя такими шляпами. "Для кого они, дурак?" - спросил Филипп. "Одна для меня, дядя, другая для тебя а третья для великого Инквизитора". Поскольку многие испанские аристократы в средние века действительно состояли в родстве с еврейскими семьями, Филипп отказался от своего плана. Почти таким же образом придворный шут Чарльза I Чарли Армстронг (некогда воровавший в Шотландии овец), доставшийся королю в наследство от отца, пытался противодействовать церковной политике архиепископа Лауда, которая неизбежно должна была привести к вооруженным столкновениям с пуританами. Чарльз пренебрежительно спросил у шута, что он может посоветовать в отношении религиозной политики, и тот сказал: "Воздай большую хвалу Богу и маленькую - дьяволу". (Лауд по-английский "хвала", т. о. здесь игра слов, которую надо понимать так: "Воздай большую хвалу Богу, а маленького Лауда гони к дьяволу"). Лауд, которого задел намек на его маленький рост, прогнал Чарли Армстронга, что, однако, не принесло удачи его хозяину. Эта книга адресована не интеллектуалам или иным мыслителям ортодоксального толка и не тем, кто сразу не поймет, что она написана именно для него. Экономические факторы, связанные с публикацией книги, несомненно, приведут к тому, что большая часть тиража окажется в руках тех, от кого ускользнет большая часть того, что хотел сказать автор; с другой стороны, если бы он написал эту книгу таким образом, чтобы она была полностью понятна им, ему пришлось бы написать нечто совсем иное. Затруднительное положение, и если кто-нибудь должен нести ответственность за публикацию, то это я. Однако сейид Идрис Шах приводит большое количество неожиданной информации (не считая того, о чем я уже говорил), такой, как сообщение о том, что четки мусульманского происхождения, о "Гадком утенке" Андерсена, о том, что Чосер испытал влияние известных суфийских поэтов, причем выделяя именно эти вторичные явления и не проявляя пристрастия к первичному фактору суфийской мысли. Эта книга будет полезна по меньшей мере большому количеству людей, разделяющих этот образ мышления с одним-двумя близкими друзьями, которых она, несомненно, поразит так же, как поразила меня. Дейя, Майорка. Роберт Грейвс. 1. Великий суфийский поэт Руми писал: "Голые сучья, кажущиеся зимой спящими, Хотя он и не имел в виду именно омелу или какой-нибудь другой локантус, несомненно, что здесь символически описывается тайный процесс мышления. 2. Клиническое описание одного из аспектов этой практики содержится в статье доктора Джафара Халладжи "Гипнотерапевтическая техника в Центральной Азии", "Международный журнал клинического и экспериментального гипноза", октябрь, 1962, стр. 271 и далее. 3. Les Tamilies cheveiresques dy Lychnais. Его отца прозвали "Мавром". Объясняя это необычное прозвище, фамильный историк граф де Паган ссылается на самые ранние контакты с испанскими арабами. 4. У масонов существует довольно туманная традиция относительно мусульманского происхождения ремесла. "Словарь дат" Гайдна (1867, стр. 347) приводит слова масонских историков по этому поводу: "...говорят, что архитекторы-мусульмане с африканского побережья завезли его в Испанию в начале IX в." То, что последовательные стадии в действительности отмечают прохождение через некоторые определенные духовные переживания, аллегорически выраженные их ритуалами, помается в меньшей степени. ПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА Хотелось бы еще добавить, что эта книга не имеет ничего общего со схоластицизмом или академическим методом. Многие ученые Востока и Запада героически посвятили всю свою жизнь тому, чтобы с помощью своих дисциплин сделать доступными для всего мира суфийские литературные произведения и философские материалы. Во многих случаях они добросовестно и многократно записывали слова суфиев о том, что Путь суфиев невозможно постичь с помощью интеллекта или простого изучения книг. То, что знание этого принципа не мешало их попыткам втискивать суфизм в рамки своего понимания, является данью их интеллектуальной честности и вере в свою систему исследований. 
Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 stydopedia.ru Все материалы защищены законодательством РФ.
|