Автобиография бывшего рецидивиста. «Я понял: я сам – носитель этого смрада, от которого исходит хаос в моей жизни. И с этого осознания началось изменение моей жизни».

В жизни всё зависит от самого тебя: идешь к Богу, исправляешься, и у тебя сначала исправляется внутренняя жизнь, а потом вокруг все исправляется. Мне понравились слова одного священника: «Хочешь повлиять на мир? Мы можем повлиять на другого человека и на мир, исправляя себя». Я испытал это на себе.

Крушение жизни

В моей жизни было что менять. Во многом, она была жизнью преступника. На путь преступлений встал в 13 лет. Начал с воровства, а со временем пустился «во все тяжкие». Учебу в ПТУ не закончил. Несколько раз был осужден. В третий раз мне «поставили рецидив» и дали 9 лет строгого режима.

Когда пришел в колонию, то увидел знакомые лица. «А! Пришел! Сколько (лет) принес?» – говорят. «Боже мой! – думаю. - Опять туда! Когда буду выходить, то мне будет почти что 40 лет». У меня был шок.

Жена уже до этого отказалась от меня. Сошлась с моим другом. Мы втроем промышляли тем, что занимались продажей анаши в колонии. Они поставляли, я торговал. В процессе, так сказать, делопроизводства они и сошлись.

Они поженились, мне только разводную прислали. Так как на жилплощади я по некоторым причинам не прописался, то, получается, что по освобождении мне было некуда идти. Моя квартира отошла им.

Я начал болеть. Заболел проказой, стрептодермией. Я весь покрылся гноем. У меня начался остеохондроз. Я ещё и проигрался в карты.

У меня все начало рушиться. Разрушились планы жизни красивой, к которой стремился. Я разозлился и захотел поменять жизнь. Даже курить бросил со злости. Начал специально военные книжки читать, стихи какие-то, познакомился с девушкой, списался. Но все это было что-то не то.

Рядом находился человек, который книжки православные читал и молился. Разговорились. Он говорит: «Скоро батюшка приезжает, готовься».

Осознание

Я что-то читал, готовился к исповеди, к Причастию. Не получалось у меня ничего. Утром просыпаемся, и опять у меня жизнь другая: солнце светит, как-то уже быт стал устраивать. Вот он говорит: «Приехал батюшка». Я говорю: «Да ладно, проехали». Он мне говорит: «Ты – трус, ты – не мужик, ты боишься». Я говорю: «Я?! Кто?! А ну пошли! Где твой батюшка? – говорю. - Сейчас я ему все скажу! Нет правды в жизни. Искал я ее и понял - нету ее!

Решил я пойти и доказать тому священнику, что нет в жизни правды и счастья. Прихожу, а там стоит такой маленький батюшка, толстенький такой, старенький. Я к нему подхожу, а у меня аж пересохло в горле от злости. И я так ничего ему и не мог сказать. А он на меня смотрит и говорит: «Что с тобой?» Я говорю: «Да, что-то горло болит».

«А ну, – говорит, – пойдем, выйдем». Вышли в коридорчик из маленькой комнаты, и я ему стал всю свою жизнь рассказывать с самого детства: государство не такое, неправильно осудили, жена бросила, все кругом обманывали, родители воспитывали не так, учителя в школе учили не так, в ПТУ мастера обманывали. А он на все это говорит: «А ты? А ты?» И этим вопросом бил мне в самое сердце.

В конце концов, я говорю: «Да, я». И всё, я согласился. Я понял: во всех моих бедах виноват я. Я сам – носитель этого смрада, от которого исходит хаос в моей жизни. И с этого осознания началось изменение моей жизни.

Он обратно меня завел, принял исповедь. Я причастился, он мне дал молитвослов. «Иди, – говорит, – держись, читай». Я понял, что нужно начать жить по-человечески, и что Божией помощью можно исправить свою жизнь.

Период испытаний

Духовная жизнь помогла мне перенести ужесточение режима. В то время администрация колонии решила навести порядок. Любое нарушение режима строго наказывалось. Все должны были быть выбриты. Если не выбрит – это нарушение режима. За это полагался изолятор. Вставали в шесть утра. Раньше нельзя, потому что это – нарушение режима.

Вспоминаю, как нас будили. Без пяти минут шесть «ночной зэк» кричал: «Подъем! Воры, бандиты, вставайте!» Через пять минут мы по форме одетые должны были быть на локальном участке.

Это было нечто. Стоит тысяча человек. А в рупор раздается: «Начинаем утреннюю зарядку… Правая рука вверх, левая вниз… Начинаем!» И вот все: зеки, бандиты, рецидивисты – все делают! А охрана с вышек смотрит. Если какой-то человек делает не так, как сказано, то это - нарушение режима. Каждый должен делать как все. А все делают в одном режиме: «вжик-вжик, вжик-вжик…»

Так вот и жили. Можно было сойти с ума. Я спасался тем, что читал в это время «Отче наш…» или 17-ю Кафизму. Тело у меня на земле, а ум чем-то божественным занимался.

Рядом кто-то роптал. А я делал. Мне стало понятно, за что я делаю.

Не хотел с нормальным обществом жить. Вот тебе – братья твои. Не хотел отца, матерь почитать. Вот тебе – твой начальник. Не хотел соблюдать режим нормального человеческого гражданина: ходить на работу, вставить утром, устраивать семью. Вот тебе – этот закон. Так тебе и надо! Я у кого-то прочитал: «Приимите наказание, будто милость Божию». И я стал принимать наказание.

Началась полоса испытаний. Режим стал ужесточаться. На меня навалились болезни ещё больше. У меня все тело покрывалось гноем. Я начал терять в весе. С 86 килограмм мой вес упал до 58 килограмм. Я чувствовал, что умираю. Не помогало даже хорошее питание.

У меня мама на центральном рынке работала, мясом торговала. «Передачки» она приносила отменные. Но еда не принималась организмом. В меня вливали кровь, но она не приживалась.

И, находясь в таком положении, я решил начать поститься. Причем, стал поститься, как положено, со всей строгостью. И, что удивительно, стал потихоньку поправляться. Язвы стали закрываться. Я говорил себе тогда: «Лучше я умру, но я хоть поживу по-человечески». Чем больше времени проходило, тем больше у меня было уверенности в том, что я выбрал правильный путь.

Мне стали помогать верующие, батюшка приезжал.

Духовная жизнь в колонии

Когда я лежал в больничном изоляторе, то я очень серьезно стал думать о своей жизни. Я не мог тогда вставать с кровати. Постоянно терял сознание. Когда оно возвращалось, то я молился.

На моих глазах люди в больничной палате умирали. Дальше все шло по заведенному распорядку. Приходи медперсонал, накрывал труп простыней и выносил его.

Однажды готовили к операции одного авторитета. Что-то у него с легкими было. С легкими непорядок, а он курит перед операцией. Я ему говорю: «Слушай, зачем ты куришь? Тебе же сейчас на операцию идти. Ты не знаешь даже, привезут ли тебя живым». Но он что-то стал нервничать, доказывать, что у него все в порядке. «Ну, ладно, ладно, - говорю ему. - Успокойся». Когда его привезли, то он уже был подключен к аппаратуре. Работало «искусственное дыхание». Мы всей палатой наблюдали, как работал механизм: поднялся – опустился, раз – два, раз – два. А потом через какое-то время дыхание остановилось. О чем думал человек?

Пришли, накрыли простыней, унесли. Наблюдая за всем этим, я однажды подумал: «Скоро и меня также вынесут».

Несмотря на все это, время, проведенное в тюрьме, было лучшим временем в моей жизни. В тюрьме я познал Истину.

Помню первую свою исповедь и жизнь внутреннюю. Я ощущал радость. Такие были моменты, что я просто был счастлив. Как-то меня два товарища пытались разговорить, а мне так было хорошо, что я не знал, что им и ответить. Какими-то далекими стали наши мелкие проблемы. А товарищи меня не поняли. Один сказал другому про меня: «Да он просто чая с утра не попил».

За эти годы, проведенные в тюрьме, я всю свою прошлую жизнь перебрал. Все повспоминал. На исповеди рассказывал даже о том, что списывал в школе. Я стал исправлять себя.

Срок был большой. Просто ждать дня освобождения – это означило сойти с ума. Я стал читать, а мне все говорят: «Крыша поехала. Ты в дурдом поедешь. В «обиженку» поедешь. Всё, тебя опустят». Я говорю: «Нет, я чувствую, что вот, если я сейчас обратно в этот омут уйду, то тогда точно – все!» Я стал зубрить, я стал молиться.

Мне ещё тогда говорили: «Ну как ты будешь жить, ты все время молишься, молишься, молишься...» А я вот, на проверку сходил, покушал – за книгу, покушал – за книгу. Мне говорили: «Ты сойдёшь с ума». Я говорю: «Нет! Если я перестану молиться, читать Евангелие, Псалтирь, то я сойду с ума». Я потом уже просто говорил: «Отстаньте от меня!»

Я специально заучивал псалмы, ходил, гулял, ни с кем не разговаривал и учил псалмы. Я выучил 17 кафизму наизусть. Я её мог рассказать даже ночью. Толкование на неё читал специально. Многие псалмы выучивал, например, 26, 90, 50. Читал, чтобы ум у меня занимался. И постепенно как-то все образовалось.

Я стал причащаться каждый месяц. Без этого не выстоять. Иначе неоткуда взять сил. Ведь я, можно сказать, развернулся на 180 градусов. Все идут в одном направлении, а я – в другом.

Мне хотелось домой. И на это мне один авторитет говорит: «Тюрьма – наш дом родной». Я говорю: «Отстань от меня!» Он говорит: «Я в тюрьме уже 20 лет». А я говорю: «Слушай, если бы ты на заводе проработал 20 лет, я бы тебя послушал. А так просидел 20 лет в каком-то гадюжнике и будешь меня учить жить?»

До своего обращения к вере я искал каторжанской солидарности. Но потом понял: ее нет. Все как везде. Ты "свой" пока у тебя есть деньги. Когда я это понял окончательно, в блатной романтике разочаровался.

Возник даже такой вопрос. «Вот, объясни мне, – говорю другому авторитету. Почему, если ты здесь воруешь, ты – "крыса". А если ты там [за пределами тюрьмы] воруешь, ты – в почете? Что ты делаешь такого, за что я мог бы тебя уважать?» Он не нашелся, что сказать.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: