Человек, который был Четвергом (Страшный сон) (The Man, Who was Thursday) (A Nightmare)

Роман (1908)

В романтическом и странном уголке Лондона, называемом Шафран­ным парком, встретились Люциан Грегори — поэт-анархист, чьи длинные огненные кудри в сочетании с грубым подбородком наводи­ли на мысль о соединении ангела и обезьяны, и Габриэль Сайм — молодой человек в щегольском костюме, с изящной белокурой бород­кой и тоже поэт. «Творчество — это подлинная анархия, а анар­хия — подлинное творчество», — проповедовал Грегори. «Я знаю другую поэзию, поэзию человеческой нормы и порядка, — отвечал Сайм. — А то, что утверждаете вы, обычное художественное преуве­личение». — «Ах, вот как! Дайте мне слово, что вы не донесете в по­лицию, и я покажу вам то, что полностью убедит вас в серьезности моих слов». — «Извольте. В полицию я не донесу».

В небольшом кафе, куда Грегори привел Сайма, столик, за кото­рым они сидели, внезапно опускается в подземелье с помощью таин-

ственного механизма. Стены бункера отливают металлическим блес­ком — они так увешаны бомбами, ружьями и пистолетами, что не остается никакого свободного места. Через минуту здесь должно со­стояться собрание отчаянных анархистов-террористов. В Европейский Совет Анархии, семь членов которого носят имена дней недели и воз­главляются Воскресеньем, на сегодняшнем собрании должны избрать нового Четверга на место выбывшего, и им должен стать Грегори. «Грегори, я польщен, что вы, поверив моему слову, открыли мне свою тайну. Дайте мне слово, что, если я открою вам свою, вы сохраните ее так же неукоснительно, как это намерен сделать я». — «Я даю вам слове». — «Великолепно. Я агент полиции из отдела по борьбе с анархистами». — «Проклятье!»

На совещании Сайм, выдавая себя за представителя самого Вос­кресенья, отводит кандидатуру Грегори и предлагает вместо него самого себя. Напрасно Грегори скрипит зубами и бросает невнятные яростные реплики. Сайм становится Четвергом.

В свое время он стал полицейским агентом, потому что был оча­рован метафизической идеей борьбы с анархизмом, как со вселен­ским злом. Организатор и руководитель особого отдела, состоящего из сыщиков-философов, человек, которого по соображениям сверх­конспирации никто никогда не видел (все встречи происходили в аб­солютной темноте), принял его на эту фантастическую службу.

Теперь необыкновенная удача позволяет Саймону присутствовать на заседании Совета, посвященном предстоящему убийству в Париже одновременно президента Франции и прибывшего с визитом русского царя. Каждый член Совета анархистов обладает какой-нибудь мрач­ной странностью, но наиболее странен и даже кошмарен Воскресе­нье. Это человек необычной внешности: он огромен, похож на надутый шар, слонообразен, толщина его превосходит всякое вообра­жение. Согласно введенным Воскресеньем необычайным правилам конспирации, заседание проходит на виду у публики, на балконе рос­кошного ресторана. С адским аппетитом Воскресенье поглощает ог­ромные порции изысканной пищи, но отказывается обсуждать покушение, так как среди них, объявляет он, находится агент поли­ции. Сайм еле сдерживает себя, ожидая провала, но Воскресенье ука­зывает на Вторника. Вторник, отчаянный террорист с внешностью дикаря, родом из Польши и с фамилией Гоголь, лишается парика и со страшными угрозами изгоняется.

На улице Сайм обнаруживает слежку за собой. Это Пятница — профессор де Вормс, немощный старик с длинной белой бородой.

Но, как выясняется, перемещается он необыкновенно прытко, от него просто невозможно убежать. Четверг укрывается в кафе, но Пятница внезапно оказывается за его столиком. «Признайтесь, вы агент полиции, так же как Вторник и так же как... я», — профессор предъявляет голубую карточку Отдела по борьбе с анархистами. Сайм с облегчением предъявляет свою.

Они направляются к Субботе — доктору Буллю, человеку, лицо которого искажено страшными черными очками, заставляющими строить самые ужасные предположения о преступности его натуры. Но оказывается, стоит Субботе на минутку снять очки, как все вол­шебно изменяется: появляется лицо милого молодого человека, в ко­тором Вторник и Четверг сразу узнают своего. Голубые карточки предъявлены.

Теперь уже трое врагов анархизма бросаются в погоню за Средой. Это маркиз Сент-Эсташ, внешность которого изобличает таинствен­ные пороки, унаследованные из глубины веков. Именно ему, по-види­мому, поручена преступная акция в Париже. Настигнув его на французском берегу, Сайм вызывает маркиза на дуэль, во время кото­рой выясняется, что внешность Среды — это искусный грим, а под ним скрывается инспектор лондонской полиции, владелец голубой карточки секретного агента. Теперь их уже четверо, но они тут же обнаруживают, что их преследует целая толпа анархистов во главе с мрачным Понедельником — секретарем Совета Анархии.

Дальнейшее разворачивается как истинный кошмар. Толпа пре­следователей становится все многочисленней, причем на сторону врага переходят те, от кого этого никак нельзя было ожидать, те, кто сначала оказывал помощь несчастным преследуемым полицейским, — старый бретонский крестьянин, солидный доктор-француз, начальник жандармерии небольшого городка. Обнаруживается поистине всемо­гущая власть преступного Воскресенья — все куплено, все развра­щено, все рушится, все на стороне зла. Слышен шум толпы преследователей, мчатся кони, трещат выстрелы, свистят пули, авто­мобиль врезается в фонарный столб, и наконец торжествующий По­недельник заявляет сыщикам: «Вы арестованы!» — и предъявляет голубую карточку... Он преследовал их, считая, что гонится за анар­хистами.

Вернувшиеся в Лондон уже все «шесть дней недели» (к ним при­соединяется и Вторник) надеются вместе справиться со страшным Воскресеньем. Когда они приходят в его дом, он восклицает: «Да вы

хоть догадались, кто я? Я тот человек в темной комнате, который принял вас в сыщики!» Затем гигантский толстяк легко прыгает с балкона, подпрыгивает, как мяч, и быстро вскакивает в кеб. Три кеба с сыщиками несутся в погоню. Воскресенье корчит им смешные рожи и успевает бросать записочки, содержание которых сводится примерно к «Люблю, целую, но придерживаюсь прежнего мнения. Ваш дядюшка Питер» или к чему-нибудь подобному.

Далее Воскресенье проделывает следующие эффектные аттракцио­ны: перепрыгивает на ходу из кеба в пожарную машину, ловко, как огромный серый кот, перелезает через ограду лондонского зоосада, мчится по городу верхом на слоне (может быть, это лучший его номер) и, наконец, поднимается в воздух в гондоле воздушного шара. Боже, как странен этот человек! Такой толстый и такой легкий, он подобен слону и воздушному шару и чем-то похож на звенящую и яркую пожарную машину.

Шестеро бредут теперь без дороги по лондонским предместьям, отыскивая место, где опустился воздушный шар. Они устали, одежда их запылена и разорвана, а мысли заполнены тайной Воскресенья. Каждый видит его по-своему. Здесь есть и страх, и восхищение, и не­доумение, но все находят в нем широту, уподобленность полноте ми­роздания, разливу его стихий.

Но вот их встречает слуга в ливрее, приглашая в поместье госпо­дина Воскресенья. Они отдыхают в прекрасном доме. Их одевают в великолепные многоцветные, маскарадные, символические одежды. Они приглашены к столу, накрытому в дивном райском саду. Появ­ляется Воскресенье, он спокоен, тих и полон достоинства. Ослепи­тельная простота истины открывается перед ними. Воскресенье — это отдых Господень, это День Седьмой, день исполненного творения. Он воплощает завершение порядка в видимом беспорядке, в веселье и торжестве вечно обновляющейся нормы. А сами они — дни труда, будни, которые в вечном беге и погоне заслуживают отдых и покой. Перед ними, перед неумолимой ясностью порядка, склоняется в конце концов и метафизический бунтарь-анархист, рыжекудрый Люцифер — Грегори, а великий Воскресенье растет, расширяясь, слива­ясь со всей полнотой Божьего мира.

Как странно, что эта греза посетила поэта Габриэля Сайма в то время, как он спокойно гулял по аллеям Шафранного парка, болтая о пустяках со своим приятелем, рыжим Грегори, но ясность, обретен­ная в этом сне, не покидала его, и благодаря ей он вдруг увидел у ре-

шетки сада в свете зари рыжую девушку, рвавшую сирень с бессозна­тельным величием юности, чтобы поставить букет на стол, когда на­ступит время завтрака.

А. Б. Шамшин

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском по сайту: