ЗАГИПНОТИЗИРОВАННЫЙ ГИПНОТИЗЕР, ИЛИ КАК ОТМЕНЯЕТСЯ РЕШЕНИЕ О РАЗВОДЕ

А сейчас гвоздь программы чудес: гипнотическое перевоплощение личности.

Все-что-угодно. Можно перевоплотить О. С. в фельдмаршала Кутузова или в Наполеона. В Ра­фаэля или в Паганини. В маленького ребенка или в столетнего старика. Можно — в чернокожего коро­ля, дать ему имя Уага-Дуга, и он забудет свое. Мож­но — в любого зверя или птицу, в дневную или ноч­ную. В собственную жену или дочь. В неодушевлен­ный предмет, в чайник или в будильник. В букву. В воздух. In herbis, in verbis, in lapidibus.

Но я не буду этого делать сейчас, ни к чему. Мо­жет быть, когда-нибудь потом, чтобы лучше пелось, я перевоплощу О. С. в Шаляпина, по методу коллеги Райкова. А сейчас я перевоплощаю его в себя. Чтобы ему легче дышалось. Чтобы уверенней билось сердце.

А сам попробую стать им. Чтобы...

— Внимание... Сейчас мы с вами меняемся душа­ми. Производим гипнотическую пересадку психики... психическую пересадку сердец. Вы станете мной, а я вами... Это будет происходить по мере моего счета на «ка» и совершится на слове «эн».

Ка-один... ка-три... ka-восемь... ка-девять... эн.

Встает. Направляется ко мне. Не мигая смотрит, слегка приподняв брови. Он-я:

— Добрый день, О. С. Я-он:

— Здравствуйте, В. Л. Он-я:

— Ну рассказывайте, как дела. Я-он:

— Спасибо, лучше. Но еще не совсем... Он-я:

— А что? Что не совсем? Я-он:

— Скованность еще бывает. И тревожность. Начи­наю вдруг думать о своем здоровье, ухожу в себя. Понимаю, что не нужно, ни к чему это, нет основа­ний, а все-таки внимание уходит куда-то внутрь... Просто стыдно. А с вами ничего, прихожу, все про­ходит.

(Гипнотизер входит в роль. Но нельзя терять контроля над ситуацией...) Он-я:

— Сейчас мы с вами проведем очередной сеанс гипноза... Сядьте, пожалуйста, в кресло. Примите удобное положение. Вот так... Расслабьтесь...

Вот это да: мои интонации, мои манеры. Стран­ное, волнующе-неприятное ощущение, будто слышишь себя по радио или видишь в кино, в гриме: и я и не я. Нет никого более чужого и вместе с тем более притягательного, чем двойник. Очень странно... Ах, как жаль, что я не могу отдаться переживанию цели­ком, что я и актер и режиссер! Впрочем, дам себе отсрочку... Я уже расслаблен и закрыл глаза... Он меня гипнотизирует. Как верно берет интонации... Те же формулы, но импровизационно развивает по-сво­ему. Надо запомнить, использовать, ведь это говорит его безотчетное знание самого себя. Или меня... Все перепутывается. Двойной гипноз. Как приятно отды­хать, как хочется, чтобы это длилось... Мой праздник, моя свобода.

...Все.

Я-я:

— Хватит, Володя... Хватит, О. С. Теперь вы — это вы, я — это я. Но мы оба обогатились. Вы взяли от меня то, чего вам не хватало. Взяли мою уверен­ность. Л я взял у вас нужное мне. Теперь в каждом из нас — я и мы.

Но что же с ним делалось? Какое чудо превра­тило его в меня? Хоть на минуту, хоть на мгно­венье...

Разумеется, он остается самим собою. Его поведе­ние и переживания ткут узор только из тех ниток, которые смотаны в клубки его памяти. Ничего боль­ше, это легко проверить. Гипнотизер дает только об­щую программу, колею, все остальное его мозг рож­дает сам. Но с поддержкой.

Память, капризная и жестокая властительница «я», под гипнозом становится покорной служанкой. Вот взрослый, перевоплощенный в восьмилетнего, пишет детским почерком, точно таким, какой у него был в этом возрасте, и рисует детские каракули. Про­бужденный, он не верит, что это его произведение. Он живет в ситуации своего детства, играет в песо­чек, плачет и зовет мать. У него можно пробудить воспоминания, казалось, канувшие в небытие, и нащу­пать скрытые корни «комплексов». Если перевопло­тить его в новорожденного, у него появится соса­тельный рефлекс, глаза станут бессмысленными, «плавучими»...

Слои личности? Да, человек насквозь личность вдоль и поперек. Но вот гипнотизер перевоплощает молодую сомнамбулу в столетнюю старуху. Посмот­рите: она сгибается, еле идет. Останавливается пере­дохнуть... Садится старчески... В каждом движении усталость, неуверенность, тяжесть. Погасший взор, дрожат руки. Надтреснутый голос... Гениальная игра, подлинность переживания, почерпнутая из знания о других. И даже не из знания, а из человекоощущения, из эмпатии...

Это не слой личности: его еще не образовалось. Но, может быть, это предвосхищение?.. Если гипноти­зер велит перевоплотиться в личность, которую загипнотизированный не знает, он застынет в недоуме­нии или станет делать то, что делал бы, будучи са­мим собой. Или пойдет по колее какой-нибудь слу­чайной ассоциации. Если велеть ему превратиться в некую глокую куздру, замрет или станет чем-то средним между динозавром и автомобилем.

В кого бы и во что бы он ни перевоплощался, он проявляет себя и только себя. Чудо, пробуждающее в нем это высочайшее, подлинное актерство, — чудо памяти и могучей логики подсознательных «если бы», вскрытой гением Станиславского. Как мы богаты, сколько впитываем и храним в себе от природы, от всей нашей жизни, от каждого человека, с кото­рым общаемся, о котором узнаем из книжек или хо­тя бы понаслышке! Как входит все это в глубину нашей души! Сколько в нас потенциальных лич­ностей...

Но глубина души на семи замках. Почему это воз­можно только в сомнамбулическом трансе? Почему О. С. не способен к такому светлому, превосходному чуду в бодрственном состоянии? Напротив, какое-то злостное античудо держит его в плену у необоснован­ных страхов, и его приходится шаг за шагом осво­бождать.

Что это за тиски, в которые всегда зажато наше подсознание?

В ЗО-х годах в Вене Джозеф Морено открыл пер­вый психодраматический театр. Этот Морено удиви­тельный человек. (В 1958 году у нас издана его книж­ка «Социометрия».) Нельзя понять, кто он: психолог, психиатр, социолог, философ, режиссер или сума­сшедший. Сам он себя считает пророком и револю­ционером. Многие над ним посмеиваются. По темпе­раменту он, кажется, типичный гипоманьяк и страш­но честолюбив. Сейчас он живет в США и атакует конгресс требованиями об организации министерства человеческих отношений.

Его психодрама — это и лечебная процедура, и зрелище, и научный эксперимент, и дискуссионный клуб. Сюда приглашаются душевнобольные и все­возможные невротики, и их родственники, и так называемые здоровые люди — все, кто хочет, у кого ка­кие-то конфликты с окружающими или с самим со­бой... А у кого их нет?

Каждый — и зритель, и актер, и исследователь. Психотерапевты виртуозно действуют в качестве «участников-наблюдателей». Общая программа: мы играем во всех, в каждого и во все. Моделируем все ситуации. Всем все позволено. Атмосфера импрови­зации, над которой витает незримая, тонкая психоло­гическая режиссура.

Тут и знакомятся, и целуются, и ругаются, и пла­чут — все как в хорошем сумасшедшем доме. Не раз­решается только применять физическую силу. Общая цель: выговориться, выложиться, отреагировать, вы­вести наружу свои подсознательные конфликты, комп­лексы, ожидания... Обогатиться подсознанием других людей... Лучше понимать себя и других...

Гипноз не применяется, все происходит по типу обычных сознательных самовнушений и взаимовну­шений — игры ролей. Начальник играет роль под­чиненного, подчиненный — начальника... Мужей пе­ревоплощают в жен, жен в мужей, женихов и невест заставляют на некоторое время становиться друг другом. Нередко после этого принятое решение всту­пить в брак отменяется. Зато и решения о разводе тоже...

Насколько это перспективно? Не знаю. Морено, конечно, энтузиаст.

ГИПНОЭКРАН

А мы с О. С. продолжаем сеанс.

Погуляем еще немного. Спустимся в метро, прой­дем мимо зловещей таблички: «Нет выхода». А нам и не надо. Я опять его оставляю, и он ухитряется провести аутотренировку в переполненном вагоне, стоя. Сделал аутотренировку: поезжай в команди­ровку. На поезд... Вышел... Вокзал... В гостиницу... Номер... (Гипнотизер удаляется в отрицательное про­странство.) Побрился, позавтракал. Съездил на предприятие. Вышел гулять по незнакомому городу. Все в порядке. Идет по незнакомым улицам. Задер­жался...

— Что вы там увидели, что-то интересное?

— Да, интересная церковь, семнадцатый век.

— А что там происходит?

— Неудобно мне заходить, я с портфелем. В окно посмотрю... Служба. Панихида... Нет, венчание.

Какая активная галлюцинаторная продукция... На­сколько в ней участвует сам гипнотизер, сказать трудно. Может быть, что-то от подсознания.

Попробовать другой вариант?

— Сядем.

Беру его руку. Пальцем медленно рисую на ладо­ни кружок. Нет, овал. Нет, квадрат. Белый квадрат.

— Это гипноэкран... Видите? Он начинает све­титься...

— Да, вижу.

— Всмотритесь внимательнее. Кого вы там ви-

дите?

Это я... Я сам...

Что вы делаете?

Я дома... Сижу в кресле. Читаю газету.

— Л сейчас?

— ...Встаю. Подхожу к зеркалу. Причесываюсь. Одеваюсь. Подхожу к двери. Хлопаю дверью, выхожу на улицу...

Через гипноэкран снова показываю ему предстоя­щую командировку, его самого в командировке (ин­тересно, что из этого сбудется), показываю и жену, которую он Ложелал увидеть.

— Она?

— Offa. Идет по улице с хозяйственной сумкой.

— Выражение лица?

— Обычное. Озабоченное.

— Поговорите с ней. Она о чем-то вас спраши­вает.

— ...Спрашивает: «Когда домой придешь?» — «Вовремя, как и обычно...» — «Не опаздывай».

— Сейчас переключу гипноэкран на самое прият­ное. Переключаю...

—- Я.. Опять я... В концертном зале. Сижу и смотрю. И слушаю. А на сцене тоже я. И в зале и на сцене. Я на сцене стою у рояля. Выступаю. Пою. Пою, кажется, хорошо...

— Что... что вы поете?

— Старинный романс.

— Вы становитесь тем собой, который поет ро­манс.

Встает, начинает тихо, проникновенно:

Гори, гори, моя звезда, Звезда любви, звезда приветная. Ты у меня одна, заветная, Другой не будет никогда...

Забываю о гипнозе.

Чуть громче, прикрыв глаза:

...Звезда надежды благодатная, Звезда моих волшебных дней, Ты будешь вечно, незакатная, В душе тоскующей моей. Твоих лучей волшебной силою Вся жизнь моя озарена...

— Спасибо вам. Вы мне еще споете когда-ни­будь...

— Я пел вполголоса, чтобы не сбежался народ. Какой тонкий учет ситуации! А ведь он спит. И не спит... Надо дать полный отдых его мозгу.

— ...Отдохните. Сон.

Погружается. Дышит ровно, как ребенок.

Ощущение, будто он ловит мои мысли и желания на пороге слов, именно с полуслова. Какая-то сверх­проводимость подсознания. Сейчас его не разбудит никакая сила, хоть атомный взрыв, а одно мое сло­во — ив секунду он бодр, свеж, ярок, чтобы через мгновение, если прикажу, погрузиться опять...

И страшно и великолепно: вот оно, таинство, вер­шина работы, откровение, в полном покорстве своем непостижимое.

А если не слово, а если только движение, только мысль?

Нет, на сегодня хватит. Экспериментальную часть отменить.

ОТСТУПЛЕНИЕ О ЧЕРТОВЩИНЕ

Решение не только эстетическое, но и врачебное: послезавтра ответственная поездка, экзамен всего курса лечения; не стоит перегружать подсознание: лучше дать концентрированную, прицельную тони­зацию.

Так и было сделано...

На другом же сеансе с О. С. я предпринял одну из своих многочисленных дилетантских попыток мыс­ленного внушения. Дилетантских — потому что серь­езно этим не занимаюсь, не нахожу времени и нужды. А все-таки интересно.

Сажаю напротив себя, весь его сомнамбулизм со­бираю в одну точку: сейчас он будет читать мои пред­ставления. Я буду молчать и представлять, и он тоже.

Концентрируюсь.

Часы. Ответ: очки.

Кольцо. Ответ: галстук,

Как прикажете толковать? У очков круглые стек­ла и у часов... Кольцо надевается (на палец) и гал­стук (на шею). А?

Ерунда. Конечно, ничего не вышло. Спать.

Может быть, не получается потому, что я в прин­ципе в это не верю — от рационального ума, знаний о мозге, которые подсказывают нетелепатические ги­потезы. А может быть, это выходит лишь самопроиз­вольно, спонтанно? (Хитрый и сильный аргумент те­лепатов.) Может быть (и наверняка), все надо мето­дически обставлять совсем иначе. Внушать ему, на­пример, не концентрацию на мне, а, наоборот, сво­боду, праздность мысли...

Не знаю. Хочу отречься от слишком категоричных суждений, которые высказывал в другой книге. Про­сто не знаю.

В собственной практике очень подозрительным в этом смысле мне показался только один случай. В. А. — одна из моих первых сомнамбул, милая и симпатичная женщина, которую мне удалось изба­вить от навязчивостей и депрессии, в гипнотическом состоянии, как и в жизни, удивительно живая и чут­кая собеседница, с четкой, мгновенной реакцией. Вме­сте с тем гипнотический сон ее оказывался чрезвы­чайно глубоким; элементарные зрительные представ­ления легко переходили в сюжетные переживания ти­па сновидений, так что с моей стороны требовалась особенная бдительность. Однажды, например, при внушении «вы видите яркий мигающий свет» на лице ее изобразился нарастающий ужас, она чуть не за­кричала — тут же отменяю внушение, спрашиваю:

— Что увидели?

— Машина ехала... Прямо на меня... фарами... ослепила...

В другой раз я внушил ей в порядке эксперимен­та, что по выходе из гипноза левая рука ее будет в течение пяти минут нечувствительной. В. А. просы­пается, встает, а левая рука болтается, как тряпка (не только потеря чувствительности, но и двигатель­ный паралич, Павлов назвал бы это иррадиацией тор­можения). В. А. несколько озадачена, трясет рукой:

«Отлежала». Дополнительным внушением быстро все снимаю.

На одном из сеансов, погрузив В. А. в глубокое гипнотическое состояние, я вышел из гипнотария и отправился на другой этаж по каким-то делам. При этом я не сделал обычной в таких случаях ого­ворки, что удаляюсь и до моего появления она будет спать, ничего не слыша. На сей раз контакт со мной остался напряженным, взвешенным, она все время ожидала...

Вернувшись, я стал разговаривать с В. А. и спро­сил, где я, по ее мнению, мог быть. К моему удивле­нию, она после некоторого колебания точно указала место, куда я ходил.

— А как вы об этом узнали?

— Все время вас слышала. Чувствовала ваше присутствие.

Что я делал? Насчет этого она сказать не могла ничего, кроме:

— С кем-то разговаривали.

И это была правда. Но психиатры в основном только и делают, что разговаривают.

После этого я четырежды намеренно повторял ту же ситуацию, отправляясь каждый раз в разные ме­ста. Из них дважды В. А. называла место верно, а все это происходило в большом трехэтажном кор­пусе больницы.

— Так что же вы — слышали меня или видели?

— Не могу вам сказать... Как-то чувствовала.

Это, могло быть, конечно, просто случайным уга­дыванием с элементом вероятностного прогнозирова­ния: ведь она знала расположение основных помеще­ний корпуса (физиотерапия, холл для встреч с род­ственниками и пр.) и приблизительно знала, куда в какое время может пойти врач. Но нельзя исключить и какого-то сверхобострения чувствительности...

Чешский исследователь Мартин Рызл специ­ально отбирал среди сомнамбул тех, которые пока­зывали высшие результаты в угадывании на ощупь цвета карточек, запечатанных в светонепроницаемые конверты. Этих сомнамбул он специально тренировал в гипнозе, пока не добивался стойких результатов со значительным перевесом над статистической слу­чайностью. Опыты достаточно четкие, с солидной ма­тематической выверкой, но они все же нуждаются в дополнительном повторении, подтверждении, критиче­ском анализе...

После окончания курса лечения мы с В. А. сдела­ли еще одну телепатическую попытку. Она любезно согласилась прийти на эксперимент домой к Михаилу Сергеевичу Смирнову, известному нашему специали­сту по парапсихологии, у которого редко и счастливо сочетаются неистребимая готовность энтузиаста ко всяческим чудесам и неподкупная, дотошная стро­гость скегпика. Мы решили попробовать самую что ни на есть банальщину: мысленно внушать зритель­ные представления. В. А. согласна на все. Усыпляю.

...Что такое? Куда девалась обычная легкость кон­такта? Я задаю В. А. вопросы, но она не может вы­давить из себя ни слова, будто онемела. Ни о каких мысленных внушениях, понятно, не может быть и речи. Пробуждаю. В. А. не очень хорошо себя чувству­ет, какая-то тяжесть в голове, разбитость. Энергич­ные дополнительные внушения. Все проходит.

Поделом нам с М. С.: конечно, безобразная, не­продуманная постановка опыта. Как будто нарочно сделали так, чтобы все испортить, если даже бы что-то и было. Поторопились.

Я многое проглядел и не предусмотрел. Надо бы­ло лучше подготовить В. А., снять дополнительное подсознательное сопротивление, вызванное необычной обстановкой и новыми задачами. Словом, дали маху. После этого просить В. А. прийти снова на опыт бы­ло уже невозможно.

И все же меня не оставляет ощущение, что с В. А. у нас что-то есть или что-то было, какая-то чертов­щинка.

Сейчас она здорова. По специальности она стома­толог, прекрасный врач, и я иногда с удовольствием (впрочем, это не совсем то слово) пользуюсь ее услу­гами. Нет ничего лучше, как лечиться у собственного пациента — бывшего, разумеется. Когда я сажусь в зубоврачебное кресло, она для меня лучше всякого гипнотизера. Бормашина в ее руках мурлыкает, как котенок.

— Только не смотрите на меня, — просит В. А., и я покорно закрываю глаза и открываю рот.

Но вот что любопытно: я появляюсь у нее доволь­но редко и нерегулярно, однако она почти всегда предчувствует это. Во всяком случае, так она уве­ряет. Когда я звоню по телефону, она, подходя, почти знает, что звоню я. Или это уже профессиональное вероятностное прогнозирование?

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: