Количественные аспекты обыденной теории личности

ОБЫДЕННЫЕ ТЕОРИИ ЛИЧНОСТИ И СИТУАЦИОНИЗМ

Качественные аспекты обыденной теории личности

Начнем рассмотрение с качественных аспектов обыденной теории личности. Действительно ли люди являются такими уж закоренелыми теоретиками личностных черт, какими мы пытаемся их представить? Из материалов исследований, равно как и из повседневного опыта, мы знаем, что когда людей просят описать другдруга, они делают чрезмерный упор на термины, характеризующие черты личности. В ходе своих исследований Парк (Park, 1986,1989) обнаружила, что хотя испытуемые и прибегали иногда вподобных ситуациях к описанию поведения, социальной принад-лежности, аттитюдов, демографических данных и внешнего видачеловека, однако термины, описывающие личностные черты (такие, как добрый, застенчивый, эгоцентричный, беззаботный),употреблялись более чем в два раза чаще, чем следующая за нимипо частоте употребления форма описания.

Остром (Ostrom, 1975) просил студентов колледжа перечис-лить содержательные пункты информации, которую они хотелибы получить о другом человеке с целью сформировать о нем впе-чатление. Информация о личностных чертах составила 26% коли-чества всех перечисленных пунктов, в то время как информация оповедении, социальной принадлежности, аттитюдах, демографи-ческих данных и внешности составила лишь 19%. Лайвсли и Брам-ли (Livesley & Bromley, 1973) показали, что употребление детьми,принадлежащими к нашей культуре, терминов, характеризующихчерты личности, неуклонно возрастает по мере их развития, становясь с течением времени наиболее частым способом описания,используемым для свободной характеристики других людей. Смысл,который люди нашей культуры начинают с течением времени вкла-дывать в эти термины, является примечательно единообразным.Кантор и Мишел (Cantor & Mischel, 1979), а также Басе и Крейк(Buss & Craik, 1983) предлагали людям проранжировать различ-ные варианты поведения в зависимости от того, насколько онипредставляют те или иные стандартные личностные черты. Сте-пень согласия в ранжировании поведения была близка к их согла-сию в ранжировании различных предметов (например, столов илидиванов) как представителей тех или иных предметных категорий(таких, как, например, «мебель»).

Весьма поучительно сравнить частоту использования людьмиличностных черт для объяснения поведения с частотой привлече-ния для этой цели различных аспектов ситуаций или общего соци-ального контекста. Джоан Миллер (Joan Miller, 1984) предлагалалюдям описать какой-либо неблаговидный поступок, совершен-ный недавно человеком, которого они хорошо знали, а также ка-кой-либо поступок хорошо знакомого им человека, принесшийкому-то другому пользу. Сразу после описания каждого из поступ-ков, испытуемых просили объяснить, почему данные поступкиимели место. В половине объяснений, данных испытуемыми нега-тивным поступкам, использовались диспозиции общего характера(например, «он очень небрежен и нетактичен»). Таких объясненийбыло в три раза больше, чем объяснений, основанных на ситуаци-онном контексте («было плохо видно и велосипед слишком силь-но разогнался»). Аналогичным образом, когда речь шла о просоци-альном поведении, одна треть предложенных объяснений была данас привлечением диспозиций общего характера, что оказалось на50% больше общего числа ситуационных объяснений. Таким обра-зом, испытуемые проявили себя как теоретики личностных черт,а не как ситуационисты.

Пожалуй, наиболее убедительная линия исследований, демон-стрирующих стремление обычных людей полагаться на диспози-ционные конструкты типов личностных черт, восходит к серии экспериментов Уинтера и Улемана (Winter & Uleman, 1984; Winter,Uleman & Cunniff, 1985), показавших, что основанные на личностных характеристиках интерпретации формируются непосредствен-но в момент наблюдения соответствующего поведения и факти-чески могут кодироваться вместе с ним в памяти как неотъемле-мая его часть.

Уинтер и Улеман предложили вниманию своих испытуемых рядслайдов с высказываниями, описывающими конкретные действияконкретных людей, например «Библиотекарь помогает старушкеперенести сумку с продуктами через улицу». Затем испытуемымвыдавались «контрольные листы», на которые они должны быливыписать как можно больше предложений из числа только чтоувиденных. Для облегчения задачи припоминания им предлагалосьдва рода «подсказок». В некоторых случаях это были расхожие на-звания личностной черты или диспозиции, согласующиеся с дей-ствием, описанным на соответствующем слайде (например, дляфразы о библиотекаре, помогающем старушке перенести сумкучерез дорогу, таким ярлыком служило слово «предупредительный»).В других случаях подсказкой служило слово, вызывающее близкуюсмысловую ассоциацию с подлежащим или сказуемым соответ-ствующего предложения (например, слово «книги» по ассоциа-ции со словом «библиотекарь»).

Неудивительно, что при наличии диспозиционных подсказокиспытуемым удавалось припомнить существенно больше предло-жений, чем при отсутствии таковых. При этом намеки, связанныес личностными чертами, оказались более эффективными, чемсмысловые подсказки, несмотря на то что последние были гораз-до теснее связаны с конкретными словами в предложениях (если

судить по их оцениваемому сходству или по силе ассоциаций).Интересно, что при первом ознакомлении с высказываниями уиспытуемых не возникало мыслей о диспозиционных понятиях.В сущности, испытуемым казалось маловероятным,что их пред-ставления о личностных диспозициях могут пригодиться им дляприпоминания предложений.

Имеющиеся на сегодняшний день данные позволяют предположить, что люди автоматически (и при этом неосознанно) интерпретируют информацию о поведении в терминах личностных диспозиций (см. также Park, 1986, 1989; Lewicki, 1986). Эти данные позволяют также увидеть, что личностные диспозиции, которым люди отдают при этом предпочтение, подозрительно похожи на личностные конструкты, о которых поется в песнях, повествуется в художественной литературе и в работах по психологи и личности.

Количественные аспекты обыденной теории личности

В одном из подобных исследований Кунда и Нисбетт (Kunda &Nisbett, 1986) спрашивали испытуемых, насколько велика веро-ятность того, что у двух человек будут сохраняться относительные различия в уровне проявления данной личностной черты на про-тяжении двух ситуаций. Им предлагалось прочесть следующий абзац.

Предположим, что вы наблюдали Джейн и Джилла в определеннойситуации и нашли, что Джейн более честна, чем Джилл. Какова, на вашвзгляд, вероятность того, что в следующей ситуации, в которой вам придет-ся их наблюдать, вы обнаружите то же самое?

Другим испытуемым был задан вопрос об ожидаемом уровне устойчивости данного поведения на протяжении двух серий испы-таний, состоящих из 20 ситуаций. Иными словами, вопрос касал-ся вероятности того, что Джейн окажется в среднем более чест-ной, чем Джилл, на протяжении последующих 20 ситуаций приусловии, что она была в среднем более честной на протяжениипредшествующих 20 ситуаций.

Аналогичный вопрос был задан испытуемым и об устойчивос-ти показателей Джейн и Джилла в одной и той же ситуации. Вовсех случаях испытуемых просили давать оценку вероятности вдиапазоне от 50 до 100%. Данные процентные показатели легкомогли быть представлены в форме коэффициентов корреляции сцелью их последующего сравнения с действительными коэффи-циентами корреляции для соответствующего поведения.

Испытуемым также задавали аналогичные вопросы, касающи-еся способностей. В частности, их просили оценить вероятностьтого, что некий ребенок, получивший по результатом одного тес-та на правописание более высокий балл, чем другой, получит бо-лее высокий балл и в ходе второго теста, а также, что баскетбо-лист, набравший больше, чем другой, очков в ходе одной игры,повторит свой успех и в следующей игре. Аналогичные вопросыбыли заданы и относительно серий, состоящих из 20 тестов направописание и из 20 баскетбольных матчей.

Согласно оценкам испытуемых,вероятность того, что описы-ваемые индивиды сохранят свои ранги на протяжении двух ситуаций, составляла 78% — вероятность, требующая корреляции в районе 0,80, в то время как выявленная в ходе исследований pеальная корреляция составила лишь около 0,10! Испытуемые не оценили по достоинству и выигрыш в согласованности, который достигается за счет агрегирования показателей. По мнению испытуемых, согласованность поведения от одной ситуации к другой была лишь несущественно ниже согласованности поведения между 20 предыдущими ситуациями и 20 последующими!

Предвидя возможные обвинения в намеренном выборе испы-туемых, неискушенных в статистике, мы должны напомнить чи-тателям. что на протяжении всей книги подчеркиваем преемствен-ней,, существующую между обыденными и профессиональнымиинтуптп иными представлениями о поведении. Следуя духу этогоУтверждения, Кунда и Нисбетт попросили профессиональных психологов, участвовавших в симпозиуме, посвященном статистичес-ким аспектам человеческого суждения, ответить на те же самыевопросы, что и студенты колледжа, оценки которых представленына рис. 5.1. Некоторых из этих профессиональных психологов мож-но было бы охарактеризовать как исследователей в области теорииличности, но в большинстве своем это были социальные психоло-ги и ученые, занимающиеся экспериментальной психологией.

Обследование совокупности профессионалов дало, в сущности,результаты, аналогичные отраженным на рис. 5.1, — с единствен-ным исключением. Профессиональные психологи как группа по-нимали, что личностные черты не являются очень уж надежным средством предсказания поведения. (Возможно, виной этому былопостоянное напоминание, поскольку все то время, пока они запол-няли вопросники, в одном из первых рядов аудитории основа-тельно восседал Уолтер Мишел собственной персоной!) Как бытам ни было, оценки согласованности поведения, данные психо-логами, оказались ниже, чем аналогичные оценки, данные испы-туемыми из числа обычных людей. Тем не менее психологи тоже серьезно переоценили вероятность проявления подобной согласованности между двумя ситуациями.Более того, подобно обычным испытуемым, они тоже не проявили должного понимания того, до какой степени увеличение числа наблюдений повышает согласованность оценок. В итоге они недооценили степень согласованности, которая должна была бы проявиться в сопоставлении двух серий из 20 ситуаций, и выглядели в результате не лучше, чем обычные испытуемые (с точки зрения как знаний жизни, так и познаний в математике).

Во-первых, необходимо отметить, что оценки испытуемыми о согласованности поведения при измерении способностей соответ-ствовали полученным эмпирически данным гораздо больше, чемих же оценки согласованности поведения при измерении черт лич-ности. Данная испытуемыми оценка вероятности сохранения ин-дивидуальных рангов в ходе двух тестов на правописание и двух баскетбольных матчей была очень близка к вероятности, зафикси-рованной для тех же самых событий в действительности. И хотя одни существенно недооценили вероятность сохранения рангов, по-дученных на основании средних показателей по двадцати тестам,в ходе двадцати последующих испытаний они тем не менее поня-ли, что агрегированные показатели дают картину большей согла-сованности, чем единичные.

Брендон и его коллеги сначала попросили своих испытуемых назвать кого-нибудь, кто, по их представлению, мог бы проявить высокую степень дружелюбия или застенчивости. Затем они попросили испытуемых угадать, какой процентный ранг в отноше-нии дружелюбия или застенчивости будет присвоен этому челове-ку при сравнении с другими людьми, а также оценить распределе-ния дальнейших реакций этого человека в ситуациях, гдепроявляются данные черты личности.

Наиболее важным открытием исследователей стало то, что испытуемые с большой готовностью предрекали проявление названными ими людьми очень высокой степени дружелюбия или застенчивости в любой из предложенных ситуаций. Они считали также, что названные ими люди будут вести себя явно застенчиво или явно дружелюбно гораздо чаще, чем типичным, или «средним», образом. Иными словами, сделанные ими предсказания были бы разумными и уместными тогда и только тогда, когда согласованность поведения в различных ситуациях характеризовалась бы коэффициентом корреляции не в районе 0,10 (о чем свидетель-ствуют объективные эмпирические исследования) и даже не сравнительно более высокими коэффициентами (на которых настаивают критики подобных исследований), а корреляцией, очень близ-кой к единице.

Несмотря на свою убедительность, данные исследований, ка-сающиеся обыденных воззрений на кросс-ситуативную согласо-ванность поведения, получены еще очень недавно и нуждаются вдальнейшем критическом рассмотрении. Однако факты, говоря-щие о склонности людей объяснять поведение наличием личност-ных диспозиций, а не влиянием ситуационных факторов, а также строить при этом суждения о характеристиках действующих в си-туациях людей, вместо того чтобы размышлять о характеристиках самих ситуаций, далеко не так новы, как может показаться.

Неспособность принять в расчет вынужденный характер поведе-ния. Классической работой, показавшей, что обычные люди не проявляют должной чувствительности к ситуационным ограничениям, стало исследование, предпринятое Джонсом и Харрисом(Jones & Harris, 1967). По иронии судьбы исследователи первона-чально намеревались продемонстрировать, что испытуемые все-таки могут адекватно воспользоваться информацией о ситуацион-ных ограничениях в целях формирования умозаключения. Джонс иХаррис предлагали своим студентам ознакомиться с сочинениями или прослушать запись высказываний, принадлежавших, как ут-верждалось, их товарищам — таким же студентам, как они. Испы-туемым сообщалось, что коммуникатору была поставлена задачаотстаивать определенную точку зрения. Говорилось, например, чтоэссе принадлежит студенту факультета политических наук, полу-чившему задание написать сочинение в защиту режима Кастро наКубе, либо что записанная на пленку речь произнесена одним изучастников дебатов, от которого требовалось нападать на предло-жение легализовать марихуану.

Несмотря на то что студенты вполне отдавали себе отчет в том, насколько жесткие ограничения были наложены на коммуникатора в этих не оставляющих выбора условиях, данная ими оценка по истинной позиции находилась под существенным влиянием сказанной им точки зрения. Испытуемые считали само собой разумеющимся, что человек симпатизирует Кастро или выступает против легализации марихуаны, если такова была позиция, изло-женная я сочинении. Данные исследования указывают на то, что наблюдатели с чрезвычайно большой готовностью принимают поведение человека за чистую монету, считая, что оно отражает устойчивые личностные диспозиции (в данном случае аттитюды),даже когда совершенно ясно, что этот человек поставлен в жесткие внешние рамки.

Отнесение добровольной инициативы на счет устойчивых диспо-зиций, а не предлагаемого вознаграждения. Исследование, прове-денное Нисбеттом, Капуто, Лигантом и Маречеком (Nisbett,Caputo, Legant & Marecek, 1973), показало, что при наличии воз-можности объяснить или предсказать поведение в терминах дис-позиций влияние даже такого явного и широко признанного фак-тора, как финансовое стимулирование, может быть ослаблено.Исследователи позволили испытуемым понаблюдать за поведени-ем других — активных — испытуемых, участвовавших якобы в ис-следовании процесса принятия решений, о чем и тем, и другимбыло сообщено заранее. Все испытуемые были студентками млад-ших курсов. Экспериментатор объявлял: «Прежде чем мы присту-пим к нашему исследованию, я предлагаю вам принять одно на-стоящее решение». Он объяснял далее, что существующий в сту-денческом городке «Институт развития человека» собираетсяфинансировать культурную программу на выходные дни для чле-нов совета директоров и некоторых значительных лиц, оказываю-щих институту финансовую поддержку. В выходные дни для женэтих людей необходимо организовать развлечения и экскурсии постуденческому городку. Если испытуемые не видят препятствийдля своего участия в этом, то им будет обеспечена почасовая оплата.Некоторым испытуемым предложили 50 центов в час, а другим -один доллар и 50 центов. (Для того чтобы представить себе масштабэтих сумм в ценах 90-х годов, надо умножить их на 3 или на 4.) Изчисла тех, кому была предложена низкая оплата, добровольцамизаписалась только одна пятая часть, в то время как среди тех, комупредложили более высокую оплату, число добровольцев составилодве трети. Процент добровольцев, таким образом, увеличивался вявной зависимости от размера предложенной суммы.

«Насколько вероятно, что вы (или тот, за кем вы наблюдали) станете сборщиком средств для Объединенного фонда?» (Иными словами, испытуемых спрашивали о готовности совершить общественно полезный поступок в иной ситуации, где за него к тому же не платили.)

Испытуемые-наблюдатели посчитали, что вероятность высту-пить в подобной роли будет существенно выше для испытуемых,уже записавшихся добровольными экскурсоводами и организато-рами развлечений, чем для тех, кто этого не сделал, независимоот того, предлагали им за это 50 центов или полтора доллара. Оче-видно, что наблюдатели были введены в заблуждение поведением«действующих лиц», предположив, что оно отражало коренящую-ся в их диспозициях склонность к добровольному участию, а нереакцию на возможность прилично подзаработать.

Росс, Амабайл и Стейнметц предложили своим испытуемым поиграть в нечто вроде блиц-викторины, в которой отобранный случайным образом один изиспытуемых должен был задавать вопросы другим испытуемым.Задачей «спрашивающего» было сформулировать десять «трудных,но не безнадежных» вопросов, на которые соревнующиеся долж-ны были давать ответы вслух. Раз за разом спрашивающие пользо-вались преимуществами своей роли для того, чтобы продемонст-рировать свои исключительные познания как посредством задава-емых вопросов (например: «Как называется имеющая сладковатыйзапах жидкость, получаемая из организма китов и используемая вкачестве основы для духов?»), так и ответов (эта жидкость — сераяамбра), которые они должны были давать сами в случаях, когдасоревнующиеся отвечали неправильно.

По завершении викторины и спрашивающим, и соревнующим-ся (а после повторной игры также и сторонним наблюдателям)было предложено оценить общие познания соревнующихся и «спра-шивающих». Спрашивающие имели очень существенные ролевыепреимущества, и можно было предположить, что этот факт будеточевиден как для испытуемых, так и для наблюдателей. Инымиеловами, роль спрашивающего гарантировала ее исполнителям то, что они не обнаружат пробелы в своих познаниях ни в одной изобластей, в то время как роль соревнующегося не оставляла шан-сов для формирования у окружающих столь выгодного впечатле-ния. Однако, как оказалось, ролевые преимущества спрашиваю-щих не были в достаточной мере ясны ни соревнующимся, ни на-блюдателям. Иначе это помешало бы им отозваться о спрашивающихкак о людях, обладающих незаурядными познаниями. И те, и другие охарактеризовали спрашивающих как более эрудированных людейпо сравнению с любым из соревнующихся, а также по сравнению слюбым «средним» студентом университета.

Отсюда следует вывод, что на основе обнаруженного в данном исследовании факта слепоты испытуемых к различиям ролей спрашивающего и соревнующегося, люди бывают также невосприимчивы и к значимости более привычных для них социальных ролей.

В начале данной главы в нашем обзоре фактов, касающихся обыденной психологии личности, мы неоднократно описывали обычного человека как слишком расположенного усматривать диспозиции в любом поведении и считать их влияние более сильным, чем это подтверждается опытом. Но, возможно, мы понимаем людей слишком буквально. Возможно, когда люди говорят: «Джейн —щедрая женщина», они попросту имеют в виду, что она не прочьзаплатить за всех своих сотрудников в ресторане или она уделяетмного времени детям, а вовсе не то, что в большинстве ситуаций,по которым можно судить о щедрости человека, она проявляет ее на уровне гораздо выше среднего. Иными словами, может статься, что люди используют личностные черты в узком смысле, попрос-ту не заботясь о том, чтобы сопроводить каждое из подобных выс-казываний перечнем условий, способствующих проявлению той или иной личностной диспозиции. Если это действительно так, топредставления людей о предсказуемости поведения в самом делемогут хорошо согласовываться с фактами.

Серьезные изъяны в некоторых центральных принципах обыденной теории личности. По сути, они демонстрируют наиболее экстремальный вариант фундаментальной ошибки атрибуции. Люди с легкостью относят поведение на счет личностных черт, опираясь на данные, допускающие его интерпретацию лишь на основании ситуационных факторов, либо (самое большее) позволяющие утверждать, что данная диспозиция проявляется в определенного рода ситуациях.

Обыденный диспозиционизм и его истоки.

Восприятие и диспозиционистская тенденциозность

Когда мы наблюдаем другого человека в качестве некоего действующего лица, он представляется нам «фигурой», а ситуация предстает перед нами «фоном», на котором проявляются результаты его действий. Люди активны, динамичны и интересны. Именно эти их свойства обращают на себя внимание в первую очередь. Напротив, ситуация обычно сравнительно статична и зачастую представляется туманной. Наблюдатель к тому же, как правило, не тратит много умственной энергии в попытке определить, какие цели преследует другой человек, с какими препятствиями сталкивается, в каком настроении пребывает и так далее.

Почему же тогда наблюдатель начинает относить видимые поведенческие проявления на счет соответствующих им личностных диспозиций? По этому поводу Хайдер также высказался вполне ясно.

'...Человек не довольствуется простой регистрацией окружающих его явлений, доступных для наблюдения; ему необходимо — насколько это возможно — соотносить их с некими константами окружающей среды... скрытые причины происходящего, в особенности мотивы других людей и есть значимые для человека константы среды; они и придают его опыту смысл... (с. 81).

К этому нечего добавить, за исключением пояснений касательно того, почему именно свойства личностных диспозиций людей, а не свойства среды становятся объектом рассмотрения человека, наблюдающего в этой среде себе подобного. Дабы быть краткими, скажем: чему уделяешь внимание, на счет того и относишь. В исследованиях процесса атрибуции, вдохновленных идеями Хайдера, проводившихся в основном в 70-е годы, не существует другого обобщения, которое было бы настолько хорошо подкреплено экспериментально. Мак-Артур и Пост (McArthur & Post, 1977),например, обнаружили, что когда оцениваемый человек хорошо освещен или находится в движении, его поведение в меньшей степени относится наблюдателем на счет ситуации, чем когда види-мость не столь хорошая, а субъект неподвижен. Аналогичным об-разом Аркин и Дюваль (Arkin & Duval, 1975) показали, что когда окружающая среда стабильна, поведение человека в меньшей сте-пени относится на ее счет, чем когда она подвижна. Тейлор же и Фиск (Taylor & Fiske, 1975) продемонстрировали в свою очередь,что когда наблюдатель видит субъекта А и субъекта Б, общающих-ся между собой, но субъект А виден ему лучше, то причины, обус-ловливающие результат их взаимодействия, больше приписыва-йся субъекту А, чем субъекту Б.

Приведенный выше анализ, помимо прочего, подразумевает,что само действующее лицо и наблюдатель очень по-разному по-нимают причины поведения действующего субъекта. Наблюдатель склонен привлекать для объяснения личностные диспозиции действующего лица, в то время как сам действующий субъект привлекает для объяснения предоставляемые ситуацией возможностии налагаемые ею ограничения. Джонс и Нисбетт (Jones & Nisbett,1972) утверждают, что в этом обычно и состоит различие. Действующие лица склонны давать объяснение поведению в терминах личностных диспозиций в меньшей степени, чем наблюдате-ли. Например, в уже цитированном ранее исследовании Нисбетта и его соавторов (Nisbett et al., 1973)испытуемые-наблюдатели счи-тали, что те из действующих лиц, кто записался добровольцем занекую сумму денег, принадлежали к типу людей, которые вообщеохотно участвуют в добровольных мероприятиях. Тех же, кто нестал этого делать за гораздо меньшую сумму, наблюдатели сочлиотносящимися к типу людей, неохотно участвующих в подобныхмероприятиях.

Однако сами действующие лица объясняли свое поведение ис-ключительно суммой предложенных денег.

В дополнение к этому Нисбетт и его коллеги обнаружили, что действующие субъекты полагают, что для описания их самих можно было бы применить гораздо меньшее число личностных черт, чем к их лучшим друзьям, новым знакомым или даже к широко известному комментатору программы новостей. Когда на карту поставлено собственное «я», разнузданный диспозиционизм немедленно берется под контроль.

Утверждение о том, что расхождение между атрибуциями дей-ствующего субъекта и наблюдателя происходит (по крайней мере отчасти) за счет различий в их восприятии, нашло подкреплениев исследовании, проведенном Майклом Стормсом (Michael Storms,1973). При первом знакомстве Стормс дал двум своим испытуе-мым возможность побеседовать, записывая весь их разговор навидеопленку. Во время беседы в помещении присутствовали и днанаблюдателя, которые находились в таком положении, что одинмог лучше видеть испытуемого А, а другой — испытуемого Б. Пос-ле беседы испытуемых попросили объяснить их собственное пове-дение, а наблюдателей — поведение того из действующих лиц,которого они могли лучше видеть. Оба активных испытуемых от-несли свое поведение на счет ситуационных факторов — таких, как поведение другого участника ситуации и непривычный контекст.Наблюдатели же были более склонны относить поведение беседовавших субъектов на счет предполагаемых у них личностных диспозиций.

Однако когда наблюдателям показали видеозапись беседы, акцентировавшую внимание на поведении собеседника, которого они не могли до этого хорошо рассмотреть (т.е. на ситуации, с которой столкнулся сам объект их наблюдения), то их атрибуции стали напоминать атрибуции тех испытуемых, за которыми они наблюдали. Еще более примечательно то, что когда участникам беседы показывали видеозаписи их самих, сформулированные ими атрибуции были очень похожи на атрибуции наблюдателей.

объяснять поведение в терминах диспозиций. В значительной своейчасти западная культура, начиная от иудео-христианского мотиваиндивидуальной моральной ответственности и кончая интеллек-туальными устоями капитализма и демократии, связанными симперативом свободы действия, ставит акцент на роли деятелякак причины происходящего, ассоциируя любые поступки с людь-ми, их совершающими.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: