ОСНОВЫ АРХЕОГРАФИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Эта книга посвящена одной из тех исторических дисциплин, которые в последнее десятилетие резко обозначили свою общественную роль,— археографии. 90-е годы ушедшего столетия в России характеризуются прорывом в «практической археографии», связанным с массовым изданием разных видов исторических источников, целых документальных комплексов различных исторических эпох, но в первую очередь по истории XX столетия. По существу, общественности становятся известными и ранее секретные документы, и ранее не известные и недоступные документные системы.

Если вспомнить, что каждая такая система представлена не просто различными документальными комплексами, а их множеством, сопоставимым, например, с множеством разнообразных растений в каком-нибудь лесу или городском парке, станет понятно, насколько многообразен мир документов, используя которые современное человечество пытается узнать свое прошлое. Но это документальное многообразие, как и растительное в ботанике, также нуждается в упорядочении.

Археография не претендует на всестороннюю и полную упорядоченность всех создаваемых человечеством документов. Этим занимается целый комплекс исторических дисциплин (архивоведение, источниковедение, дипломатика и др.) Но она упорядочивает то множество, которое представляет их публичную натурную совокупность.

Предлагаемое издание содержит основополагающие идеи относительно места археографии в системе наук и научных дисциплин, занимающихся познанием прошлого. Разумеется, оно касается, прежде всего, прошлого нашего Отечества. В нем излагаются и некоторые теоретические положения, основанные на анализе документальных публикаций по истории Отечества.

Принято ассоциировать сделанное в последнее время в области публикации архивных документов, прежде всего по истории XX столетия, с реформированием архивного дела в России. Такая связь, безусловно, есть, и она определяется, с одной стороны, расширением доступа к ранее закрытым документальным комплексам, а с другой — отказом от жесткой системы планирования работы архивов, которым позволено увеличить бюджет рабочего времени на подготовку и издание архивных документов. Справедливости ради следует напом­нить, что еще в июне 1987 г. Ю. Н. Афанасьев — тогда ректор Московского государственного историко-архивного института — в записке на имя члена Политбюро ЦК КПСС А. Н. Яковлева наметил конкретную программу издания исторических источников и межведомственного научно-издательского совета. В то время предложение не было реализовано, но проделанное в последнее десятилетие в этой области подтвердило справедливость высказанных предложений.

Реформирование архивного дела России существенным образом отразилось на публикации документов по истории XX столетия. Передача в ведение Росархива архивов КПСС, расширение возможностей доступа к историческим архивам силовых ведомств, массовое рассекречивание архивных документов, оперативная подготовка серии справочников о составе и содержании документов Архивного фонда России, в частности ранее недоступных, своеобразная «раскрутка» архивно-исторической проблематики в средствах массовой информации создали тот минимально необходимый фон, благодаря которому развернулись работы по подготовке документальных изданий.

Несколько важных явлений характерны для развития публикаторской работы в последнее десятилетие. Во-первых, последнее десятилетие в истории нашей страны, возможно, впервые за многие годы стало прорывом в свободном, не отягощенном моноидеологией и цензурой осмыслении прошлого на основе использования широчайшего, в частности ранее недоступного, круга исторических источников. Это относится, прежде всего, к истории России и других стран XX в. Во-вторых, мы стали свидетелями освоения разнообразных систем и подсистем документации, множественности документов, что ставит задачу обобщения накопленного опыта такого освоения и в рамках документальных изданий. В-третьих, несмотря на кризисное состояние нашего общества, произошел настоящий взрыв публикаций не только собственно исторических, но и историко-документальных, в частности и по истории XX в., итоги которого следует рассмотреть. В-четвертых, современная публикаторская практика демонстрирует разнообразие типов, видов, форм таких изданий, что также требует обсуждения. Все это заставляет нас посмотреть как бы со стороны на те явления и процессы, которые уже произошли, обозначились и происходят сегодня в деле публикации документов по истории XX столетия.

Вспомним ситуацию в начале 90-х годов. До этого в России в среднем в год выходило 15-20 сборников архивных документов, а с учетом публикаций центральных государственных архивов СССР — 25-30. К началу 90-х годов в результате коммерциализации издательской деятельности, сокращения бюджетного финансирования архивы, научные и учебные заведения фактически лишились издательских лимитов, вследствие чего издание архивных документов в целом по стране сократилось наполовину, подготовка многих из них была законсервирована.

В этих условиях Росархив, Отделение истории РАН провели большую работу по анализу публикаторской деятельности, наметив приоритетные направления подготовки и издания архивных документов. Был разработан сводный план выпуска документальных публикаций и справочно-информационных изданий на 1992-1997 гг. Он содержал 12 тематических разделов и 157 названий документальных изданий, в том числе — по истории XX столетия. Сегодня, глядя на этот план, нельзя не заметить и элементов его политизации, и определенной односторонности. Но тогда волновало одно — возможность его реализации.

За шесть последующих лет план был реализован почти полностью: за это время из 90 включенных в него документальных изданий по истории XX в. увидело свет 88. Многие издания как бы вышли за рамки плана. Изданы четыре выпуска «Хроники рабочего движения» (планировалось два), три тома «Меньшевики в 1917 г.» (по плану два), два тома «Партия социалистов-революционеров» (планировался один) и т. д. О зрелости, фундаментальности публикаторской деятельности свидетельствует и тот факт, что многие из публикаций оформились в серии, в частности «Политические партии в России», «История меньшевизма», «Культура и власть».

Археографический бум не ограничился столицей, захватив многие регионы. За этот же период архивными учреждениями субъектов Российской Федерации были изданы 135 документальных публикаций, среди них «ГУЛАГ в Карелию), «Ленинград в осаде», «Москва военная».

Всего архивные учреждения России за 1992-1998 гг. выпустили 268 сборников архивных документов по истории XX столетия. При этом наблюдалась явная тенденция роста числа публикаций. Если в 1992 г. их количество составило 19, то в 1998 — 52. Подавляющая часть изданий подготовлена и издана либо за счет российских фондов, в первую очередь Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ), либо зарубежных, либо в рамках совместных проектов с зарубежными учеными и научными организациями. И это первое новое явление в публикации документов по истории XX в. Архивисты и историки научились самостоятельно находить финансовые возможности, чтобы обеспечить одно из важных направлений своей деятельности.

У нас, к сожалению, отсутствует полная статистика «ведомственной принадлежности» участников подготовки названных документальных изданий. Но подавляющая часть подготовлена на федеральном уровне преимущественно архивистами совместно с учеными академических организаций, а на региональном уровне — архивистами вместе с работниками вузов. И это вторая, очень важная черта, требующая закрепления и развития. Совместными усилиями легче решать и научные, и организационно-финансовые проблемы.

Еще одним из самых заметных явлений в издании документов по истории XX в., ставшим знаковым и для истории России последнего десятилетия, оказалась публикация документов ведомственных архивов или их привлечение к документальным изданиям государственных архивов и научных организаций. Речь идет об изданиях, основанных на материалах архивов Федеральной службы безопасности, Службы внешней разведки, Министерства иностранных дел, Министерства атомной энергии, Архива Президента Российской Федерации (или включивших эти материалы частично). Исследователи в результате получили возможность ознакомиться с системами и подсистемами документации, существовавшими в этих организациях, подтвердить ранее предполагавшиеся факты или получить новые свидетельства. С их помощью можно проследить полностью цепочки связей документации, включающие инициацию, выработку, принятие и реализацию решений, что чрезвычайно важно для изучения прошлого, осуществить системные подборки документов.

Новые черты можно обнаружить и в рамках развития так называемой журнальной археографии. Укрепился не сломленный трудностями, воссозданный для публикации архивных документов журнал «Исторический архив», где есть несколько разделов, посвященных публикациям документов по истории XX в. Страницы академических журналов также стали более насыщенными документальными публикациями по истории XX столетия. Так, журнал «Новая и новейшая история» систематически предлагает читателю специальный раздел, в котором публикуются документы из отечественных и зарубежных архивов. Появился и популярный журнал, полностью предназначенный для публикации документов,— «Источник». С интересными документами по новейшей истории можно познакомиться в «Отечественных архивах». Масса более мелких форм документальных изданий существует в субъектах Российской Федерации. Иначе говоря, архивные документы как предмет издания прочно заняли место на страницах отечественных журналов.

Прошедшие годы обозначили новый этап в развитии форм документальных изданий. Появились публикации в виде микрофильмов, микрофиш и в электронной форме. Три-четыре такие публикации уже нельзя назвать случайными, если учесть, что в настоящее время развернулась работа над проектом оцифрования отдельных документальных комплексов Архива Коминтерна. В российские архивы регулярно поступают и другие предложения с проектами публикаций архивных документов в нетрадиционных формах. Но если подобные проекты выглядят уже не случайными, то не случайна и их ориентация на зарубежного потребителя из-за низкой платежеспособности отечественных научных и вузовских центров. В связи с этим приятно констатировать, что в последние годы произошел перелом в отношении публикации документов из российских архивов на иностранных языках: параллельное издание на русском языке становится непременным правилом. К сожалению, в методическом отношении мы оказались пока не готовы к публикации документов в нетрадиционных формах. Но тем не менее задача такой проработки, хотя бы на уровне изучения и обобщения зарубежного опыта, остается актуальной.

Сокращение объемов издательской продукции коснулось в начале 90-х гг. не только государственных архивов, но и в целом всей федеральной целевой программы книгоиздания России. И если сегодня целевая программа все же существует, государственные архивы в ней почти отсутствуют за исключением двух-трех случаев, когда в ее рамках выделены средства на издание сборников документов «Восстание декабристов», «Смута в России в начале XVII в.» и «Протоколы Президиума ВСНХ. 1919г.». Приятно констатировать, что удалось найти хотя бы частичное решение проблемы благодаря тесному взаимодействию и взаимопониманию архивных учреждений и таких издательств, как «РОССПЭН» и «Сибирский хронограф». Да и Министерство Российской Федерации по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций в последнее время все более внимательно относится к издательским потребностям архивов.

Публикаторы архивных документов по истории XX столетия в условиях расширения возможностей доступа к историческим источникам оказались в более худшем положении, нежели их коллеги, занимающиеся изданием документов ранних эпох. Отсутствие минимально необходимых справочных пособий — биографических, палеографических, по истории государственных учреждений — серьезно осложнило подготовку ряда публикаций в части идентификации текстов, текстологических комментариев, комментариев по содержанию. По этой причине издания, увидевшие свет в последнее десятилетие, весьма существенно отличаются друг от друга глубиной постижения публикуемых текстов документов [1].

Пытаясь обобщить наиболее заметные явления в развитии археографических сюжетов публикации документов по истории XX в., невольно приходишь к выводу, сформулированному несколько лет назад академиком Н. Н. Покровским. Суть его проста: несмотря на своеобычность методов публикации таких документов, все же приемы их издания вполне укладываются в русло правил, выработанных отечественной археографией в отношении документов более ранних эпох [2]. Принципиально важный вывод. С одной стороны, он подчеркивает необходимость обязательного использования этих правил. С другой стороны, подтверждая их универсализм, этот вывод свидетельствует о неких закономерностях введения исторических источников в общественный оборот, а значит, липший раз доказывает легитимность той части архивно-исторической сферы познания, которая давно в России обозначается термином «археография».

ВВЕДЕНИЕ

За три последних столетия своей истории человечество создало сотни тысяч, даже миллионы документальных публикаций. Они составляют археографические фонды различных государств, непре­рывно пополняющиеся и сегодня. Издание документальных публикаций стало явлением человеческой истории последних столетий. В чем суть этого явления? Каковы его причины? Какие мотивы определили и определяют в разные мгновения прошлой и современной истории подготовку той или иной публикации? Для чего человечеству вдруг стал необходим документ прошлого и настоящего, а не только труд провайдера-историка, имеющего большие возможности донести и объяснить прошлое с позиции современного знания исторической ретроспективы? Какое воздействие на современность оказывает документальная публикация? Как в принципах, приемах и правилах ее подготовки отражается не только время, которое она пытается представить, но и время, в которое она создается?

Десятки, сотни вопросов, ответы на которые в конечном итоге могли бы дать не самые главные, но интересные, а иногда и важные объяснения многим историческим проблемам. Решение этих и подобных вопросов является важным еще по одной причине. Она связана с характеристикой той сферы знаний, которая определяет «правильность» подготовки документальной публикации и которая имеет уже многовековую историю. Необходим поиск строгого и ответственного для судеб не только археографии, но и исторического познания ответа на вопрос: кто она, эта археография, сегодня — «служанка времени», старательно, а иногда и торопливо поднимающая свой подол, или некая совокупность знаний, неотвратимо и объективно выявляющих, фиксирующих и анализирующих взаимодействие документа и личности, общества, государства?

Ответ на данный вопрос очевиден. Подобно ботанике, имеющей дело с многообразием растительного мира, археография имеет дело также с великим множеством документальных публикаций, множеством документов. Эти множества в отличие от растений имеют значительно большие граничные пределы, которые не уменьшаются, а увеличиваются. Их описание, анализ, систематика имеют не меньшее, чем, например, в ботанике, познавательное значение, столь же увлекательны и по-своему не менее практически значимы для постижения человеческого духа.

И здесь, во введении, и далее в тексте мы не случайно сравниваем археографию с ботаникой. Современное представление об археографии очень близко к ботаническому периоду бытования науки о растениях. К. А. Тимирязев как-то заметил, что «не в накоплении бесчисленных цифр метеорологических дневников, а в раскрытии основных законов математического мышления, не в изучении местных фаун и флор, а в раскрытии основных законов и сторон развития организмов, не в описании ископаемых богатств страны, а в раскрытии основных законов химических явлений» [1] состоит задача любой науки. Есть ли такие законы и закономерности в той сфере человеческой интеллектуальной жизнедеятельности, которую изучает археография, — ответ на этот вопрос волновал автора при подготовке этой книги прежде всего.

Очевидно, далеко не всем данное издание покажется бесспорным и в терминологическом, и в концептуально-содержательном планах. Автор сознательно избрал не только определенную импровизацию, но и даже некоторый эпатаж в изложении своих мыслей. Уверенный в их не глупости, но не уверенный в их правильности, автор надеется по крайней мере на то, что его соображения вызовут споры. А споры невозможны без размышлений. И если они возникнут, автор будет доволен в высшей степени. Сегодня любая свежая доказательная мысль, какой бы спорной она ни была, является благом. Археография от этого может только выиграть.

Непосредственным поводом для написания книги послужила дискуссия, состоявшаяся 16 ноября 1999 г. на заседании Президиума РАН по докладу академика А. Н. Яковлева «Новейшая история России XX века в документах: опыт историографического (так! — В. К) исследования». В простых вопросах, задаваемых докладчику членами Президиума РАН, в основном представителями естественных и технических наук, наконец, в элементарных, на взгляд историка-архивиста, советах и соображениях автору увиделось много значимого для понимания археографии [2]. Жаль, что это выдающееся для судеб отечественной археографии событие было осрамлено примитивно политизированным окриком, оставшимся без ответа в бесцензурной печати [3].

Свое понимание значимости археографии как одной из сфер человеческого духа автор попытался представить в настоящей книге.

Говоря об археографии как научной дисциплине, следует иметь в виду, что, подобно математике, представленной арифметикой, собственно математикой и высшей математикой, она также имеет свои уровни познания.

Первый из них — оперативная археография, обеспечивающая доведение документа до общественного сознания на стадии его оперативного бытования. Оперативная археография в своей основе ориентирована исключительно на практический интерес общественного сознания, на его потребности в получении публичной информации о существовании документа, регулирующего ту или иную сферу общественного бытия. Примером оперативных документальных публикаций являются публикации на страницах «Российской газеты» документов Президента Российской Федерации, Правительства Российской Федерации, а также документов министерств и ведомств, зарегистрированных Министерством юстиции РФ.

Второй уровень археографии — просветительская археография, способствующая с той или иной степенью коммуникативности доведению до общественного сознания документа или исторического источника. Если оперативная археография имеет дело с документальной публикацией одинарной системы, то объектом просветительской археографии становятся документальные публикации двойной и тройной систем. Те же публикации документов, зарегистрированные Министерством юстиции РФ, но опубликованные с официальными или неофициальными комментариями (авторскими), например в тематическом сборнике, и призванные облегчить понимание и толкование этих документов, и являются принадлежностью просветительской археографии.

Третий уровень археографии — научная археография, призванная с высшей степенью коммуникативности обеспечить взаимодействие документа и общественного сознания. Объект научной археографии — исключительно документальная публикация тройной системы, в которой соблюдены все общепризнанные принципы и правила ее подготовки.

Из сказанного видно, что каждому уровню археографии присущи свои закономерности подготовки и бытования их «конечных продуктов» — документальных публикаций, являющихся результатом прикладной археографии, т. е. практической работы по подготовке документальной публикации. Разные методы достижения разных целей, существующие в оперативной, просветительской и научной археографии, определяют и разные организационные формы прикладной археографии, в том числе и институциональные. Однако важно подчеркнуть, что все три уровня археографии имеют два фундаментальных общих основания: все они имеют дело с документом как с носителем информации, во-первых, и все они нацелены на то, чтобы сделать документ публичным. Наличие этих двух общих оснований для всех уровней археографии и есть ее главная, фундаментальная закономерность.

Приведенные выше соображения, как кажется, помогают избавиться от существовавших в археографической литературе противоречий в толкованиях некоторых понятий и связанных с этим недоговоренностей относительно «археографических», «неархеографических» документальных публикаций, публикаций «документов», «исторических источников», а также иных примеров терминотворчества, без какого-либо содержательного и тем более научного значения. Все оказывается проще и сложнее, как только мы встанем на почву единого, общего для всех проблем археографии подхода, основанного на признании ее главной, фундаментальной закономерности.

Вполне возможно, что читатель во множестве впервые вводимых в книге терминов и понятий увидит некое излишество, не имеющее под собой каких-либо оснований [4]. Однако автор полагает, что дело не в словах-терминах, а в явлениях, процессах и предметах, которые они обозначают. В этом смысле термины могут быть и иные. В конце концов, термин «очарованный кварк» мог и не существовать в физике, однако важно, что он романтично обозначил некое физическое явление в мире микрочастиц. Так и в случае с археографией: важен не термин, важны скрывающиеся за ним явление, процесс, предмет. Нет их,— нет и терминов, понятий. И если читатель согласится с описанными в книге явлениями, процессами, предметами, он неизбежно должен будет пожалеть, что язык археографии, ее терминосистема оказались, к сожалению, столь бедными, что приходится заимствовать термины из совершенно других областей человеческого знания. Автор полагает, что он это смог сделать более или менее удачно. Время и здравый смысл читателей рассудят, так ли это на самом деле.

Уже при публикации тезисов настоящей работы автору досталось много критики за пренебрежение к трудам предшественников, даже игнорирование их [5]. Уважение к мыслям коллег, давно ушедших в мир иной или ныне, слава Богу, здравствующих,— одно из условий научного исследования и непременное правило этики ученого. Автор хотел бы воздать должное всем тем, кто когда-то, как Г. Ф. Миллер, Н. Н. Бантыш-Каменский, А. Ф. Малиновский, К. Ф. Калайдович, П. М. Строев, еще два-три десятка таких же влюбленных в этот загадочный, непостижимый мир документа людей, много сделал для разработки теоретических основ археографии и их практической реализации, и попросить у всех их прощения и вдохновения.

История археографической мысли отражена не в одной сотне работ. Их можно разбить на несколько групп. Первая группа представлена исследованиями, посвященными истории разработки и реализации крупных проектов документальных публикаций, например изданию «Древней российской вивлиофики» Н. И. Новикова. Во второй группе трудов обобщен опыт археографической деятельности конкретных организаций. Третья группа исследований связана с историей подготовки документальных публикаций и развитием археографической мысли за определенный хронологический период. В четвертой группе работ рассматриваются отдельные теоретические, методические, организационные аспекты подготовки документальных публикаций вообще и конкретных документальных публикаций в частности. Пятая группа исследований представляет собой попытки обобщить основные проблемы археографии в теоретическом и методическом планах. Особую, шестую, группу трудов составляют проекты правил и собственно правила подготовки документальных публикаций вообще или конкретных видов документов.

Уже эта весьма условная классификация историографии археографии говорит о том, что рассмотрение развития даже собственно археографической мысли является вполне самостоятельным предметом изучения и поэтому выходит за рамки нашей работы. Однако на ряде таких исследований последних лет стоит остановиться: они стали заметным событием и в них затронуты многие соприкасающиеся, пересекающиеся, совпадающие проблемы и вопросы, поставленные и в настоящем исследовании.

Книга С. М. Каштанова «Актовая археография» [6] посвящена классической археографии средневековых актов в сопоставлении теории, методики и практики публикации средневековых латинских актов и древнерусских. Сам по себе замысел такого сопоставления для осмысления археографии как научной дисциплины нам представляется блестящим. При всей спорности отдельных положений этой книги (о чем будем говорить ниже) для нас наиболее впечатляющим результатом проведенного С. М. Каштановым исследования является вывод о существовании закономерного единства принципов, методов и правил подготовки документальных публикаций латинских и древнерусских актов. Среди многих других оригинальных и интересных его наблюдений (мы будем комментировать их ниже) представляется очень важной постановка вопроса об этических вопросах археографии. И хотя эта постановка имеет в большей степени историко-историографический аспект, лишь пересекающийся с проблемой этики публикации документов по истории XX столетия, не столько с точки зрения организации таких публикаций (о чем и пишет С. М. Каштанов), сколько с точки зрения моральных и иных последствий публикации документов по истории XX столетия для всех тех, кто был причастен к их созданию, реализации, бытованию, важно отметить саму новизну постановки такой проблемы.

Серия работ историка русского Средневековья Н. Н. Покровского по проблемам подготовки документальных публикаций по истории XX в. поражает читателей экспрессией, необычными для многих занимавшихся подготовкой документальных публикаций по истории XX столетия педантизмом и острыми обобщениями в трактовке классических проблем археографии [7]. Далее мы постараемся их прокомментировать. Здесь же важно подчеркнуть, что Н. Н. Покровский сумел блестяще показать, что нет никаких принципиальных различий между археографией русских документов Средневековья и археографией советской документации. Тем самым, как и в книге С. М. Каштанова, была продемонстрирована закономерность единства принципов, методов подготовки документальных публикаций независимо от времени создания входящих в их состав документов. Только теперь эта закономерность единства была доказана не в географическом, а в хронологическом разрезе.

Как кажется, эти выводы Каштанова и Покровского, а также автора настоящей книги попытался осторожно оспорить автор одной из последних книг по археографии А.Д.Степанский. В специальной главе,названной «Специфика археографии отечественной истории ХХ века» он пишет о том, что некоторые общие положения теории археографии следует «конкретизировать применительно к определенным категориям источников,времени, месту и условиям их публикации».Более того, он пытается противопоставить два направления археографии – «документальное» и «литературное». «Текстологи,-пишет Степанский,- ориентированы прежде всего на работу с литературными произведениями (художественными,публицистическими,научными, мемуарными, религиозными), а археографы имеют дело преимущественно с документами юридического, делового, бытового характера». То, что «конкретизация» необходима при подготовке публикации любого документа – вещь совершенно очевидная – в мире нет ничего одинакового, в том числе и среди документов.Но значит ли это, что при публикации императорских грамот, писем Толстого, решения Святейшего Синода,постановления Политбюро ЦК КПСС, мемуаров Г.К.Жукова, трудов В.О.Ключевского и т.д. «текстологи» и «археографы» будут как-то поступать различно в вопросах выбора и передачи текстов,комментировании и проч. Законы , или скажем осторожнее, принципы археографии одинаковы для любого типа и вида документов любого времени и любой страны. Их надо выявлять,описыватьт и изучать. Все остальное является производным от них, носит даже не технологический, а технический характер.Все, о чем хочет сказать Степанский относится на самом деле к «специфике» содержания каждого документа, а не к специфике той сферы знания,которая занимается им – в данном случае археографии.

Возможно, что работа С. М. Каштанова для тех, кто занимался русским Средневековьем, не была откровением с точки зрения давно, столетиями воспитанной классической методологии археографии. Но статьи и выступления Н. Н. Покровского об археографии документов XX столетия должны были оказаться замеченными. Так и случилось. Федеральная архивная служба России подготовила и провела специальную конференцию по проблемам публикации документов по истории XX века. Сегодня, когда ее материалы изданы [8], остро чувствуется неудовлетворенность результатами данного мероприятия. Во-первых, в главном докладе, с которым выступил автор настоящей книги, основное внимание было уделено организационным аспектам подготовки документальных публикаций по истории XX столетия, и лишь бегло — актуальным теоретико-методическим проблемам археографии. Во-вторых, конференцию блистательно проигнорировали составители тех публикаций, которые Н. Н. Покровский дипломатично назвал «торопливыми», «далекими от академической строгости». В-третьих, доклады и сообщения участников конференции, очень интересные и поучительные для практической археографии, все же в своем подавляющем большинстве не затронули основные теоретические постулаты этой научной дисциплины.

Доклад академика РАН А. Н. Яковлева и его обсуждение на Президиуме РАН об издании возглавляемым им фондом «Демократия» серии сборников документов по истории России — СССР, вне всякого сомнения, можно считать эпохальными в истории отечественной археографии. Однако не в докладе, а скорее в вопросах и выступлениях как раз и были поставлены те самые кардинальные вопросы подготовки документальных публикаций, о которых страстно писал и которые пытался решать Н. Н. Покровский. Политизированная заданность доклада, равно как и политизированная заданность высказываний многих из принявших участие в его обсуждении, не позволили рассмотреть реальные современные проблемы археографии. Иначе говоря, научное знание правил публикации документов свели к обсуждению правил их интерпретации. Поэтому не случайно и сам докладчик, и те, кто подготовил отчет о заседании Президиума РАН по докладу А. Н. Яковлева, попросту перепутали «археографию» с «историографией».

Этот печальный факт, собственно говоря, и подвиг автора настоящего исследования на его написание. Автор доволен тем, что тезисы настоящей работы опубликованы в ряде стран [9], а в России вызвали пусть вяловатую, но все же полемику [10].

Глава 1

АРХЕОГРАФИЯ КАК НАУЧНАЯ ДИСЦИПЛИНА

Основные археографические понятия

Термин археография (от греческого archaios — древний и grapho — пишу) в русском языке был впервые употреблен в 1807 г. профессором Московского университета Н. Ф. Кошанским. В его переводе книги французского историка А. Милленя «Руководство к познанию древностей» этим термином было обозначено любое «объяснение памятников», под которыми понимались все «древности», исключая нравы и обряды прошлого [1]. Выпускник Московского университета, слушатель лекций Кошанского, будущий известный историк и археограф П. М. Строев в 1823 г. в своем знаменитом выступлении в Обществе истории и древностей российских (ОИДР), содержавшем программу собирания, описания и издания письменных исторических источников по российской истории, употребил этот термин уже только в связи с описанием письменных памятников [2].

Так в самом начале использования в русском языке термина «археография» за ним закрепилось два его понимания: «широкое» и «узкое», с некоторыми впоследствии принципиальными модификациями. Строевское «узкое» понимание термина сначала было вытеснено и, применительно к описанию письменных памятников, заменено термином «библиография» (поскольку эта наука развивалась более интенсивно), а затем это «узкое» понимание трансформировалось в научную дисциплину, занимающуюся вопросами публикации письменных исторических источников. «Широкое» же милленевское понимание термина «археография» со временем также было вытеснено: термин стал обозначать разработку вопросов собирания, описания и издания письменных памятников. Однако развитие в России архивоведения и архивного дела, органично включивших в себя вопросы собирания (комплектования) и описания (научно-технической обработки) письменных памятников, уже в наше время не оставило шансов на «широкое» понимание этого термина.

Вероятно, в этой главе не стоило бы более подробно останавливаться на нашей трактовке понятия «археография», если бы именно эта трактовка не стала едва ли не самой главной темой обсуждения после публикации тезисов настоящей работы. Это заставляет подробно рассмотреть точки зрения и аргументы наших критиков.

Статья И. В. Поздеевой [3], одна из последних по времени опубликования, вероятно, по причине более длительного обдумывания является и наиболее хитроумной в части оценки моих тезисов. Она завершается справедливой мыслью о том, что «на рубеже III тысячелетия остро необходим не "передел сфер влияния", а осмысление места и. роли, задач и методов многих научных и научно-практических дисциплин». И автор не стремится к какому-либо «переделу», а всего лишь пытается отстоять за понятием «археография» обозначение той сферы научной деятельности, которая связана с поиском, описанием и изданием «множества письменных памятников» (надо полагать, рукописных и старопечатных книг прежде всего). Во имя этого И. В. Поздеева, отмечая спорность многих моих мыслей, все же склонна считать, что они вполне справедливы в отношении «эдиционного архивоведения» — публикации «сотен тысяч единиц архивов».

В основе «развода», по мнению И. В. Поздеевой, понятий «археография» и «эдиционное архивоведение» лежит тезис об объективном расхождении их задач и методов. Это «расхождение», как можно понять, автор видит в том, что признаваемая им «археография», во-первых, имеет дело с «памятниками», выполняющими «креативную, интеграционную и т. п. функции в духовной сфере человеческой жизнедеятельности», во-вторых, эти памятники представляют собой «единство типичности и неповторимости» и, в-третьих, для них характерно отсутствие «абсолютно одинаковых списков рукописного текста».

Рассмотрим в отдельности каждый из признаков своеобычности археографии в толковании И. В. Поздеевой.

Первое. Любой документ, в том числе документальный памятник — от грамоты Ивана Калиты, «Сказания о Мамаевом побоище» до письма Л. Н. Толстого и приказа руководителя учреждения,— разумеется, выполняет многообразные, включая креативные и интеграционные, функции. Тем более любой документ, будь то рукописная или старопечатная книга, фотография, киносюжет и т. д., является продуктом «духовной сферы человеческой жизнедеятельности».

Второе. Любая эпоха оставляет нам документы, в которых имеется «единство типичности и неповторимости». Современные, столетней или двухсотлетней давности судебные дела, например о кражах имущества, раскрывают типичное, старое как мир явление. Но по обстоятельствам и технике совершения подобного рода действий каждое из них неповторимо.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: