ГЛАВА 1. ДВОРЕЦ ВО ВРЕМЕНИ

Абрахам-Джошуа ХЕШЕЛЬ

ШАББАТ И ЕГО ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ СОВРЕМЕННОГО ЧЕЛОВЕКА

ОГЛАВЛЕНИЕ

Пролог. Архитектура времени

ЧАСТЬ I.

1. Дворец во времени

2. За гранью цивилизации

ЧАСТЬ II.

3. Великолепие пространства

4. Только небо и больше ничего?

5. "Ты - Один"

6. Присутствие дня

ЧАСТЬ III.

7. Вечность дарует день

8. Интуиция вечности

9. Святость во времени

10. И возжелаешь ты...

Эпилог. Освящение времени.

Примечания.

ПРОЛОГ

АРХИТЕКТУРА ВРЕМЕНИ

Наша техническая цивилизация отражает господство человека над пространством, которое часто достигается за счет принесения в жертву важного компонента нашего бытия - времени. В технической цивилизации мы расходуем время, чтобы завоевать пространство. Ибо наша главная цель - расширить свою власть в сфере пространства. Но иметь - не значит быть. Могущество, достигнутое нами в мире пространства, совершенно исчезает на границе времени. Но именно время является основой всего сущего.

Конечно, овладение миром пространства - это одна из наших главных задач. Опасность возникает в тот момент, когда, завоевывая пространство, мы забываем о своих задачах в сфере времени, которая начинается там, где мы стремимся не иметь, а быть, не получать, а давать, не распоряжаться, а щедро делиться, не подавлять, а уступать и жить в гармонии с миром. Жизнь сходит с рельсов, когда нашей единственной целью становится контроль над пространством, приобретение материальных благ в пространстве.

Нет ничего желаннее, чем власть, и нет ничего страшнее. Прежде мы часто страдали от нищеты и бессилия перед природной стихией - теперь нам грозит духовное вырождение из-за необъятной власти, которую мы сосредоточили в своих руках. Любовь к труду дает человеку счастье; любовь к наживе - лишь мучения. У фонтана прибыли разбивалось множество сердец. Когда человек продает себя в рабство вещам, он превращается в разбитый сосуд.

Техническая цивилизация основана, прежде всего, на стремлении человека подчинить себе силы природы и управлять ими. Производство инструментов, прядильное ремесло и земледелие, строительство домов и мореходство - все это относится к нашему пространственному бытию. Мысли человека постоянно заняты тем, что происходит в окружающем пространстве, и это влияет на всю его деятельность. Даже во многих религиях господствует представление, что божество пребывает в пространстве, в его четко очерченных границах - на горе, в лесу, в дереве или камне. Поэтому эти места объявляются священными. Божество привязано к участку земли; святость ассоциируется с пространственными объектами. Но тогда возникает вопрос: Где бог? Многие охотно соглашаются, что Б-г находится во вселенной, подразумевая, однако, Его присутствие в пространстве, а не во времени, в природе, а не в истории, как будто Б-г - это вещь, а не дух.

Даже пантеистическая философия представляет собой, по существу, религию пространства: Высшее Существо наделяется свойством пространственной бесконечности. Бог в обличье природы как бы разлит в пространстве. Оно становится его продолжением, его сутью. В таком представлении Б-жественного нет места времени. По мнению Спинозы, время - это всего лишь случайное движение, образ мышления. Он пытался разработать философию "в геометрическом стиле", создать науку пространства, что весьма характерно для его типично пространственного мышления.

Примитивному разуму трудно понять идею без помощи воображения,

а его воображение способно раскрыться только в сфере пространства.

Рассуждая о богах, такой человек хочет иметь перед собой их зримый образ. Нет образа - нет и бога. Поклонение священному образу, священному монументу или месту - это не просто исконная особенность многих религий. Такая форма поклонения присуща всем народам и эпохам, людям верующим, суеверным и даже атеистам. Все они преклоняют колена перед знаменами и флагами, перед национальными святынями, склоняют головы у памятников и мемориалов, воздвигнутых в честь королей и героев. Повсюду осквернение святыни считается недопустимым кощунством, причем значение некоторых святынь так возрастает, что забывается сама подоплека их появления. Памятник, мемориал превращается в средство подавления памяти; средство обессмысливает цель. Ибо пространственные вещи находятся во власти человека. Святость защищает их от надругательства, но не от эксплуатации. Чтобы сохранить святость, увековечить присутствие бога, надо сформировать его образ. Но бог, которого можно "сформировать" и замкнуть в какие-то границы - это всего лишь тень самого человека.

Мы все очарованы великолепием пространства, грандиозностью наполняющих его предметов. Категория вещей давлеет над нашим сознанием, диктует ход наших мыслей. Человеческое воображение стремится облечь все концепции в зримые образы. В своей повседневной жизни мы занимаемся преимущественно тем, что воспринимают наши органы чувств: тем, что видят глаза и трогают руки. В нашем представлении реальность - это мир вещей, громоздящихся в пространстве; даже Сам Б-г воспринимается многими из нас как...вещь.

Вещизм ослепляет нас, мешает нам видеть реальность, не входящую

в категорию вещей. Это особенно часто проявляется в нашем отношении

к субстанции времени, которая, будучи "бестелесной" и

"неовеществленной", кажется нам совершенно далекой от реальности.(1)

Мы хорошо знаем, что делать с пространством, но не знаем, как обращаться со временем - разве что подчиняем его пространству. Многие из нас трудятся ради приобретения вещей, находящихся в пространстве, и испытывают неистребимый страх перед временем. Мы замираем в ужасе, когда вынуждены заглянуть ему в лицо.(2) Время как будто смеется над нами; оно похоже на скользкое и подлое чудовище, пасть которого изрыгает огонь, непререрывно пожирающий драгоценные минуты нашей жизни. Поэтому, избегая прямого контакта со временем, мы прячемся в убежище пространства и наполняющих его предметов и явлений. Те намерения, которые нам не удается осуществить, мы откладываем на депонент пространства; предметы, которыми мы владеем, становятся символами наших нереализованных духовных устремлений, зримыми памятниками скрытой неудовлетворенности. Но пространственные вещи не застрахованы от пожара; они лишь подливают масло в огонь. Может ли радость обладания вещами защитить нас от страха перед временем, которое постоянно напоминает нам о неминуемой смерти? Если взглянуть на вещи в увеличительное стекло трезвого анализа, то окажется, что они - всего лишь подделки счастья. Более того, они представляют угрозу для самой нашей жизни. Пространственные вещи-миражи не только не помогают, а наоборот, осложняют жизнь.

Человек не может отмахнуться от проблемы времени. Чем больше мы над ней размышляем, тем глубже понимаем, что нельзя завоевать время через пространство. Временем можно повелевать только через время.

Высшая цель духовной жизни заключается не в накоплении больших объемов информации, а в восприятии моментов святости. Например, в религиозной сфере на человека оказывают влияние не вещи, а присутствие духовности.(3) В душе остается момент откровения, а не место, где произошло это действие и явление. Момент откровения - это огромное богатство, целое состояние; он переносит нас за рамки времени, поддающегося измерению. И наоборот, духовная жизнь начинает умирать, когда мы неспособны воспринять то, что наполняет время величием.

Автор этой книги вовсе не стремится опорочить мир пространства. Любая попытка дискредитации пространства и наполняющих его предметов равносильна клевете на само Творение, на те его материальные составляющие, которые "увидел Б-г и сказал, что это - хорошо". Мир не может состоять из одних абстракций времени. Время и пространство взаимосвязаны. Тот, кто не замечает одну из этих двух составляющих, слеп на один глаз. Возражение вызывает лишь безоговорочная капитуляция человека перед пространством, его добровольное закабаление миром вещей. Надо помнить, что не вещи наполняют значением мгновение, а, наоборот, мгновение придает смысл этим вещам.

В Торе главное внимание уделяется не пространству, а времени. Она смотрит на мир через призму времени и уделяет больше внимания поколениям, событиям, нежели странам и вещественным объектам; ее интересует не столько география, сколько история. Тора учит нас важной концепции: время играет в человеческой жизни по меньшей мере такое же значение, что и пространство; время обладает собственным значением и своей независимой средой.

В библейском иврите понятию "вещь" нет подходящего эквивалента. Слово "давар", которое в современном иврите приобрело значение вещи, обозначает в святом языке Торы множество других понятий: речь, слово, послание, сообщение, новость, совет, просьба, обещание, решение, предложение, тема, история, поговорка, высказывание, бизнес, занятие, действия, хорошие поступки, события, способ, манера, причина, но не "вещь". Что это - свидетельство лингвистической нищеты или отражение широкого взгляда на мир, стремление не ставить знак равенства между реальностью (от латинского слова "res", вещь) и миром материальных предметов?

Одним из важнейших событий в истории религии стала трансформация сельскохозяйственных празднеств в годовщины исторических событий. В древности праздники тесно переплетались с природными циклами года. Люди отмечали то, что происходило в жизни природы в разные времена года. Значение того или иного праздника определялось плодами, урожаями, которые природа давала или не давала. В иудаизме Песах был вначале весенним праздником и лишь позже стал годовщиной Исхода из Египта. Шавуот ("Пятидесятница"), древний праздник урожая, который отмечали в конце уборки пшеницы ("хаг а-кацир", Шмот, 23:16, 34:12), приобрел новое значение: в этот день евреи получили Тору у горы Синай. Наконец, Суккот (Праздник кущей), древний фестиваль сбора винограда ("хаг а-асиф, Шмот 23:16), стал напоминанием о странствиях евреев в пустыне и их жизни в хрупких шалашах с кровлей из листвы и ветвей (Ваикра, 23:42 и далее). Для народа Израиля судьбоносные события древней истории играли более важное духовное значение, чем регулярно повторяющиеся природные циклы, хотя именно от них зависело материальное благосостояние людей. В отличие от других народов, чьи божества были связаны с конкретными местами и материальными объектами, Б-г Израиля всегда был Б-гом событий: Он освобождал Свой народ из рабства, даровал им Тору, проявлял Себя в событиях истории, а не в предметах и географических точках. В результате возникла вера в бестелесное и не поддающееся описанию Высшее Существо.

Иудаизм - это религия времени, нацеленная на освящение времени. В отличие от человека, живущего в пространственном измерении, для которого время всегда неизменно, однообразно повторяемо и однородно, а все часы одинаковы и безлики, как пустая скорлупа, Тора тонко чувствует разнообразную сущность времени, различает его многоцветную палитру. В нем нет двух одинаковых часов. Каждый час уникален и единственен в своем роде, исключителен и бесконечно ценен.

Иудаизм учит нас устанавливать связь со святостью во времени, поддерживать контакт со священными событиями, почитать святилища, возникающие из грандиозного потока годичного цикла. Наши величайшие соборы - Субботы. А наша главная нерукотворная святыня, Святая Святых - День Искупления, Йом-Кипур - уцелела во всех испытаниях. Ее не смогли сжечь ни римляне, ни немцы, и никакие ренегаты и вероотступники не сумели осквернить и извратить ее. В древности мудрецы говорили, что грехи человека искупает не соблюдение Йом-Кипура, а сам этот день, "суть этого Дня", разумеется, при условии искреннего раскаяния грешника.(4)

Еврейский ритуал можно определить как искусство отмечать значимые рубежи во времени, как АРХИТЕКТУРУ ВРЕМЕНИ. Эти рубежи - Шаббат, Новомесячье (рош-ходеш), праздники, Седьмой субботний год (шмита) и Пятидесятый год (йовель)

- празднуются в определенные часы суток или в определенное время года. Например, праздничная или субботняя молитва начинается в установленный час вечера, утра или дня. Главные темы нашей веры также относятся к сфере времени. Мы помним день нашего Исхода из Египта; день, когда весь народ Израиля стоял у горы Синай. Наша мессианская надежда - это тоже ожидание заветного дня, конца дней.

В талантливом произведении искусства ключевая мысль раскрывается не произвольно, не наудачу. Ее представляют, как царя на официальном приеме - в нужный момент, после тщательной подготовки, чтобы подчеркнуть ее центральное значение и непререкаемую ценность. В Торе слова употребляются с изысканной скрупулезностью, особенно те, которые, как огненные столбы, ведут нас по разветвленному лабиринту библейского мира с его многообразием и непостижимо глубокими замыслами.

Одно из самых частых слов в Торе - "кадош", святой. Именно оно больше, чем другие слова, представляет таинство и величие Б-га. А теперь попробуйте назвать самый первый священный объект в истории мира. Что это было: гора, алтарь?

Нет, слово "кадош" было впервые употреблено в книге Берешит (Бытие) в конце рассказа о Сотворении мира. Знаменательно, что оно относилось не к физическому предмету, а ко времени: "И благословил Б-г седьмой день и освятил его" (5). В истории Творения ни один пространственный предмет не наделен таким качеством святости.

В том и состоит кардинальное отличие иудаизма от общепринятого религиозного мышления. Человек, воспитанный на мифах Древней Греции, подумал бы, что после создания неба и земли Б-г должен выделить некое святое место - священную гору или священный родник - и там водрузить монумент или другое святилище для всеобщего поклонения. Но Тора ставит на первое место святость времени - Шаббат.

Итак, на заре истории существовала лишь одна святость в мире - святость времени. Прежде чем дать евреям Свои вечные заповеди на Синае, Всевышний провозгласил святость в человеке: "И будете вы Мне народом святым". Лишь после того, как люди поддались соблазну поклонения материальному кумиру, золотому тельцу, им было велено соорудить Шатер Откровения в пустыне, походный Храм, сотворить святость в пространстве.(6) Короче, вначале возникла святость времени, затем святость человека и лишь затем святость пространства. Время было освящено Б-гом; пространство, Шатер Откровения освятил Моше (Бамидбар 7:1).

Календарные числа наших праздников, которые отмечают исторические события, зависят от природных циклов. Например, Песах и Суккот совпадают с полнолунием. Даты всех праздников устанавливаются по месяцам, которые, в свою очередь, отражают периодичность астрономических явлений: еврейский месяц начинается с появлением узкого серпа молодой луны на вечернем небе.(7) Другое дело Шаббат

- он совершенно не зависит от месяца и не имеет отношения к лунным циклам.(8) Его наступление никак не связано с повторяющимися явлениями природы, такими как новолуние. Он - производное самого Творения. Другими словами, суть Шаббата полностью отделена от пространственного, физического мира.

Значение Шаббата в том и состоит, чтобы отмечать время, а не пространство. Шесть дней в неделю мы живем под гнетом пространства и всего, что оно содержит; но в Шаббат мы стремимся приобщиться к святости времени. В этот день Тора призывает нас ощутить саму вечность, переключить внимание с результатов Творения на само таинство Творения, покинуть сотворенный мир и перейти в процесс его сотворения.

Примечания.

1. По мнению Бертрана Рассела, время - это "поверхностная, лишенная важности характеристика реальности...Философская мысль должна стремиться в определенной мере к освобождению от рабской привязанности к времени...Признав малозначительность времени, мы откроем ворота мудрости". "Our Knowledge of the External World", pp.166-167;

2. "Время - это страшная, смертельная болезнь, порождающая безысходную ностальгию. Своим течением время поражает человека в сердце, вселяет в него отчаяние и наполняет его взор печалью",

- Н.Бердяев, "Одиночество и общество", стр.134.

3. Это один из аспектов, отличающих религиозное восприятие от восприятия эстетического;

4. Рамбам, "Мишне Тора", разд. Тшува, 1,3, на основе мишны "Йома", 8,8. Более радикальный взгляд изложен в "Сифра" на 23:27 и "Шавуот", 13а (перевод на англ. "Сонсино"): "Я бы мог подумать, что День Искупления искупит его грехи, но при условии, что он постился в этот день, и назвал его священным сбором (включив в литургию этого дня благословение "Благословен Ты, Г-сподь...освятивший Израиль и День Искупления" и надев священные одежды, символизирующие принятие святости этого Дня; см. "Тосафот Критот" 7а), и не работал в этот день. Но если он не постился, и не назвал его священным сбором, и работал в этот день - как же мы тогда можем заключить (что этот День искупает его грехи)? В Торе сказано, что это День искупления

- т.е. во всех случаях он искупает". Однако большинство авторитетов не разделяют мнение, что Йом Кипур искупает даже тех, кто не только не раскаивается, а, наоборот, грешит в тот самый День;

5. Берешит 2:3. "Помни День Субботний, чтобы освятить его... ибо шесть дней творил Б-г небо и землю...поэтому благословил Б-г День Субботний и освятил его" (Шмот 20:8,11). В тексте Десяти Заповедей определение "святой" относится только к одному слову - Шаббат.

6. Святости времени вполне хватило бы для мира. Святость пространства стала вынужденным компромиссом с человеческой природой. Сооружение Шатра Откровения не было заповедано в Десяти Заповедях. Оно было начато в ответ на прямое обращение народа к Б-гу: "Владыка вселенной! Цари народов мира имеют дворцы. Во дворце устанавливают стол, подсвечники и другие царские знаки отличия, по которым можно узнать их властелина. Почему бы Тебе, нашему Царю, Спасителю и Помощнику, тоже не использовать монаршие знаки, чтобы все жители земли признали Тебя своим Царем?" - "Мидраш агада", 27:1;

7. Период времени от одного новолуния до следующего составляет лунный месяц и равняется 29 дням и 12 часам;

8. В Вавилоне седьмой день отмечали каждый седьмой день лунного месяца.

ЧАСТЬ I.

ГЛАВА 1. ДВОРЕЦ ВО ВРЕМЕНИ

Чтобы вступить в святость дня, надо вначале сбросить с себя бремя будничных забот, выйти из порочного круга нескончаемой погони за миражом материального процветания. Надо отделиться от нестройного шума будней, от нервотрепки и неутолимой жажды наживы, от гибельной растраты собственной жизни. Надо хоть на время распрощаться с трудовыми буднями и осознать, что мир уже создан и вполне может существовать и без помощи человека. Шесть дней в неделю мы ведем борьбу с окружающим миром, добываем хлеб насущный; но в Шаббат мы любовно растим семена вечности, посеянные в наших душах. Миру принадлежат наши руки, но душа наша принадлежит Б-гу. Шесть дней в неделю мы стремимся господствовать над миром - в седьмой день мы пытаемся установить господство над собою.

Впервые встретив евреев, римляне с высокомерным презрением восприняли их строгую приверженность закону о прекращении работы в Шаббат. Шаббат - это символ еврейской лени, считали Ювенал, Сенека и другие античные интеллектуалы.

Стремясь отстоять, оправдать Шаббат, лидер грекоговорящих евреев в Александрии Филон заявил: "В этот день нам заповедано воздерживаться от любой работы, но не потому, что наш закон потворствует безделью... Он лишь стремится дать человеку передышку от непрерывного и нескончаемого труда, дать отдых нашим телам с помощью продуманной системы периодического выключения из трудовой деятельности, чтобы затем мы могли возобновить работу с обновленными силами. Такие периоды отдыха нужны не только простым людям, но и атлетам - они позволяют им собраться с силами и продолжать неуклонное и упорное движение к поставленной цели".

В этой апологетике Шаббат представлен не в духе Торы, а в духе Аристотеля. По словам античных философов, "нам требуется расслабление, потому что мы не можем работать непрерывно. Короче, отдых, расслабление - это не цель", а средство. Человек отдыхает "ради последующей деятельности", чтобы накопить силы для новых достижений. Но с точки зрения Торы, все обстоит наоборот: именно труд является средством, а Шаббат, как день отдыха и воздержания от трудовой деятельности, предназначен не для восстановления растраченных сил и подготовки к предстоящей работе. Шаббат существует ради самой жизни. Ибо человек - не вьючное животное, и Шаббат нужен не для повышения эффективности его труда. Как сказано в субботнем гимне "Леха доди", Шаббат "возник последним, но был задуман первым"; он "завершил сотворение неба и земли".

Не Шаббат существует для будней, а будни - для Шаббата.

Шаббат не антракт, а апофеоз жизни.

Три Б-жественных действия определили суть Седьмого дня: Б-г отдыхал в этот день, благословил и освятил его (Берешит 2:2,3). Иначе говоря, к запрету трудовой деятельности добавились благословение для радости и стремление к святости. Шаббат празднуют не только руки человека, но и его язык и душа. В этот день меняется даже наша речь; нам нельзя не только говорить, но и думать о делах и работе.

Труд - это ремесло, но полный отдых сродни искусству. Он достигается лишь при полной гармонии тела, разума и воображения. Чтобы добиться высокого мастерства в каком-то виде искусства, надо вначале освоить его скрытые рычаги, подчиниться его законам. Седьмой день - это дворец, который мы строим во времени. Он сделан из души, радости и красноречивого молчания. В его уникальной атмосфере ощущается особый порядок, дисциплина, напоминающая нам о близости к вечности. Великолепие этого дня выражено в категориях отказа, воздержания. Точно так же Б-жественное таинство можно точнее выразить с помощью отрицаний, в рамках доктрины негативной теологии, согласно которой мы не знаем, что Б-г Собой представляет - нам лишь известно, чем Он не является. Мы часто ощущаем, каким слабым будет здание нашей веры, если строить его исключительно на ритуалах и действиях, которые выглядят странными и даже раздражающими. Как иначе выразить грандиозность вечности, если не молчанием, не воздержанием от шума и суеты? Эти ограничения отзываются волшебной мелодией в душах тех, кто знает, как надо вести себя во дворце в присутствии королевы.

Это слово редко произносят, ибо оно выражает чувство, слишком глубокое и сокровенное, чтобы доверить его нашим устам: речь идет о любви к Шаббату. Она редко упоминается в нашей литературе, но уже более двух тысяч лет доставляет нам высшее наслаждение, наполняет наши чувства песнями и гимнами. Можно сказать, что целый народ влюблен без памяти в Седьмой день. Сам дух этого дня можно понять только в сравнении с апофеозом любви. Именно такие требования к любви предъявляет рыцарская поэзия средних веков: "Любовь должна быть абсолютной; каждая мысль и каждое действие влюбленного должны всегда и везде откликаться ярчайшими эмоциями и фантазиями, на какие он только способен".

"Романтическая любовь трубадуров к их дамам искрилась счастьем. Требования и нужды такой любви превращали ее в высший закон жизни. Любовь была рыцарским служением; она рождала беззаветную преданность, давала образцы высшей, благороднейшей жертвенности. И она же становилась источником личного совершенства, вдохновляя человека на самоотверженные, поистине героические деяния". Рыцарская культура породила романтическую концепцию обожания и любви, которая по сей день доминирует в своей мифическо-страстной форме в литературе и образе мышления западного человека. Еврейским вкладом в идею любви стала концепция любви к Шаббату, любви к особому дню, к духовной субстанции, существующей во времени.

Чем же этот день так прекрасен, так ценен? Почему он завоевывает наши сердца? Седьмой день прекрасен и ценен тем, что он похож на рудник, где можно добыть драгоценный металл духа для строительства дворца во времени. Это особое измерение, где человек сосуществует с Б-жественным началом, где он настолько возвышается, что приближается к уровню Творца, приобретает Его качества.

Где еще можно уподобиться Б-гу? У пространства нет ни одного качества, общего с Б-гом. На вершине горы не обретаешь полную свободу; в молчании моря нет исчерпывающей славы. Подобие Б-га можно найти в совершенно другом измерении - во времени, которое под маской часов и дней скрывает истинную вечность.

Искусство соблюдение Седьмого дня похоже на искусство живописи, когда на холсте времени воссоздается таинственное величие кульминационного момента Творения: как Он освятил Субботу, так и мы будем освящать этот день. Любовь к Шаббату - это любовь человека к тому общему, что есть у него с Б-гом. Наше соблюдение Шаббата - это парафраз Б-жественного освящения Седьмого дня.

Как бы выглядел мир без Шаббата? Он знал бы только себя, и в его искаженном представлении Б-г был бы материальной субстанцией или пропастью, отделяющей eго от вселенной. Этот мир прозябал бы в невежестве, без окна в вечность, без понимания времени.

Несмотря на такую идеализацию идеи Шаббата, ей не грозит превращение в волшебную сказку. При всей своей романтизации Шаббат остается конкретным фактом, юридической инстанцией и элементом общественной системы. Ему не грозит опасность превращения в абстракцию, потому что дух Шаббата должен всегда соответствовать реальным делам, конкретным действиям и ограничениям. Физическая и духовная сферы всегда едины, как тело и душа живого человека. Закон расчищает путь к Шаббату; душа ощущает его дух.

Об этом хорошо знали древние мудрецы: Шаббат требует от человека полного внимания, целеустремленного служения и безраздельной преданности и любви. Логика такой концепции вынуждала их постоянно расширять систему законов и правил его соблюдения. Они стремились, в первую очередь, облагородить, возвысить человека, чтобы он был достоин присутствия в этом священном, воистину царском дне.

Однако закон и любовь, дисциплину и блаженство не всегда удавалось сплавить воедино. Трепетное отношение к Шаббату и боязнь осквернить его дух вынудили мудрецов установить такой уровень его соблюдения, который хотя и соответствует возможностям тонких, возвышенных душ, но порой недоступен простым людям.

Прославление этого дня, акцент на его строгом соблюдении не привели, однако, к обожествлению закона. "Шаббат дан вам, а не вы - Шаббату". Мудрецы знали, что излишний пиетет помешает соблюдению духа закона.(1) От нас требуется жертвовать заповедями ради человека, а не человеком ради заповедей. Цель Торы - "дарить жизнь Израилю - в этом мире и в Мире грядущем".

Постоянный аскетизм может иссушить дух Субботы, а легковесность в соблюдении неизбежно подорвут его. Надо избегать обеих крайностей. Нельзя обрабатывать копьем тонкую филигрань и оперировать мозг плужным лемехом. Надо всегда помнить, что Шаббат - не повод для легкомысленных занятий; что в этот день нельзя устраивать фейерверки и совершать акробатические сальто. Он создан для исправления нашей суетной жизни, для собирания времени, а не его пустой траты. Труд, лишенный достоинства, приносит страдания; отдых без духовной основы ведет к пороку.

Жители Рима страстно желали двух вещей - хлеба и цирковых зрелищ. Но человек не может жить только хлебом и зрелищами. Ему не обойтись без стремления к духовности священного дня.

Шаббат - это самый ценный подарок, полученный человечеством из сокровищницы Б-га. Всю неделю мы думаем: "Дух слишком далек от меня", и мы забывает о духе или в лучшем случае молим Творца: "Дай нам немного от духа Твоего". Но в Шаббат дух распрямляется и требует: "Прими от меня весь мой блеск...".

Но часто бывает, что дары, предлагаемые духом, слишком возвышенны для нашего приземленного разума. Мы охотно принимаем отдых, расслабленость Шаббата, но упускаем из виду его вдохновение, забываем о его Источнике и его идее. Поэтому мы просим Б-га с пониманием отнестись к нашей слабости:

"Помоги детям Твоим понять и осознать, что их отдых исходит от Тебя и что отдыхать - значит освящать Имя Твое".

Соблюдать Шаббат - это значит отмечать коронацию дня в волшебной стране духа и времени, воздух которой мы вдыхаем, когда "зовем его (Шаббат) наслаждением".

Да, Шаббат зовется наслаждением, отрадой.(2) Это услада души и отрада для тела. Но поскольку Б-г заповедовал воздерживаться от многих действий в Седьмой день, "вы можете подумать, что Я дал вам Шаббат для неудовольствия; нет, Я дал вам Шаббат для радости". Освящать Седьмой день не значит "смирять свою плоть". Наоборот, и будешь ты освящать его всем сердцем твоим, всей душою твоею и всеми твоими чувствами. "Освящайте Шаббат отменными блюдами, красивыми одеждами; ублажайте душу свою удовольствиями, и Я вознагражу вас за эти удовольствия".

В отличие от Дня Искупления, Шаббат посвящен не только духовным целям. Это праздник для души и для тела; комфорт и удовольствие - неотъемлемые составляющие Шаббата, и человек должен целиком отдаться его радостям всеми помыслами и устремлениями.

Один принц попал в плен и был вынужден жить под чужим именем среди грубых, неграмотных людей. Шли годы, но его не покидала мечта вернуться к своему венценосному отцу, королю, в страну, где он родился и вырос. Однажды принц получил тайное сообщение с родины: отец обещал вызволить его из плена, вернуть во дворец и просил лишь, чтобы он не утратил свои благородные манеры. Принца распирало от радости. Ему хотелось отметить этот день, но не в одиночестве. Поэтому он пригласил местных жителей, с которыми был знаком, в таверну и заказал для всех обильное угощение. Это был настоящий пир, веселый и буйный: приглашенные люди радовались вкусной еде и пьянели от вина, а принц тайно радовался в предвкушении скорого освобождения и возвращения в отцовский дворец. Из этой притчи следует вывод: душа не может праздновать Шаббат в одиночестве - на пиру должно присутствовать и тело. Иначе радость будет неполной.

"Шаббат напоминает нам о двух мирах - нашем физическом мире и Мире грядущем; в нем отражены оба этих мира. Ибо Шаббат – это радость, святость и отдых; радость - неотъемлемый элемент физического мира; святость и отдых приходят из Мира грядущего".(3)

Соблюдать Седьмой день - это не только подчиняться, выполнять строгие предписания Б-жественного закона. Соблюдать Шаббат означает также праздновать Творение мира и раз в неделю воссоздавать Седьмой день, ощущать его величие и святость во времени, ибо это "день отдыха, день свободы", "владыка и царь всех других дней", безраздельный правитель империи времени.

В чем состоит отличие Шаббата от других дней недели? В любой другой день, будь то воскресенье или среда, все часы и минуты безлики; если мы не наполним их значением, они останутся пустыми, не отличимыми друг от друга. Часы Седьмого дня важны сами по себе; их красота и значимость не зависят от нашей деятельности, от наших заработков и достигнутых успехов. Они отмечены величественной красотой.

В молитве, которая читается в субботу днем, сказано: "Величественная красота, венец спасения - день покоя и святости...покой в любви и добровольном служении, покой в истине и вере, покой в мире и беззаботности, спокойствии и безопасности, - покой совершенный, который угоден Тебе".

Время подобно пустыне. В нем есть величие, но нет красоты. Его странное, пугающее могущество внушает страх, но редко воодушевляет. Но вот миновали шесть будничных дней, и нас встречает Суббота, столь потрясающе очаровательная, что наша душа не может устоять перед ней. Она проникает в наши мысли с исцеляющим обоянием. В этот день часы не вытесняют друг друга. Этот день способен рассеять в дым всю печаль и грусть.

Ни один человек, даже самый необразованный и примитивный, не может не заметить этой красоты, ибо сказано: "Даже неуч благоговеет перед этим днем". Мудрецы считали, что в святой Субботний день человек не может лгать.

Но что означает само слово "Шаббат"? По мнению некоторых авторитетов (например, авторов каббалистической книги "Зоар"), это имя Самого Пресвятого. В таком случае, если "Шаббат" - Имя Б-га, нам нельзя упоминать его в нечистых местах, где, кстати, вообще запрещено произносить любые слова из Торы. Некоторые люди вообще стараются не употреблять всуе слово "Шаббат".

Седьмой день похож на дворец, построенный во времени. Он царствует над всеми людьми. Шаббат - это не дата, а атмосфера.

Это не иное состояние нашего сознания, а иной климат.

Шаббат как будто меняет сам вид окружающих нас вещей.

Нам кажется, что мы находимся внутри Шаббата, а не Шаббат внутри нас. Мы не знаем, насколько правильно наше восприятие и насколько благородны наши чувства, но мы целиком отдаемся им: воздух этого дня мягко омывает нас, как растекается по земле, не встречая никаких преград, чистый горный поток.

Один мудрец сказал другому: "Как бесценен Праздник кущей! Когда мы живем в шалаше, даже наше тело купается в святости мицвы". Второй мудрец ответил: "Субботний день еще более бесценен. В праздник ты можешь уйти на время из шалаша, а Шаббат окутывает тебя, куда бы ты ни пошел".

Разница между Шаббатом и другими днями не отражена в физической структуре вещей, в их пространственных формах. В Седьмой день вещи остаются неизменными. Есть только разница в качестве времени, в отношении вселенной к Б-гу. Шаббат предшествовал творению, и Шаббат завершил творение; он содержит весь заряд духовности, какой способен вместить в себя мир.

Седьмой день облагораживает душу и умудряет тело. Рассказывают такую притчу.

Одного мудреца недруги заточили в пещеру, куда не проникал ни единый луч света. Поэтому он не мог следить за сменой дня и ночи. Больше всего его угнетала мысль, что он не сможет теперь встречать Субботу молитвой и песнопениями, как привык с юности. Кроме того, его очень мучила почти непреодолимое желание курить. Эта тяга к курению не давала ему покоя, и он ругал себя, что не может ее обуздать. И вдруг ему расхотелось курить; внутренний голос сказал: "Сейчас канун Субботы! В этот час страсть к курению, запрещенному в Шаббат, неизменно покидает меня". Воодушевленный этим открытием, он встал и громко поблагодарил Б-га, а затем благословил День субботний. Так продолжалось каждую неделю; его мучительная тяга к табаку бесследно исчезала с приходом очередного Шаббата.

Каждый человек стремится жить достойно; в этом желании мы черпаем силы и вдохновение, которые помогают нам пережить все жизненные трудности. Наша трудовая деятельность в будни и отдых в Седьмой день тесно связаны между собой. В этой связке Шаббат играет роль вдохновляющего начала, и другие дни получают от него заряд энергии.

Слова Торы "И завершил Б-г в День седьмой работу Свою" (Берешит 2:2) кажутся на первый взгляд странными. Ведь в другом месте сказано: "И почил Б-г в День седьмой", и еще: "Ибо шесть дней творил Б-г небо и землю" (Шмот 20:11). Почему Тора не говорит, что Б-г закончил Свою работу в шестой день? Проанализировав текст, мудрецы решили, что процесс Творения продолжался и в Седьмой день. В Шаббат была создана "менуха" (отдых) подобно тому, как в течение шести дней создавались небо, земля и все их содержимое.

"Чего не хватало вселенной после шести дней Творения?

Что еще ей требовалось? - "Менуха". Но пришел Шаббат, вместе с ним пришла "менуха", и вселенная была завершена".(4)

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: