Чудесный глоток свежего воздуха

Нас пригласили провести воскресенье за городом у мсье Бонгрена. Мсье Бонгрен — бухгалтер у папы на работе, у него, кажется, есть сын моего возраста и, говорят, очень славный мальчик. Зовут его Корантен.

Я обрадовался, потому что люблю ездить за город. Папа нам сказал, что мсье Бонгрен недавно купил дом, и это недалеко от города. Мсье Бонгрен объяснил папе по телефону, как его найти, папа все записал и, похоже, туда легко доехать. Сначала прямо, потом у первого светофора повернуть налево, проехать под железнодорожным мостом, затем опять прямо до перекрестка, там повернуть налево, потом еще налево до большой белой фермы, а затем повернуть направо по неасфальтированной дороге, а там — прямо и налево, после станции автообслуживания.

Мы, папа, мама и я, выехали на машине рано утром. Папа пел, но потом перестал, потому что дорога была просто забита машинами. Продвигаться вперед стало почти невозможно. Потом папа пропустил светофор, где должен был свернуть, но он сказал, что это неважно и что он выедет на правильную дорогу на следующем перекрестке. Но на следующем перекрестке шли дорожные работы и висело объявление «Объезд». Оказалось, что мы заблудились. Папа ругал маму, говорил ей, что она плохо читала его записи. Папа спрашивал дорогу у разных людей, а они не знали. Мы приехали к мсье Бонгрену почти к обеду и перестали спорить.

Мсье Бонгрен встречал нас у ворот своего сада.

— Ну, конечно, сразу видно городских жителей!

— сказал он. — Не могут рано встать!

Тогда папа сказал ему, что мы заблудились. И мсье Бонгрен очень удивился:

— Как это ты сумел? Ведь ехать все время прямо!

— И он повел нас в дом.

Отличный дом у мсье Бонгрена, не очень большой, но отличный!

— Подождите, — сказал мсье Бонгрен, — сейчас я позову жену. И он крикнул:

— Клер, Клер! Наши друзья приехали!

Пришла мадам Бонгрен. Глаза у нее были красные, она все время кашляла. А ее фартук был весь в черных пятнах. И она сказала:

— Не подаю вам руки, я вся перепачкалась углем. С самого утра пытаюсь растопить плиту, но никак не могу.

Мсье Бонгрен засмеялся.

— Разумеется, — сказал он, — здесь все немного по-деревенски, но это и есть сельская жизнь! Нельзя же иметь электрическую плиту, как в городе.

— А почему бы и нет? — спросила мадам Бонгрен.

— Через двадцать лет, когда я кончу выплачивать за дом, мы об этом поговорим, — сказал мсье Бонгрен. И он снова засмеялся.

Мадам Бонгрен было не до смеха, и она ушла, сказав:

— Извините, но мне надо заняться обедом. Думаю, что обед будет тоже деревенским.

— А где Корантен, — спросил папа, — его нет дома?

— Нет, он дома, — ответил мсье Бонгрен, но этот негодник наказан, он в своей комнате. Ты знаешь, что он натворил сегодня утром? Ни за что не догадаешься! Он влез на сливовое дерево, чтобы собирать сливы! Представляешь! Не для того я заплатил за эти деревья целое состояние, чтобы мальчишка развлекался, ломая ветки!

А потом мсье Бонгрен сказал, что раз я приехал, он отменит наказание, потому что уверен — я буду хорошо себя вести и мы ничего не натворим в саду.

Корантен пришел, сказал «здравствуйте» моим маме и папе и протянул мне руку. На вид он довольно-таки ничего, но не то, что ребята из моей школы, а, надо сказать, у меня отличные друзья в классе!

— Пойдем играть в сад? — спросил я. Корантен посмотрел на своего папу, и тот сказал:

— Лучше бы не надо, мальчики. Скоро будем обедать, и я не хотел бы, чтобы вы натаскали грязи в дом. Мама так все убрала сегодня утром.

Тогда мы с Корантеном стали смотреть журнал, пока взрослые пили вино. Этот журнал у меня дома есть. И мы его прочитали несколько раз, потому что мадам Бонгрен, хотя не пила вино с другими, но запаздывала с обедом. А потом мадам Бонгрен пришла, сняла фартук и сказала:

— Ну что же… За стол!

Мсье Бонгрен был очень горд своей закуской, ведь помидоры из его собственного огорода, а папа шутил, что они поданы к столу слишком рано и потому еще совсем зеленые. Мсье Бонгрен ответил, что, может быть, действительно они еще не совсем созрели, но что у них другой вкус, чем у рыночных. А мне больше всего понравились сардины.

Потом мадам Бонгрен принесла какое-то чудное жаркое, потому что снаружи оно было все черное, а внутри — как будто вовсе не жареное.

— Я не хочу жаркого, — сказал Корантен. — Я не люблю сырое мясо!

Мсье Бонгрен строго посмотрел на него и велел доедать побыстрее помидоры и есть мясо, как все, если он не хочет, чтобы его наказали.

Не удалась и картошка к жаркому, картофелины были немного твердыми.

После обеда перешли в гостиную. Корантен снова взялся за журнал, а мадам Бонгрен объяснила маме, что в городе у нее есть прислуга, но она не хочет приезжать работать в деревню по воскресеньям.

Мсье Бонгрен рассказал папе, сколько ему стоил дом и добавил, что покупка была удачной. Меня все это не интересовало, и тогда я спросил Корантена, не пойти ли нам поиграть в саду, уж очень хорошая погода. Корантен посмотрел на своего папу, и мсье Бонгрен сказал:

— Ну конечно, мальчики. Прошу вас только играть не на газонах, а на дорожках. Ведите себя хорошо.

Мы с Корантеном вышли, и он сказал, что мы поиграем в шары. Я очень люблю эту игру и здорово целюсь. Мы играли на дорожке, она была всего одна и не очень широкая, и оказалось, что Корантен — молодец, здорово играет.

— Осторожно, — сказал Корантен, — если шар попадет на газон, то все пропало.

И потом Корантен прицелился — бац! Его шар прошел мимо моего и закатился в траву. Окно в доме открылось, и тут же появилось красное и сердитое лицо мсье Бонгрена.

— Корантен, — крикнул он, — сколько раз я тебе говорил, что надо быть осторожным, ты же портишь газон! Садовник столько сил тратит на него! Как только ты попадаешь за город, становишься совершенно несносным! Отправляйся в свою комнату до вечера!

Корантен заплакал и ушел, а я вернулся в дом. Но мы оставались еще недолго, потому что папа сказал, что он предпочел бы выехать пораньше, чтобы избежать пробок на дороге. Мсье Бонгрен ответил, что, действительно, это разумно и что они сами не замедлят с отъездом, как только мадам Бонгрен кончит дела по хозяйству.

Мсье и мадам Бонгрен проводили нас до машины, папа и мама сказали, что они провели незабываемый день, и в тот самый момент, когда машина уже трогалась с места, мсье Бонгрен подошел к дверце.

— Почему ты не купишь, как я, дом за городом? — сказал мсье Бонгрен. — Лично я, конечно, мог бы без него обойтись, но не следует быть эгоистом старина! Для жены и для мальчишки, ты себе не представляешь, какое это благо — отдых и глоток свежего воздуха каждое воскресенье!

Цветные карандаши

Сегодня утром, когда я еще не ушел в школу, почтальон принес мне посылку: подарок от бабушки. Почтальон у нас отличный!

В это время папа пил кофе с молоком. Он сказал:

— Ой, ой, ой, нас ждет беда!

Но маме это не понравилось, и она начала кричать, что каждый раз, когда ее мама — моя бабушка — что-нибудь делает, папа находит, к чему придраться. А папа ответил, что он хочет спокойно выпить кофе с молоком. Но мама сказала, что она, ну конечно, только и годится, чтобы готовить кофе и вести хозяйство. А папа возразил, что он никогда этого не говорил. Желать хоть чуточку покоя в доме не слишком много, ведь он с утра до ночи работает, чтобы у мамы было из чего приготовить кофе с молоком. А пока папа с мамой разговаривали, я открыл посылку. Ну и здорово: коробка цветных карандашей! Я так обрадовался, что начал бегать, прыгать и танцевать в столовой с коробкой в руках, и все карандаши упали на пол.

— Хорошее начало! — сказал папа.

— Я не понимаю твоего отношения, — сказала мама. — И потом, я вообще не представляю, какая может случиться беда из-за цветных карандашей! Нет, правда, что ты имеешь в виду?

— Еще увидишь! — сказал папа. И он ушел на работу. Мама велела мне быстро собрать карандаши, потому что я опаздывал в школу. Я торопился сложить их в коробку и спросил у мамы, могу ли я их взять с собой в школу. Мама ответила, что да, и сказала, чтобы я был осторожен и не делал глупостей с цветными карандашами. Я обещал. Потом я положил коробку в ранец и ушел. Не понимаю маму и папу: каждый раз, когда я получаю какой-нибудь подарок, они уверены, что я наделаю всяких глупостей.

Я пришел в школу как раз в ту минуту, когда звонили на урок. Я очень гордился своими цветными карандашами, и мне не терпелось показать их ребятам. Жоффруа всегда приносит в школу вещи, которые ему покупает его богатый папа, и теперь я был рад ему показать, что не только у него отличные подарки. Вот так-то, знай наших!

На уроке учительница вызвала Клотера к доске, и пока она его спрашивала, я показал коробку Альцесту, он сидит рядом со мной.

— Ничего особенного, — сказал мне Альцест.

— Это бабушка мне прислала, — объяснил я.

— А что там? — спросил Жоаким.

И Альцест дал ему коробку. Тот передал ее Мексану. Мексан — Эду, Эд — Руфусу, Руфус — Жоффруа. А Жоффруа скорчил гримасу.

Они все старались открыть коробку и вытащить оттуда карандаши, чтобы рассмотреть их и порисовать. Я боялся, что учительница отберет карандаши. Тогда я начал махать руками, показывая Жоффруа, чтобы он вернул коробку. А учительница крикнула:

— Никола, что это вы размахиваете руками и паясничаете?

Я испугался и заплакал. Потом я объяснил, что у меня была коробка цветных карандашей — мне прислала их бабушка, и я хочу, чтобы ребята вернули мои карандаши. Учительница строго посмотрела на меня, вздохнула и сказала:

— Ну, хорошо. Пусть тот, у кого коробка Никола, вернет ее!

Жоффруа встал и отдал мне коробку. Я открыл ее, там не хватало много карандашей.

— Что еще? — спросила учительница.

— Не хватает карандашей, — ответил я.

— Пусть тот, у кого остались карандаши Никола, их вернет, — сказала учительница.

Тогда все ученики встали, чтобы отдать мне карандаши. Учительница начала стучать линейкой по столу и всех нас наказала, попросив проспрягать глагол в предложении «Я не должен из-за цветных карандашей прерывать урок и устраивать беспорядок в классе». Единственный, кто не был наказан, кроме любимчика Аньяна, — его как раз не было, он болел свинкой, — так это Клотер: он отвечал у доски.

Когда началась перемена, я взял с собой коробку с цветными карандашами, чтобы поговорить о них с ребятами, не боясь наказаний. Но когда я во дворе открыл коробку, то увидел, что не хватает желтого карандаша.

— Не хватает желтого! — крикнул я. — Верните мне желтый карандаш!

— Ты нам уже надоел со своими карандашами, — сказал Жоффруа. — Из-за тебя нас всех наказали.

Тогда я жутко разозлился.

— Если бы вы не корчили рожи, ничего бы не было, — сказал я. — Вы просто мне завидуете! И если я не найду вора, я скажу учительнице!

— Желтый карандаш у Эда! — крикнул Руфус. — Смотрите, как он покраснел! Ребята, слышите! Это я пошутил: Эд украл желтый карандаш, потому что он покраснел!

И все засмеялись, я тоже. Отличная была шуточка! Я потом расскажу про это папе. Только Эд не смеялся, он подошел к Руфусу и дал ему в нос.

— Так кто вор? — спросил Эд и дал в нос еще и Жоффруа.

— Но я же ничего не говорил! — крикнул Жоффруа. Ему не нравится, когда дают в нос, особенно если это Эд. Мне стало смешно, потому что Жоффруа получил удар, которого совсем не ожидал. И он бросился на меня, и мне от него тоже досталось.

Коробка с карандашами упала, и мы подрались. Бульон, наш воспитатель, сразу прибежал, разнял нас, назвал бандой дикарей, сказал, что даже не хочет знать, в чем дело, и дал задание каждому из нас писать по сто строчек.

— А меня там не было, — сказал Альцест, — я в это время ел хлеб с вареньем.

— Я тоже, — сказал Жоаким, — я попросил Альцеста дать мне кусочек хлеба.

— Ну уж этого ты не дождешься! — сказал Альцест.

Тогда Жоаким врезал Альцесту, и Бульон задал им писать по двести строчек каждому.

Я вернулся домой к обеду в плохом настроении: коробка была помята, несколько карандашей сломаны, и все так же не хватало желтого.

И я заплакал в столовой, когда рассказывал маме, как нас наказали. Потом вошел папа и сказал:

— Ну, я вижу, что не ошибся, вот и случилась неприятность из-за цветных карандашей!

— Не надо преувеличивать, — ответила мама. А потом послышался сильный шум: это папа упал перед дверью в столовую. Он наступил на мой желтый карандаш.

Наш лагерь

— Эй, ребята, — сказал Жоаким, когда мы выходи ли из школы. — Давайте разобьем где-нибудь лагерь!

— Что это такое, разбить лагерь? — спросил Клотер.

Мы всегда смеемся над ним, потому что он никогда ничего не знает.

— Разбить лагерь? Это очень здорово, — объяснил ему Жоаким. — Например, в прошлое воскресенье мы с родителями и их друзьями поехали на машине далеко за город, остановились в красивом месте, около реки, поставили палатки, развели костер, чтобы приготовить еду, купались, ловили рыбу, спали в палатке, и комары тут как тут, а когда начался дождь, мы сейчас же сбежали.

— Родители мне не разрешат ехать без них далеко за город, — сказал Мексан. — Особенно если рядом будет река.

— Да нет же, мы поедем понарошку! — сказал Жоаким. — Мы разобьем лагерь на пустыре.

— А палатка? Разве у тебя есть палатка? — спросил Эд.

— Конечно! — ответил Жоаким. — Ну что, согласны?

В четверг мы все собрались на пустыре. Не помню, говорил ли я вам, что в нашем квартале, совсем рядом с моим домом есть огромный пустырь.

Там можно найти ящики, бумагу, камни, коробки, бутылки, злых кошек, а главное, там есть старая машина без колес и в ней здорово играть!

Жоаким пришел последним, со свернутым одеялом под мышкой.

— А где палатка? — спросил Эд.

— Да вот же она, — ответил Жоаким и показал нам одеяло. Оно было старое, дырявое и в пятнах.

— Да какая же это палатка! — сказал Руфус.

— А ты думал, что папа даст мне совсем новую? — спросил Жоаким. — Палатку мы сделаем из одеяла, ну понарошку.

А потом Жоаким сказал, что мы все должны сесть в машину, потому что до лагеря надо еще доехать.

— Неправда! — сказал Жоффруа. — У меня есть двоюродный брат, бойскаут, и он всегда ходит пешком!

— Если ты хочешь идти пешком, давай, иди! — сказал Жоаким. — А мы помчимся на машине и приедем гораздо раньше тебя.

— А кто за рулем? — спросил Жоффруа.

— Ну конечно, я, — ответил Жоаким.

— Интересно, почему? — спросил Жоффруа.

— А потому что это я придумал устроить лагерь, и палатку тоже я принес, — сказал Жоаким.

Жоффруа обиделся, но мы хотели побыстрее добраться до места и сказали ему, чтобы он не морочил нам голову.

Все сели в машину, положили палатку на крышу. Дрр… дрр… дрр… Машина поехала. Жоаким вел машину и кричал:

— Берегись! Эй, не спеши. Двигайся. Эй, недотепа. Убийца! Вы видели, как я его обогнал, этого в спортивном автомобиле?

Ну и классным водителем будет Жоаким, когда вырастет!

А потом он сказал:

— Мне кажется, это красивое место. Остановимся.

И тогда все молча вышли из машины, а Жоаким с довольным видом огляделся.

— Вот здорово! Несите палатку, река совсем рядом, — сказал Жоаким.

— Где это ты видишь реку? — спросил Руфус.

— Как где? Вот она! — сказал Жоаким. — Мы же понарошку.

Потом принесли палатку, и пока ее ставили, Жоаким велел Жоффруа и Клотеру сходить за водой на реку, а потом понарошку развести костер, чтобы приготовить еду.

Разбить палатку было трудно, но мы поставили ящики друг на друга и покрыли сверху одеялом. Вышло отлично!

— Обед готов! — крикнул Жоффруа.

Тогда мы все сделали вид, что едим, кроме Аль— цеста: он и вправду ел, потому что принес хлеб с вареньем из дома.

— Очень вкусный цыпленок! — сказал Жоаким, чмокая губами: мням, мням, мням…

— Ты мне дашь кусочек хлеба с вареньем? — попросил Мексан у Альцеста.

— Ты что, спятил? — ответил Альцест. — Я же у тебя не прошу цыпленка!

Но Альцест — добрый парень, и он дал кусок! хлеба Мексану, только понарошку.

— Ну ладно. Теперь надо затушить костер, — сказал Жоаким, — и закопать промасленную бумагу и консервные банки.

— Ты что, псих? — сказал Руфус. — Тогда мы останемся здесь до воскресенья!

— Ну и дурак же ты! — сказал Жоаким. — Мы же понарошку! А теперь все идем в палатку спать.

В палатке было весело, хотя очень тесно и жарко; но мы здорово провели время. Конечно, мы по— настоящему не спали, потому что места не было. Просто все посидели немного под одеялом, но потом Альцест сказал:

— А что теперь будем делать?

— Ничего, — сказал Жоаким. — Кто хочет, спит, остальные идут купаться на реку. Когда живут в лагере, каждый делает, что хочет. Это и здорово!

— Если бы я взял с собой перья, — сказал Эд, — мы могли бы сыграть в индейцев.

— В индейцев? — сказал Жоаким. — Вот дурак, где это ты видел, чтобы индейцы жили в палатках?

— Ах, так я дурак? — спросил Эд.

— Эд прав, — сказал Руфус, — в палатке сидеть скучно.

— Конечно, ты и есть дурак, — сказал Жоаким. И напрасно, потому что с Эдом шутить нельзя, он очень сильный, и — раз! Жоаким получил в нос. Жоаким разозлился и начал драться с Эдом. В палатке было мало места и досталось всем, а потом ящики упали, и мы с трудом вылезли из-под одеяла. Но нам было очень весело. Жоаким обиделся на нас, он топтал ногами одеяло и кричал:

— Раз так, выходите все из моей палатки! Я останусь один в лагере!

— Ты обиделся по-настоящему или понарошку? — спросил Руфус.

Тогда мы все захохотали, и Руфус вместе с нами. Он все спрашивал:

— Ребята, ну что смешного я сказал? Что тут смешного?

Потом Альцест сказал, что уже поздно и пора возвращаться домой обедать.

— Правда, — сказал Жоаким. — Еще и дождь пошел! Быстрей, быстрей! Собирайте вещи и бегом в машину!

Очень здорово было в лагере, и все мы вернулись домой усталые, но довольные. От родителей нам досталось за то, что поздно пришли. Но ведь мы не виноваты, что на обратном пути попали в жуткую автомобильную пробку.

Мы выступаем по радио

Сегодня утром на уроке учительница сказала:

— Дети, у меня для вас важная новость: репортеры с радио проводят широкий социологический опрос среди школьников и придут сюда, чтобы взять у вас интервью.

Мы ей ничего не ответили, ведь никто ничего не понял, кроме Аньяна, но ему-то что, он любимчик и первый ученик в классе. Тогда учительница объяснила, что с радио придут репортеры и будут задавать нам вопросы, что они это уже делали во всех школах города, и теперь пришла наша очередь.

— Я надеюсь, вы будете хорошо себя вести и умно отвечать на вопросы, — сказала учительница.

Мы сразу заволновались, узнав, что будем выступать по радио, и учительнице пришлось постучать несколько раз линейкой по столу, чтобы продолжить урок грамматики.

Потом дверь открылась, вошел директор и с ним двое, один из них нес чемодан.

— Встаньте! — сказала учительница.

— Сядьте! — сказал директор. — Дети, посещение нашей школы радиорепортерами — большая честь для нас. Радио с помощью своих волшебных волн и благодаря гению Маркони передаст ваше выступление в тысячи домов. Я уверен, что вы сможете по достоинству оценить эту честь и преисполнитесь чувством ответственности. В противном случае, я вас предупреждаю, несерьезные ученики будут мной наказаны! Сейчас вам объяснят, чего от вас ждут.

Тогда один из двух пришедших сказал, что будет нас спрашивать о том, чем мы любим заниматься, что мы читаем, что изучаем в школе. Потом он взял в руку какой-то аппарат и сказал:

— Это микрофон. Вы будете в него говорить, очень отчетливо, и не надо бояться. А сегодня вечером, ровно в восемь часов вы сможете себя послушать, потому что все записывается.

Потом репортер с микрофоном повернулся к другому, и тот открыл чемодан на столе учительницы, а в чемодане лежали разные аппараты. Он надел на уши какие-то круглые штуки, чтобы слушать. Как у пилотов из фильма, который я видел: радио не работает, кругом полно тумана, они никак не могут найти город, куда летят, и падают в воду. Отличный фильм! Тут первый репортер сказал своему товарищу с круглыми штуками на ушах:

— Пьерро, можно начинать?

— Да, да, — сказал мсье Пьерро, — давай пробу голоса!

— Раз, два, три, четыре, пять! Работает? — спросил первый.

— Начали, Кики, — ответил мсье Пьерро.

— Ну хорошо, — сказал мсье Кики, — кто хочет говорить первым?

— Я! Я! Я! — закричали все.

Мсье Кики засмеялся и сказал:

— Я вижу, что кандидатов у нас много, тогда я попрошу учительницу указать мне, кто начнет.

И учительница, конечно, сказала, что надо начать с Аньяна, потому что он первый ученик в классе. Вот всегда так с этим любимчиком, прямо надоело!

Аньян, подошел к мсье Кики, и тот поднес микрофон к его лицу, а лицо Аньяна стало совсем белым.

— Так как же тебя зовут, дружок? — спросил мсье Кики.

Аньян открыл рот, но не произнес ни слова. Тогда мсье Кики сказал:

— Тебя зовут, кажется, Аньян, так?

Аньян кивнул головой.

— Говорят, — сказал мсье Кики, — что ты первый ученик в классе. Нам хотелось бы знать, как ты развлекаешься, какие игры предпочитаешь. Отвечай же, не надо бояться, расскажи нам!

Тогда Аньян заплакал, у него заболел живот, и пришлось учительнице вместе с ним выбежать из класса.

Мсье Кики вытер лоб, посмотрел на мсье Пьерро и потом спросил:

— Кто из вас не боится говорить перед микрофоном?

— Я! Я! Я! — закричали все.

— Ну ладно, — сказал мсье Кики, — вон тот толстячок, иди-ка сюда, да, да, вот ты! Начали… Как тебя зовут, дружок?

— Альцест, — сказал Альцест.

— Алынешт? — удивленно переспросил мсье Кики.

— Может быть, вы не будете говорить с набитым ртом? — спросил директор.

— Так я же как раз ел рогалик, — сказал Альцест, — когда он меня позвал.

— Рога… Так вы что же, едите во время урока?

— закричал директор. — Замечательно! Идите в угол! Потом мы с этим разберемся. И положите ваш рогалик на стол!

Тогда Альцест тяжело вздохнул, оставил свой рогалик на столе учительницы и пошел в угол. Но тут же начал есть булочку. Он достал ее из кармана штанов.

В это время мсье Кики протирал рукавом микрофон.

— Вы уж простите их, — сказал директор, — они еще малы и немного рассеянны.

— О мы привыкли, — сказал со смехом мсье Кики. — Помнишь, Пьерро, как мы проводили опрос среди бастовавших докеров?

— Да, хорошее было время, — сказал мсье Пьерро.

Потом мсье Кики вызвал Эда.

— Тебя зовут, дружок? — спросил он.

— Эд! — закричал Эд.

И мсье Пьерро снял с ушей свои круглые штуки.

— Не так громко, — сказал мсье Кики. — Для того и изобрели радио, чтобы было слышно, даже когда не кричат. Ну, начинаем снова… Как тебя зовут, дружок?

— Ну Эд, я вам уже сказал, — ответил Эд.

— Да нет же, — сказал мсье Кики. — Не надо мне говорить, что ты уже сказал. Я спрашиваю, как тебя зовут, ты мне отвечаешь, и все. Готово, Пьерро. Ну, начинаем снова… Как тебя зовут, дружок?

— Эд, — сказал Эд.

— Будем знать, — сказал Жоффруа.

— Жоффруа, вон из класса! — сказал директор.

— Тишина! — крикнул мсье Кики.

— Эй, предупреждай, когда кричишь! — сказал мсье Пьерро. Он снял свои круглые штуки с ушей. Мсье Кики закрыл рукой глаза, подождал минуту, опустил руку и спросил Эда, как он любит развлекаться.

— Я здорово играю в футбол, — сказал Эд. — Я их всех сильней.

— Неправда, — сказал я, — вчера ты был вратарем, и тебе забили гол!

— Ага! — сказал Клотер.

— А этот гол не считается. Ведь Руфус дал свисток, что мяч в ауте! — сказал Эд.

— Конечно, — сказал Мексан, — просто он играл твоей команде. Я всегда говорил, что игрок не может быть в одно и то же время судьей, даже если у него сель свисток.

— А это ты видел? — спросил Эд, показывая кулак.

И директор велел ему прийти в школу в четверг.

Тогда мсье Кики сказал, что все записано. Мсье Пьерро сложил чемодан, и оба они ушли.

Сегодня в 8 часов вечера, кроме папы и мамы пришли еще мсье и мадам Бельдюр, мсье и мадам Куртеплак — наши соседи, а еще мсье Барлье, он работает вместе с папой, и дядя Эжен, и все мы сидели вокруг радио, чтобы послушать, как я выступаю. Бабушку предупредили слишком поздно, и она не смогла прийти, но она слушала радио у себя дома, с друзьями. Папа был очень горд, он гладил меня по голове и говорил: ну-ну! Все улыбались.

Только я не знаю, что произошло на радио: в 8 часов играла музыка.

Особенно мне было жаль мсье Кики и мсье Пьерро. Они, наверное, очень огорчились.

Мари-Эдвиж

Мама разрешила мне пригласить к нам домой на полдник ребят из школы, а я позвал еще и Мари— Эдвиж. У Мари-Эдвиж светлые волосы и голубые глаза. Она дочка мсье и мадам Куртеплак, и живут они в соседнем доме.

Едва ребята пришли, Альцест сразу побежал в столовую посмотреть, что стоит на столе, а потом вернулся и спросил:

— А кто еще придет? Я посчитал стулья и увидел, что один кусок пирога лишний.

Тогда я сказал, что позвал Мари-Эдвиж, и объяснил, что она дочка мсье и мадам Куртеплак и что они живут в соседнем доме.

— Но она же девчонка! — сказал Жоффруа.

— Ну и что? — ответил я.

— С девчонками мы не играем, — сказал Клотер. — Если она придет, мы даже разговаривать с ней не станем. И чего это ты придумал, в самом деле?

— Я приглашаю к себе кого хочу, — сказал я. — А если тебе не нравится, то сейчас ты у меня получишь!

Но тут в дверь позвонили, и вошла Мари-Эдвиж. а ней было платье такое же легкое, как занавески у нас в гостиной, только темно-зеленого цвета, и белый воротник с дырочками по краям. Мари-Эдвиж — девчонка что надо, но только зачем-то притащила с собой куклу!

— Никола, — сказала мама, — почему ты не познакомишь Мари-Эдвиж со своими друзьями?

— Это Эд, — сказал я, — а нот Руфус, Клотер, Жоффруа и Альцест.

— А мою куклу зовут Шанталь, — сказала Мари-Эдвиж. — И платье у нее из настоящего шелка.

Тут все замолчали, и мама сказала, чтобы мы шли в столовую, полдник готов.

Мари-Эдвиж села между мной и Альцестом. Мама дала нам по чашке шоколада и по куску пирога. Было до того вкусно, что стало совсем тихо. Прямо как на уроке, когда приходит инспектор. Потом Мари-Эдвиж повернулась к Альцесту и сказала:

— Как ты быстро ешь! Я никогда не видела, чтобы кто-нибудь ел так быстро. Просто замечательно!

И она захлопала ресницами. А Альцест, наоборот, вытаращил на нее глаза, еле проглотил кусок пирога, который был у него во рту, покраснел и засмеялся каким-то дурацким смехом.

— Подумаешь! — сказал Жоффруа. — Я тоже умею быстро есть, даже еще быстрее!

— Вот и врешь, — сказал Альцест.

— Ой! Быстрее Альцеста? — сказала Мари-Эдвиж. — Не может быть!

А Альцест снова засмеялся тем же дурацким смехом. Тут Жоффруа сказал:

— Сейчас увидишь!

И он начал кусать свой пирог быстро-быстро.

Альцест не мог участвовать в соревновании, потому что он уже съел свой кусок. Зато другие устроили настоящую гонку.

— Я первый! — крикнул Эд, и у него изо рта во все стороны полетели крошки.

— Не считается, — сказал Руфус, — у тебя на тарелке почти не оставалось пирога.

— Вот и нет, — сказал Эд, — я свой кусок даже не надкусил.

— Ха-ха-ха! — сказал Клотер. — У меня был самый большой кусок, значит, я и выиграл!

Я опять чуть не врезал этому жулику Клотеру, но тут вошла мама, удивленно посмотрела и сказала:

— Как, вы уже съели весь пирог?

— Я еще нет, — ответила Мари-Эдвиж. Она ела не торопясь, отламывала по маленькому кусочку и, прежде чем положить его себе в рот, предлагала кукле, а кукла, конечно, отказывалась.

— Хорошо, — сказала мама, — когда вы кончите, ойдите поиграйте в саду, погода очень хорошая.

И она ушла.

— У тебя есть футбольный мяч? — спросил меня Клотер.

— Здорово! — сказал Руфус. — Пирог кто угодно слопает. Но футбол — другое дело. Я лучше вас всех пасую и веду мяч.

— Ха-ха-ха! — сказал Жоффруа.

— А Никола замечательно кувыркается, — сказала Мари-Эдвиж.

— Кувыркается? — сказал Эд. — Да это я лучше их всех кувыркаюсь. Я уже несколько лет тренируюсь.

— Вот и врешь, — сказал я, — тут я чемпион, и ты это знаешь!

— Ах так? Ну, держись! — сказал Эд. И мы все пошли в сад, потому что Мари-Эдвияж наконец-то доела свой пирог.

В саду мы с Эдом сразу начали кувыркаться. Потом Жоффруа сказал, что он тоже умеет, хоть мы этого не знаем. У Руфуса и правда не очень получалось, а Клотеру пришлось вскоре остановиться, потому что у него из кармана выпал шарик и закатился в траву.

Мари-Эдвиж хлопала в ладоши, а Альцест одной рукой запихивал в рот булочку, которую захватил из дома, а другой держал Шанталь, куклу Мари-Эдвиж. Почему-то сначала он подносил кусочки булочки ко рту куклы, хотя обычно едой он не делится даже с друзьями.

Клотер отыскал свой шарик и сказал:

— А это вы делать умеете?

И он начал ходить на руках.

— Ой! — сказала Мари-Эдвиж. — Как замечательно.

Ходить на руках гораздо труднее, чем кувыркаться. Я пробовал, но всякий раз падал. Вот у Эда получилось здорово! Он даже дольше ходил, чем Клотер. Но может быть, это из-за того, что у Клотера из кармана снова выпал шарик и ему опять пришлось его разыскивать.

— Ходить на руках, это что! — сказал Руфус. — А вот лазить по деревьям надо уметь.

И Руфус полез на дерево, а я должен сказать, что залезть на наше дерево не очень просто, на нем внизу веток нет, они растут очень высоко, около самой верхушки. Руфус обхватил дерево ногами и руками, а мы захохотали. Но лез он не очень быстро.

— Ну-ка, давай спускайся, я покажу, как надо! — сказал Жоффруа.

Но Руфус не захотел, и тогда Жоффруа с Клотером полезли оба сразу, а Руфус кричал:

— Смотрите, смотрите! Как я уже высоко!

Нам еще повезло, что папы не было дома, — он не очень-то любит, чтобы в саду лазили по деревьям.

Мы с Эдом опять начали кувыркаться, потому что на дереве больше не было места, а Мари-Эдвиж считала, кто из нас сколько раз перекувыркнулся.

Потом мадам Куртеплак крикнула из своего сада:

— Мари-Эдвиж! Иди домой! У тебя урок музыки!

Тогда Мари-Эдвиж взяла у Альцеста куклу, помахала нам рукой и ушла.

Руфус, Клотер и Жоффруа слезли с дерева, Эд перестал кувыркаться, а Альцест сказал:

— Уже поздно, я пошел домой.

И они ушли все вместе.

Хороший получился денек. И поиграли мы отлично! Только не знаю, может, Мари-Эдвиж было скучно. Ведь мы с ребятами не очень-то обращали на нее внимание, почти не говорили с ней и играли сами, как будто ее и не было.

Будьблагоразумен!

Меня удивляет, что у нас дома еще не было никаких разговоров о каникулах. Раньше, например, папа говорил, что он хочет куда-то поехать, мама отвечала, что ей хочется в другое место, они спорили. Потом папа и мама решали, что раз так, мы остаемся дома, я начинал плакать, и потом мы ехали, куда хотела мама. Но в этом году мои родители молчат.

А ведь все ребята в школе уже готовятся к отъезду. Жоффруа, у него очень богатый папа, поедет на каникулы на берег моря, где у его папы есть большой дом. Жоффруа сказал, что там есть кусок пляжа только для него одного, и никто не имеет права приходить туда делать куличики из песка. Может быть, это и вранье, потому что, вообще-то, Жоффруа очень любит приврать.

Аньян, первый ученик в классе и любимчик учительницы, едет на каникулы в Англию, в какую-то школу, где его будут учить говорить по-английски. Этот Аньян просто ненормальный.

Альцест поедет есть грибы трюфели в Перигор — там у его папы живет друг, а у него собственный колбасный магазин. И все так: уезжают на море, в горы, к бабушкам в деревню. Только я до сих пор не наю, куда поеду, и мне очень обидно, потому что я больше всего люблю каникулы за то, что о них можно мечтать до и долго рассказывать после.

Поэтому сегодня я спросил маму, куда мы поедем на каникулы. Мама как-то странно на меня посмотрела, поцеловала меня и сказала, что мы об этом еще поговорим, «когда вернется папа, дорогой мой», и добавила, чтобы я шел играть в сад.

Тогда я пошел в сад и стал ждать папу. А когда он наконец вернулся с работы, бросился к нему. Он подхватил меня, поднял вверх «оп-ля! «, и я спросил у него, куда мы поедем на каникулы. Тогда папа стал серьезным, опустил меня на землю и сказал, что мы поговорим об этом в доме. Мы нашли маму в гостиной.

— Я думаю, что пора сказать ему, — сказал папа.

— Да, — сказала мама, — он только что меня об этом спрашивал.

— Значит, надо ему сказать, — согласился папа.

— Ну что же, скажи, — ответила мама.

— Почему я? — спросил папа. — Ты должна ему сказать.

— Я? Нет, должен ты, — сказала мама. — Это твоя идея.

— Позволь, позволь, — возразил папа, — ты была вполне согласна со мной. Ты даже говорила, что это для него будет очень хорошо и для нас тоже. Так что мы в одинаковом положении.

— Ну так что? — сказал я. — Мы будем говорить о каникулах или нет? Все ребята уезжают, а я, как дурак, не могу им даже сказать, куда мы едем и что мы будем там делать.

Тогда папа сел в кресло, взял меня за руки и притянул к себе.

— Никола, ты же у меня уже большой и разумный мальчик? — спросил папа.

— О, конечно, — ответила мама. — Он уже мужчина!

Я не очень-то люблю, когда мне говорят, что я большой мальчик, потому что обычно это значит, что мне собираются сделать что-то такое, чего я не люблю.

— И я уверен, — сказал папа, — что мой взрослый сын хотел бы поехать на море!

— Конечно, еще бы! — закричал я.

— Поехать на море, плавать, удить рыбу, играть, на пляже, гулять в лесу, — сказал папа.

— Там, куда мы едем, есть лес? — спросил я. — Значит, не туда, где мы были в прошлом году?

— Послушай, — сказала мама папе, — я больше не могу. Мне кажется, что эта идея не так уж хороша. Лучше от нее отказаться. Может быть, в будущем году…

— Нет! — сказал папа. — Что решено — то решено. Немного смелости, черт возьми! А Никола проявит благоразумие, ведь так, Никола?

Я сказал, что да, что буду благоразумен. Я был очень доволен: и море, и пляж — я все это очень люблю. Гулять по лесу не так интересно, но если там играть в прятки — тогда это здорово!

— Мы будем жить в гостинице? — спросил я.

— Не совсем, — сказал папа. — Я думаю, ты будешь спать в палатке. Знаешь, это очень хорошо!

Тут-то я совсем обрадовался.

— В палатке, как индейцы из книжки, которую мне подарила тетя Доротея? — спросил я.

— Именно так, — сказал папа.

— Отлично! — закричал я. — И я буду помогать тебе ставить палатку? И разводить костер, чтобы готовить еду? И ты научишь меня подводной ловле, чтобы приносить маме больших рыб? Вот это будет здорово! Здорово! Здорово!

Папа вытер лицо платком, как будто ему стало жарко, и сказал:

— Никола, мы должны поговорить с тобой как мужчина с мужчиной. Надо, чтобы ты был благоразумен.

— И если ты будешь вести себя как взрослый мальчик, — сказала мама, — сегодня вечером на сладкое будет торт.

— И я отдам починить твой велосипед, ты ведь меня давно об этом просил, — сказал папа. — Так вот я должен тебе кое-что объяснить.

— Я иду на кухню, — сказала мама.

— Нет останься! — сказал папа. — Мы решили вместе ему сказать.

Папа откашлялся, положил руки мне на плечи и сказал:

— Никола, мой мальчик, мы не поедем с тобой на каникулы. Ты'поедешь один, как взрослый.

— Как… один? — спросил я. — А вы не поедете?

— Никола, — сказал папа, — будь умницей, прошу тебя. Мы с мамой поедем в небольшое путешествие. Но мы подумали, что тебе это неинтересно, и поэтому решили, что ты поедешь в летний лагерь. Это для тебя гораздо лучше, там будут твои ровесники, и ты весело проведешь с ними время…

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: