Русское художественное надгробие второй половины XVIII - первой четверти XIX в. 5 глава

Предыдущая 4 5 6 7 8 9 10 11 121314 15 16 17 18 19 Следующая

О милых существах, которые сей свет Своим присутствием для нас животворили, Не говори с тоской: "Их нет" - Но с благодарностию: "Были!"

Это четверостишие Жуковского, как образец мемориальной надписи, часто повторялось в надгробиях начала XIX в. Это настроение и отражалось Мартосом в памятнике Е. Чичаговой.

Примерно в те же годы в Лазаревском некрополе был установлен памятник выдающемуся русскому флотоводцу адмиралу В. Я. Чичагову (1726-1809), командовавшему флотом в войне со шведами в 1788-1790 гг. (В. Я. Чичагов известен и как участник Северной экспедиции, дважды совершавшей плавание с целью отыскания морского прохода из Северного Ледовитого океана на Камчатку). Надгробие выполнено в красном граните, в виде монументального античного жертвенника с двускатной кровлей и мощной монолитной базой. Бронзовая орнаментика из растительных мотивов покрывает широкий фриз и акротерии, середина лицевой стороны занята портретным барельефом на белом мраморе овала, обрамленного бронзовым кольцом уробороса. Ниже выбиты стихи, сочиненные Екатериной II по случаю победы Чичагова в Выборгском заливе, когда "тройною силою шли шведы на него". Композицию замыкают помещенные по сторонам "ликторские" бронзовые связки, в которых римский топорик заменен якорем, перевитым морским канатом; декор обратной стороны памятника - превосходные по лепке дельфины.

И. П. Мартос (?), Т. де Томон. Надгробие В. Я. Чичагова. После 1809. Гранит, мрамор, бронза. Ленинград, Некрополь XVIII века. Александро-Невской лавры

Уверенность рисунка и отличные пропорции памятника говорят о мастерстве автора. Им считают Тома де Томона на основании аналогичного проекта одного из томоновских фонтанов (чертеж находится в Государственном Эрмитаже), а также характера эмблематики, близкой декору петербургских Ростральных колонн, исполненных по проекту этого же архитектора. Автором портрета С. К. Исаков в своей монографии назвал Ф. И. Шубина (См.: С. К. Исаков, Федот Шубин, стр. 127, илл. 43), не приведя уверенных доказательств. Данная атрибуция в силу некоторых обстоятельств вызывает определенное сомнение.

Прежде всего встает вопрос о датировке надгробия. Памятник мог быть создан только после смерти В. Я. Чичагова, то есть не ранее 1810 г. (пять лет спустя после смерти скульптора Шубина). Остается предположить, что данный портрет выполнен значительно раньше (в 1791 г. Шубин также работал над бюстом Чичагова). Если так, то что же в таком случае могло послужить поводом для его трактовки в традициях типичного надгробного медальона?

При изучении стилистической манеры портрета возникло предположение, что автором его мог быть и Мартос. Основанием тому явилось наличие близкого по характеру портретного медальона на памятнике А. А. Нарышкину, о котором говорилось выше. Сличение портретов показывает некоторые общие черты в моделировке профиля, волос, особенно на висках и возле ушной раковины, лепке щек, подбородка, густых бровей - в едином стиле классицистической трактовки портретного рельефа. Убедителен и тот факт, что все предыдущие годы Томон работал с Мартосом (незадолго до смерти Чичагова они закончили мавзолей Павла I), а двумя годами позже Мартос получил заказ от сына покойного адмирала на исполнение надгробия Елизавете Чичаговой, что могло быть продолжением работы над предыдущим памятником. Безусловно, это лишь предположение, требующее дальнейшего исследования (Исследование вопроса в том или ином случае необходимо для внесения ясности в атрибуцию одного из лучших образцов мемориального произведения начала XIX в., каким является надгробие В. Я. Чичагова).

Давняя устная легенда приписывает Мартосу и Томону создание надгробия Осокиных (Лазаревский некрополь). По времени исполнения его можно отнести к тем же годам, что и памятник В. Я. Чичагову, да и в самом характере архитектурного объема, в монументальной четкости его формы есть много общего с последним. Надгробие построено в виде гранитного жертвенника, несколько вытянутого по горизонтали; массивное нависающее покрытие с четырьмя гладкими фронтонами и акротериями увенчано урной темной бронзы под покрывалом, необычайно изысканной по рисунку силуэта. В одну из длинных сторон врезана доска белого мрамора с рельефным изображением античной сцены оплакивания: фигура плакальщицы, сидящей в группе других у саркофага, и двое юношей, что стоят у его изголовья, очень близки мемориальным образам Мартоса. Компоновка рельефа и высокое пластическое качество отличают руку большого и опытного мастера.

И. П. Мартос (?), Т. де Томон. Надгробие Осокиных. Начало XIX века. Гранит, мрамор, бронза. Ленинград, Некрополь XVIII века Александро-Невской лавры

Есть в Лазаревском некрополе еще один примечательный саркофаг белого мрамора на массивном основании красного гранита. По краям его лицевой стороны помещены барельефные изображения двух символических фигур: "Судьбы" в образе молодой женщины с зеркалом и сидящей вполоборота мрачной мужской фигуры с венком в опущенной руке. Поле между ними занято мемориальной надписью.

И. П. Мартос, Дж. Кваренги. Надгробие А. И. Васильева 1807 - 1810. Мрамор, гранит. Ленинград, Некрополь XVIII века Александро-Невской лавры

Вытянутость лицевого фасада и обработка только трех стен напоминают композицию древних фасадных гробниц. Античное построение формы поддержано и размерами надгробия. Низкий треугольник фронтона под двускатной кровлей отмечен накладным бронзовым изображением змеи, свернувшейся в виде венка с откинутыми в стороны (как концы ленты) хвостом и головой; невысокие акротерии украшены женскими масками. Памятник окружен литой полукруглой решеткой на опорах-"факелах", опущенных пламенем вниз.

Надгробие установлено в 1807-1810 гг. над могилой первого русского министра финансов - А. И. Васильева (1742-1807), "оказавшего большие услуги образованием сей важной отрасли государственного хозяйства" (из надписи на памятнике). Проект этого превосходного памятника принадлежит архитектору Дж. Кваренги (1744-1817), скульптурные элементы исполнены Мартосом, что подтверждено гравированным изображением памятника в альбоме К. Я. Афанасьева (ГРМ).

К числу мемориальных сооружений Кваренги принадлежат также мавзолей А. Д. Ланского в Царском Селе (Казанское кладбище), церковь-усыпальница канцлера А. А. Безбородко, находившаяся в черниговском имении последнего, и гробница С. К. Грейга в Эстонии.

Самуэль Грейг (1736-1788) (Выходец из Шотландии, герой Чесменского сражения в русско-турецкой войне 1768-1774 гг. и русско-шведской войны 1788 - 1790 гг. Проект надгробного памятника опубликован. См.: "Каталог юбилейной выставки в память 150-летия со дня смерти архитектора Кваренги", Л., 1967, стр. 51; журн. "Архитектурно-художественный еженедельник", Пг., 1914, № 18, стр. 214; В. А. Богословский, Кваренги - мастер архитектуры русского классицизма, Л., 1955, стр. 23; Г. Г. Гримм, Графическое наследие Кваренги, Л., 1962, стр. 56), выдающийся адмирал русского флота, погребен в Таллине, в Домском лютеранском соборе на вершине древней Вышгородской крепости. Исследователь памятников русской архитектуры в Эстонии В. Вага сообщает: "Проект гробницы Грейга нарисован знаменитым петербургским архитектором Кваренги [...] К сожалению, неизвестно, кто тот скульптор, который по рисунку Кваренги изваял этот интересный монумент. По своему стилю он ближе всего к работам известного И. П. Мартоса и, возможно, вышел из мастерской этого виднейшего скульптора эпохи классицизма в России" (В. Вага, Произведения русских архитекторов и скульпторов периода барокко и классицизма в Эстонии, Тарту, 1947, стр. 33, табл. XVI-XX).

Памятник был заказан Екатериной II. Он имеет форму беломраморного саркофага с колонками, поддерживающими фронтон двускатной кровли. Лицевая сторона его разделена на три поля: в центральном помещена надпись в венке, по сторонам - рельефы гениев; на торцевых стенках - скорбные женские фигуры. Фронтон заполнен высоким рельефом с изображением путти, поддерживающих фамильный герб; массивный гранитный пьедестал решен в форме прямоугольника.

Очевидно, автор статьи прав в своем предположении относительно участия Мартоса в пластическом оформлении надгробия. Подтверждением может служить и фигура крылатого Гения с венком, гасящего факел на лицевой стороне памятника. Мартосу принадлежит этот же символический образ в памятнике великой княгине Елене Павловне (Павловский парк, 1806 г.).

В какой-то мере композиционный строй гробницы Грейга перекликается с архитектурно-пластической трактовкой надгробия А. И. Васильева: вытянутостью основного объема, членением лицевого фасада, местоположением рельефов. Однако согласиться с тем, что "этот же проект использован для надгробия[...] Васильева[...] в Александро-Невской лавре", как утверждается в каталоге юбилейной выставки произведений Кваренги (См. "Каталог юбилейной выставки в память 150-летия со дня смерти архитектора Кваренги", стр. 51), нельзя: слишком велика разница в пропорциях и, главное, в характере пластического декора этих двух монументов.

Следующей мемориальной работой Мартоса было московское надгробие И. А. Алексеева (Донской монастырь), исполненное в 1816 г. На низком, типа жертвенника, пьедестале представлена в бронзе символическая фигура "Веры" - молодая женщина в античной одежде, с длинным, до земли, крестом в руке. Другой она поддерживает овальный портретный медальон на невысокой цилиндрической подставке. Как обычно для Мартоса, портрет отличается прекрасной лепкой и уверенной характеристикой, вместе с тем в женском образе нет привычной мартосовской искренности чувства, отчего даже трогательная эпитафия кажется излишней - она не делает памятник эмоциональнее. Вместе с тем есть основание предположить, что тот же символический образ был блестяще воплощен Мартосом в одном из провинциальных надгробий. В Калининской областной картинной галерее хранятся две бронзовые статуи - "Вера" и "Правосудие", поступившие Ил. 96 из районного Краеведческого музея г. Старицы, куда они попали из старицкого Успенского монастыря (Сведения об источнике поступления и размерах получены из Калининской областной картинной галереи. Статуя "Вера" (бронза, высота 162 см) поступила в музей в 1937 г., статуя "Правосудие" (бронза, высота 172 см) - в 1954 г). Когда-то в Троицкой церкви этого монастыря, построенной в 1819 г. генералом А. Т. Тутолминым и служившей родовой усыпальницей этой богатой фамилии тверских помещиков, находилось пять скульптурных надгробий. Историк края И. П. Крылов в своем очерке (См.: И. П. Крылов, Старица и ее достопримечательности, Старица, 1915, стр. 35) рассказывает, что надгробия группировались по сторонам грандиозного мраморного обелиска, занимавшего центр усыпальницы и выходившего вершиной на второй этаж церкви (для чего был прорублен потолок). Справа от него стояли гробница вице-губернатора, а затем правителя Тверского наместничества Т. И. Тутолмина (1740-1809), украшенная скульптурой женщины с весами ("Правосудие"), и надгробие его супруги - в виде статуи с крестом ("Вера"). Крылов называет их, очевидно ошибочно, мраморными, в остальном описание обеих старицких скульптур полностью совпадает с теми, что находятся в Калининской областной галерее. Обе отличаются высокими художественными достоинствами, но более выразительна "Вера": разворот фигуры, хорошо найденное положение рук и наклона головы, ритм складок одежды и их соответствие движению фигуры говорят о высоком профессионализме автора этого произведения. Музейные работники приписывают исполнение этой скульптуры И. П. Мартосу. Это мнение, очевидно, справедливо и не только ввиду высокого мастерства исполнения и характера пластического почерка, но ввиду полного совпадения таких чисто внешних примет, как абрис правой руки (особенно кисти) "Веры" старицкого и московского варианта. Старицкая скульптура при этом кажется несравнимо совершеннее московской, ее пластика живее, образ глубже, эмоциональнее.

И. П. Мартос. Надгробие И. А. Алексеева 1816. Бронза, гранит. Москва, Некрополь Донского монастыря

Статуя "Правосудие" уступает первой. Она несколько дробна в лепке, особенно в трактовке складок одежды. Вместе с тем нет сомнения в том, что и это работа большого художника.

И. П. Мартос (?) Надгробие Тутолминой. Фрагмент. 1-я четверть XIX века. Бронза. Калинин, Областная картинная галерея

В 1824 г. Мартос создает памятник камергеру двора, воспитателю Александра I А. И. Загряжскому (церковь Марии Магдалины в Павловске, построенная Дж. Кваренги) (В 1950-х гг. перенесен в экспозицию Павловского дворца-музея). Архитектурную основу надгробия, как и в ранних работах скульптора, составляет стела белого мрамора с большим тематическим рельефом. В язык символики здесь введены новые дхя Мартоса образы - сломанное дерево, у подножия которого сидит молодая женщина в легком одеянии с урной на коленях; рядом, круто выгнув шею, опустил голову лебедь. Мартос строит композицию в трех планах, моделируя рельеф соответственно от высокого (в фигуре плакальщицы) к низкому (в силуэте лебедя) и совсем плоскому (в условной трактовке дерева). Вновь, как в первых работах (памятник Собакиной), он использует прием ритмического чередования контуров и линий: очертание головного покрывала плакальщицы и ее руки на урне повторяются в изгибе поникшей головы лебедя, в силуэте его шеи и крыла. Классический треугольник, образованный позой сидящей фигуры, подчеркивается абрисом дерева.

И. П. Мартос. Памятник вел. кн. Елене Павловне. Фрагмент. 1806. Мрамор. Павловск, Дворец-музей

В трактовке данного памятника, как и в некоторых других работах Мартоса позднего периода, уже заметна некоторая утрата пластической виртуозности и эмоционального накала, что обычно отличало произведения великого мастера, делая их недосягаемыми шедеврами искусства (Надгробие А. И. Загряжского сооружено графиней М. Кочубей, публикуется впервые. Авторство И. П. Мартоса установлено научным сотрудником Павловского дворца-музея Н. И. Громовой в процессе ее исследования материалов ЦГИАЛ по Мариинскому госпиталю в Павловске).

И. П. Мартос. Надгробие А. И. Загряжского 1824. Мрамор. Павловск, Дворец-музей

Последним мемориальным произведением Мартоса было надгробие А. П. Кожуховой в Донском монастыре (1830). Аналогичный памятник украсил могилу Е. С. Корнеевой в Петербурге (Лазаревский некрополь) (Перенесен в Лазаревский некрополь с Волкова кладбища). Скульптура обоих надгробий изготовлена способом выколотки из листового металла (латунь, красная медь) по авторскому оригиналу, изображающему коленопреклоненного Гения. Крупная фигура крылатого вестника смерти поникла над урною, лица почти не видно, но очень выразительны напряженные мужские руки, обхватившие урну. Скульптура возвышается на чугунном постаменте с рельефами ритуальных античных сосудов и герба. Памятник монументален и выразителен по силуэту. Некоторая жесткость линий, появившаяся в поздних работах Мартоса, сказалась в трактовке складок и лепке крыльев, в свое время с такой трепетностью исполненных в фигуре Хроноса на памятнике Турчанинову. И все же мастерство компоновки и лиризм образа не изменили выдающемуся мастеру в последнем его произведении. Этот Гений был неоднократно повторен: в одном из несохранившихся надгробий на царскосельском Казанском кладбище и уже в 1914 г. в проекте надгробия, исполненном архитектором А. А. Бурачевским (См. "Ежегодник Общества архитекторов-художников", вып. IX, Пг., 1914, стр. 42).

И. П. Мартос. Надгробие Е. С. Корнеевой 1830. Бронза, гранит. Ленинград, Некрополь XVIII века Александро-Невской лавры

Помимо перечисленных работ Мартоса в старой искусствоведческой литературе встречаются упоминания об исполнении им ряда надгробий для многих провинциальных городов России (См.: Я. Я. Врангель, Скульпторы XVIII века в России. - "Старые годы", 1907, июль - сентябрь, стр. 296-297). В их числе названы надгробный памятник графу М. И. Платову в Новочеркасске и барону Корфу на кладбище в городе Орле (См.: Я. Я. Врангель, Материалы к биографии М артоса. - "История русского искусства" (под ред. И. Грабаря), т. V, Спб., 1915, стр. 162). Подробное описание еще одного надгробия, как работы Мартоса, дает эстонский исследователь Б. Вага ("В соседней республике - Латвии - сохранилась также одна работа Мартоса. Это надгробный памятник генерал-фельдмаршалу Ф. К. Закену в церкви Вата, плоская пирамида с надписью в нижней части. В середине пирамиды - квадратный мраморный рельеф с изображением карты Европы. Над ней фигура крылатой женщины, которая держит в правой руке венок, а левую со щитом, украшенным гербом героя, простирает в знак защиты над Европой". Закен - герой войны 1812 г. По взятии Парижа был назначен военным губернатором французской столицы (В. Вага, Произведения русских архитекторов и скульпторов периода барокко и классицизма в Эстонии, стр. 33)).

Ф. Ф. Щедрин. Проект надгробия В. в. Долгорукова 1-я четверть XIX века. Москва, Гос. Третьяковская галерея

Однако данная атрибуция вызывает сомнение в связи с указанной здесь же датой смерти полководца (1837).

И. П. Мартос. Надгробие А. П. Кожуховой. 1830. Бронза, гранит. Москва, Некрополь Донского монастыря

Роль Мартоса в становлении и развитии отечественного искусства трудно переоценить, им созданы художественные шедевры мирового значения. Мартос - основоположник и создатель нового национального типа русского художественного надгробия XVIII в. Именно в этом жанре он достиг исключительной силы выразительности и пластической красоты образа. Его влияние на современников и художников следующего поколения было чрезвычайно велико.

Из блестящей плеяды мастеров старшего поколения, учившихся в Академии художеств вместе с Мартосом и Козловским, вышел также выдающийся русский скульптор Феодосии Федорович Щедрин (1751-1825), работавший в разных видах скульптуры.

Долгое время считалось, что в мемориальном жанре Щедрин почти не принимал участия. Ему приписывалось лишь одно надгробие, в "палатке" Благовещенской усыпальницы, по поводу которого в старой литературе встречается упоминание: "Недурны медальон и аллегорическая фигура из мрамора на памятнике графа С. П. Ягужинского, по работе напоминающие скульптора Федоса Щедрина" (См.: Я. Я. Врангель, Забытые могилы. - "Старые годы", 1907, февраль, стр. 41).

Ф. Ф. Щедрин (?) Надгробие С. П. Ягужинского. Начало XVIII века. Мрамор. Ленинград, Благовещенская усыпальница Александро-Невской лавры

Современный исследователь творчества скульптора (См.: А. Каганович, Феодосии Федорович Щедрин, М., 1953, стр. 84 и 119), отмечая, что до самого последнего времени не были известны надгробные памятники Щедрина, сообщает о найденном им в архивных материалах указании о том, что "профессор и кавалер г. Щедрин сделал мавзолей В. В. Долгорукову" (Участник Крымской войны. Умер в 1812 г., похоронен в подмосковном селе Полуектово Рузского района (в сельской церкви)). Приводится и первоначальное описание памятника: "На мраморном пьедестале, имеющем вид квадрата, вверху по четырем углам- мраморные изображения вечностей, внизу надпись, которую огибает медная змея; внизу по бокам литые изображения пушек, кинжалов, труб, секир, топоров и касок".

Крупнейший советский искусствовед и собиратель рисунков старых мастеров А. А. Сидоров сообщает в своей книге о принадлежности Ф. Ф. Щедрину недавно обнаруженного карандашного проекта надгробия одного из Долгоруковых и, высоко оценивая этот проект за его ясную простоту, дает в свою очередь описание, совпадающее с предыдущим (См.: А. А. Сидоров, Рисунки старых русских мастеров, М., 1956, стр. 288, 290). Судя по приведенной репродукции, памятник задуман в виде многофигурной группы на фоне традиционной пристенной пирамиды, изображающей коленопреклоненную женскую фигуру с детьми возле воина, у ног которого сложены доспехи и герб; на втором плане архитектурная композиция. Проект имеет подпись: "Федос Щедрин". Надгробие не сохранилось, и судить о мемориальной пластике большого русского художника мы можем лишь по данным этого уникального графического изображения.

И. П. Прокофьев. Проекты надгробий Г. А. Потемкина, А. И. Горчакова, М. Б. Барклая де Толли. Конец XVIII века - 1-я четверть XIX века. Ленинград, Гос. Русский музей

Много внимания уделял мемориальному искусству Иван Прокофьевич Прокофьев (1758-1828) - младший представитель знаменитой плеяды первых выпускников Академии художеств, один из самых талантливых русских скульпторов. Крупный мастер монументально-декоративной пластики, он создал замечательные образцы скульптурного наружного убранства зданий, интерьеров, парковой скульптуры. Деятельный и крайне трудолюбивый, Прокофьев работал не покладая рук, с увлечением компонуя и "надгробные", как сообщает исследователь его творчества. Сохранилось свыше десяти подписных проектов надгробий Прокофьева (См.: Ф. Беренштам, Иван Прокофьевич Прокофьев. - "Старые годы", 1907, июнь, стр. 167. Мемориальные работы скульптора приведены в "Альбоме Прокофьева" (ГРМ)). Его мемориальные образы отличаются стремлением к жизненной правде, темпераментной пластикой, простотой и задушевностью. Они решены либо в виде скульптурных композиций, либо жертвенников, иногда-в виде типичных для своего времени пирамидальных обелисков с портретным медальоном и сидящей у подножия "согбенной" плакальщицей.

В Лазаревском некрополе сохранилось надгробие генерал-лейтенанта М. Д. Хрущова (ум. 1808), которое давно относят к работам Прокофьева. Оно выделяется индивидуальностью композиции и неприкрашенной правдивостью образа. "Его произведения [...] уступают в строгости Мартосу, но они дышат жизнью. Смотря на них, забываем, что видим перед собой мрамор или бронзу" (См. статью: В..., О состоянии художеств в России. - "Северные цветы" на 1826 год, Спб., 1826, стр. 55-56), - отмечали современники скульптора. Таково и надгробие Хрущова: здесь изображена именно согбенная, сидящая на камне плакальщица; ее фигура завершает монолитный саркофаг, поставленный на высоком цоколе. С удивительной искренностью передает автор глубокое человеческое чувство, выражая состояние скорби молодой женщины горестно опущенной головой, жестом левой руки, утирающей слезы концом покрывала. Правой она поддерживает портретный медальон с профильным барельефом мужской головы, вниз от колен тяжелой массой спадают к босым ногам складки одеяния. Необыкновенно выразительны очертания поникшей спины и обнаженных плеч. Красиво решен ступенчатый переход от белого мрамора подиума фигуры к гранитному, отличных пропорций, пьедесталу надгробия.

Современные историки искусства считают, что в Лазаревском некрополе, бесспорно, имеются работы Прокофьева, выявляющие индивидуальный стиль этого неповторимого мастера пластики (См.: А. Г. Ромм, Иван Прокофьеву Прокофьев. - В кн. Русское искусство. Очерки о жизни и творчестве художников XVIII века", М., 1952 стр. 372).

И. П. Прокофьев. Надгробие М. Д. Хрущова 1810-е годы. Мрамор, гранит. Ленинград, Некрополь XVIII века Александро-Невской лавры

Известно, что в 1787 г. скульптор работал над проектом памятника А. Ф. Турчаниновут - "надгробная из глины" была выполнена в величину "аршин на половину", а по ней высечена мраморная модель. Однако создание памятника поручили Мартосу (См.: Я. П. Собко, Словарь русских художников, т. 3, стр. 437). Спустя два года Прокофьев закончил тщательно разработанный проект надгробия князю Г. А. Потемкину-Таврическому.

Скульптор сам дает обстоятельное описание этой аллегорической композиции: "Светлейший князь Потемкин в виде молодого Геркулеса отдыхает на воловьей коже," которая означает герб Тавриды в знак покорения оного города под Российскую державу; внизу его Гений поддерживает палицу Геркулеса с растущими из нее молодыми ветвями в знак мира; сбоку стоит Минерва в виде России и удивляется оной победе..." Проект был исполнен в 1789 г., затем переведен в глину (обожженную) и поднесен Екатерине II, которая намеревалась поставить "таковую надгробную в С. Петербурге и в Тавриде в рост натуры и из мрамору, но за смер-тию ея в дело не произведена".

Работал Прокофьев и над проектом надгробия генералу Мелиссино, решив его в виде бюста и склонившейся к нему мужской фигуры в плаще. Любопытен также "барелиеф для надгробной из мрамору [...] деланной в 1804 году для профессора скульптуры Шубина". Исполненный за год до смерти скульптора Шубина, он назван Прокофьевым "Мать оплакивает сына". Проект изображает скорбную женскую фигуру у тела покойного. К 1818 г. относится проект надгробия князю А. И. Горчакову - плакальщица возле постамента с мужским портретом (по заказу Д. И. Хвостова).

Последней работой Прокофьева в мемории был памятник фельдмаршалу Барклаю де Толли, исполненный в 1821 г. в двух вариантах. Первый - с бюстом на постаменте, который Минерва венчает лавровым венком (слева на фоне знамен - фигура "Россия"); второй - с рельефным портретным медальоном на пирамиде и скульптурами "России" и плакальщицы. Скульптор вводит здесь также конкретный эпизод, изображая на постаменте барельефом вступление русского войска в Париж после разгрома Наполеона. Но предпочтение и в этот раз было отдано другому скульптору, Демут-Малиновскому.

Академия и современники высоко ценили талант и трудолюбие Прокофьева, вместе с тем этот замечательный художник :часто оставался без работы и был вынужден исполнять роль помощника других скульпторов.

В те же годы получают известность московские мемориальные произведения ровесника Прокофьева, скульптора Гавриила Тихоновича Замараева (1758-1828). Искусство этого талантливого ваятеля мало изучено, вместе с тем формирование московской пластической школы и развитие исторического рельефа в период классицизма тесно связаны с его именем (Г. Т. Замараев, ученик Н. Жилле и Гордеева, окончил Академию художеств в 1779 г., получив заграничную командировку. В Парижской Академии работал у де Муши и Пигаля. В Россию вернулся в 1784 г. Известен отличными рельефами на многих московских зданиях (Университет, Останкинский дворец, Шереметевский странноприимный дом и др.), Как мастера монументально-декоративной скульптуры, его приглашали для совместной работы ведущие архитекторы). Исследователи творчества Замараева утверждают, что им исполнены в разное время несколько надгробий для московских кладбищ, в их числе Жигареву (Андроников монастырь), Хованской (Новоспасский монастырь), Давыдову, Корсакову и Козлову (Донской монастырь) (См.: Ф. Лях, Скульптор Г. Т. Замараев. - Журн. "Искусство", М., 1959, № 12, стр. 63-66; Т. В. Якирина, Я. В. Одноралов, И. П. Витали. Л. - М., 1960, стр. 7. Перечисленные надгробия находятся в экспозиции ГНИМА).

Надгробие И. И. Козлова - самый ранний скульптурный памятник Донского кладбища, исполнен в виде четырехколонной, доверху зарешеченной беседки типично московского образца; внутри помещена мраморная группа - плакальщица и лев по бокам от урны, а на ее пьедестале - рельефный мужской портрет. Фигура молодой плакальщицы едва полуприкрыта легкой античной одеждой, грациозная поза скорее кокетлива, нежели грустна. В этом образе нет ничего от привычно скорбных женских образов предыдущих мастеров классицизма. Зато необыкновенно выразительна фигура геральдического льва с лохматой гривой и когтистыми лапами, сочувственно смотрящего на юную плакальщицу. В литературе есть мнение относительно французских влияний на трактовку этого надгробия (Замараев незадолго перед тем возвратился из Парижа).

Предыдущая 4 5 6 7 8 9 10 11 121314 15 16 17 18 19 Следующая

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: