Глава 3. Основные направления исследований социализации 5 глава

¹ Подробнее об этом см.: Богомолова Н. Н. (1990); Майерс Д. (1997).

Седьмое. Что именно меняется в личности, когда она

подвергается групповому влиянию? Затрагивает ли последнее преимущественно когнитивную сферу, меняя систему внутренних диспозиций личности (установки, убеждения, ценности, Я-концепцию и проч.) или же это влияние распространяется на паттерны социального поведения человека? И если да, то как долго оно может в них отражаться?

³ Эти вопросы, являясь частью более широкой проблемы взаимовлияния установок и поведения, будут рассмотрены в главе 2 следующей части пособия.

⁴ Восьмое. Как может быть проанализировано групповое влияние с точки зрения таких его параметров как целенаправленность/спонтанность? Нетрудно предположить, что при такой постановке вопроса на первый план выдвигается проблема

эффективности группового влияния на личность, которое в данном

случае закономерно заменяется словом «воздействие» .

³ Очевидно, что эта линия исследований была вызвана к жизни становлением и бурным развитием групповых форм психотерапевтической практики.

Перечень проблем, возможно, не полон, но и такое их выделение задает, как представляется, несколько избыточный простор для дальнейшего изложения проблемы группового влияния на личность.

Поэтому мы ограничимся лишь некоторыми ее аспектами.

6.1. Основные феномены группового влияния

История изучения феноменологии группового влияния на отдельного человека позволила собрать столь обширный эмпирический материал, что классификация его разнообразия выступала и выступает для исследователей отдельной задачей, специфика решения которой зависит в основном от конкретного ракурса анализа.

Во-первых, если основное внимание сосредоточено на группе как субъекте влияния, то в качестве основания подобной классификации выделяются характеристики самой группы. Исторически они рассматривались в дихотомии «влияние большинства — влияние меньшинства».

Начиная с классических экспериментов С. Аша по изучению конформного поведения и продолжая дальнейшими работами в этой области, ориентированной на анализ первого полюса данной дихотомии, в целом ряде работ¹было показано, что:

¹ Обзор исследований конформного поведения присутствует практически в любом учебнике по социальной психологии [см. , например, Андреева Г. М., 1996; Майерс Д., 1997; Кричевский Р.

Л., Дубовская Е. М., 1991 и др.].

# гомогенные, однородные по какому-либо признаку группы провоцируют большее количество конформных реакций своих членов, нежели гетерогенные;

# группы, отличающиеся высокой степенью групповой сплоченности, оказывают более выраженное групповое давление, чем менее сплоченные;

# децентрализированная структура внутригрупповой

коммуникации позитивно связана с ростом конформного поведения¹;

¹ Этот далеко не очевидный факт был предметом множественных интерпретаций. Например, согласно информационной теории конформности Г. Джерарда, он есть следствие стремления человека редуцировать неопределенность своего положения в ситуации коммуникации [подробнее см.: Кричевский Р. Л., Дубовская Е. М. ,

1991].

# группы, которые оцениваются человеком как привлекательные с какой-либо точки зрения (обладающие большой степенью компетентности в проблеме, высоким социальным статусом и т.п.), обладают большим потенциалом группового влияния, нежели группы малопривлекательные.

Исследования второго полюса дихотомии — изучение нормативного влияния меньшинства, начало которым положили работы С. Московиси, значительно расширили эти представления. Так,

выдвигая свою модель влияния меньшинства, С. Московиси обращает внимание на то, что:

# групповое влияние не осуществляется сугубо односторонне (от большинства к меньшинству), реальный социальный процесс как на макро-, так и на микросоциальном уровне всегда содержит в себе «встречное» влияние меньшинства;

# это влияние отлично от влияния большинства как по своим характеристикам (например, требованиям определенного

поведенческого стиля меньшинства — его устойчивости, структурированности, последовательности и пр.) , так и по своим функциям (не поддержание и укрепление социального контроля над личностью, а трансляция инноваций);

# в отличие от влияния большинства влияние меньшинства не может быть объяснено с позиций принципа зависимости (человек проявляет согласие с группой, чтобы заслужить одобрение ее членов), на смену ему приходит принцип редукции неопределенности (меньшинство побуждает человека к поиску новой информации, рассмотрению большего числа возможных мнений) [Moscovici S.,

1986] .

Очевидно, что, став предметом не только чисто экспериментального изучения, но и будучи исследованы применительно к реальным группам меньшинств (этническим, расовым, сексуальным и др.), эти позиции не только существенно расширили имеющиеся представления о групповом влиянии, но прежде всего эксплицировали роль личностных переменных в нем. Помещение человека в «поле» одновременного взаимовлияния большинства и меньшинства, необходимости выбора между собственно нормативным и информационным полюсами группового влияния закономерно обратили внимание исследователей к тем изменениям, которые оно «производит» в личности, и к характеристикам последней.

Итак, во-вторых, проблема группового влияния на личность может быть рассмотрена с точки зрения характеристик объекта влияния. Исторически данная линия исследований все более

смещалась от изучения вопросов собственно личностных

характеристик, предрасполагающих к конформному поведению, в сторону анализа характера самих изменений. Так, отмечается [Кричевский Р. Л., Дубовская Е. М., 1991; Майерс Д., 1997], что

еще на «пике» исследований нормативного влияния группы в 60-70-е годы было показано следующее:

# существует отрицательная (хотя и слабая) зависимость между склонностью к конформному поведению и такими личностными особенностями, как уровень развития вербального интеллекта,

толерантность к стрессу и внутренний локус контроля;

# имеется позитивная связь между некоторыми особенностями самокатегоризации (а именно — наличием в самоописаниях характеристик, подчеркивающих значимость для человека социального одобрения) и степенью подверженности групповому давлению;

# в случае совпадения группового мнения с системой ценностей личности, подвергающейся влиянию, она будет

демонстрировать максимальную зависимость от группы¹;

¹ Подобный вариант принятия социального влияния рассматривается, например, в модели Г. Келмена и характеризует последний, самый высокий, уровень конформного поведения, называемый им интернализацией. Два предыдущих — подчинение и идентификация — или носят чисто внешний характер или

ограничиваются ситуацией присутствия источника влияния [Кричевский Р. Л., Дубовская Е. М. , 1991].

# существуют возрастные и гендерные колебания конформности: в большинстве случаев экспериментально подтверждались представления о подростковом возрасте как своеобразном «пике» конформных реакций и большей подверженности женщин групповому давлению.

Однако дальнейшее изучение роли личностных переменных в ситуации подверженности человека групповому давлению показало существование гораздо менее однозначных зависимостей, приведя исследователей к выводу об их крайне малой прогностической способности. Как отмечает по этому поводу Д. Майерс, «знание внутренних факторов (таких как установки, диспозиции) редко

позволяет в точности спрогнозировать поведение в специфических ситуациях, оно лишь дает возможность удачно предсказывать усредненное поведение человека в совокупности ситуаций»¹.

¹ Майерс Д. Социальная психология. СПб., 1997. С. 302.

Что же касается анализа характера самих изменений,

происходящих в личности в результате группового влияния, то в основном они рассматривались по линии «установки и/или поведение». Один из признанных классиков психологии социального влияния Ф. Зимбардо предлагает более детальный подход к этой проблеме [Зимбардо Ф., Ляйппе М., 2 000].

С точки зрения Зимбардо, существует пять типов реакций человека на социально значимые раздражители:

1) собственно поведение (конкретные действия, совершаемые в результате нормативного и/или информационного влияния);

2) поведенческие интенции (намерения или планы действий, которые далеко не всегда воплощаются в реальности);

3) собственно когниции (убеждения, сопровождающие как само поведение, так и поведенческие намерения);

4) аффективные реакции (эмоции или «глубинные чувства», отражающие отношение человека как к субъекту влияния, так и к содержанию воздействия);

5) собственно установки (комплексные реакции, включающие в себя все вышеперечисленные компоненты).

Соответственно изменения в личности в результате группового влияния могут рассматриваться как изменения, по образному выражению Зимбардо, «трех китов влияния» — когниций, установок и поведения. Утверждая внутреннюю взаимосвязь и взаимозависимость этих трех элементов, Зимбардо подробно рассматривает возможные стратегии социального влияния на личность¹, отмечая, что в большинстве случаев субъективное восприятие социальной ситуации оказывает на поведение человека гораздо большее влияние, чем объективная реальность.

¹ Значительная часть из них, а именно — влияние на установки через поведение и влияние на поведение через изменение установок, будет предметом специального рассмотрения в следующей части пособия.

Таким образом, с одной стороны, невозможность точного экспериментального доказательства роли личностных переменных в процессе группового влияния², а с другой — смещение акцента исследований с изучения объективных параметров ситуации влияния к анализу особенностей ее перцепции и интерпретации обусловили возникновение нового ракурса анализа проблемы. Маятник исследовательского интереса сегодня определенно качнулся в сторону анализа ситуационных факторов в процессе группового влияния, а также взаимосвязи личностных и ситуационных переменных. Так, отмечается, что:

Так, несмотря на многолетнюю традицию экспериментального изучения феноменов подчинения, известный исследователь в данной области С. Милграм пессимистично утверждает: «Я убежден, что существует сложный личностный базис, определяющий готовность к подчинению или отсутствие таковой. Но я знаю, что мы его не обнаружили»

большая часть классических экспериментов по групповому давлению и подчинению (прежде всего исследования С. Аша и С. Милграма) создавали так называемую «сильную» ситуацию: поведение испытуемых в них было жестко регламентировано самим характером экспериментальных заданий, что затрудняло демонстрацию личностных особенностей и провоцировало респондентов на деиндивидуализированное поведение;

# в случае влияния «слабой» ситуации (когда потенциальные реакции испытуемых слабо заданы общим социальным контекстом или же не регламентированы совсем¹) личностные особенности будут проявляться сильнее [по: Майерс Д., 1997];

¹ Подобная экспериментальная модель может быть сконструирована, например, в ситуации компьютерно-опосредованной коммуникации. На ее современных исследованиях мы еще остановимся в соответствующей главе заключительной части работы.

# степень группового влияния, оказываемого на личность, определяется характером ее восприятия ситуации влияния: отмечаются как индивидуальные различия в степени «социальной

чувствительности» [Snyder M. , 1987], так и этнокультурные

особенности [Joule R., Beauvois J.-L., 1998];

# влияние на человека той или иной групповой ситуации в реальной жизни всегда предваряется его социальным выбором данной группы; соответственно, характер данного влияния будет опосредован степенью осознанности и добровольности этого выбора [Snyder M., 1987].

Таким образом, акцентирование значимости ситуационных факторов при выборе линии поведения в условиях группового влияния задавало для социальной психологии новые параметры анализа личности: изучение ее через изменение «пространства возможностей» и способности быть свободным субъектом. И трудно не согласиться с мнением Д. Майерса, так подытоживающим многолетние исследования группового влияния на личность: «Глубокая истина о силе социальных воздействий не более чем половина правды, если эта истина берется в отрыве от дополняющего ее утверждения о силе личности... Мы одновременно и творения, и творцы нашей социальной среды»¹.

¹ Майерс Д. Социальная психология. СПб., 1997. С. 267.

6.2. Влияние «своей» и «чужой» группы

Роль активности личности в процессе группового влияния, опосредующей ее «восприимчивость» к агентам социального воздействия, наиболее наглядно выступает при изучении сравнительных эффектов влияния «своей» и «чужой» группы.

Как известно, одним из базовых способов категоризации социального мира является разделение его участников на «своих» (близких, понятных, похожих на меня) и «чужих» (далеких, непонятных, непохожих) , на «Мы» и «Они». Выделение этой «демаркационной линии» в восприятии социальной реальности закономерно привело социальных психологов к анализу психологических следствий данного деления. Начиная с классических экспериментов А. Тэшфела, в качестве основных таких следствий выделяют ингрупповой фаворитизм и аутгрупповую враждебность¹.

¹ Мы не будем останавливаться на характеристике этих двух фундаментальных социально-психологических феноменов — они

детально представлены как в зарубежной [Tajfel H. , 1982; Turner

G. , 1985], так и в отечественной литературе [см., например,

Агеев В. С., 1990].

Факт влияния группы на своих членов может быть подтвержден, с точки зрения А. Тэшфела и его последователей, прежде всего через факт искажения оценочных суждений человека при условии актуализации у него чувства принадлежности к определенной группе. «Свои» будут оцениваться как «лучшие» по любым

параметрам, а «чужие» соответственно дискредитироваться,

несмотря на объективные факторы: если реальных различий между

«ними» и «нами» не существует, они будут порождены искусственно. В основе эффектов влияния ин- и аут-группы на личность лежит, таким образом, универсальное стремление к позитивной межгрупповой дифференциации¹.

¹ Заметим, что в данном случае речь идет о чисто когнитивном феномене. Между тем, как справедливо отмечает В.С. Агеев, возможно обсуждение данной проблемы и в более широком, социальном аспекте: объяснение межгрупповой дискриминации может

лежать в более широкой системе условий и детерминант в силу того, что конституирование любой социальной общности происходит через осознание какого-либо «Они» и противопоставление его своему «Мы» [Агеев В. С., 1990].

В исследованиях А. Тэшфела и его многочисленных последователей выделялся ряд переменных, влияющих на величину ингруппового фаворитизма. В числе таковых были выделены:

— сходство, сравнимость «своей» и «чужой» группы между собой;

— стабильность и законность статусных различий между группами;

— их принадлежность к группам социального большинства или меньшинства;

— характер межгруппового взаимодействия;

— эффективность в достижении групповой цели (успех или неудача) ;

— степень зависимости индивида от «своей» группы и др.

Детальное описание феноменологии сравнительных эффектов ин- и аут-групп, тем не менее, не может объяснить причину столь высокой популярности сегодня теории социальной категоризации. Представляется, что она может быть найдена не только и не столько в богатой экспериментальной традиции данной концепции, сколько в принципиально «инаковом» подходе к проблеме группового влияния. Что имеется в виду?

Классическое определение малой группы Д. Картрайта и А. Зандера исходит из трех составляющих данной человеческой общности. Малая группа определяется ими как: 1) добровольное

объединение людей, преследующих общую цель; 2) спонтанно сложившаяся ассоциация, служащая источником индивидуальных «выигрышей», и 3) вынужденная принадлежность к общности вследствие того, что другие воспринимают ее как целостность. Традиционно при изучении процессов группового влияния на личность исследователи явно или неявно исходили из первых двух составляющих данного определения, соответственно в анализе причин подверженности человека групповому воздействию доминировали объяснения или через идею «согласия» или через идею «взаимного обмена» (а в качестве ведущей потребности выделялась потребность в социальной поддержке или одобрении).

Концепция Тэшфела впервые обратила фокус исследовательского интереса к третьей модальности малой группы, отмеченной американскими учеными еще в начале 50-х годов, подчеркнув, что любая группа (и соответственно групповое влияние) существует только в контексте других, окружающих их групп. Источник и причина группового влияния стали мыслиться тем самым не в

особенностях группы, не в личностных диспозициях, а в характере межгрупповых отношений. Более того, с точки зрения Тэшфела, значение имеют даже не объективные межгрупповые отношения, а, так сказать, символические. Наиболее ярко это иллюстрирует одна из основных идей А. Тэшфела — идея достижения позитивной социальной идентичности: потребность в позитивной оценке себя

заставляет человека принадлежать к группам, которые позитивно оцениваются другими.

Современные исследования соотносительного влияния «своей» и «чужой» группы вносят новые акценты в концепцию Тэшфела. Так, например, в ряде работ [Lorenzi-Cioldi F., 1998; Dafflon A.-C., Lorenzi-Cioldi F., 1999] было показано, что характер искажений

социальных оценок отдельных членов различных групп по оси «мы — они» опосредован общественной оценкой социального статуса этих групп.

Так, неблагоприятная социальная позиция группы (например, отнесение ее в общественном мнении к группе угнетаемого меньшинства) сопровождалась у ее членов более дифференцированным восприятием межгрупповых отношений и соответственно «чужих» и гомогенизированной оценкой «своих». Напротив, члены групп, занимающих благоприятную социальную позицию, характеризовались индивидуализированным восприятием «своих» и слабо дифференцированным восприятием «чужих»¹. Все это заставляет авторов не без иронии замечать, что «в конечном счете, индивидуальное чувство групповой принадлежности покоится на плечах аут-группы, ведь в большинстве случаев члены ин-группы имеют в наших глазах только одну общую черту — они не похожи на членов аут-группы» .

¹ Практически все эти исследования строились по принципу сравнения особенностей самокатегоризации и социальной категоризации у членов доминантных и недоминантных групп. Так, например, в исследовании, касавшемся гендерных различий в социальной категоризации, испытуемых (мужчин и женщин) просили описать себя и других с помощью различных характеристик с двух позиций: со своей точки зрения и с точки зрения типичного члена аут-группы. Оказалось, что женские суждения о том, что «мужчины думают обо мне» находились в прямой корреляционной зависимости с мужскими суждениями о «женщинах в целом», т.е. играли роль межгрупповое сравнение, но и социальный статус групп (более высокий для мужской группы).

² Dafflon A.-C., Lorenzi-Cioldi F. Perception d'homogeinete daus les groupes. Grenoble, 1999. P. 138.

В целом сравнительный анализ влияния групп доминирования и недоминантных групп на характер самокатегоризации их членов показал, что:

# члены доминантных групп склонны игнорировать деперсонализирующее влияние своей группы принадлежности, что выражается в преобладании в их самоописаниях при любой ситуации персональных характеристик над социоролевыми и в характере атрибуции причин успеха или неудачи [Dubois N., 1994[;

# гомогенность восприятия себя у членов недоминантных групп всегда выше, нежели аналогичный показатель для членов доминантных групп [Mullen B., 1991];

# существует эффект взаимных статусных позиций групп: например, 11-12-летние подростки гомогенизируют себя в сравнении с аут-группой взрослых и гомогенизируют восприятие аут-группы 8­9-летних [Dafflon A.-C., 1998; Lorenzi-Cioldi F., 1999];

# в отличие от групп доминирования (для которых характерны закономерности, отмеченные в классических экспериментах А. Тэшфела), члены любой недоминантной и стигматизированной группы (безработные, этнические и сексуальные меньшинства и т.п.) обладают атрибутивной амбивалентностью при оценке «внешних» для себя событий: их позитивная или негативная оценка будет связана с атрибуцией причин того или иного события — будут ли его причины отнесены к факту групповой принадлежности субъекта оценивания или же к его личностным характеристикам [Crocker J., Major B., 1994].

Заметим, что подобные экспериментальные факты не только уточняют и дифференцируют исходные представления теории социальной категоризации, но и дают толчок для новых ее интерпретаций, в частности — социокультурного порядка. Например, свойственная ей исходная оппозиция «индивидуальное — социальное» имеет различную содержательную наполненность для Америки и Европы: если для первой она равнозначна дихотомии «личность и

общество», то для второй более характерна оппозиция «личности и систем власти» [Camilleri C., 1996].

6.3. Влияние в межличностном взаимодействии

¹ С точки зрения А. Бандуры, выбор «модели» для научения навыкам социального поведения регулируется социальным статусом, психологической властью, ведущей ролью и личной привлекательностью «модели». Заметим, что эти свои качества она (модель) реализует на межличностном уровне взаимодействия.

В концепциях социализации психоаналитического толка межличностный уровень социального влияния представлен, прежде всего через исследования процесса идентификации с родительскими фигурами; последний же, естественно, задан не только простым наличием в окружении ребенка самих этих фигур, но и характером межличностных отношений с ними.

И для интеракционистской традиции в исследовании социального развития личности конструкт «обобщенного Другого» строится из изначальной данности межличностных отношений с некоторым количеством просто «Других», служащих для человека источником социально принятых способов поведения и конвенциональных значений.

Возможно, менее очевиден этот уровень социального влияния при когнитивистски-ориентированном анализе социального развития личности. Однако само существование основной его идеологемы — альтернативного конструктивизма, согласно которой осознание человеком социальной действительности есть всегда продукт определенного ее истолкования¹, возможно лишь при условии признания роли процессов сравнения «своих» и «чужих» истолкований и интерпретаций², символически отражающих межличностный уровень социального влияния.

¹ Наиболее лаконично эта посылка выражена, на наш взгляд, создателем «психологии личностных констуктов» американцем Дж. Келли (1905-1967): «Социальная жизнь человека есть постоянная борьба за осмысление реального мира опыта»

И сам Дж. Келли, и его последователи подчеркивали возможность влияния характера межличностных отношений на особенности личностных конструктов партнеров по взаимодействию (так, определенный уровень аттракции в отношениях влечет за собой сходство когнитивных структур) [Хьелл Л., Зиглер Д.,

1997].

Во всех этих случаях речь идет о спонтанном влиянии «Другого» на социализирующуюся личность, и подобный подход не только представлен в различных теориях социализации, но и реализуется при изучении более частных ее вопросов, как, например, изучение закономерностей интернализации ценностей, норм, тех или иных социальных значений и пр. Однако сегодня внимание исследователей все более обращается к изучению процессов целенаправленного влияния в межличностном

взаимодействии. Становление и развитие данной проблематики очевидно связано с двумя областями психологической практики: различными формами психотерапевтической помощи¹ и сферами деятельности «профессионалов уступчивости» (рекламных агентов, менеджеров по сбыту товаров, специалистов PR и т.д.) Психологические закономерности эффективного целенаправленного влияния одних людей на других становятся сегодня сюжетом и собственно психологической, и популярной литературы. Большая часть этих закономерностей выводится из известной теории «социального обмена», основной постулат которой состоит в том, что в ходе межличностного взаимодействия люди обмениваются не только материальными, но и социальными «товарами» — информацией, статусом, любовью, желая «получить» как можно больше и «заплатить» как можно меньше.

¹ Было бы крайне самонадеянно пытаться рассмотреть особенности межличностного влияния в ходе психотерапевтического процесса в пособии, весьма далеком по своему предмету от этой области психологической практики. Однако заметим, что, несмотря на всю терминологическую неопределенность, характеризующую анализ механизмов межличностного воздействия в психотерапии, в большинстве случаев они могут быть классифицированы по двум основаниям: «большая/меньшая эмоциональная поддержка» и «степень делегирования ответственности».

Так, известный исследователь в области психологии влияния Р. Чалдини выделяет шесть принципов целенаправленного влияния в межличностном взаимодействии, следованием которым приводит к его эффективности [Чалдини Р., 2000]:

1)принцип взаимного обмена, в связи с тем, что для большинства культур одной из ведущих социальных норм, регулирующих просоциальное поведение, является норма взаимности, на уровне межличностного воздействия оказывается эффективной практика предварительной уступки перед просьбой об ответной услуге (дать что-то перед тем, как взять что-то);

2)принцип последовательности, — так как одной из основных потребностей человека, реализуемых в процессе социального познания, является потребность строить непротиворечивую картину социального мира и своего «Я», то в случае изначального принятия нужного для «профессионалов уступчивости» обязательства эффективность дальнейшего воздействия возрастает;

3)принцип социального доказательства — основан на многократно подтвержденном в эмпирических исследованиях «помогающего» поведения факте: люди склонны чаще оказывать помощь тем, кто, с их точки зрения, похож на них самих; соответственно в ситуации направленного межличностного влияния становятся эффективны ссылки на «похожих других», уже сделавших что-то в аналогичной ситуации;

4)принцип благорасположения — известное из исследований «убеждающей коммуникации» в качестве одного из оснований кредитности коммуникатора правило, согласно которому большей убедительностью располагает тот, кого мы считаем

привлекательным, «работает» и в целенаправленном межличностном влиянии: имеющий внешне привлекательные особенности

«профессионал уступчивости» преуспеет в нем больше;

5) принцип влияния авторитета — показанные еще в

классических экспериментах С. Милграма закономерности подчинения могут быть перенесены в практику целенаправленного межличностного влияния: люди склонны подчиняться авторитетам,

даже тогда, когда это бессмысленно или же не подкреплено ничем, кроме символов власти;

6) принцип дефицита — при его постулировании Р. Чалдини исходит из теории реактивного сопротивления Дж. Брема, согласно которой любая «внешняя» попытка ограничить для человека возможность выбора (пусть иллюзорного или же неактуального) повышает для человека его субъективную значимость и заставляет предпринимать значительные усилия для сохранения данной

возможности; соответственно в условиях целенаправленного межличностного влияния искусственное ограничение доступности какого-либо предмета («это не для всех, а только для. ») заставляет людей стремиться к обладанию им.

Помимо выделенных принципов эффективного влияния, Р. Чалдини отмечает в качестве объективных факторов уступчивости быстрый темп и информационную насыщенность современной социальной жизни, выделяя в качестве актуально задачи

психологической практики разработку способов «индивидуальной защиты» для преодоления «неразмышляющей податливости»^{1, 2}.

¹ Интересно, что подобные требования воплощаются сегодня в ряде образовательных программ школ Западной Европы. Например, в качестве специальных учебных курсов для школьников, начиная с 10-12-летнего возраста, в ряде стран присутствуют уроки по защите от нежелательного воздействия современных СМИ, на которых ребят учат критичному и избирательному отношению к телевизионной рекламе [Перотти А., 1995].

109, 112-153, 192-214.

Часть третья

Регуляция социального поведения

И лишь когда вы сделаете внутреннее как внешнее, тогда вы войдете в Царствие.

Евангелие от Фомы Глава 7

Ценностно-нормативная регуляция социального поведения

7.1. Понятие социального поведения и его регуляторов

В предыдущих главах была рассмотрена проблема влияния, оказываемого на человека со стороны социума. Социальное влияние, с одной стороны, реализуется в социальном поведении людей, с другой — определяет и направляет его.

В общем виде социальное поведение можно определить как особую форму существования активности человека в обществе, социальных группах, направленную на поддержание и развитие этого общества, групп и самой личности. Социальное поведение при этом регулируется различными факторами — социальными и психологическими.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: