Публицистика и политические сочинения первой половины XIX в.

Жесточайший цензурный режим, невозможность выступать не­посредственно по политическим и социальным проблемам привели к тому, что большая часть публицистических произведений доре­форменной России носила характер литературно-критических, философских, научных статей, в которых широко использовались приемы эзоповского языка. Авторы публицистических произведений ссылаются на примеры из далекого прошлого, из жизни других стран и народов, но имеют в виду осуждение «своих внутренних турок». Эти особенности характерны для большинства подцензур­ных статей В. Г. Белинского и Н. А. Добролюбова, для публичных лекций Т. Н. Грановского.

К публицистике первой половины XIX в. примыкали и отдель­ные научные и философские труды. К ним можно отнести «Опыт о просвещении» И. Пнина (1804 г.), в котором автор выступает с острой критикой крепостного права, помещичьего произвола, са­модержавия, выдвигает требование служения каждого гражданина «своей родине и народу; «Право естественное» профессора Царско­сельского лицея А. П. Куницына (1818—1820 г.), в котором осуж­дается самодержавие и крепостной строй; научные работы К. Ф. Рулье — профессора Московского университета и крупней­шего представителя эволюционной биологии до Дарвина, убеж­денного материалиста.

В условиях отсутствия бесцензурной печати и невозможности выступления в прессе по важнейшим вопросам общественной жиз­ни широкое распространение получают в I половине XIX в. ходив­шие по рукам списки вольнолюбивых, антикрепостнических лите­ратурных и публицистических произведений. Наиболее ярким при­мером является знаменитое письмо Белинского к Гоголю, которое В. И. Ленин считал «одним из лучших произведений бесцензурной демократической печати»¹. Хотя Белинский по вполне понятным соображениям не писал о революции и уничтожении самодержа­вия, но все его письмо звучало призывом к революционной борьбе против самодержавия и крепостничества, уничтожение которых он относил к числу «самых живых, современных национальных вопросов в России». Оно было проникнуто гневным протестом против попыток увести Россию на ложный путь решения жгучих социальных и политических проблем, на путь религии, мистицизма, нравственного самоусовершенствования.

Однако в условиях крепостничества, сурового цензурного режи­ма и полицейского произвола передовое, освободительное и рево­люционное направление в политических и публицистических со­чинениях не было и не могло быть не только единственным, но и преобладающим. Многие произведения отчетливо показывают, каким сложным и мучительным был процесс становления революционной идеологии, поисков путей и методов борьбы против само­державия и крепостничества.

Свидетельством этого является «Философическое письмо» П. Я. .Чаадаева. Оно было проникнуто страстной ненавистью к кре­постничеству, к самодержавно-полицейскому произволу в стране, содержало уничтожающую критику официозных утверждений о всеобщем благополучии. В этом оно прямо сходилось с идеями де­кабристов и передовой публицистикой 30-х годов. Но Чаадаев пи­сал «Философическое письмо» после поражения восстания декаб­ристов, в условиях, когда он не видел реальных сил и возможно­стей для коренного изменения положения в стране. В результате оно оказалось проникнуто безысходным пессимизмом и отчаяни­ем, крайне отрицательными и несправедливыми оценками прош­лого, настоящего и будущего России. Это сочеталось с перенесе­нием острых социальных и политических вопросов в религиозно-нравственную плоскость, с апологией идеализма и католичества.

Запрещение журнала, в котором было опубликовано «Письмо» Чаадаева, репрессии в отношении редактора журнала и автора сказались на том, что семь последующих «Писем» Чаадаева, его «Апология сумасшедшего» и прокламация, написанная в связи с революцией 1848 г., были обнаружены и изданы только в советское время. А в них имеется ряд существенных моментов, свидетель­ствующих о значительной близости Чаадаева по ряду вопросов с передовой публицистикой 30—40-х годов XIX в.

В политических сочинениях и публицистике славянофилов рез­ко критиковались крепостничество и самодержавный произвол. В 30—40-х годах XIX в. славянофилы выступали как одно из оп­позиционных направлений, имеющих ряд точек соприкосновения с формирующейся революционной демократией. В то же время за­лог спасения России и ее будущее они видели в сохранении ее «самобытности», в объединении всех славян под властью право­славного русского царя, в сохранении патриархальной крестьян­ской общины и господствующей роли дворянства. На первый план они выдвигали идеалистическую философию, пронизанную догма­ми православия. Уделяя большое внимание изучению быта, твор­чества народа и его «духа», славянофилы считали, что главной чертой русского народа является его «самобытность» и особое место среди других народов, его верность православию и самодер­жавию, неприятие им идей революции и революционной борьбы. Подобные представления пронизывали сочинения И. С. Аксакова, «Девятнадцатый век» И. В. Киреевского, «О старом и новом», «Записки о всемирной истории» А. С. Хомякова, «Об основных началах русской истории» К. С. Аксакова. В канун и в период ре­волюционной ситуации и крестьянской реформы славянофилы стре­мительно эволюционировали в направлении официально-монархи­ческого лагеря и вели яростную борьбу с революционно-демокра­тическими идеями, изданиями, организациями.

Среди политических сочинений либералов первой половины XIX в. видное место занимают сочинения, авторы которых исходили из необходимости осуществления ряда изменений в социально-экономическом и сословном строе страны, в его приспособлении к условиям кризиса крепостничества.

Работая с подобными произведениями, необходимо иметь в ви­ду, какие черты и стороны самодержавно-крепостнического строя критикуют авторы, с каких позиций и в каких целях ведется эта критика, какие позитивные предложения они предлагают, к каким результатам могло привести осуществление их предложений. Для этого полезно сравнивать произведения разных авторов.

Так, сопоставление «Записки о правах Сената» Н. С. Мордви­нова с «Запиской об устройстве судебных и правительственных учреждений» М. М. Сперанского позволяет выявить общие черты, характерные для либеральных политических сочинений, и одно­временно увидеть, в чем Сперанский идет дальше и в чем сохра­няется типичная для либералов непоследовательность и ограни­ченность их позитивной программы. Критика существующего зако­нодательства и системы органов власти управления и суда у Спе­ранского более глубока и практические предложения более ради­кальны. Произведения Мордвинова и Сперанского вызвали острое недовольство дворянства и особенно служилой аристократии, а с другой стороны, породили у деятелей первого этапа революцион­ного движения иллюзии о том, что Мордвинов и Сперанский являются наиболее подходящими кандидатами в состав прави­тельства.

Насколько иллюзорны были эти представления, свидетельству­ет тот факт, что Сперанский и Мордвинов оказались в числе тех, кто судил декабристов. Недаром от составления проектов госу­дарственного устройства и новых принципов законодательства Спе­ранский перешел к кодификации существующего самодержавно-крепостнического законодательства.

Эти черты и особенности произведений либерального направле­ния особенно ярко выступают в сопоставлении с публицистикой сугубо охранительного направления, типичным образцом которой является «Записка о древней и новой России» писателя и историка Н. М. Карамзина, поданная им Александру I в 1811 г. и прямо противостоящая проекту Сперанского.

Главным условием развития будущего России и ее славы Ка­рамзин объявлял незыблемость самодержавия. Он утверждал, что «излишняя любовь Алсександра I к государственным преобразова­ниям», потрясающим основу империи, является единственной причиной недовольства русского народа. Решительно выступая против всяких намерений ограничить как-то или тем более «отнять у господ всю власть над крестьянами», Карамзин уверял, что «для твердости бытия государственного безопаснее поработить людей, нежели дать им не вовремя свободу». Он прямо угрожал Алек­сандру I, что тот «будет ответствовать богу, совести и потомству» за все зло, которое произойдет, если будет ограничена власть Дворян над крестьянами и изменено положение последних. Карамзин поднимал на щит роль дворянства на всех этапах истории и жизни страны, утверждал, что и сейчас дворянство остается «глав­ным необходимым орудием, двигающим состав государственный», поэтому важнейшей задачей является «возвышение сана дворянст­ва, коего блеск можно назвать отливом царского сияния».

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: